Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Адмирал Донского казачьего флота — Степан Тимофеевич Разин



 

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны,

Выплывают расписные

Стеньки Разина челны.

Из русской народной песни

 

Судя по развитию событий, отраженных в обще­известной песне, флотилия Разина «на простор речной волны» выплыла с живым трофеем — с пер­сидской княжной. Стало быть, гребла она обратно на родной Дон, через Волгу, с просторов Каспий­ского моря. Иначе откуда на борту их корабля жи­вое и пугливое нарушение морских традиций — ро­ковая женщина?

У массового читателя фамилия донского атама­на — Разин, помимо классической песни, ассоции­руется с маркой отечественного пива, на бутылке которого наклеен «портрет» дюжего бородатого детинушки, изображенного почему-то в обмунди­ровании стрельца московского царя. Исторически образованные люди знают о том, что ватага Разина сожгла первый русский военный корабль на Кас­пии — «Орел». И погромила караваны московских купцов. Словом, морской и речной пират, уголов­ник под парусом. Как сказали бы в конце XX века — «криминальный авторитет». И только.

И только?! Если проанализировать характер и смысл действий флотилии донских казаков «под флагом» этого атамана, то получится, что его дейст­вия мало чем отличаются от действий его совре­менников — английских каперов, действовавших на торговых коммуникациях испанцев у прибрежных морей Нового Света. Только что «разницы» 1 действовали в закрытом Каспийском море, а английские пираты — в открытом океане, в Атлантике. Но это не значит, что казаки были от этого менее искусны в мореходстве. Удивляет другое: Степану Тимофеевичу (люди, несравнимо ничтожнее атама­на, пренебрежительно называют его холопской кличкой — «Стенька») удалось в сжатые сроки из толп голытьбы сформировать боевое флотское со­единение. И с этой же голытьбой, ставшей справны­ми матросами и солдатами, разгромить в открытом бою регулярный флот иранского шаха и провести ряд успешных морских десантов на мусульманское побережье Каспия. Наконец, в течение трех лет эс­кадра адмирала Разина, не имея защищенных баз снабжения, без регулярных и подготовленных по­полнений в живой силе сумела противостоять фло­тилиям и армиям московского царя и персидского шаха. Не каждый флотоводец новейшего времени смог бы похвастать такими результатами.

Между тем каспийские походы атамана Разина предприняты не благодаря, а вопреки решениям Войскового Круга, имеют причины загадочные, и пресловутая «борьба классов» не главная из них.

В начале XVII века первенство по пиратству на Каспии держали низовые терские и яицкие казаки. Лишь во втором его десятилетии донские казаки, освободившись от великорусских проблем в эпоху Смутного времени, смогли заинтересоваться юж­ным морем. И так, что уже в 1621 году в Стамбуле московские посланники стращали турок тем, что «волжских воровских казаков атамана Богдана Чернушкина, со товарищами человек 50 были они на море и громили персидские суда». Видимо, их успе­хи ощутимо повлияли на русско-персидские отно­шения, настолько, что в Кремле задействовали свое «лобби» среди членов Войскового Круга. В итоге уже через шесть лет после похода атамана Чернуш-кина этот «парламент» донцов принял постановление: «Впредь и навсегда, чтобы никто с Дону не хо­дил для воровства на Волгу, а ежели кто объявится на Дону, тому быть казненным смертью». (Надо сде­лать пояснение. «Воровством» в те времена называ­лось любое антиправительственное деяние, в со­временном уголовном кодексе соответствующее ка­тегории государственных преступлений. Кража, то есть тайное присвоение чужого имущества, называ­лось словом — «татьба». — Примеч. авт.). Фактиче­ски элита донского казачества сняла с себя этим по­становлением ответственность перед Москвой за действия своих земляков на юго-востоке. Однако именно вскоре после этого постановления, с нача­лом 30-х годов XVII века, начинается наплыв казачь­их флотилий в Каспий.

Чубатые пираты проникали через устья рек Кума, Терек и Волга на простор морской волны и сразу же брали курс к северо-восточному берегу моря. «Каза­чий проран» — первая их база на Каспии. А оттуда в устье реки Яик (Урал). Острова Каменный и Пеш-ной, расположенные в липких лиманах, на протя­жении долгих лет были стоянками пиратских фло­тилий казаков. Они оставались на них на зимовку: чинили суда, запасались рыбой, прятали в тайниках запасы. Нет сомнений, что и сейчас, в начале XXI века, на многих островах Каспийского моря, у бере­гов которых бросали якоря казачьи суда, полно вол­нующих тайн, равных тайне «карты капитана Флин­та». Ибо награбленными у московских и персид­ских купцов сокровищами казаки набивали сундуки и клады не меньше, чем их английский коллега Флинт.

В 1631 году тысяча донских казаков, пополнив­шись отрядом запорожцев, в устье Волги соедини­лись с отрядом в 250 яицких казаков. Братья по ору­жию дружно пустили на дно суда нескольких купе­ческих караванов. Нет сомнений, что добыча, обнаруженная в их трюмах, многократно окупила риск и ожидания, а главное, была справедливо разделена. В 1633—1634 годах этот же соединенный отряд прославился уже в южной части Каспийского моря. Чубатые пираты вытряхивали золото и цен­ности из сум и сундуков жителей Баку, Дербента и всей Гилянской провинции, как медяки из копилки. Имущественными трофеями, «кизылбашскими то­варами», донцы открыто торговали в родных стани­цах, плюя на постановление Войскового Круга от 1627 года (видимо, парламентские постановления всех времен и народов бессильны перед звоном зо­лота и оружия). Коммерция удалась на славу. Захо­телось повторить успех. И «углубить». Что и удалось. В 1636 году отряд донцов уже в 500 человек, с атама­ном Иваном Поленовым, совершил морской поход к крупному иранскому порту — Ферахабад, Слав­ный и веселый выдался вояж

«Ближневосточные» жгуче-черные глаза ферахабадцев распахнулись от ужаса при виде белых пару­сов пиратской флотилии казаков. Легко сломив со­противление слабого гарнизона, станичники не щадили ни малых, ни старых. В кварталах покорен­ного лихим морским десантом города экипажи их судов действовали по принципу: кто не спрятался, я не виноват. Выйдя из пылающего и опустошенного порта, флотилия встретила подкрепление — отряд донских казаков атамана Ивана Самары. Новопри­бывшие были голодны, алчны и азартны. Поэтому объединенная флотилия уже в открытом море взяла на абордаж караван судов, принадлежащий москов­ским купцам. Тем более что караван шел с товарами как раз в Ферахабад. «Все равно в нем ваши товары раскупать не на что и некому! » — утешали казаки су­довладельцев, производя реквизицию их груза из трюмов. Дойдя до устья Волги, уже в лимане, казаки встрегили еще один купеческий караван. Тоже мос­ковской «приписки» и тоже плывущий в Персию. «И чего туда плыть?! » — опять «удивились» казаки. Кстати, доставалось и грузинам. В 1647 году эскадра казаков вошла в устье реки Кура и, поднявшись вверх по реке, разграбила селения закавказских христиан. Так что не только православным купцам Московии было обидно.

В 1649 — 1650 годах отряды донских и яицких ка­заков-мореплавателей так разгулялись по седому Каспию, что вообще прервали на время торговые отношения между Персией и Московией. Царские воеводы и адмиралы шаха начали планировать со­вместные операции против «джентльменов удачи», выставив регулярные полки и флоты. Казаки не жа­ждали с ними встреч и временно разбрелись по родным станицам. На сравнительно долгий период, десять лет, торговые пути Каспия стали относитель­но безопасны.

Но в 1660 году деловой мир этого региона вновь забеспокоился. Отряд донцов в 700 абордажных сабель сначала почистил трюмы купеческих барж в устье Волги. А потом еще три года «мучился нос­тальгией» по южному побережью провинции Гилян.

Был ли среди них Разин — неизвестно. Но и без него донские казаки воды Каспия знали хорошо и по-своему их «любили». Тактика морской войны донцов не отличалась от приемов, используемых запорожцами в море Черном. Встретив купеческие суда, лодки донцов окружали их, как свора борзых медведя... Осыпая экипажи залпами из ружей и фальконетов, рвались к рукопашному бою. А пойдя на абордаж — рубились, не щадя ни своей, ни чужой жизни. Терять им было нечего. Если высаживали де­сант к прибрежному городу — пытались взять штур­мом. Если горожанам удавалось отбить первый на­тиск, в долгие осады не втягивались. Не получилось, что ж... Берег длинный, море широкое. Если город предлагал откуп — соглашались, поторговавшись. Нет сомнений, что среди православных купцов, совершавших сделки в персидских портах, были ка­зачьи агенты, которые, на обоюдовыгодных услови­ях, сообщали казачьим атаманам информацию об обороноспособности и богатстве того или иного города.

Донцы не смогли достичь такого размаха в Азов­ском и в Черном морях. Их единственный моно­польный хозяин, Турция, зорко следил за казаками. Крупных островов в этих морях немного, попробуй на них разбить зимний лагерь-стоянку. Черное море не замерзает — мигом у острова появятся большие, вооруженные десятками крупных пушек турецкие корабли.

А в Эгейское или в Мраморное моря донцы без запорожцев и думать не смели прорываться. К черту в пасть! Потому Каспий им нравился больше.

Но, несмотря на эти факторы, поход флотилии Разина стал выдающимся событием. Степан Тимо­феевич подтвердил свои способности военно-мор­ского организатора и тактика. Вероятно, он обладал богатырской статью и силой, был наделен оратор­ским талантом. Словом, обладал харизмой сильно­го лидера. Но все же не личные качества атамана-адмирала послужили причиной тому, что около че­тырех тысяч донцов (ранее невиданный по числен­ности отряд) вломились в территориальные воды Персии, как казачья конница в XIII веке в Европу. (Что, если бы юный Степа Разин в отрочестве уто­нул в Доне во время рыбалки, казаки на Каспий не пошли бы? )

 

Чем масштабнее какое-либо историческое собы­тие, тем более причины его возникновения зависи­мы от посторонних обстоятельств. Парадокс, но факт: чем масштабнее по своим деяниям личность, тем меньше от ее личной воли эти деяния зависят. История каспийского похода Разина 1 667— 1669 гг. — тому подтверждение.

Как описано выше, донские казаки в Азовском и в Черном морях плавали и грабили много и часто. Что же их заставило в столь массовом порядке от­вернуться от богатых турецких владений?

В 1642 году они потеряли Азов. После героиче­ского четырехлетнего сидения пришлось «вернуть» турками этот вход в море. Теперь выйти на опера­тивный простор стало намного труднее и опаснее. К середине 60-х годов Запорожское Войско изне­могло в борьбе с католической Польшей. А Переяс­лавская Рада в 1654 году ратифицировала военно-политический союз гетманов с московским царем. Следовательно, против турок, без одобрения Моск­вы, гетманы ничего серьезного предпринимать не намерены. А главное, запорожские казаки понесли тяжелые людские потери в польской войне. При­мерно в то же время казачий гетман и турецкий сул­тан заключили торговый договор. Словом, донским флотилиям в Черном море никто не был рад.

Но и сидеть дома донцы не могли. Как польский король в свое время разделил запорожцев, так и мо­сковский царь разделил донцов на казаков реестро­вых и не реестровых. Первые получали жалованье от царской казны за службу, то есть жили за счет средств «федерального бюджета». Пользовались всяческим покровительством Московского Кремля. Это была казачья элита, ее «белая кость». В противо­вес этим «белым казакам» на Дону бряцали саблями и «щеголяли» худым платьем и тощим кошельком казаки «красные». Охотой и рыбной ловлей можно было прожить впроголодь, но казаки привыкли жить разбоем роскошно и лихо. А кого же грабить, если московских купцов — нельзя... Нехристей-ту­рок тоже, выходит, нельзя... На берегах Дона кипела и бурлила в негодовании голытьба, которой «поход за зипунами» был жизненно необходим, как горо­жанину Московии сани на зиму. Вопрос был только в том, кто поднесет спичку к бочке с порохом. Не появись с ней Разин, «чиркнул» бы кто-либо другой. И вот весной 1667 года в верхнедонских казачь­их городках — Паншинском и Качалинском, долж­но быть, встал в свой богатырский рост Степан Разин... Да гаркнул голосом зычным: «На Каспий, казаки! » И тьма отчаянных людей ответила вооду­шевленным ревом, взмахнув клинками. С этого дня Степан Тимофеевич реализует себя не как предво­дитель бандитской шайки, а как настоящий флото­водец. Главком флотилии донских казаков в Кас­пийском море.

Как профессиональный адмирал, он озадачен сразу двумя первоочередными вопросами. Снаб­жением и вооружением кораблей своей эскадры. И проведением военно-морской разведки плани­руемого курса. Как от атамана голутвенных, то есть не реестровых, «общественных» казаков, Войско­вой Круг от него открестился сразу и навсегда. Рас­считывать на его помощь Разин не мог. А стекав­шихся к нему со всего Дона добровольцев надо было чем-то вооружить, к ружьям и фальконетам нужны были порох и свинец. На казачьи баркасы нужны снасти, парусина, запасы продовольствия. Часть денег ему кредитовали посадские люди Воро­нежа. Мирные горожане вложили свои деньги в аб­солютно пиратский поход с надеждой на жирную долю от награбленной добычи. Но этого оказалось мало. Решили: семь бед — один ответ. «Разницы» стали перехватывать и присваивать грузы с транс­портных судов, идущих в Черкасск с припасами для казачьей столицы. Взвыли казачьи старшины и ари­стократы! Пора было убираться с Дона, и поскорее. Тем более что к тому времени Разин знал куда и как. Его агент, донской казак Федор Сукнин, проживал в Усть-Яицком городке в устье Волги. Он сообщил «в центр» данные о царском гарнизоне, об обороте торговли в низовьях прикаспийских рек. В самом начале мая 1667 года отряд Разина в 700 бойцов вы­шел в поход. По реке Иловлей они поднялись на стругах и через речку Камышенку влились в Волгу. Его флотилию с континента никак не ожидали, и этот маневр обеспечил Разину эффект внезапности. Его флотилия обрушилась на великорусский город Царицын, как снег на Стамбул. Богатейшие, набитые товарами торговые ряды и трюмы судов стали наградой алчным ватагам. Не остановило взломщи­ков и то, что часть сундуков принадлежала патриар­хии и царскому двору. Царские воеводы направили Л в защиту государева имущества карательный отряд. Но «разницы» его разгромили и, беспрепятственно миновав Астрахань, вышли в море. Вдогонку бросилась флотилия «есаульных» стругов царского полковника Ружинского. Разин к моменту подхода ее в устье Яика успел покорить казачий Яицкий городок (вернее, он перешел на его сторону) и развернуть свои корабли в боевой порядок. К тому же пополнить ее строй судами яицких казаков.

Флотилия «московского адмиралтейства» в сражении с морскими пиратами потерпела поражение. Ружинский с отстатками своей эскадры повернул обратно в Астрахань. Свое первое морское сражение — в июле 1667 года, с правительственным флотом — Разин выиграл. Правда, после весенне-летней кампании он стал врагом Москвы, ну да бог не выдаст...

Зимой казачья эскадра активно готовилась к грядущим походам. Ее моряки не пьянствовали или бездельничали, а ремонтировали и оснащали суда, готовили оружие и запасались продовольствием на долгий морской переход. Молодые, необстрелян­ные казаки под наблюдением ветеранов занима­лись, как сказали бы сегодня, боевой подготовкой. Зима катилась к весне, когда разведчики сообщили Разину, что из Астрахани к его лагерю движется от­ряд царских стрельцов. Воеводы рассчитывали, что, пока море сковано льдом, Разин лишен мобильно­сти, а значит, неуловимости. И надеялись разбить его в сухопутном сражении. Расчет был точен, но недооценили крутость нрава атамана. В море еще плавали льдины, но он приказал выйти своей эскад­ре в поход. И опять взял курс туда, где его меньше всего ждали и море было уже чистым ото льда. На юго-западное побережье — к острову Чечень — на­против Аграханского полуострова. Это была старая база низовых терских казаков; черную осетровую икру в тех местах можно было хлебать деревянны­ми ложками, как уху. Пока отдыхали после трудного плавания и ждали тепла, «разинцев» догнало под­крепление. Казачий отряд с Дона с атаманом Серге­ем Кривым. На борту его стругов было то, что нуж­нее всего, — продовольствие. Объединенная каза­чья флотилия насчитывала уже более 40 стругов и две тысячи бойцов. С такими силами можно было уже воевать с персидским шахом.

В мае 1668 года «разницы» разграбили Дербент и разорили предместья Баку. Недалеко от Баку они облюбовали остров Жилой, на котором разбили ла­герь и с берегов которого совершали набеги на по­бережье современного Азербайджана. Торговая жизнь на море и побережье замерла в страхе...

Адмиралы Персии клялись Аллахом и собствен­ной бородой, обещая своему владыке покарать не­верных! Бросить голову Разина к ногам шаха! Со­брав большие силы, они подкараулили струги каза­ков у берега города Решта — столицы провинции Гилян. Хотя полной победы не добились, но Разин был вынужден увести свою эскадру из Гилянского залива. Его потери в неудачном бою составили бо­лее 400 человек убитыми. Обозленные казаки прак­тически целиком выжгли портовые города Фераха-бад и Астрабад. Морская война шла с переменным успехом, и конца ей не было видно.

Неумолимо и грозно, как девятый вал в шторм, на эскадру Разина накатывалась зима. Требовалось дать отдых экипажам, починить потрепанные штормами и боями струги, запастись продовольст­вием. Но казаки бороздили воды чужого моря, как табор цыган, не находя себе убежища. Наконец, ко­гда плыть куда-либо не было уже ни сил ни возмож­ности, укрепили городок на полуострове Мианкале — в юго-восточной части Каспийского моря. Это была база, избранная от безысходности. На этом кончике суши было очень мало пресной воды, трудно добыть еду. А отдохнуть и спокойно подремон-тироваться не давали частые стычки с отрядами персов. И потери от болезней и тягот жизни «разинцы» понесли большие, чем в боях. Правда, шло и по­полнение: персы обменивали своих пленных на православных невольников, приходили мелкие шайки любителей легкой наживы. Первые горели желанием мести, вторые алчностью, но толковых и умелых моряков и солдат среди них было ничтож­но мало. На Мианкале было так тяжело, что, едва море вскрылось от ледового панциря, казачья эс­кадра ушла к туркменским берегам. Но и там было не легче. Изможденную зимовкой казачью флоти­лию поджидал свежий и боеспособный персидский флот. Разин приказал укрепиться на острове Сви­ной — у западного побережья Гиляна. На нем, по крайней мере, не опасались внезапной атаки с суши. А немедля отправиться на северо-запад Кас­пия — через Волгу к Дону, казачья флотилия была не готова. Была еще надежда и на удачные вылазки.

В начале лета персидский шах повелел своему адмиралу Мамед-хану не позже осени покончить с флотилией Разина. Самое меньшее — это заставить ее уйти из южных вод. Мусульманский флотоводец имел все шансы на успех. Окрыляло воспоминание об удачном для него сражении с казаками у Решта. И его лазутчики сообщали о трудностях, которые преследовали казаков: у них было очень мало бое­припасов, очень мало обученных воинов, зато мно­го раненых и больных. Во дворце шаха адмиралы убеждали своего владыку в быстрой и неминуемой победе.

 

Июльский зной нещадно пек матросов и канони­ров персидского флота, прятавшихся в узкую тень повисших парусов. Штиль, поверхность моря спо­койна, как зеркало. Главный адмирал персидского флота Мамед-хан с огромным облегчением опустил подзорную трубу. Через оптику, с борта флагмана, он осматривал побережье острова, на котором сгрудились, словно зайцы перед львом, казачьи струги. Слава Аллаху, он услышал его молитвы! Нечестивые гяуры не успели скрыться от возмездия.

А в том, что оно неотвратимо, — он не сомневал­ся. Под его командованием выстроились в боевой порядок 50 морских, хорошо вооруженных судов. На них три тысячи семьсот отборных воинов исла­ма, готовых для абордажного боя. Никто не устоит! Мамед-хан настолько не сомневался в грядущей по­беде, что даже позволил себе выполнить каприз лю­бимой дочери — она хотела насладиться видом ис­требления казаков. Правда, на всякий случай забот­ливый отец разместил ее на корабле, более всего отстоявшем в море подальше от острова. Все было готово к сражению. Не было только ветра, под кото­рым персидские корабли могли бы поднять паруса. Атаман Разин также разглядывал неприятель­ский флот. 50 судов против его 40 легких стругов. Персидские корабли имели весла, но их тяжелые и глубоко сидящие в воде корпуса плохо маневриро­вали и медленно передвигались усилиями гребцов. По бортам установлены пушки, каждая из которых мощнее крошечных казачьих фальконетов. Шансов нет, кроме одного — Господь не оставил рабов сво­их и не послал их врагам ветра. Атаман обернулся на строй своих стругов, на виду у всех перекрестил­ся и выдохнул: «С Богом, браты! »

Подробностей этой морской битвы история со­хранила мало. Не следует забывать, что архив Дон­ского Войска, содержащий в себе документы старо­го времени, сгорел в XVIII веке. А переводы из архи­вов Персии в России не публиковали (а может, и не переводили). Но, зная тактику донских казаков, можно так представить себе это сражение.

 

Налегая на весла, донские струги обошли пер­сидскую эскадру и атаковали ее с моря. Персидские моряки сразу оказались в невыгодном положении.

С моря на них летела, сверкая мокрыми веслами, флотилия казаков, а маневрировать не позволяли мели и скалы у острова, к побережью которого не­вольно прижимались их корабли. Казаки атаковали с кормы, где у персов не было орудий, но она отлич­но обстреливалась с фальконетов, расположенных на носу стругов. Отчаянно пытаясь исправить си­туацию, персидские командиры кораблей все же на­чали пытаться изменить строй, превратив его в хао­тичную кучу судов. Их корабельная артиллерия про­сто оказалась исключенной из боя. И начался не бой, а свалка, не поединок, а истребление.

Казачьи струги группами наваливались на один персидский корабль за другим, как свора псов на медведя. Осыпая вражеские команды свинцом из ружей и ядрами из фальконетов, казаки набрасыва­ли на борта абордажные крюки и подтягивались для абордажного боя. Высадившись, абордажная пар­тия со страшными криками выхватывала сабли и ножи. И начинала резню. Кровь захлестывала пер­сидские суда. Кто не решался на рукопашный бой, прыгал за борт в воду. А в небо поднимались столбы дымов от подожженных казаками кораблей.

Мамед-хан в ужасе рвал на себе бороду! Первым же кораблем, которым овладели гяуры, был тот, на котором оставалась его драгоценная дочь. А он ни­чем, ничем не мог ей помочь! Пламя пожаров на подпаленных судах усиливало жару, казалось, море превратилось в адово пекло. Ружейная пальба, треск сталкивающихся судов — все смешалось... Какая уж там дочь?! Вот-вот крюки казачьих стругов вопьют­ся в борт его флагмана и на борт полезут отчаянные головорезы с саблями наголо. И он сам, Мамед-хан, может стать их пленником. Или покойником.

Но тут посвежел наконец ветер. Ах, если бы всего пару часов назад! Гяуры прокляли бы этот день! Но было уже не до мести. Уцелевшие три корабля его эскадры наконец наполнили свои паруса ветром и, «отплевываясь» орудийными залпами от наседавших казачьих стругов, в панике уходили в открытое море. Казаки отстали. За кормой флагманского корабля удалялась картина разгрома его флота. Мамед-хан в отчаянии рыдал в свою черную бороду. Плакал не разбитый адмирал, плакал безутешный отец. Он мечтал только об одном — броситься в ноги шаху и умолять, умолять, умолять — дать новый флот. Чтобы догнать, отбить, отомстить...

 

Победа флотилии донских казаков была полной. Их потери: 18 стругов. Зато они захватили 47 пер­сидских кораблей с 33 орудиями и с припасами. С улюлюканьем и тычками победители сгоняли на берег пленных — вещь для обмена и продажи. Мно­го пленных жались у прибоя — сотни. И еще один трофей.

«Гляди, атаман! — весело крикнул Разину ли­хой казак, таща за волосы юную девушку в богатой одежде. — Каков тебе мой подарок! Персидская княжна! »

Девушка, рыдая, встала на ноги. И Степан Тимо­феевич увидел ее тонкий стан, густые черные косы, скользнувшие по мраморно-белым плечам. И взгля­нули в сердце грозного атамана ее огромные карие глаза, налитые слезами боли, ужаса и мольбы...

 

Посчитав трофеи и потери, казаки решили, что нужно уходить немедля. Оружия и провианта у них было, хоть до Дона плыви. Зато папа «княгини» (бы­стро выяснили, чья дочь оказалась у них в гостях) очень быстро пожалует с новым флотом. За реван­шем и дочерью. А у казаков осталось всего 22 струга. И с ветром второй раз так не повезет. В планы Рази­на никак не входила встреча с «тестем», каковым стал ему разгромленный адмирал той же ночью. И через несколько дней казачья флотилия взяла курс на северо-запад. Уже в начале августа 1669 года весла казачьих стругов вспенили пресные воды устья Волги. В ее камышах можно было не бояться мести озлобленного Мамед-хана. Но соратников атамана стало беспокоить другое...

Гребцы казачьих стругов заметили, что атаман как-то присмирел. Его уже не увлекали планы захва­тывающих своей удалью походов. Более того, впе­реди было решение труднейшей задачи — прорыв мимо Астрахани, а его это как будто не волновало. Он стал чураться братских пирушек, стараясь боль­ше времени проводить наедине с брюнеткой-пер­сиянкой. «Атаман стал не тот», — бурчали недоволь­но ветераны. «Саблю забудет, кур разведет», — зубо­скалили молодые гребцы. Ропот шелестел со струга на струг, словно речной ветер. Вердикт был едино­гласным: виновна юная полонянка. Околдовавшая, очаровавшая, смирившая их вожака. А может, он и увел их из Каспия после удачного сражения, усту­пив ее мольбам. Может, ее слова не позволили каза­кам еще вдоволь погулять по Персии? Может, про­дал и предал казаков проклятым нехристям-персия­нам Разин, поддавшись чарам восточной женской красоты? Этот ропот и насмешки слышал грозный атаман…

 

Сюжет знаменитой картины и песни — не вы­мышлен. В морском сражении у острова Свиной, в июле 1669 года, флотилия Разина захватила в плен дочь персидского адмирала Мамед-хана. И вероят­но, не одну «ночь провожжался» с ней атаман. На­родный эпос превратил дочь адмирала в княжну, хотя хан — аристократический титул в странах Азии. Правда, можно гадать, в действительности ли Разин утопил даму в Волге, при одобрении товари­щей? В качестве подтверждения своей преданности идеалам вольного казачества. Либо ее постигла иная, менее мрачная участь. Во всяком случае, когда в начале октября 1669 года оставшиеся от некогда грозной флотилии девять стругов вошли в родной Дон, дочери персидского адмирала на них не было. А может, Разин, натешившись, уступил княжну по-братски товарищу?

Недалеко от Новочеркасска в начале XX века было местечко со странным названием — Персияновка. Будто бы место жительства персиянок. Были так называемые Персияновские военно-учебные лагеря Донского Войска. О происхождении этого названия мнения расходятся. Но вот одно из них любопытно... Якобы с персидского похода, с Каспия, не один только атаман Разин привез пленницу. «ППЖ» — «походно-полевые жены» были у многих донцов, а поскольку православные каноны двое­женства не допускали (это не ислам! ), то в родных местах казаки поселили своих спутниц отдельным селением. Сделав их полулегальными женами «вы­ходного дня». Время прошло, поколения сменились, а игривое название сохранилось. Может, дочь пер­сидского адмирала и не была брошена в Волгу как жертва казачьему братству? А стала одной из «ново­селок» Персияновки? Но красива и ужасна легенда. Впечатляет художественное полотно живописца, завораживает мелодия старинной русской песни...

 

Легенда легендой, а если проанализировать дея­тельность Степана Тимофеевича Разина не с точки зрения уголовного кодекса, а с сугубо военно-мор­ской? Серия успешных десантов на побережье про­тивника, удачный штурм ряда прибрежных крепо­стей. Три открытых морских сражения с флотом неприятеля — в устье Яика, у Решта и у острова Сви­ной... Два Разин полностью выиграл, в одном спас свои силы от разгрома. Во всех открытых морских сражениях его враги имели численное преимуще­ство. Два года его партизанская эскадра действовала в чужих водах, без баз, на абсолютном самоснабже­нии. В военно-морской истории Европы XVII века трудно найти флотоводца со столь удачным опы­том походов.

Как и у любого выдающегося человека, у адмира­ла Разина сразу же нашлись последователи и про­должатели — среди земляков. В мае 1677 года, ровно через десять лет с начала «разинского» похода на Каспий, по его маршруту отправилась ватага, дон­ского атамана Василия Касимова (возможно, это был один из ветеранов эскадры Степана Тимофее­вича). Три сотни казаков прорвались из Волги на Каспий, достигли устья Яика. Захватили в казачьем городке яицких казаков оружие и провиант и взяли курс к персидским берегам. Именно дублирование разинского маршрута и приемов погубило весь план. Копия всегда хуже оригинала. И воеводы мос­ковского царя, и адмиралы персидского шаха, едва оправившиеся от последствий походов десятилет­ней давности, единодушно решили, что «второй Ра­зин» для такого маленького моря, как Каспийское, — это чересчур. Сначала отряд Касимова серьезно по­трепали московские стрельцы. У туркменского моря его также ждали. Без соли и хлеба. Донцы атамана Касимова с огромным трудом перезимовали на ост­ровах Святом и Жилом. А весной попытались на­пасть на Баку. На подходе казачьи струги перехва­тил персидский флот. Ветер был хорош — он туго надувал его паруса. Разгулявшиеся волны расшвыря­ли стаи стругов. В этом сражении часть стругов была перетоплена, экипажи взяты в плен. Уцелев­шие, пометавшись некоторое время по побережью, без еды и оружия, сдались на милость победителей. Путь на родной Дон был отрезан, и казаки, приняв мусульманство, стали мирными рыболовами в Ше­махе и подданными персидского шаха.

Последний поход донских казаков на Каспий был предпринят в 1682 году. Атаманы Калина Ро­дионов и Максим Скалозуб, с эскадрой в 60 стругов, пошли на устье Яика. Как и их предшественники, за­няв его, зазимовали. Но по весне на юг не пошли. Зима выдалась холодная и долгая, суда прочно вмерзли в лед. Узнав, что приближается сильный отряд стрельцов, решили не искушать судьбу, а, плюнув -на этот поход, вернулись домой на Дон. «Наследников Разина» из них не вышло.

И последнее — о Разине-флотоводце. Петр I в 1695 году прибыл на Дон и повелел привести к нему еще живых участников каспийского похода атама­на. С увлечением слушал царь их рассказы. И хотя этого самодержца обзывают «основателем русского флота» совершенно незаслуженно, его страсть к во­енно-морскому делу была неподдельна. Что же ув­лекало «бомбардира» в воспоминаниях «разинцев»? Неужели смакование прелестей персидской княж­ны? Или пересчет взломанных сундуков из казны его отца? Говорят, что Петр I прерывал рассказчи­ков искренними сетованиями: «Как жаль, что я не застал Разина! Уж я бы привлек этого человека к делу! » Надо полагать, что не грабежом персидских городов восхищал его атаман. Ведь, кроме этого, Ра­зин умел еще грамотно воевать на море с враже­ским флотом. Как и подобает атаману донских каза­ков — граждан морского сословия.

Донское казачество в XVII веке взяло на себя ос­новное бремя забот по строительству русских ВМС в Азовско-Донском бассейне задолго до того дня, когда у московского царя Алексея Михайловича ро­дился младший сын — Петр. В 1б4б году из Кремля последовало распоряжение — строить суда в Воро­неже. Но не силами холопов и в спешке нанятых иноземцев, а «вольными, охочими людьми». То есть в старой Москве понимали, что кораблестроение требует вольного работника, и готовы были отдать эту отрасль промышленности в руки нарождающе­гося капитализма. Планировалось построить пер­воначально 100 судов и еще столько же пригнать с Волги готовых. Но из этой затеи ничего не получи­лось. Московиты плохо были знакомы с корабле- строением. На рубеже XVIII века Петр I в этой ситуа­ции сделал ставку на иностранных специалистов. Его отец — на донских казаков. Когда в 1659 году в русском городе Козлове началось активное строи­тельство судов, то кликнули донских казаков во гла­ве с Кириллом Петровым. Станичники срубили три струга, да увидели, что московские дворяне, руково­дящие судоверфями, заставляют рабочих гнать брак, а сами в отчетах перед Москвой занимаются, как сказали бы сейчас, очковтирательством. Ка­зак-корабел Петров был грамотным инженером и потому написал в Москву грамотку. В которой рас­крывал нерадивость царевых слуг: «...велели соору­жать наскоро, в мерзлом и сыром лесу (в смысле из мерзлой и не просушенной древесины. — Примеч. авт.) в зимнюю пору в два дня струг. А у нас, госу­дарь, делают недели по две и больше... морские стру­ги делают, государь, в летнюю пору».

Донских специалистов заставляли «по царскому указу» гнать брак, нарушать технологии производ­ства. Заниматься штурмовщиной — один морской корабль в два дня! Вместо положенных двух недель. (Как это напоминает «пятилетку в четыре года».) Петр I такой подход к морскому делу поощрял на деле. Но можно представить себе, учитывая его ма­ниакальную жестокость, что было бы, получи он по­добную грамотку7 году так в 1703-м? Не сносить бы головы и доносчику! И тем, кто виноват — царской тростью по спинам дворян, да в Сибирь — это было бы самым мягким наказанием. Хотя, можно предпо­ложить, что ничего бы никому не было. Одним не­качественным кораблем больше, одним меньше... Протестанты-собутыльники довольны и ладно!

Царь Алексей Михайлович на грамотку казака отреагировал по-государственному мудро и эф­фективно. Виновных в постройке бракованных судов он повелел оштрафовать. За счет их вотчин отстроить новые, качественные суда. И впредь слу­шаться дельного казака. Ему был нужен эффективный флот в море, а не одобрительные тосты лукавых европейцев.

И интенсивность русского судостроения возрастала. В 1663 году у села Романова, на Дону, было отстроено 175 парусно-гребных стругов для морских походов. В 1673 году было заложено еще 200 стру­гов. И не амстердамские протестанты, а православ­ные донские казаки — корабельных дел мастера: Лукьян Высоцкий, Григорий Кириллов, Никита Яковлев — вот кто ладил русский морской флот. И не под конвоем гвардейцев, как скот, а по вольно­му найму шли на царские судоверфи охочие люди. Не из-под палки, думая только о том, как удрать, а по трудолюбию и таланту русские корабли строили плотники, кузнецы, канатчики, оружейники, парус­ных и весельных дел мастера из 41 уезда Московии. Они были одной веры, понимали язык друг друга. А главное, морское судостроение не требовало от них отречения от национальных, культурных тра­диций. Оказывается, морские суда можно было строить и в кафтанах и бородатыми, и без париков. Только за 1673 год они успели отстроить 130 воору­женных судов, с пушками на борту. И этот флот, спущенный на воду, вышел в Азовское море и дейст­вовал против Турции у берегов крымского побере­жья в 1674 году.

В 1674 году возвели уже 465 боевых стругов и транспортных судов. А год спустя — еще 250 транс­портных, когда потребовалось организовать снаб­жение царских войск в низовьях Дона. Получалось, что за три года на воду спустили 1270 кораблей и судов. Русский флот вырос, как гриб, на изумление мусульманскому миру Турции и Крыма. Без Петра I! Без иностранцев! По воле и труду русских людей.

Надо полагать, что такие толпы кораблей двига­лись не хаотично. Первый «Морской Устав» русские моряки получили в 1647 году. «34 статьи артикульные» — о корабельной науке и практике содержа­лись в 7-й главе переведенной на русский язык книги Иоганна Вальхаузена — «Учение и хитрость рат­ного строя пехотных людей». Переведенная глава книги предназначалась для русских моряков судо­верфи в Дединове, что в Коломенском уезде. Но в ге­нерал-адмиралы русского флота производить авто­ра этого трактата никто и не думал. Своими выдаю­щимися флотоводцами была богата русская и донская земля! Да не только она.


Поделиться:



Популярное:

Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 776; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.052 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь