Безбожник Последние штрихи Все кончено

Церковь вечно требует, чтобы мы исправились. Лучше бы показам нам пример и исправилась сама!

Марк Твен, «Пешком по Европе»

Итак, я сделался безбожником, пишущим о религии. И передо мной встала новая проблема. Нет, не недостаток объективности — я знал, что смогу, как и прежде, писать честные и взвешенные материалы, — а профессиональное выгорание. Я слишком устал от горя и зла. Как детектив из отдела убийств. Один мой друг, полицейский, говорит: работа у него тяжелая, потому что постоянно приходится иметь дело либо со страшными людьми, либо с людьми в страшных обстоятельствах. О своей работе я мог сказать то же самое. Я заслужил определенную репутацию, и истории о недостойных членах церкви сыпались на мой почтовый ящик одна за другой. Многие из них остались неопубликованными: как, например, рассказ о популярном молодом пасторе, оказавшемся под следствием по обвинению в том, что он нанял киллера для убийства своего любовника, или об известном всей стране консервативном проповеднике, который изменяет своей жене при каждом удобном случае и регулярно накачивается наркотиками на ночь. В одних случаях пострадавшие не обращались в суд. В других мне не удавалось найти дополнительные источники, которые подтвердили бы эту историю.

Тем не менее я много публиковался и из года в год получал национальные премии. Однако сам ощущал, что мое отношение к работе окрашивается неприятным цинизмом. Старался уделять больше внимания оптимистичным историям о вере, но и это не помогало. Я потерял увлеченность, журналистский азарт, прежде поддерживавший меня в работе даже над самыми мрачными сюжетами. А поскольку больше не верил, что призван Богом писать о религии, не видел смысла дальше этим заниматься. Конец был близок.

Конец наступил летом 2005 года, в зале суда в Портленде, штат Орегон.

Я уже рассказывал о сети взаимопомощи жертв сексуального насилия священников. В США существует несколько похожих организаций — групп взаимной поддержки женщин, родивших от католических священников детей. Как правило, священник не интересуется своим ребенком. Его начальство также не предлагает этим детям почти никакой поддержки: ни моральной, ни финансовой.

Один из моих информантов позвонил мне, рассказал историю, и я отправился в округ Малтномах. Мне предстояло написать о безработной женщине, которая тринадцать лет назад забеременела от семинариста. Теперь она пыталась добиться через суд алиментов для своего больного двенадцатилетнего сына.

Отец Артуро Урибе, сорока семи лет, держался на свидетельском месте спокойно и уверенно. Белая рубашка с расстегнутым воротом, серые брюки, синий блейзер с золотым крестиком на лацкане, уверенная улыбка. Он никогда не видел своего сына, ни разу с ним не разговаривал. Не знал даже, как правильно произносится его имя. Позиция его была проста: с сильным испанским акцентом Урибе сообщил суду, что не может платить за лечение сына более 323 долларов в месяц, поскольку у него нет ни сбережений, ни доходов.

— Моя одежда — единственное мое достояние, — объяснил он портлендскому судье.

Женщина-адвокат, нанятая религиозным орденом Урибе, холодно и решительно поддержала позицию своего клиента. Он католический священник, он принес обет бедности — следовательно, законы об алиментах не имеют к нему никакого отношения.

Стефани, мать мальчика, не могла нанять адвоката. У нее не было ни работы, ни жилья. Жила она вместе с сыном в подвале, куда пустила их из милости подруга. Жизнь в сыром подвале ухудшала состояние ребенка — тяжелого астматика и аллергика, которому только за последний год было прописано 28 медикаментов. Питались мать и сын в благотворительной столовой: денег не хватало даже на еду.

— Он [Урибе] достиг успеха, он делает карьеру, а мы здесь боремся за выживание! — говорила мне Стефани перед началом суда. — Ситуация однозначная. Я сделала анализ ДНК, он доказывает, что за ребенка несет ответственность он и [его орден]. Что за бессовестные люди!

В суде Стефани защищала себя сама. Не зная юриспруденции, она постоянно путалась в юридических терминах и процедурах. В ходе трехчасового заседания ей помогал судья. Иногда — в формальных вопросах, не имеющих значения для дела, — что-то подсказывала защитница Урибе. Но, как только речь заходила о деле, представительница противника безжалостно затыкала ей рот шквальным огнем возражений и протестов. Смотреть на это было больно и стыдно.

Наконец, едва ли не извиняясь, судья вынес решение в пользу Урибе, пастора крупного прихода в Уить-ере, штат Калифорния. Формально Урибе был в своем праве: у него нет ни имущества, ни доходов. Его монашеский орден очень богат, но орден — не отец мальчика. Закон здесь бессилен.

— Ничего у меня не вышло, — говорила Стефани после суда, утирая слезы. — Ну что ж, по крайней мере, я не сидела сложа руки.

Стефани не в первый раз судится с Католической церковью. Первый иск, тоже по поводу алиментов для своего сына, она подала двенадцать лет назад против Портлендского архидиоцеза. Тогдашний архиепископ Портленда Уильям Джозеф Ливада, ныне ватиканский кардинал и ближайший советник папы Бенедикта XVI, писал в своем ходатайстве, что «рождение ребенка у истицы и связанные с этим расходы... являются результатом небрежности истицы», а именно того, что она совершила «половой акт без использования средств предохранения». Церковный юрист позже оправдывался передо мной: он — адвокат и для защиты своего клиента обязан использовать все дозволенные законом аргументы. Но ведь его клиентом был Ливада, один из лидеров мирового католичества. И этот человек обвинял Стефани в «небрежности» за то, что она не предохранялась — то есть, по католическим понятиям, не стала совершать смертный грех!

Сначала орден Урибе согласился выплачивать Стефани 215 долларов в месяц, через несколько лет поднял эту сумму на 108 долларов. Однако мальчик болел, расходы на лечение и уход за ним росли, а Урибе и его орден отказывались платить больше. Незадолго до публикации моей статьи Урибе прислал мне официальное письмо, холодное и деловое, в котором чувствуется рука законника, но совсем не видно отца:

Руководство ордена согласилось принять на себя мои обязательства по поддержке ребенка. Орден выполняет свои обязательства, причем предоставляет или предлагает даже большие суммы, нежели те, что я обязан выплачивать [по закону]... Я намерен и далее молиться за своего сына и его мать.

По словам Стефани, Урибе никогда не общался со своим сыном. Даже когда, после смерти папы Иоанна Павла II, мальчик послал ему альбом с семейными фотографиями и попросил дать интервью для школьной газеты, священник не ответил. Долгими вечерами сын Стефани сидит у телефона, ожидая звонка от отца, которого никогда не дождется.

— Зато Артуро за нас молится!.. — с горечью говорит Стефани. — Бог, в которого верю я, не потерпел бы отца, который отворачивается от родного сына!

На последней судебной битве Стефани присутствовали, не считая меня, лишь двое зрителей — ее сестра и зять. Когда слушания закончились, я остановился у

дверей зала суда, надеясь взять комментарий у священника и его адвоката. Победители, улыбаясь, вышли из зала; я остановил их, представился журналистом «Лос-Анджелес тайме» и начал задавать Урибе вопрос.

— Без комментариев! — испуганно вскричала адвокат. — Он не дает комментариев!

— Отец, вы не хотите ответить на мой вопрос? — спросил я.

— Без комментариев! — ответила она за него.

И парочка поспешно скрылась в лифте, явно встревоженная тем, что на слушания попал репортер из Лос-Анджелеса. Несколько минут спустя двери лифта снова растворились. Адвокатесса вернулась в зал суда: там она попыталась уговорить судью закрыть материалы дела для публичного доступа, но судья отказал.

Было бы смешно, если бы не было так грустно! Легко понять, почему Католическая церковь предпочла бы не предавать этот случай огласке. Когда вышла моя статья, даже самые благочестивые прихожане были поражены тем, как бездушно обошлась церковь с незаконным сыном священника, нуждающимся в деньгах на еду и лекарства. (После выхода моей статьи пристыженный орден добровольно предложил Стефани адекватное денежное соглашение.) Не меньше поразило их то, что кардинал Ливада поставил свою подпись под юридическим документом, обвинявшим женщину в «небрежности» за то, что она не предохранялась!

Проблема в том, что меня это больше не поражало. За последние годы, работая с темой секс-скандала, я узнал, что священники, епископы и кардиналы способны на гораздо худшее. И еще до начала суда по делу Урибе прекрасно знал, чем он закончится.

Я шел по улицам Портленда в сгущающихся летних сумерках, чувствуя, что дошел до предела. Пытался разозлиться, но не мог выдавить из себя даже это чувство. Ощущал только безмерную усталость, подавленность и пустоту. Я дошел до скамейки, сел, набрал номер жены и сказал ей, что буду искать новую работу.

⇐ Предыдущая 8 9 10 11 12 13 14 151617 Следующая ⇒