Секция 9. Психологическая реабилитация в клинической практике.

Жиляева Марианна Сергеевна

ЗабГУ, Чита, РФ

МОДЕЛЬ ИНДИВИДУАЛЬНОГО ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО КОНСУЛЬТИРОВАНИЯ В МНОГОНАЦИОНАЛЬНОМ РЕГИОНЕ

Опираясь на личностно-ориентированный подход (К. Роджерс, З. Фрейд, К.Г. Юнг и др.), который проводит анализ внутренних индивидуальных причин проблемы и проблемно-ориентированный подход (А. Эллис, У. Драйден и др.), направленный на анализ сущности проблем клиента с точки зрения внешних причин ее возникновения, в том числе и связанных этнокультурными особенностями (Н. Пезешкиан, Х. Дайденбах и др.), а также на их применение в процессе индивидуального психологического консультирования направлено создание модели индивидуального психологического консультирования для ее применения в многонациональном регионе. Целью индивидуального психологического консультирования в многонациональном регионе стало изменение полярности оценочной позиции клиента с целью развития гибкости в восприятии и оценки, как окружающей действительности, так и его внутреннего мира. Отвечая на запрос и анализируя выбор необходимых форм работы, основной целью разработки и реализации модели индивидуального психологического консультирования стала помощь клиенту в выработке совокупности умений принимать адекватные поведенческие решения через овладение когнитивными, коммуникативными и деятельностными стратегиями развития этнокультурной компетентности. Задачами психологического консультирования стали: изучение психологически травмирующего материала, изменение восприятия этнокультурной картины мира, повышение самооценки, выработка навыков адаптивного поведения и взаимодействия, осознание принадлежности к этнокультурной группе и поощрение стремления к познанию, общению и взаимодействию с представителями иных этнокультурных групп, выработка реалистической, активной жизненной позиции при преодолении возникающих проблем. Индивидуальное психологическое консультирование проводится согласно запросу клиентов и в ходе которого применяется адаптированная к этнокультурной среде консультативная модель. Исследование природы проблем клиентов проведено посредством изучения типов этнофункциональных рассогласований элементов психики, для подтверждения предположения о том, что проблемы, с которыми клиент обращается в службу психологического консультирования, связаны с жизнью и деятельностью в иной этнокультурной среде. Выявленные типы этнофункциональных рассогласований (методика выявления этнофункциональных рассогласований В.В. Тимохина) были соотнесены с обобщенными типами проблем клиентов (Висбаденский опросник к методу позитивной психотерапии Н. Пезешкиана и Х. Дайденбаха). Выбор модели индивидуального психологического консультирования проводился на основе анализа различных консультативных моделей, таких как шестишаговая модель А. Блазера, эклектическая модель Р. Кочунаса, модель Р.С. Немова и К. Роджерса. Мы выделили следующие стадии психологического консультирования: Первый этап. Установление контакта через формирование доверия, поддержку, проявление эмпатии, отсутствие критики со стороны консультанта, поощрение клиента на выражение чувств и раскрытие проблемы им самим. Второй этап. Выявление проблемы через изучение установок клиента и анализ типа запроса: на данном этапе особое внимание обращается на объяснение проблемы и ее причин, которое дает сам клиент, связывает ли он наличие проблемы с этнокультурными особенностями, анализируется окружение клиента и ситуация в целом. На этом этапе поощрялось выражение клиентом тревоги и других отрицательных эмоций, клиенту необходимо дать «выговориться», вербализировать свои переживания. Для выявления проблемы клиента проводилась комплексная диагностика, которая включала как метод наблюдения, беседу с клиентом, так и использование специальных методик, направленных на выявление этнокультурных особенностей причин возникновения проблемы. Были использованы Висбаденский опросник к методу позитивной психотерапии Н. Пезешкиана и Х. Дайденбаха, методика выявления этнофункциональных рассогласований В.В. Тимохина. На данном этапе начинается овладение когнитивной стратегией развития этнокультурной компетентности через идентификацию собственной этнокультурной принадлежности – отвечая на вопросы методик, клиент задумывается о ее особенностях. Консультант нацелен на построение мотивации – подталкивание клиента к самораскрытию; выдачу позитивной обратной связи; использование самораскрытия для достижения инсайта и когнитивного переструктурирования. Третий этап. Изучение отношения клиента к проблеме, анализ которой происходит в атмосфере сложившегося доверия, через рассмотрение условий возникновения и протекания проблемы, прояснение эмоций и поведенческих реакций, анализ истории возникновения проблемы, а также ее функциональную проработку. На данном этапе консультант информирует клиента о симптоматике и течении стрессовых реакций, что ослабляет тревогу и связанные с ней симптомы, рассматривает причины возникновения проблем связанные с жизнью и деятельностью в иной этнокультурной среде, задавая косвенные вопросы клиенту. Содержание этапа включало в себя формулирование действительной проблемы клиента, анализ ее с точки зрения ее этнокультурных причин возникновения, вербализацию проблемы и прояснение отношения к такой трактовке, самораскрытие со стороны клиента. На данном этапе применялась техника отражения чувств, для наиболее полного проживания клиентом ситуации и прояснения поведенческих реакций клиента в стрессовой, проблемной ситуации, техника рефреминга для объяснения проблемы клиента с этнокультурной

Кобзева Людмила Сергеевна

Центр социальной адаптации для наркозависимых " Надежда", Тольятти, Россия

Ерзин Александр Игоревич

Оренбургский государственный медицинский университет, Оренбург, Россия

О перспективах психосоциальной реабилитации наркозависимых, ориентированной на развитие навыков проактивного поведения

Актуальность разработки медицинских реабилитационных программ определяется необходимостью поиска новых психотерапевтических технологий лечения и реабилитации пациентов, зависимых от психоактивных веществ. Ни для кого не секрет, что в настоящее время наблюдается низкая эффективность лечения пациентов с химической зависимостью и недостаточность реабилитационного звена в структуре оказания наркологической помощи. Сегодня наркомания набирает все большие обороты и ежегодно уносит сотни жизней не только среди взрослого населения, но и среди подростков, детей. Наркомания является не только медицинской, но и сложной социальной проблемой, тесно связанной с нравственными последствиями, ростом преступности, снижением рождаемости и увеличением смертности [5]. При этом особую сложность составляет лечение психологической зависимости, поскольку ее проявления могут сохраняться десятилетиями и являются причиной рецидивов. Следует отметить, что психогенные факторы играют далеко не последнюю роль как в самом начале формирования аддикции, так и в рецидивах [6]. Стрессовые ситуации, сопряженные с личностно значимыми событиями (н-р, увольнение с работы, семейные конфликты, смерть близкого человека, социальная несправедливость и т.д.) сталкиваются с индивидуально-типологическими особенностями, определяющими личностную уязвимость: несамостоятельность и недостаток автономии, эмотивность, внешний локус контроля, пессимизм и избегающее поведение. В результате этого столкновения и формируются предпосылки для возникновения зависимости. В свою очередь, для успешного совладания со стрессовыми ситуациями необходимо проявлять ответственность за себя и свою жизнь, силу воли, автономию, инициативность и метамотивационную направленность, что составляет комплекс личностных детерминант проактивного поведения. Феномен проактивности, позитивно влияющий на состояние психического здоровья, у лиц с синдромом зависимости недостаточно изучен и не востребован в поиске эффективных способов реабилитации. Однако современные исследования показывают высокую эффективность психотерапевтических и реабилитационных моделей, основанных на проактивности [7]. В предыдущих работах нам удалось продемонстрировать результативность реабилитационных мероприятий, ориентированных на развитие навыков проактивного поведения [1-4]. Полученные нами данные позволяют судить о необходимости концептуализации и последующего широкого распространения новой психотерапевтической модели, использующей ресурсы проактивности. Главные особенности этой модели заключаются в следующем: 1.

Психотерапия носит интегративный характер (опирается на когнитивно-поведенческую и экзистенциально-гуманистическую парадигмы). 2.

Модель ориентирована, в первую очередь, на работу с пациентами, страдающими непсихотическими расстройствами (хотя эффективность доказана и при работе с больными шизофренией, находящимися в стойкой ремиссии). 3.

Может проходить как в групповой, так и в индивидуальной форме. 4.

Строгая этапность. 5.

Учитывается роль социальной поддержки и непрерывная работа с родственниками пациентов. 6.

В конечном счете, главной целью реабилитации и психотерапии является не просто достижение адаптации к социальной реальности, но и способность ощущать контроль над сложными жизненными ситуациями, которые ранее воспринимались как неразрешимые и провоцировали уход в болезнь. Теоретические основы данной модели в настоящее время активно разрабатываются. Ее апробация планируется не только среди лиц с аддиктивным поведением, но и среди больных невротическими и аффективными расстройствами. Итак, мы полагаем, что развитие навыков проактивного поведения позволит повысить эффективность клинико-психологического сопровождения в реабилитации зависимых, следовательно, сократится количество рецидивов у выздоравливающих пациентов. В этом вы видим новый взгляд на психотерапию и психореабилитацию, конечная цель которых - сформировать у пациентов зрелые социально-обусловленные мотивы, способность ставить долгосрочные цели и управлять их достижением, конструктивные смыслы жизни.

Литература:

1.Ерзин А.И. Динамика некоторых компонентов проактивности у больных шизофренией в процессе групповой психотерапии//Фундаментальные исследования. -2013b. - №7-11. - С. 1505-1508.

2.Ерзин А.И. Динамика общего состояния и социального функционирования больных шизофренией в процессе психологической коррекции, основанной на проактивности // XVI СЪЕЗД ПСИХИАТРОВ РОССИИ. Всероссийская научно-практическая конференция с международным участием «Психиатрия на этапах реформ: проблемы и перспективы», 23-26 сентября 2015 года, г. Казань [Электронный ресурс]: тезисы / под общей редакцией Н.Г. Незнанова. - СПб.: Альта Астра, 2015. – С. 697.

3.Ерзин А.И., Кобзева Л.С. Особенности проактивности у накрозависимых лиц с учётом преобладающего типа лечения // Наркология. - 2015. - Т. 14. - № 4 (160). - С. 63-69.

4.Кобзева Л.С., Ерзин А.И. Проактивность как компонент самоосознания у наркозависимых // Душевное здоровье населения на границе Европы и Азии Материалы 5-й международной научно-практической конференции. - 2015. - С. 56-57.

5.Кулаков С.А., Ваисов С.Б. Руководство по реабилитации наркозависимых. – СПб.: Речь, 2006

6.Постнов В.В. Расстройства адаптации у больных алкоголизмом в ремиссии. - Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к.м.н.: Спец. 14.00.18. – Оренбург: ОрГМА, 2003. - 28 с. ил.

7.Thoolen B.J., de Ridder D., Bensing J., Gorter K., Rutten G. Beyond good intentions: The role of proactive coping in achieving sustained behavioural change in the context of diabetes management // Psychol Health. – 2009. - №24 (3). – С. 237-254

Колпаков Ярослав Витальевич

ФГБУ " ФМИЦ психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского" Минздрава России, Москва, Российская Федерация

Реабилитация лиц, зависимых от опиоидов: клинико-психологическая оценка

Численность лиц, имеющих проблемы с зависимостью от психоактивных веществ в России составляет более 2% населения. Распространённость наркологических расстройств в России по-прежнему остаётся на высоком уровне. Более чем у 3 млн. человек имеются верифицированные расстройства, обусловленные употреблением психоактивных веществ. При этом показатели ремиссий остаются на очень низком уровне [1]. Такая ситуация ставит перед клинической психологией задачу по совершенствованию методов реабилитации и профилактики рецидивов у лиц зависимых от психоактивных веществ. Среди факторов, которые крайне важно учитывать при разработке и внедрении этих методов, современные исследователи указывают на предикторы мотивационной готовности к изменению зависимого поведения и стремления к лечению [2]. Целью исследования было изучение особенностей мотивации на реабилитацию и на психотерапию у лиц, зависимых от опиоидов, участвующих в различных программах реабилитации. Объектом исследования выступили особенности мотивационно-деятельностной сферы личности лиц зависимых от опиоидов, участвующих в различных программах реабилитации («Анонимные Наркоманы»; «духовно-ориентированная»; «медико-социальная»). Методами исследования были библиографический, психодиагностический и статистический. Всего были обследованы 90 мужчин в возраст 20-35 лет. Из них были сформированы 3 основные группы и 2 контрольные группы, сопоставимые по возрасту. В первую основную группу вошли 20 мужчин (27, 8±4, 6 года) зависимых от опиоидов, проходящих реабилитацию в программе Анонимные Наркоманы (АН) при ГУ СРЦ «Возрождение» Управления по социальной защите населения г. Москвы. Срок воздержания от употребления наркотиков составлял от 1 до 3 лет (1, 6±0, 6 года). Во вторую основную группу вошли 20 мужчин (27, 7±4, 6 года) зависимых от опиоидов, проходящих духовно-ориентированную программу реабилитации при монастыре Святого Саввы Освященного (Республика Украина, г. Мелитополь). Сроки воздержания от употребления наркотиков составлял от 1 до 3 лет (1, 8±0, 8 года). В третью основную группу вошли 20 мужчин (29, 2±3, 6 года) зависимых от опиоидов, проходящих медико-социальную реабилитацию в клиническом филиале Московского научно-практического центра наркологии Департамента здравоохранения г. Москвы. Сроки воздержания от употребления наркотиков составлял от 3 месяцев до 1, 5 лет (0, 9±0, 5 года). В первую контрольную группу вошли 15 мужчин (30, 8±4, 1 года) зависимых от опиоидов, проходящих стационарное лечение в клиническом филиале Московского научно-практического центра наркологии Департамента здравоохранения г. Москвы. Обследование проводилось на 14-16 сутки после купирования абстинентного состояния. Во вторую контрольную группу вошли 15 условно здоровых мужчин (28, 7±5, 5 года) из общей популяции г. Москвы. Использовались следующие психодиагностические методики в авторской адаптации: 1). «Опросник мотивации на реабилитацию» (PAREMO-20, Patientefragebogen zur Erfassung der Reha-Motivation, R. Nü bling, D. Kriz, J. Herwig, M. Wirtz, N. Tö ns, J. Bengel, 2005) [3]; 2). «Опросник мотивации на психотерапию» (FPTM, Fragebogen zur Psychotherapiemotivation, R. Nubling, H. Schulz, J. Schmidt, U. Koch, W.W. Wittmann, 2001) [4]. Для статистической обработки использовался пакет программ «SPSS, version 20». Результаты исследования. В структуре мотивации на реабилитацию изучаемые группы не различаются по факторам преодоления психологического дистресса, получения социальной поддержки и вторичной выгоды от реабилитации, информированности о реабилитации и скептицизма в отношении реабилитации. Выявлено, что фактор преодоления физических ограничений статистически достоверно выше у лиц, зависимых от опиоидов, проходящих медико-социальную реабилитацию при наркологической больнице (13, 50±1, 57 балла), чем у лиц, зависимых от опиоидов, проходящих реабилитацию в программе Анонимные Наркоманы и чем у лиц, зависимых от опиоидов, проходящих духовно-ориентированную реабилитацию при монастыре – p& lt; 0, 000 и p& lt; 0, 001, соответственно. Данный параметр отражает фактор мотивации на реабилитацию, связанный с жалобами на физическое состояние пациентов и подчеркивает те ограничения, которые возникают в их повседневной жизни. Предполагается, что выраженные физические ограничения способствуют высокой мотивации на реабилитацию. У лиц зависимых от опиоидов, проходящих реабилитацию в программе Анонимные Наркоманы, преобладающим фактором мотивации на психотерапию является надежда на её помощь (56, 47±6, 33 Т-балла). Этот фактор в данной группе статистически достоверно выше, чем у лиц зависимых от опиоидов, проходящих медико-социальную реабилитацию при наркологической больнице (p& lt; 0, 043), так же как и фактор знаний о пользе психотерапии (52, 00±1, 54 Т-балла), который в данной группе статистически достоверно выше, чем у лиц зависимых от опиоидов, проходящих духовно-ориентированную реабилитацию при монастыре и у лиц зависимых от опиоидов, проходящих медико-социальную реабилитацию при наркологической больнице (p& lt; 0, 006 и p& lt; 0, 000, соответственно). Негативный фактор мотивации на психотерапию – отрицание её необходимости (46, 65±9, 06 Т-балла) – наименее выражен в данной группе и статистически достоверно ниже по сравнению с лицами зависимыми от опиоидов, проходящими медико-социальную реабилитацию при наркологической больнице (p& lt; 0, 002). У лиц зависимых от опиоидов, проходящих духовно-ориентированную реабилитацию при монастыре, преобладающим факт

Литература:

1.Основные показатели деятельности наркологической службы в 2011 году. Мат-лы ННЦ наркологии / подг. под рук. Кошкиной Е.А. М.: ННЦ наркологии, 2012. 38 с.

2.Ялтонский В.М. Теоретическая модель мотивации к лечению зависимости от психоактивных веществ // Вопросы наркологии. 2009. №6. С. 60-69.

3.Herwig J. et al. Optimierung des Patientenfragebogens zur Erfassung der Rehabilitationsmotivation (PAREMO) // DRV-Schriften. 2005. Band 59. S. 71-72.

4.Nü bling R., Schmidt J., Schulz H. FPTM. Fragebogen zur Psychotherapiemotivation // In E. Brä hler, J. Schuhmacher & B. Strauß (Hrsg.), Diagnostische Verfahren in der Psychotherapie. Gö ttingen: Hogrefe, 2002. S. 141-145.

Лепилкина Таисия Алексеевна

ФГБНУ НЦПЗ, Москва, Россия

К вопросу о психологической коррекции когнитивных нарушений у больных шизофренией: влияние фактора пола

В настоящее время когнитивные нарушения при шизофрении рассматриваются многими исследователями в качестве одной из ключевых целей терапевтических усилий, как в сфере фармакологии, так и для различных видов психосоциального воздействия – обучения, тренингов, психотерапии. И если способность антипсихотических препаратов улучшать когнитивное функционирование пациентов по-прежнему остается предметом для дискуссии, а исследования фармакологических агентов, целенаправленно влияющих на потенциальные «когнитивные» мишени (cognitive enhancers), пока не увенчались регистрацией специализированных препаратов, то результаты изучения эффективности реабилитационных мероприятий выглядят обнадеживающими. Исследования показывают, что различные программы когнитивных тренингов, восстановительного обучения и коррекции нарушений познавательной деятельности, эффективны для больных шизофренией [1, 2, 3], более того – способствуют улучшению функционального исхода заболевания [4, 5, 6]. Природа когнитивных нарушений при шизофрении до конца не известна. Одним из факторов, оказывающих существенное влияние на проявления когнитивной дисфункции, равно как и на особенности клиники и течения болезни, является пол пациентов. Учет этого фактора при проведении психологической коррекции когнитивных нарушений, с нашей точки зрения, может способствовать большей эффективности реабилитационных мероприятий. Сравнительное экспериментально-психологическое исследование когнитивной дисфункции у мужчин и женщин, страдающих шизофренией [7], показало, что пол пациента оказывает влияние на выраженность нарушений определенных познавательных функций, на степень дифференцированности и вариабельности когнитивной сферы, а также на взаимодействие параметров когнитивного функционирования с психопатологическими расстройствами. Когнитивное функционирование пациентов-мужчин характеризовалось большей по сравнению с женщинами выраженностью нарушений в наиболее пораженных когнитивных сферах (отклонение от нормативных показателей более 2.5 σ ) – психомоторной скорости и внимании. При этом показатели относительно сохранных исполнительных функций (executive functions) – планирования, абстрактного мышления, рабочей памяти и интерферируемости деятельности – у мужчин, напротив, были значимо выше, чем у женщин. Внутренняя структура когнитивного функционирования также отличалась у пациентов разного пола – как «плотностью» взаимосвязей между когнитивными переменными, и по составу факторов. Когнитивная сфера у мужчин характеризовалась высокой степенью дифференцированности с выделением локальных когнитивных «факторов» (в математическом, не луриевском, смысле). Такая организация когнитивной сферы предполагает, что уровень сохранности или нарушенности когнитивных функций в рамках одного фактора не зависит от состояния других факторов. В группе женщин внутренняя организация когнитивного пространства была иной. Различные аспекты познавательной деятельности обнаружили высокую степень взаимосвязи между собой, что указывает на то, что для женщин, больных шизофренией, выраженность нарушения конкретной когнитивной функции в значительной степени определяется состоянием всей познавательной сферы, некоторым общим уровнем когнитивного функционирования. Взаимосвязи между когнитивной сферой и клиническими проявлениями шизофрении также значительно отличались у пациентов разного пола. В группе мужчин большая тяжесть самых разных клинических «синдромов» (например, анергии или симптомов дезорганизации) сопровождалась более выраженными нарушениями аспектов поведения, отражающих мотивационный компонент познавательной деятельности. В группе женщин связь с этими оценками была выявлена лишь для небольшого числа клинических факторов. Из собственно когнитивных параметров наиболее часто у мужчин с психопатологическими симптомокомплексами были связаны скорость простой реакции, кратковременная слухоречевая память и обобщенный показатель внимания. В группе женщин в наибольшей степени с клиническими факторами взаимодействовали различные аспекты исполнительного функционирования. Иными словами, те когнитивные функции, которые у пациентов разного пола были в большей степени снижены относительно группового тренда (внимание у мужчин и исполнительные функции – у женщин), в большей же степени взаимодействовали с клинической симптоматикой болезни. На основании этих данных можно рекомендовать тактически различные подходы к коррекционной работе с нарушениями познавательной деятельности у пациентов с шизофренией разного пола. В случае мужчин более оправданным выглядит выявление на начальных этапах наиболее нарушенных когнитивных сфер и прицельная работа по их восстановлению, коррекции или формированию новых навыков. Для женщин предположительно более эффективными будут коррекционные мероприятия, направленные на улучшение исполнительного функционирования, поскольку именно этот аспект когнитивной деятельности, во-первых, оказался снижен в группе женщин относительно общегруппового уровня, во-вторых, он обнаружил наиболее интенсивные связи с клиническими проявлениями болезни и, в-третьих, возможно, в его относительной сохранности заключается ресурс к восстановлению, в отличие от тех аспектов когнитивной деятельности, которые продемонстрировали более глубокие нарушения у пациентов обоих полов. Предложенные рекомендации нуждаются в проверке и подтверждении в рамках дополнительных исследований.

Литература:

1.Medalia, A. Effectiveness of attention training in schizophrenia / A. Medalia, M. Aluma, W. Tryon, A.E. Merriam // Schizophrenia Bulletin. – 1998. – №24(1). – Р. 147–152.

2.Pfammatter, M. Efficacy of psychological therapy in schizophrenia: Conclusions from meta-analyses / M. Pfammatter, U.M. Junghan, H.D. Brenner //Schizophrenia bulletin. – 2006. – №32(suppl 1). – Р. S64-S80.

3.Medalia, A. Cognitive remediation in schizophrenia / A. Medalia, J. Choi // Neuropsychology review. – 2009. – № 19(3). – Р. 353–364.

4.Hogarty, G.E. Cognitive enhancement therapy for schizophrenia effects of a 2-year randomized trial on cognition and behavior / G.E. Hogarty, S. Flesher, R. Ulrich, M. Carter, D. Greenwald, M. Pogue-Geile, M. Kechavan, S. Cooley, A.L. DiBarry, A. Garrett, H. Parepally, R. Zoretich // Arch Gen Psychiatry. – 2004. – №61(9). – Р. 866–876.

5.Roder, V. Integrated psychological therapy (IPT) for schizophrenia: is it effective? / V. Roder, D.R. Mueller, K.T. Mueser, H.D. Brenner // Schizophrenia bulletin. – 2006. – №32(suppl 1). – Р. S81–S93.

6.McGurk, S. A meta-analysis of cognitive remediation in schizophrenia / S. McGurk, E. Twamley, D. Sitzer, G. McHugo, K. Mueser // American Journal of Psychiatry. – 2007. – №164(12). – Р. 1791–1802.

7.Лепилкина, Т.А. Особенности когнитивного функционирования мужчин и женщин, страдающих шизофренией: экспериментально-психологическое исследование: дис. … канд. психол. наук: 19.00.04 / Лепилкина Таисия Алексеевна. – 2016. – 187 с.

Первичко Елена Ивановна

МГУ имени М.В. Ломоносова, факультет психологии, Москва, Россия

Психологическая реабилитация и профилактика рисков утяжеления клинической симптоматики у подростков с пролапсом митрального клапана

Пролапс митрального клапана (ПМК) занимает одно из ведущих мест в структуре заболеваний подросткового возраста. Частота ПМК у детей колеблется от 3–5% в возрасте до 1 года и возрастает к 14 годам до 22–31% [12]. Важным фактором, влияющим на повышение выявляемости ПМК в подростковом возрасте, является специфическая клиническая картина ПМК, основное место в которой занимают психовегетативные жалобы: на головные боли, возникающие при переутомлении и эмоциональной нагрузке, головокружение, сердцебиение, одышку [11, 13]. Боли в сердце отмечаются в 32–65 % случаев [10, 12]. Они имеют атипичный характер и проходят после приема транквилизаторов [11, 12]. Согласно опубликованным данным, у 2/3 пациентов с ПМК выявляются признаки тревожных расстройств. Больным свойственны проблемы с осознанием и регуляцией эмоций (РЭ) в стрессовых ситуациях. Именно в стрессовых ситуациях, как правило, возникают психовегетативные проявления [11, 13, 15]. Таким образом, задача изучения РЭ у подростков с ПМК является высоко актуальной, в связи с необходимостью решения вопросов диагностики, лечения, реабилитации и профилактики. Целью исследования явилось изучение РЭ подростков с ПМК и их здоровых сверстников и обоснование рекомендаций по оказанию психологической помощи подросткам с риском утяжеления клинических проявлений ПМК. В качестве теоретического базиса исследования выступил подход к пониманию эмоций в культурно-деятельностной парадигме: представления об эмоциях как о высших психических функциях и о знаково-символическом опосредствовании эмоций [2, 3, 8, 9]; как о субъективной форме существования потребностей [1, 4, 7]. Обследовано 36 пациентов с ПМК подросткового возраста (средний возраст – 17.1±0.8 лет) и 40 здоровых подростков (средний возраст – 16.7±1.6 лет). Выполнялось проективное и психосемантическое исследование с использованием модифицированного нами варианта методики изучения фрустрационных реакций Розенцвейга [5, 6, 14]. В качестве анализируемых параметров выступили: 1) количество ситуаций, отнесенных участниками исследования к разряду травматичных; 2) количество эмоциональных дескрипторов, отобранных для описания переживаний в этих ситуациях; 3) особенности категориальных структур переживаний в отобранных ситуациях. Также был выполнен контент-анализ ответов испытуемых в условиях следующих инструкций: A – «что бы Вы ответили в данной ситуации»; B – «что бы Вы при этом подумали»; C – «что надо было бы ответить, чтобы минимизировать травматическое значение ситуации»? На основании данных контент-анализа были выделены стратегии РЭ, используемые участниками при разрешении отобранных ими ситуаций [6]. Основные результаты. Показано, что подростки с ПМК отличаются от здоровых лиц достоверно бó льшим (p< 0.001) количеством событий, оцениваемых как травматичные (11.2±1.8 и 5.8±1.3, соответственно); бó льшим количеством дескрипторов, выбираемых для описания переживаний в одной ситуации (10.2±1.2 и 7.3±1.3, соответственно, p< 0.05); достоверно большей представленностью в структуре смысловых полей эмоциональных категорий эмоций модальностей «гнев» и «страх» и достоверно меньшей (p< 0.001) – эмоций модальности «удивление». Интерпретация этих результатов позволяет сделать вывод, что подростки с ПМК отличаются от представителей контрольной группы более высокой чувствительностью к эмоциогенным ситуациям и большей диффузией эмоциональных переживаний. Подростки с ПМК достоверно реже, по сравнению со здоровыми лицами, используют при спонтанном отреагировании такие стратегии РЭ, как «последовательная актуализация новых смыслов» (р< 0.001); «трансформация переживаний с помощью юмора и метафоры» (р< 0.001) и «субъект-субъектные интерактивные трансформации» (р< 0.05). Обозначенные стратегии являются наиболее сложными с точки зрения использования субъектом механизмов рефлексии и знаково-символического опосредствования и наиболее эффективными с точки зрения возможности снижения эмоциональной напряженности в ситуациях социального взаимодействия. При этом недифференцируемые когнитивные изменения, а также такие стратегии, как «руминации и катастрофизация» и «подавление экспрессии эмоций» встречаются у пациентов с ПМК достоверно более часто (р< 0.001). При переходе от спонтанного к произвольному отреагированию у подростков с ПМК, также как и у здоровых лиц, возрастает частота использования более сложных с когнитивной точки зрения стратегий РЭ. На основании этого можно заключить, что не только здоровые лица, но и пациенты с ПМК потенциально обладают способностью к эффективной РЭ в ситуациях социального взаимодействия. Однако пациенты с ПМК достоверно реже прибегают к этим стратегиям в условиях спонтанного отреагирования. Возникновение специфической искаженной смысловой нагрузки приводит к неадекватной оценке ими эмоциогенных ситуаций как избыточно травматичных и к возникновению диффузных переживаний, произвольная регуляция которых оказывается трудноосуществимой. Полученные результаты позволяют обосновать стратегии психологического консультирования и психотерапии подростков с ПМК с риском утяжеления клинических проявлений. Психотерапия должна иметь мотивационную направленность и включать стимуляцию личностной рефлексии и демонстрацию доступности пациентам стратегий РЭ, сложных с точки зрения знаково-символического опосредствования и эффективных с точки зрения оптимизации своего эмоционального состояния.

Литература:

1.Вилюнас В.К. Психология эмоциональных явлений. М.: Изд-во МГУ, 1976.

2.Выготский Л.С. История развития высших психических функций // Собр. соч.: В 6 т. Т. 3. М.: Педагогика, 1983. С. 5-328.

3.Выготский Л.С. Учение об эмоциях. Историко-психологическое исследование // Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М.: Педагогика, 1984. С. 91-318.

4.Леонтьев А.Н. Потребности, мотивы, эмоции: конспект лекций. М.: Изд-во МГУ, 1971.

5.Первичко Е.И. Состояния психической напряженности у больных с синдромом дисплазии соединительной ткани сердца. Дис. …канд. психол. наук. М., 1996.

6.Первичко Е.И. Стратегии регуляции эмоций: процессуальная модель Дж. Гросса и культурно-деятельностный подход. Часть II. Культурно-деятельностный подход к проблеме стратегий и механизмов регуляции эмоций // Национальный психологический журнал, 2015. Т. 1

7.Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., 1946.

8.Тхостов А.Ш. Возможности и перспективы развития культурно-исторического подхода в клинической психологии // Наследие А.Р. Лурии в современном научном и культурно-историческом контексте: К 110-летию со дня рождения А.Р. Лурии. М., 2012. С. 10-36.

9.Тхостов А.Ш. Депрессия и психология эмоций // Депрессия и коморбидные расстройства. М., 1997. С. 180-198.

10.Barlow J.R. Mitral valve billowing and prolapse — an overview. Aust N Z J Med, 1992. Vol. 22(5). P. 541-549.

11.Scordo K. Medication use and symptoms in individuals with mitral valve prolapse syndrome. Clinical Nursing Res, 2007. Vol. 16. P. 58–71.

12.Stefandis C., Toutouzas P. Mitral valve prolapse: the Merchant of Venice or much ado about norting? Eur Heart J, 2000. Vol. 21. P. 255-258.

13.Van Der Ham D.P., De Vries J.K., Van Der Merwe P.L. Mitral valve prolapse: a study of 45 children. Cardiovasc J South Afr, 2003. Vol. 14. P. 191–194.

14.Zinchenko Y., Pervichko E. Qualitative Characteristics of Emotion Regulation Process in Adolescents with Mitral Valve Prolapse // Procedia - Social and Behavioral Sciences, 2014. Vol. 146. P. 76-82.

15.Zinchenko Yu. P, Pervichko E.I., Martynov A.I. Psychological underpinning of personalized approaches in modern medicine: syndrome analysis of mitral valve prolapsed patients. Psychology in Russia: State of the Art, 2013. Vol. 6(2). P. 89-102. doi: 10.1162

Первичко Елена Ивановна

МГУ им. М.В.Ломоносова, Москва, Россия

Довбыш Дарья Вадимовна

МГУ им. М.В.Ломоносова, Москва, Россия

Психологическая реабилитация семей, переживших ожоговую травму ребенка

По данным ВОЗ ожоги - одиннадцатая причина смерти детей в возрасте от 1 года до 9 лет и пятая причина несмертельных детских травм. Основную опасность представляет ненадлежащее наблюдение взрослых за детьми, а также плохое обращение с ребенком. В настоящее время достижения медицины обеспечивают высокий уровень выживаемости при детских ожогах разной степени тяжести [1, 2]. Однако вслед за проблемой медицинского лечения остро встает проблема психологической реабилитации ребенка, пережившего тяжелую травму, а также членов его семьи. Программы психологической реабилитации для детей, переживших различные заболевания, в том числе и ожоговую травму, разрабатываются в России и других странах достаточно давно. Как правило, формат таких программ предполагает посещение групповых занятий с психологом, выезды с терапевтическими группами в специализированные лагеря и пансионаты, реже - индивидуальную работу с психологом. Обзор исследований о последствиях ожоговой травмы у детей показывает, что от 20% до 30 % дошкольников и младших школьников испытывают значительный уровень стресса на начальных этапах лечения, 3% младших школьников и 14% подростков имеют депрессивную симптоматику спустя 9 лет после трагического события [4, 7]. Специфика ожоговой травмы такова, что высокой психологической травматичностью обладает и сам факт получения ожога, и боль, полученная при травме, и большое количество болезненных процедур, которые проводят с ребенком. В случае глубокого ожога отягощающим фактором может выступать многомесячная госпитализация, последующие болезненные медицинские процедуры, направленные на минимизацию последствий травмы, а также высокая вероятность возникновения косметического дефекта (54% ожоговых травм у детей приходится именно на лицо, кисти рук или шею [5]). К сожалению, вплоть до недавнего времени не существовало программ реабилитации для родственников детей, получивших ожоги. Однако родители детей, получивших ожоговую травму, также как и дети, нуждаются в психологической поддержке. Среди родителей детей с ожоговой травмой отмечаются высокий уровень симптоматики тревожных и аффективных расстройств в течение первых четырех недель после травмы (симптомы посттравматического стрессового расстройства выражены от 18% до 50%, симптомы депрессии и тревоги - от 19% до 70%, по данным различных исследований [5, 6, 8]), что позволяет сделать вывод о большой эмоциональной значимости травматического события, произошедшего с ребенком, для родителей. Вместе с тем, в ситуации длительной болезни ребенка именно родители принимают решения о процессе лечения, обеспечивают связь ребенка с окружающим миром. В исследовании Р. Томсона было показано, что без благополучного эмоционального состояния значимых близких успешная реабилитация травмированного ребенка представляется затруднительной [9, 12]. Таким образом, психологическая реабилитация родителей важна для успешной реабилитации и успешного лечения ребенка. К числу факторов, предсказывающих развитие тревожных и депрессивных реакций в ответ на травму ребенка, относят молодой возраст родителей, их присутствие в момент травмы ребенка, женский пол ребенка и отсутствие безопасной привязанности [6, 10, 11]. Необходимо также учитывать факт длительного пребывания матери в стационаре совместно с ребенком во время его лечения. Помимо большого количества положительных моментов, эта ситуация ставит перед родителями ряд трудностей: длительная изоляция от социального окружения и поддержки близких, отсутствие комфортных условий для отдыха, постоянная включенность в ситуацию физического и психического страдания соседей по палате, необходимость участвовать в большом количестве медицинских процедур, болезненных для ребенка. Все это может препятствовать адекватной пе

⇐ Предыдущая 1 23