Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ВЕК XIX - АТАМАНЫ ГРЕБНЫХ ФЛОТИЛИЙ



ГЛАВА 10

Азовское казачье Войско

 

Первая попытка образовать у берегов Азовского моря отдельное, морское казачье Войско была предпринята еще в январе 1737 года донскими казаками. Из Черкасска были отправлены для расселения у города-порта Азова семьи донцов. Казаки, неоднократно бравшие и терявшие этот городок, щедро поливавшие окрестные берега своей кровью, полноправно считали его своим. Тем более мастерства мореплавания им было не занимать. Но время было, что называется, не то. Сидя на российском престоле, отчаянно борясь за колонии на востоке, протестанты вовсе не одобряли выход к морю своих самых сильных противников из православных — казаков. И Азовского казачьего Войска из донцов в XVIII веке не случилось.

Когда Екатерина II, руками иностранных генералов, ликвидировала в 1775 году «Подпиленскую» Сечь запорожцев, то немалая часть казаков, уже не веря в будущее казачества на Украине, села в свои чайки» и поплыла на поклон к своим злейшим врагам — в Турцию. Султан милостиво принял своих давних обидчиков. Война войной, но объективности ради надо признать, что турки верно оценили подарок, который им сделала Российская империя, подарив» храбрых и умелых морских воинов. Тем более это был уже второй раз, когда российский царский двор ударом в спину бросал к ногам султана гордых запорожцев. И Екатерина, как Петр I, вторично очистила для турок Черное море от казаков, хотя на этот раз ненадолго.

Во владениях мусульманского владыки запорож­цы спасли казачьи вольности, обрели новые земли. Султан разрешил им разместить свои курени вдоль берега реки Дунай. Так появилась «Задунайская Сечь». Правда, все это отдавалось не даром, а за службу на суше и на море. Вскоре, после присяги на верность султану, эмигрантам пришлось воевать с русским Черноморским флотом и, само собой разу­меется, с той частью своих товарищей, которые встали под знамена Потемкина. В куренях «турец­ких» запорожцев возник ропот. В Стамбуле решили не искушать их вероятностью перехода обратно и вывели с черноморского театра военных действий. Но не из войны с православным миром. Хотя благо­даря тому обстоятельству, что в мае 1812 года был заключен мир между Россией и Турцией, вольнолю­бивые казаки не воевали с Черноморским казачьим Войском. Зато спустя пять лет, в одном строю с ту­рецкими янычарами, они рубили православных сербов. А в 1821 -м, в составе турецкого флота, атако­вали прибрежные города христианской Греции. Греки вывели на крепостные стены своих священ­ников со святыми хоругвями, иконами и крестами в руках... Бога молили они о защите от беспощадных поработителей...

Гром ружейных и орудийных залпов по пра­вославным братьям разбудил совесть запорожцев. С тяжелыми думами вернулись они в Задунайскую Сечь из греческого похода. А 14 апреля 1828 года на Раде был объявлен султанский фирман о начале но­вой войны с Россией. Из Стамбула кошевому атама­ну — Осипу Гладкому, имевшему в то же время чин двухбунчужного паши, повелевали вести запорож­цев на лодках в устье реки для прикрытия входа в Дунай от кораблей русского Черноморского флота. Осип Михайлович Гладкий родился в 1795 году, уже после того, как запорожцы покинули Приднепро­вье. Он не был потомственным запорожцем, его отец — малороссийский казак Полтавской губер­нии, Золотопольского уезда, села Мельниково. Юный Осип начал свой жизненный путь с должности гайдука — перегонял чужой скот. А тот возьми да передохни в пути... Отвечать своей шкурой за па­деж скота полтавский казак не захотел. Поскреб пя­терней под чубом — да и подался на туретчину, к за­порожцам, где не могли достать его полтавские по­мещики. К 1828 году ему «стукнуло» всего 33 года, а храбростью и разумом своим заслужил он похвалу турецкого султана и почет казаков. Да что-то тяго­стно было жить молодому паше под мусульманским полумесяцем... Словно чувствовал он, что толкнули его те дохлые волы и коровы на дорогу к генераль­ским эполетам.

 

К этому дню с момента эмиграции с Украины ми­нуло 52 года. Сменилось в Санкт-Петербурге три императора. Сменились поколения запорожцев. Из тех казаков, которые когда-то не подчинились воле царицы Екатерины, никого почти не осталось. А их сыновья и внуки с восторгом и завистью смотрели на родину предков. Российская империя, разгромив Наполеона, успокоив смуту 1825 года, превратилась в крепкую внутри и влиятельную в мире державу. Николай I, взяв курс на защиту национальных, а не европейских интересов, вызывал симпатию каза­ков. Старую вину их перед своей бабушкой он не помнил. А перед ним своей вины молодые казаки иметь не хотели. И потому, посовещавшись сначала в узком кругу куренных атаманов, решили «турец­кие» запорожцы плыть к Измаилу. С повинной го­ловою.

Весной 1828 года комендантом русской крепо­сти Измаил был генерал из прославленного дворян­ского рода — Тучков. Он-то и принял смиренную делегацию во главе с атаманом Гладким. «Сечь Запорожская, с давних пор во владении турецком суще­ствовавшая, совершенно там уничтожилась, — не­медленно он отписал генерал-адъютату царя Ки­селеву. — Новый и прежний Кошевые, оба писаря, все атаманы и есаулы с двумя бунчуками, с тремя знаменами, со всей церковной утварью, с двумя свя­щенниками, с султанскими привилегиями и даро­ванными им грамотами, с войсковою канцелярией, с 1000 человек казаков прибыли в границы наши. Кошевой Иосиф (вероятно, генерал Тучков ошибся, правильное имя атамана было — Осип. — Примеч. авт.) Гладкий, имеющий достоинство двухбунчужного паши (так определялся ранг в военно-админи­стративной иерархии в Турции. — Примеч. авт.), с 10 атаманами, 3 знаменами находятся в здании ка­рантина, а прочие неподалеку от Килии в лодках». То ли комендант Тучков поостерегся всех запорож­цев впустить в крепость, не уверенный в их смире­нии, то ли большая часть казаков с опаской ожидала итогов переговоров с русскими... В любую минугу готовая броситься обратно.

Получив срочную депешу из Измаила, генерал Киселев немедля доложил о событиях царю. Нико­лай I, со всей свитой, не мешкая, поскакал в кре­пость, ставшую символом победы русского оружия в эпоху царствования его бабки. Но если Екатерина Великая лишь узнала в далеком Петербурге о капи­туляции южной твердыни, то ее внук лично принял капитуляцию «турецких» запорожцев.

Увидев государя, кошевой атаман Гладкий, бро­сив на землю султанские грамоты и войсковую пе­чать, рухнул ему в ноги, как гоголевский кузнец Ва-кула — старому казаку Чубу: «Прости царь-батюш­ка! » В отличие от литературного казака Чуба, император Николай Павлович не стал даже симво­лически сечь ногайкой смиренную спину. А подняв атамана с колен, наградил золотой медалью с отчеканенным на ней собственным профилем. Как бы взамен султанских грамот.

Оба — царь и прощенной атаман — вышли на крыльцо во двор, где толпились в волнении казачьи старшины и есаулы. При виде императора казачьи командиры также повалились в ноги. «Полно, — ми­ролюбиво махнул рукой он. — Я знаю, что вы за люди».

Знать-то знал, но вскоре устроил своим новоис­печенным подданным строгую проверку. Война с Турцией из-за Придунайских княжеств не прекра­щалась. Вот он и пригласил (если можно так выра­зиться) запорожцев повоевать против их вчерашне­го хозяина.

В ночь с 26 на 27 мая 1828 года казаки на своих лодках под огнем турецкой артиллерии перепра­вили через Дунай бригаду русских егерей. Накану­не ночью сам Гладкий произвел разведку места вы­садки.

Под картечью и пулями с турецких редутов егеря и запорожцы опрокинули противника и захватили обширный плацдарм на западном берегу Дуная. Но Николай I этим не ограничился в проверке казаков. На следующий день, в сопровождении всего лишь двух генералов, император сел в казачью лодку и велел отвезти его на противоположный берег. Ору­жия при нем не было никакого, только небольшой ларец в руках. Рулевым та царской лодке сел сам кошевой атаман Гладкий, гребцами — дюжина ку­ренных атаманов. Императорская свита замерла в ужасе. Отвоеванный плацдарм был все же невелик, на середине реки глава российского государства был целиком во власти казаков. Стоило им лишь из­менить курс — и в турецкий плен попал бы глава русского престола. Такого риска не было даже в пе­чальном «прутском» походе у Петра I. Даже трудно представить, какой бы великой стала цена освобож­дения русского царя из турецкого плена. В те последние дни мая 1828 года лишь несколькими взма­хами весел запорожские казаки могли бы изменить ход истории. Что там Дунайские княжества... В об­мен на его освобождение турки могли потребовать вернуть им обратно ВСЕ (! ) побережье Черного и Азовского морей, перечеркнув итоги побед за 125 лет! Русские могли бы оставить Севастополь, Очаков, Измаил, Одессу, Таганрог, Азов, восточное побережье Черного моря... Не отдал бы пленный царь, пропади он в плену или погибни от случая — чем бы обернулась для Российской империи даже временная пустота или слабость трона? При мало­летнем цесаревиче, спустя лишь два года после по­давления «смуты 1825 года»? В сравнении с этим даже потеря Черного и Азовского морей выглядела бы мелочью. И нетрудно себе представить, какими бы почестями наградил султан запорожцев и ата­мана Гладкого за такой подарок — пленение рус­ского царя...

Трудно гадать — оценивал ли степень риска сво­ей речной прогулки сам император? Но личного мужества ему было не занимать — это стало очевид­ным еще в декабре 1825 года, когда он в одиночку подскакал к каре «декабристов». Но, видимо, он, са­дясь в лодку казаков, вверил свою судьбу на милость Божью. И не ошибся.

Благополучно доплыв до другого берега (генера­лы его свиты за эти минуты «скинули» немало кило­граммов от волнения), царь открыл ларец. В нем сверкали на солнце офицерский орден Святого Ге­оргия 4-го класса и дюжина солдатских Георгиев­ских крестов. Ступив на землю, он поздравил коше­вого атамана с чином армейского полковника, Ге­оргиевского кавалера, а гребцам раздал кресты. Через несколько дней — 3 июня 1828 года, он под­писал Указ о преобразовании задунайских запо­рожцев в Дунайский казачий полк. Полку было вру­чено знамя с надписью — «За храбрость и усердие, оказанные при переходе через Дунай 27 мая 1828 го­да». И все. Не густо. (Невольно возникает мысль: а русский царь-то скуповат. Турецкий султан, пожа­луй, был бы щедрее — вернись к нему запорожцы с Николаем I на аркане.)

Через несколько дней новообразованный полк, оставаясь при своих морских судах, 8 июня 1828 го­да разгромил турецкую флотилию при Браилове. За три часа боя казаки захватили 12 судов (4 шлюпа и 8 лодок), одно потопили и одно сожгли. При этом еще восемь казачьих лодок блокировали крепость с моря. 26 июня казачьи лодки бывших запорожцев подкрались к турецкой крепости Варна и внезап­ной атакой захватили 14 турецких кораблей с эки­пажами. А команды еще двух вооруженных барка-зов, попытавшихся сопротивляться, вырезали как кур, без единого выстрела.

 

Спустя год война закончилась подписанием 2 ав­густа 1829 года Адрианопольского мира, по услови­ям которого к России отходили Анапа и еще три крепости на берегу Черного моря.

Запорожцы Дунайского полка стали думать думу — как жить? Где? Большая часть хотела присое­диниться к казакам Черноморского Войска. Но в 1830 году их судьбу в третий раз изменил их коше­вой атаман — Гладкий. Будучи в Петербурге, он, ви­димо, дал себя убедить в том, что рядовые казаки еще могут вернуться к туркам. Это он, Гладкий — полковник и Георгиевский кавалер, а рядовой казак, не имеющий ничего, кроме креста на шее и сабли на боку, чем ему Россия щедрее Турции? Вмешивал­ся и личный интерес честолюбивого Гладкого — раньше он в 33 года был атаманом, а теперь только командир полка. Смешайся его Войско с черномор­цами, не быть ему больше Атаманом!

Для постоянного поселения своего Войска он принял предложение занять земли вдоль Азовского моря. Царь утвердил его выбор. Там, где когда-то по-хозяйски ловили рыбу донские казаки, было об­разовано отдельное Азовское казачье Войско. Из бывших запорожцев. Надо отметить, что не все ка­заки согласились с выбором Гладкого. Часть из них, как и подозревали, ушла обратно в Турцию. Там они объединились с той частью донских казаков староверов-некрасовцев, которые жили под властью сул­тана, уйдя в эмиграцию после подавления восста­ния атамана Булавина (их потомки вернулись в Рос­сию, ставшую СССР, только в 60-е годы XX века). Но те, кто последовал за своим атаманом, покорно ос­тавили мечты о милой Украине.

 

На азовском побережье они основали две стани­цы: Никольскую (близ города Мариуполя, на берегу речки Кальчик) и Покровскую (на берегу речки Со­ляная). В Никольской срубили церковь, которая од­новременно стала и Войсковым храмом, в нем сло­жили все Войсковые регалии: печать, грамоту, два наградных знамени за Дунайские походы. Стали рыбу ловить, Богу молиться и царю служить. Только вот для царской службы их было маловато. Это по­нимали и царские министры, которые вскоре при­писали к Азовскому казачьему Войску жителей Пет­ровского мещанского посада, что располагался в семи верстах от города Бердянска. (Там зарастали кустарником стены старой крепости, которую воз­вели донские казаки в годы «азовских» походов Петра I.) Крепость расчистили, подремонтировали, и атаман Гладкий разместил в ней свою резиден­цию и Войсковое правление. Помимо посадских мещан в азовские казаки записали государствен­ных крестьян села Новоспасовка и жителей стани­цы Стародубовской (они приходились азовцам «дальними родственниками», так как были потом­ками малороссийских казаков, переселенных из Черниговской губернии правительством Екатери­ны II). Увы, такое пополнение было не на пользу, а во вред. При Николае I всеобщей воинской обя­занности в России не было. Армия была профессио­нальной — проводился рекрутский набор и все. У казаков, получалось, воинская повинность была всеобщей. Служить приходилось всем мужчинам, годным по состоянию здоровья, с 21 года. Это запо­рожские казаки, вернувшиеся из Турции, имели обязанности перед царем. И за службу получили земли. А посадский крестьянин или селянин ее в этих местах и так имел. Раньше — отдали по жре­бию столько-то молодых парней в рекруты и жили себе дальше спокойно. Рыбу ловили, кур и яблоки выращивали, домашнее вино пили — не тужили... А тут на тебе, бери в руки саблю и ружье и иди слу­жи! Да не в пехоту, не в кавалерию, а в море! Нет со­мнений в том, что зачисление в состав Азовского Войска «подневольных казаков» было одной из причин его недолговечности.

А служить приходилось много. Командующий Черноморским флотом адмирал М. П. Лазарев Азов­скому казачьему Войску назначил морскую службу на барказах, срубленных «по мальтийскому образ­цу», для крейсерства у восточных берегов Черного моря. Барказы представляли собой парусно-весельные морские суда, с одной мачтой и с дюжиной гребцов. Вооружение: два 3-фунтовых фальконета (мелкие орудия на носу и корме). Экипаж — 20—30 казаков и офицер. Каждый вооружен ружьем, ко­роткой абордажной саблей, кинжалом и пистоле­тами.

Была сформирована береговая линия вдоль вос­точного берега Черного моря, по берегам Менгрелии, Абхазии. Фактически это была линия охраны водного района. Она тянулась от крепости Редут-Кале до укрепления Святого Николая. Ее охра­няла и защищала 21 команда азовских казаков. В 16 командах было по 18 станичников с хорунжим и урядником. В пяти командах штат состоял из офи­цера, приказного, урядника, канонира и 20 казаков. Главная база этой флотилии береговой обороны, насчитывающей в общем числе 16 офицеров и 400 казаков, дислоцировалась в Сухуми. Еще одна команда квартировала в порту Поти.

Помимо службы по охране водного района чер­номорского побережья Кавказа, азовские казаки не­сли службу по карантинно-таможенному осмотру всех торговых судов, приближающихся к россий­скому берегу. Можно сказать, они были морскими пограничниками. Для этих целей были образованы еще две морские станции — Сухумская и Константиновская. Первая имела 22 барказа с 18 командами при 12 офицерах. Вторая — 10 барказов с 8 коман­дами при 4 офицерах. Получается, что морская по­гранохрана Черного моря из азовских казаков в пе­риод 30—40-х годов XIX века имела 32 барказа, 26 команд и 16 офицеров.

Служить в море казаки азовских станиц уходили в 21 год. Срок службы и у офицеров и рядовых, если были холостые, составлял четыре года. Женатые и имеющие детей служили на год меньше (надо отме­тить, что кавалеристов при штабе Войскового Ата­мана было в Азовском Войске всего 10 казаков. Конный конвой атамана и связь — не больше). По истечении этого срока станичники, выражаясь со­временным языком, уходили в запас и могли зани­маться домашним хозяйством. И призывались вновь под знамена лишь в случае большой войны. По части гражданской администрации Азовское Войско подчинялось Новороссийскому генерал-гу­бернатору. А по военной, несмотря на то что дейст­вовало по диспозиции, утвержденной Командующим Черноморским флотом, выполняло приказы Командующего русской армией на Кавказе.

Нельзя сказать, что таможенная служба азовцев была сладка, как у их коллег конца XX века. Офицер этой службы Гаденко (родной дядя автора книги «История Азовского казачьего Войска») служил у кавказских берегов, и его письма племянник привел в своей книге отдельным приложением. Строки их просто написаны с острым ощущением обреченно­сти: «И ныне нас порознь по крепостям распределя­ют, по одной лодке в очень весьма опасных местах. То и дело каждой ночи смерть ожидаешь». И он не преувеличивал! Вот краткая хроника действий азов­ских казаков в Черном море.

14 марта 1837 года — огневой и абордажный бой казачьих барказов с галерами черкесов (по класси­ческой истории горцы только на лошадках скакать и умели) на всем протяжении береговой линии от Гагр до Пицунды. Потери: один казачий барказ и одна галера горцев ушли на дно моря с командами. 14 апреля 1837 года — морской (точнее, прибреж­ный) бой казаков с черкесами. Казачьи барказы шли на таран черкесских галер, экипажи осыпали друг друга ружейными пулями, сходились борт к борту и резались абордажными клинками. Офицер Гаденко за тот бой был награжден орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (в конце кон­цов, уже в 60-х годах он и погиб в одной из стычек на Кавказе). Октябрь 1837 года — казаки на барка-зах разогнали целую флотилию из турецких судов и черкесских галер у побережья Анапы. Станичники удостоены Георгиевских крестов.

За Дунайскую кампанию 1828 года азовские каза­ки получили два наградных знамени. За морскую службу в Черном море были удостоены еще двумя — в январе 1832-го и в июле 1844-го. Понятно, что не за ленивое потрошение трюмов купеческих судов.

В 1852 году 57-летний Наказной атаман Азовского казачьего Войска Осип Михайлович Гладкий вышел в отставку. К этому времени он был последним Наказным Атаманом во всех казачьих войсках империи, которого избрали казаки. В остальных войсках наказные атаманы были назначаемыми, но для него Николай I, помня речную проулку мая 1828 года, сделал исключение. Более того, бывший перегонщик скота, бывший двухбунчужный паша турецкого султана, бывший Кошевой Атаман Задунайского войска запорожцев и бывший командир Дунайского казачьего полка получил по царскому Указу от 17 августа 1851 года чин генерал-майора. Можно сказать — генерал-майора береговой службы. Пенсия в отставке была ему назначена в 838 рублей 50 копеек в год. Сумма по тем временам значительная.

Азовское казачье Войско приняло первого в своей истории назначенного Наказного Атамана. Армейского полковника Бираховича. С ним оно и вступило в Восточную (Крымскую) войну.

 

Прежде чем приступить к описанию действий Азовского казачьего Войска в период с1853по! 855 год, надо отметить, что к этому времени оно было единственным из казачьих иррегулярных войск Российской империи, имевшим в своем составе вооруженные морские суда, сведенные в оперативное соединение — во флотилию. Хотя эта флотилия в хозяйственно-канцелярской жизни подчинялась штабу и интендантству Кавказской армии, район ее боевых действий и задачу определял штаб Командующего Черноморским флотом в Севастополе. На 1 мая 1853 года регулярный Черноморский флот имел в своем составе 181 боевой и вспомогательный корабль, из них 7 вооруженных пароходов и 28 гребных судов. В сравнении с этой армадой два-три десятка казачьих барказов с парой крошеч­ных пушечек на борту казались пародией на «по­тешный» флот Петра I. Для начавшейся очередной, трудно сосчитать, какой точно по счету, русско-ту­рецкой войны имеющегося Черноморского флота было достаточно. Парусно-гребной казачьей фло­тилии ставилась очень скромная задача: содействие русской армии на Кавказском берегу и препятствие связи турок с горцами в восточной части Черного моря. Дело обычное, привычное. Никто и предста­вить себе не мог, что азовцам предстоят настоящие морские бои с вооруженными пароходами флота «владычицы морей» — Великобритании. Впрочем, никто и не гадал, что разгром группы вспомогатель­ных турецких кораблей, произведенный эскадрой адмирала Нахимова в Синопской бухте, обернется для России войной с рядом европейских госу­дарств.

 

В Сухуми, где базировались казачьи барказы, приказ о начале боевых действий на море против турок прибыл только в начале ноября 1853 года. В тот же день, когда адмирал Нахимов праздновал успех в Синопе, азовцы добились первой победы. В абордажном бою они захватили два турецких сан­дала (тип судов. — Примеч. авт.) с командами. Тро­феем была официальная почта для гарнизона ту­рецкой крепости Редут-Кале на кавказском берегу.

С весны 1954 года активизировались действия второй половины Азовской казачьей флотилии, расположенной недалеко от турецкой крепости Ре-дут-Кале — в устье реки Риони. К началу кампании она насчитывала 16 12-весельных барказов с очень слабым артиллерийским вооружением — всего один 3-фунтовый фальконет на носу. Внезапно тур­ки начали сильную бомбардировку и атаку базы флотилии. Шесть барказов были повреждены и, при отходе русских войск, по приказу генерала Мейделя — сожжены. Оставшиеся были уведены в глубь континента — в устье реки Риони. Потом еще три барказа постигла такая же участь — из-за ветхости они были годны только на дрова. Из оставшихся семи лодок была сформирована Рионская гребная флотилия. Из реки она налетала на турецкие мор­ские конвои, как когда-то партизаны-казаки из леса на французские обозы армии Наполеона.

15 и 16 мая 1854 года — казаками перехвачены и потоплены два турецких судна. 25 и 26 мая — турки лишились еще двух. Трофеями стали целые связки служебных бумаг, предназначавшихся для турецких военачальников. Их, ясное дело, немедленно доста­вили в штаб русской армии на Кавказе. Помимо почты, на этих судах, вероятно, везли и жалова­нье — на 22 тысячи рублей серебряной монеты. Их казаки решили считать призовыми. Чтобы так счи­тать было легче — лишь десятую часть этих денег' станичники разделили между собой, а остальные — пошли начальнику гребной флотилии (честнее было бы как раз наоборот). Но и свою скромную долю азовцы не пропили, не послали семьям, а по­жертвовали в пользу раненых защитников Севасто­поля.

В конце концов, в июле турецкие адмиралы пре­кратили направлять свои транспортные суда к кав­казскому берегу без конвоя. Теперь доставку грузов для кавказской сухопутной армии турок сопровож­дали вооруженные пароходы.

Действия казачьих барказов Азовской флотилии летом 1854 года можно сравнить с действиями гер­манских подлодок в Атлантике в Первую мировую войну. Сравнительно малочисленные, они внезап­но появлялись возле транспортных судов союзни­ков, топили их и скрывались. В итоге британское командование стало отправлять конвои только в сопровождении боевых кораблей охранения.

Казачьи барказы азовцев в воду не ныряли, тор­пед не имели, но коммуникации турок в Черном море парализовали, как позже немецкие подводни­ки англичан.

Хотя до эпохи торпед и подводных лодок было еще далеко, в Севастополе русские адмиралы нако­нец-таки оценили размах «партизанской войны» казаков на море. К августу 1854 года в Рионскую флотилию прибыл новый начальник — уже не каза­чий, а морской офицер. Его взору предстали казар­мы и пристани Рионской гребной флотилии, рас­положенные в 8 верстах от черноморского побере­жья. Семь барказов обслуживали 220 казаков при 10 офицерах. Атмосфера царила прямо-таки «запо­рожская» — боевого охранения с моря никакого, к корабельной артиллерии отношение снисходи­тельное. Экипажи барказов больше надеялись на абордажные сабли и пистолеты, чем на ядра и кар­течь фальконетов. И верили не в силу военно-мор­ского искусства, а милость Господа Бога! Но не боя­лись ни турок, ни горцев, ни самого дьявола.

После проведенной рекогносцировки новый на­чальник внес изменения в боевое расписание греб­ной флотилии. Два барказа оставили на постоян­ном дежурстве у крепости Поти — для защиты устья реки с моря от внезапного десанта турок. Осталь­ные предназначались для действий в море. Усилили и вооружение — начальник Бакинской военно-мор­ской станции, капитан 1-го ранга А. В. Воеводский прислал с Каспийского моря, для установки на бар-казах — конгреневые ракеты (это был один из ти­пов порохового огнеметного оружия. — Примеч. авт.).

Перевооруженная технически, с «встряхнувшим­ся» морально личным составом флотилия уже 2 ав­густа 1854 года растрепала сильный турецкий мор­ской конвой. Один из двухмачтовых фрегатов, уво-рачиваясь от казаков, плотно сель на мель... Второй запылал, подожженный огнем из конгреневых ра­кет. Турки пытались стащить свой корабль с мели, но казачьи барказы точным огнем из фальконетов не позволили этого сделать. К месту боя бросились, словно стая гончих на волков, вооруженные паро­ходы эскорта. Но легкие барказы быстро ушли на мелководье — в недоступную для огня их орудий зону. Турецкие капитаны тщетно проклинали шай­тана, глядя в бессильной ярости в подзорные трубы на казаков, злорадно показывавших им голый зад. Подойти к насмешникам ближе для точной стрель­бы — не позволяли глубины.

Боевых потерь казаки почти не имели. Зато злее картечи экипажи барказов разила лихорадка. Душ­ный, болотистый климат реки Риони был ее «курор­том». Бывали такие дни, когда из всей флотилии здоровых, способных подняться и воевать казаков оставалось 36 человек. К концу войны из 230 греб­цов, канониров и офицеров Рионской флотилии в живых осталось 145. Остальных скосила турецкая картечь или сгноил гибельный климат.

Боевой счет Рионской флотилии из азовских ка­заков, согласно фактам, приведенным в «Морском Сборнике», составлял к концу войны не менее вось­ми турецких судов. Хотя нет сомнений, что боевой счет их был богаче. 8 судов за два года боевых дей­ствий — это невероятно скудно. Но главное — это не арифметический подсчет потопленных турец­ких грузов и захваченных пленных. А то, что каза-ки-азовцы серьезно нарушили военно-транспорт­ные коммуникации турок в восточной части Чер­ного моря. Чем существенно помогли русской Кавказской армии. То есть пытались выполнить ту задачу, которую должен был выполнить регулярный Черноморский флот и у берегов Крыма, и во всем Черном море. Но флот, основанный Петром I, само­затопился лишь при одном известии о приближе­нии вражеского флота к Севастополю. «Вот и все, что могли сделать семь лодок Рионской гребной флотилии, вооруженных пушками малого калибра, без помощи паров и при жестокости климатиче­ских болезней», — подытожил в статье в «Морском Сборнике» ее автор — безымянный «Азовский ка­зак». Остается только гадать, что могли бы сделать не семь, а 77 малых кораблей, вооруженных совре­менными морскими орудиями и на паровом ходу, но с экипажами из казаков? Все это могло бы быть, имей Россия другого правителя в конце XVII века...

Говоря о действиях казаков на море в Крымскую (Восточную) войну, нельзя не упомянуть об исклю­чительном факте, пожалуй, во всей мировой воен­ной истории. Отряд кавалеристов в конном строю захватил морской боевой корабль!

В столичном Адмиралтействе царские адмиралы к казакам на море относились с нескрываемой иро­нией. Но то, что произошло на берегу Азовского моря в июле 1855 года, вызвало восхищение даже на страницах чопорного «Морского Сборника». В № 7 за 1855 год редакция опубликовала текст «До­несения Наказного Атамана Донского казачьего Войска генерала Хомутова за № 2944 от 19 июля 1855 года». Этот журнал, надо сказать, очень нечас­то публиковал Донесения Наказных Атаманов ка­зачьих Войск. Но случай, приходится повториться, был редчайший.

 

К июлю 1855 года обстановка на южных морях Восточной войны для России была предпохоронной. О славе Черноморского флота, флота Ушакова и Лазарева, напоминали лишь верхушки торчащих из воды мачт кораблей, затопленных командами у Севастополя. Экипажи превратились в дивизию морской пехоты. Меткие комендоры палубных ору­дий, цепкие мачтовые матросы, хозяйственные боц­маны и расторопные коки, офицеры: штурманы и гидрографы — все ходили в штыковые атаки по су­хой крымской земле. Как самая заурядная армейская пехота. Почти на всей акватории Черного моря вра­жеский флот был безраздельным хозяином.

Азовское море также осталось без защиты. Каза­ки Азовского Войска, на своих барказах, дрались с турецкими судами у кавказских берегов. (Их Вой­сковое правление, расположенное в старой крепо­сти станицы Петровской, с моря тоже обстреливал английский пароход. Британцы приняли музейную крепостицу за действующее береговое укрепление.) У донских казаков морские силы разбил Петр Вели­кий, казалось, навсегда. Хотя оборону Таганрога и возложили на донцов под командованием казачье­го генерала Ивана Ивановича Краснова (деда Ата­мана Всевеликого Войска Донского в 1918 году — П. Н. Краснова). Иван Иванович, кстати, уже в 70-х го­дах XIX века радел за возрождение казачьего флота донцов.

Но и тогда у него не было ни одного вооружен­ного морского корабля, но смекалка донцов — пра­правнуков тех, кто когда-то штурмовал Стамбул, вы­ручила опять.

...Вечером 11 июля 1855 года винтовая канонер­ская лодка англичан показалась у рейда Таганрога. В городе в эти часы служили всенощную в право­славном соборе. Гром орудийного выстрела пока­зался эхом кары Господней. Но не для таганрощев и казаков, а для англичан. Урона пушечное ядро не принесло. Оно ударило в стену собора со стороны алтаря во время церковной службы, но не взорва­лось. Единственным раненым был протоиерей со­бора — Себов. Священника задели обломки отле­тевшей штукатурки. Потирая ушибленные места, святой отец громко предавал анафеме экипаж бри­танского корабля. И, казалось, Господь внял словам своего служителя на земле.

Командир канонерки, увлекшись обстрелом без­защитного города и порта, в наступавшей темноте потерял ориентировку, и рулевой посадил судно на мель. У Кривой Косы, всего в 40 саженях от берега.

Этого расстояния было достаточно для меткого ружейного огня казаков сотни 70-го донского пол­ка, которую первой привел к берегу ее командир — войсковой старшина Афанасьев. Южная ночь на­ступила быстро, в другой раз англичан это бы и спасло, но на безоблачном небе появилась яркая луна, которая осветила станичникам мишень блед­ным, но ясным светом. Казаки спешились и залегли в цепь... Пули застучали по палубе, рубке, орудиям канонерки, как горох. Британские комендоры про­бовали было отогнать стрелков картечью. Выраже­ние «пушкой по воробьям» в тот момент имело поч­ти буквальное значение.

Начался отлив, канонерка накренилась, и орудия, задрав к луне стволы, замолкли. Появился еще один английский пароход и, ведя «слепой» огонь по Кри­вой Косе, начал одновременно спускать шлюпки для того, чтобы завести буксировочные концы. У ка­заков тоже появилось подкрепление — прибыл ко­мандир 70-го донского полка полковник Демьянов с двумя сотнями. Когда английские гребцы подплы­ли к борту накренившейся канонерки, на них обру­шился «дождь» пуль из трехсот ружей. Не менее час­то зацокал свинец и по палубе канонерки. Коман­дир конно-артиллерийской батареи есаул Николай Краснов — сын начальника обороны Таганрога и отец будущего Атамана Всевеликого Войска Дон­ского — приказал выкатить пушки на прямую на­водку и открыть огонь по пароходу-спасателю. Раз­ница в калибрах орудий лихого казака не смущала.

Английские моряки дрогнули. У них кричали и стонали раненые, висли на бортах убитые, а тут еще первое ядро казачьей пушки вздыбило воду у борта дальнего судна. На том пароходе орудия были на порядок мощнее казачьей пушчонки, но какой прок стрелять из них в темноту? А черный силуэт мор­ского корабля был отличной мишенью на залитой лунным светом воде. Одно-единственное точное попадание могло лишить британский флот еще од­ного парохода.

И его капитан не стал рисковать. Подобрав всех, кто смог и успел спрыгнуть в шлюпки, он дал ход и на полных парах скрылся от прицела казачьих ар­тиллеристов и стрелков. Англичане с оставляемого судна так спешили, что забыли даже снять флаги с мачты. Поскольку отлив не закончился, есаул Нико­лай Краснов кликнул охотников, и 20 казаков на­правили своих коней в воду. На лошадях, доехав по мелкой воде до брошенной канонерки, кавалери­сты взобрались на палубу. Сорвав с мачты Большой и Малый флаги ВМС Великобритании, сняв со стан­ков две медные 24-фунтовые пушки, они зажгли ко­рабль. Надо было спешить — отлив заканчивался, кони вплавь не смогут вытащить тяжелые орудия... С пожаром станичники, пожалуй, перестарались. Но, видимо, зажглась в их жилах кровь потомков Ра­зина, Минаева и Булавина, которые жгли трофей­ные суда, не задумываясь. И новейшая трехмачтовая паровая канонерская лодка, вооруженная двумя орудиями и бомбической пушкой, доплывшая сюда через Атлантику и Средиземное море, сгорела в во­дах Азовского моря, к утру — до подводной части. У казаков за весь ночной бой потери — трое ране­ных. И синяки на спине протоиерея.

Днем казаки пытались снять с обгоревшего осто­ва канонерки паровую машину и бомбическую пуш­ку, но корабль стало заносить песком, а с моря появилось еще 7 английских пароходов. Работы пришлось прекратить и готовиться к отражению десанта. Его они достойно и отбили.

Медные пушки с канонерки, осмелившейся со­рвать всенощную службу в соборе, отправили в Новочеркасск (они и сейчас, в начале XXI века, лежат на подставках у входа в Музей Донского Войска). А английские военно-морские флаги отправили в Санкт-Петербург, в Морской музей. Как свидетель­ство морской победы донских казаков. За что были удостоены похвалы на страницах «Морского Сбор­ника». Морской корабль был захвачен кавалерией! Такой пощечины Королевский флот ее Величества не получал, пожалуй, со времен своего основания. Ни от кого. Только от донских казаков.

 

Закончилась война. От русского Черноморского флота остались одни воспоминания. От Севастопо­ля — руины. Лишь барказы Азовского казачьего Войска оставались в строю, доказав свою состоя­тельность для войны на море. Но царские адмиралы по-прежнему скептически кривили губы при упо­минании о казачьем флоте. Казачий флот — в их по­нимании — дело сухопутное. Приказ по Военному министерству № 34 от 20 февраля 1856 года повто­рил Указ Императора от 19 февраля: «О пожалова­нии чинам Азовского Войска прав и преимуществ, чинам армии предоставленным».

К марту 1861 года на Сухумской военно-мор­ской станции несли службу 18 казачьих команд при 12 офицерах на 22 барказах. На Константинов-ской: 1С) барказов при 26 командах и 4 офицера. К лету ВМС Азовского казачьего Войска насчитыва­ли 26 команд, 16 офицеров и 52 вооруженных суд­на, включая учебные. Для сравнения: согласно мир­ному договору, подписанному Россией в Париже в марте 1856 года, русским разрешалось оставить на Черном море только шесть (! ) паровых фрегатов. Барказ, конечно, не паровой фрегат, но 6 против 52 — это впечатляющая разница!


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 592; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.048 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь