Сибирский казак — Владимир Васильевич Атласов

⇐ ПредыдущаяСтр 8 из 14Следующая ⇒

Эпоха Великих географических открытий XVI—XVIII веков создана выдающимися мореплавателями. Есть среди них и имена казаков, которым Россия обязана своими дальневосточными морскими границами. В первую очередь енисейско-якутских казаков — Дежнева, Попова и сибирского казака — Атласова.

Енисейский казак Семен Иванович Дежнев родился около 1605 года, по предположению биографов — в Великом Устюге. С 1642 года он почти без перерыва бороздил на маленьких суденышках — кочах, моря Северного Ледовитого океана. Летом 1648 года три коча с казаками во главе с Дежневым и с Федотом Алексеевичем Поповым (по предположению ряда историков — именно он был руководителем той морской экспедиции) впервые в истории обошли Чукотский полуостров и вышли из Северного Ледовитого океана в Тихий. Пройдя дальше на юго-восток, Дежнев впервые обстоятельно обследовал Курильские острова (хотя ранее они были замечены экспедицией казака Наседкина). Дальневосточные границы Московского царства, таким образом, были очерчены и в дальневосточных морях. В 1664 году в Москве казак Дежнев за заслуги перед Отечеством был пожалован чином казачьего атамана Якутского Войска.

Владимир Васильевич Атласов (в некоторых источниках — Обласов) родился в Сибири около 1661—-1664 гг. Но известно точно, что в 1682 году он поступил на службу в Якутское казачье Войско и вскоре отправился на поиски новых земель. Словно скандинавский викинг или английский капер — его современник. В 1697 году флотилия кочей, имея на борту 120 казаков-мореходов, отправилась с тихоокеанского берега Евразийского континента на восток.

Колумб плыл на запад — на закат. Сибирский казак Атласов держал курс на восток — на восход. Вскоре казачья флотилия увидела на горизонте высокие вулканообразные дымящиеся конусы гор Камчатки. Гряда ее островов была присоединена к короне московского православного царя. А казак-мореход Атласов не только составил подробное описание островов Камчатского архипелага и Чукотского полуострова. Но и пересек Тихий океан и достиг берегов Японии! И Нового Света — Аляски — северной оконечности Американского континента.

В 1701 году Атласов в награду получил чин казачьего головы. И все.

Вышеуказанные факты, в общем-то, известны. Но мало проанализированы. Для европейских протестантов, прикормивших из рук горничной немецкого пастора русского царя — Петра I, заслуги казаков в дальневосточном мореплавании были еще горше южных флотилий. Героев морских сражений — донцов, запорожцев, терцев — можно было еще терпеть. Во-первых, пираты, а во-вторых, почти всегда действовали в закрытых морях. Лишь однажды флотилия запорожцев достигла Атлантики. Сибирские и якутские казаки плавали в открытых океанах — Северном Ледовитом и Тихом! Они не пиратствовали, а совершали географические открытия и научные описания новых земель. Они имели отличный опыт дальних океанских плаваний! Они освоили прибрежное плавание во льдах Арктики! Они пересекли Тихий океан и достигли Америки! Православные люди сами, без протестантских «учителей», доказали свою способность к океанскому мореплаванию.

Вот почему собутыльники «царя-реформатора» стремились заставить русских рабов забыть о своих национальных героях. Славу открывателя пролива между Азией и Америкой приписали иностранцу-протестанту Берингу, хотя тот и по-русски, на языке страны, которой служил, толком-то не мог объясняться. Но он был свой. А Дежнев и Попов были казаками, чужие, непокорные при «немецко-русском» дворе Российской империи.

Примеры походов Дежнева, Попова, Наседкина, Атласова не только безапелляционно доказывали то, что казаки — это морское сословие! Но и на оценку Петра I как на основателя флота оказывали воздействие, как огонь костра на Снегурочку. Стоят такие «снегурочки» — памятники Петру I, как основателю русского флота, по всей Руси. Но стоит только вспомнить о казаках-мореходах XVII века — в Тихом, Атлантическом, Северном Ледовитом океанах... О казачьих боевых флотилиях в Азовском, Черном и Каспийском морях... О масштабе казачьего судостроения и морской торговли со странами Запада и Востока...

И «потечет вранье» о полуграмотном царе Петре. И растает миф о «реформаторе», сотворенный его хозяевами-протестантами, как сказочная Снегурочка. Только грязная лужа и останется.

ЧАСТЬ II

ВЕК XVIII - РЯДОМ С РЕГУЛЯРНЫМ ИМПЕРАТОРСКИМ ФЛОТОМ

ГЛАВА 8

Петр I... Великий адмирал турецкого флота

В предыдущей главе ясно и убедительно показано, что задолго до того времени, как младший сын московского царя Алексея Михайловича «Тишайшего» нашел в сарае забытый ботик, его подданные по морям ходили давно. Морское дело знали, ценили и, если можно так сказать, любили. Морем пользовались не для «потехи», а для прибыльных коммерческих занятий. И в Азию, и в Европу ходили запросто, не через «окно», а обычным для всего человечества способом. Казачьи же флоты вообще пользовались «вратами» — устьями рек Днепр, Дон, Кубань, Терек, Яик и Волга. То, что молодой московский царь в 1695 году вдруг вздумал «рождать» русский флот в Азовском море, казалось удивительным для многих его современников. Тому подтверждением могут являться материалы из путевого журнала вице-адмирала Крюйса, опубликованные под общим названием «Первый поход на Азовское море» в VIII части «Записок Гидрографического Департамента» за 1850 год, издаваемых Морским министерством. Верный сподвижник государя так охарактеризовал это предприятие: «Его Императорское Величество объявил в начале сего году, что он с одною эскадрою кораблей вниз по Дону плыть и забавной (выделено в тексте адмиралом Крюйсом. — Примеч. авт.) поход на Черное море предпринять изволит...» Может быть, голландец Крюйс еще плохо русский язык выучил, может, его записки так неаккуратно перевели позже, может быть, слово «забавной» в конце XVII века иное значение имело. Все может быть. Только в одном сомневаться нельзя: для определения серьезного дела иным словом воспользоваться можно. А забава, она и есть забава, игрушка, потеха — и только. Серьезным русским мореходам играть в морские игры царя было некогда. (По тем же запискам Крюйса, из пяти кораблей только один был под командой русского — «бомбардира Петра Михайлова». Остальными, в морской «Зарнице» московитов, играли иноземцы.) Для настоящей морской войны готовы были только казаки.

Это убедительно доказал первый азовский поход молодого царя Петра Алексеевича, когда он выступил из Воронежа в 1695 году. Донские казаки по первому зову своего Войскового атамана — Фрола Минаева — снарядили для похода 1259 парусно-гребных стругов. С вооруженными и обученными экипажами и опытными флотскими начальниками. Ибо трудно себе представить, чтобы эта толпа судов двигалась хаотичной массой, без управления с флагмана.

У московского царя в тот год не было еще ничего: ни Адмиралтейств-коллегий, ни «кумпанств», ни иностранных морских советников... Он лишь с горящими от восторга глазами наблюдал за слаженными действиями казачьей флотилии и мечтал. О, если бы казаки смогли проникнуть в его мечты! Если бы гостеприимные и сильные хозяева донской земли смогли заглянуть лет на двадцать вперед... Они бы швырнули своего царственного гостя за борт, как некогда их атаман Разин — легендарную персидскую княжну. Донские казаки, принимая у себя московского царя Петра Романова, помнили рассказы своих дедов, которые помогали его деду — Михаилу Романову — быть избранным на царство в 1613 году. Их отцы, правда, иногда ссорились с его отцом, но всегда в конце концов мирились перед лицом общего врага — мусульман Турции и татарского Крыма. И на этот раз станичники видели в Петре лишь мощного союзника в войне с турками. Турецкий султан Магомет IV тоже.

Первая попытка казаков и московского войска, предпринятая в 1695 году, овладеть Азовом — провалилась. Весной 1696 года царь Петр засобирался в новый азовский поход. В начале мая в Черкасск стянулись более 64 000 пехотинцев Московии. К ним подошло подкрепление: 15 000 тысяч казаков-запорожцев во главе с походным атаманом Лизогубом. Донской атаман Фрол Минаев выставил 40 казачьих лодок с экипажами в 20 человек и еще 5000 казаков — «морской пехоты». Турецкие стратеги также спешили на помощь своему азовскому гарнизону. В середине мая на горизонте появились мачты эскадры султана: 13 боевых кораблей при 13 тунбасах (грузовых транспортных судах), груженных припасами для осажденного гарнизона.

18 мая 1696 года состоялся военный совет казачьих атаманов — донских и запорожских — и военачальников московского войска под председательством самого Петра. Царь выразил общее мнение — назавтра же решительно атаковать неприятельскую эскадру! Увы, его 9 галер с пехотинцами из полка Гордона не смогли преодолеть мелководье и выйти на большую воду Азовского моря. Через день в морской бой с турецкой эскадрой вступили лишь 40 казачьих лодок донцов. Будущий основатель российского регулярного флота лишь наблюдал сражение в подзорную трубу.

В «Истории Русского флота», изданной в Санкт-Петербурге в 1864 году под редакцией Ф. Ф. Весела-го, опубликовано «Письмо Государя к Генералиссимусу Ф. Ю. Ромодановскому о победе казаков над турецкими судами, с моря от Азова», датированное 31 мая 1696 года. Оно просто пышет восхищением удалью казаков в морском бою и жадной скрупулезностью в перечислении не им захваченных трофеев.

«...А неприятель на море стоял, в 13 кораблях. И как те суда поравнялись против устья Калан-чинскогоимы, холопи твои, и казаки в лодках, прося у Бога милости, ударили на того неприятеля... те вышеописанные суда разбили, из которых 9 сожгли, 1 взяли, а остальные ушли к кораблям. (13 грузовых судов с припасами для турецкого гарнизона подошли к одному из протоков Дона, впадающего в Азовское море, и были внезапно атакованы казачьими лодками из засады. После схватки три уцелевших тумбаса отошли под прикрытие своих кораблей. Но бой этим не окончился. — Примеч. авт.) Те, видя, 11 ушли, один затопили сами, а один наши пожгли. (Казаки продолжили бой и на больших глубинах: один турецкий боевой корабль взяли на абордаж и подожгли, один повредили так, что экипаж затопил его сам. — Примеч. авт.) На тех тумбасах взято 29 языков, пороху 85 бочек, 300 бомбов, 500 гранат, 500 копей. Взято более всего сукон», — с азартом интенданта пересчитывал трофеи царь. Правда, о том, как победители делили трофеи, он Ромодановскому не пишет. Не освещена эта деликатная тема и в трудах историков. А жаль.

Лишенные надежд на помощь извне турки в Азове все же держались. Более того, совершали удачные вылазки, вводя в панику московских стрельцов. Захваченные пленные сообщили, что ожидается прибытие еще одной эскадры. И действительно, 14 июня на горизонте забелели паруса б турецких кораблей и 12 галер. Подрейфовав пару недель на горизонте, турецкий адмирал все же решился попытаться высадить десант в помощь осажденному гарнизону Азова. 28 июня 21 турецкое гребное судно, с четырехтысячным десантом, направилось к берегу... Видимо, командир десантной партии услышал и увидел признаки веселого азарта, вспыхнувшего на казачьих лодках, на которых стали спешно поднимать якоря, готовить весла на воду и разбирать оружие. Турки давно знали цену рандеву с «викингами южных морей». Поэтому, не став испытывать судьбу, командир десанта скомандовал развернуться и успел вернуться к кораблям раньше, чем его догнали казачьи лодки. Тут же турецкий адмирал приказал поднять все паруса, и, воспользовавшись попутным ветром, вся эскадра, к ярости и ужасу защитников крепости, скрылась за горизонтом. Дни Азова были сочтены. Правда, и на суше войска московского царя целиком зависели от казаков. 17 июля 1896 года отряд запорожских казаков во главе со своим атаманом Лизогубом и донцы с атаманом Минаевым ворвались на крепостную стену. Но русские полки их не поддержали. Этот приступ турки кое-как отбили, но и казаки не оставили окружного вала. Азов повис на волоске. На следующий день обозленные своими большими потерями казаки грозились взять город приступом и не щадить никого. Турецкий комендант догадался направить к московскому царю парламентера, и тот выговорил почетные условия капитуляции. На следующий день остатки турецкого гарнизона покинули город, взяв с собой семьи и имущество. К неописуемому разочарованию казаков.

20 июля 1696 года царские войска и казачьи победоносно вступили в покоренный Азов. Город-порт, город-крепость в очередной раз стал казачьим. Но на этот раз, впервые, уже частично и великорусским!

Победа была несомненная! Только почему-то первой победой русского флота историки считают бой в устье Невы, состоявшийся 7 мая (по старому стилю) 1703 года, между двумя шведскими небольшими судами, посланными своим адмиралом в разведку, и 30 гребными судами русских. Петр, лично ведя свои галеры в атаку, использовал тактику казачьего флота, увиденную им в Азовском море. Только на юге противник потерял два боевых корабля и 11 транспортных судов, груду боеприпасов, и эта морская победа завершилась стратегическим успехом — захватом военно-морской базы в Азовском море. А мелкая стычка на Неве — подловили два небольших судна-разведчика и ничего больше — вызвала у царя бурю восторга! Он даже повелел изготовить золотые и серебряные медали в память о той стычке с пафосной надписью — «Небывалое — бывает». Память будущего императора, видимо, совсем ослабла от чрезмерного употребления спиртного: «небывалое» — было на его глазах восемь лет назад. С гораздо большим успехом. Но медалей донским казакам — героям азовской победы — он не навешивал. А потребовал от них выделить ему землю у самого берега Дона, для строительства корабельной верфи. Чтобы из Азовского моря выйти уже в Черное.

31 июля 1696 года, спустя всего два месяца после азовской победы, его соратник — «именитый человек Строганов», выполняя царское поручение, послал грамоту Войсковому Донскому Атаману, в которой просил (пока просил) выделить для будущей верфи земельный участок. Атаман Фрол Минаев отвел было участок у берегов станицы Нашинской, но при условии согласия на то станичного атамана. Видимо, тот, посовещавшись со станичниками, наказ Войскового Атамана проигнорировал. Спустя ровно год — в 1697 году, Строганов вынужден был написать челобитную самому Петру, жалуясь на отказ со стороны станичного атамана — Андрея Власова.

Станице Нашинской так и не случилось войти в историю как «колыбель российского флота». Но этот факт — лишнее доказательство того, что в конце XVII века Донское Войско было фактически суверенным государством, не зависящим от воли московского царя. Можно ли было себе представить, чтобы царев наказ не исполнил не то что деревенский староста (должность, близкая по функциям со станичным атаманом), а воевода или боярин где-нибудь в Подмосковье? Жил бы он ровно столько, сколько бы требовалось времени доволочь его до плахи. А тут станичный атаман послал куда подальше царя с его верфью и остался жив-здоров и - при своей должности. Значит, для гнева Петра он был недосягаем. Вольный донской казак не государев холоп.

Но это все будет позже. А осенью 1696 года Петр I помчался в Москву. Там, в белокаменной столице Руси, он добился от Боярской Думы финансирования строительства новых русских, неказачьих судов. Часть одной из фраз в тексте постановления Думы — «...морским судам быть» — стала легендарной. Поскольку дату того заседания стали считать датой рождения русского флота. (Который благополучно действовал на Балтике против шведов в XVI веке при Иване Грозном IV, и его уничтожение было одним из пунктов Столбовского мирного договора со шведами, заключенного дедом Петра I. Кстати, деревня Столбовка, где происходило подписание этого договора, была пограничной. Располагалась она на берегах Невы — на том месте, где сейчас находится торговый комплекс «Юбилейный». Напротив, через реку — была шведская пограничная деревушка. Сейчас там архитектурный комплекс знаменитого Смольного. И русские, точнее — новгородские и псковские, купцы спокойно вели торговлю — транзитом через шведский город Ниеншанц. На руинах которого в 1703 году Петр I решил возводить новую столицу. — Примеч. авт.).

Как бы там ни было — Петр Алексеевич Романов, окрыленный успехом, решил прочно укрепиться на берегах Азовского моря. Уже с лета 1696 года в трофейном Азове застучали плотничьи топоры — рубили фуркаты (название типа судов. — Примеч. авт.). К ужасу немногочисленных венецианских корабельных дел мастеров, на стройку новых судов шел сырой лес — чуть ли не вчера срубленный в тамбовских или воронежских лесах. К тому же рубили «по-русски»: тяп-ляп. А чего еще было требо- вать от судостроителей, которых привели сюда под вооруженным конвоем и которым вся эта царская потеха была горше редьки? Тем не менее новенькие, ароматно пахнущие свежим деревом фуркаты спустили на воду — на волны Дона. И погнали вверх по реке. Фарватера ее ни иностранные мастера, ни подневольные царские холопы, конечно, не знали... Донских же казаков спросить отчего-то не захотели.

Итогом того аварийного похода стала «Челобитная казацкого атамана и всего Войска Донского о присылке знающих людей для подъема затопша у Черкасского фурката, 1696 года августа 18-го». Адресована челобитная — «Великого Государя Его Царского Пресветлого Величества в Азове боярину Прозоровскому со товарищи, Донские Атаманы, казаки, Фрол Минаев и все Войско Донское челом бьют» (нет сомнений, что в глубине души казаки мечтали вручную набить «по челу» сему «боярину со товарищи». Ибо было за что! ). Но текст документа сух и тактичен. «В нынешнем 7206 году (донцы упрямо пользовались старым, русским летосчислением. — Примеч. авт.) августа в день, по указу фуркаты спущены из Азова вверх рекою Доном и за мелями остановлены у нас в Черкасском. А одна фуркат не прошла мимо Черкасской и затонула средь реки, мы Войском тот фуркат выручали и тянули снасти... А спецов по подъему нет, пришли... а вспоможенье всякое от Войска будет, и о том о всем, бы вам учинить по указу Великого Государя». В переводе на современный язык, произошло следующее. Петровские мореходы, «не зная броду» — в данном случае фарватера, сунулись в воду. Прямо напротив столицы Донского Войска — Черкасска, их суда сели на мель, а одно вообще затонуло, перегородив всякое движение по реке. Донцы пытались выудить «утопленника» со дна сами, но, увы... Атаман потребовал у боярина Прозоровского специалистов по подъему судов — сами захламили нам реку, сами и чистите! А чтобы работа шла бойчее — рекомендовал азовскому наместнику его распоряжениям придать статус царского указа. Прозоровский, надо полагать, и сам соображал, что за перекрытие судоходства по Дону Петр его по головке не погладит. Хорошо еще не отрубит!

Уже 27 августа в распоряжение Донского Атамана из Азова пригнали под конвоем 10 солдат-гвардейцев: семеновцев и преображенцев — 289 рабочих. В сопроводительной грамоте боярину Федору Хрущеву Прозоровский наказывал: «...а водяной ход (то есть речной фарватер) донские казаки знают и всему Войску Донскому указ послан о вспоможе-нии».

Трудно сказать, какими специалистами по судоподъему были солдаты-гвардейцы, но конвоирами они оказались никудышными. Через месяц из всей рабочей команды, из 289 рабочих, на месте аварии осталась лишь дюжина. Остальные разбежались по станицам Войска Донского.

Переписка между Азовом и Черкасском продолжалась. Еще русский регулярный флот не одержал своей первой победы, но его военно-морская бюрократия уже сражалась вовсю. Осень наступила. Холодно стало. Злополучный фуркат продолжал гнить на дне, все более напоминая собой сказочную репку, которую тянут-потянут... Боярин Прозоровский новую партию «специалистов по судоподъему» уже направлять боялся — вновь разбегутся. Решил, что все как-нибудь само собой образуется. Либо фуркат на дне сам сгниет, благо из сырого дерева рублен, либо разобьет его весенний ледоход. На все Божья воля! Но была еще и воля донских казаков. Они не стали ожидать сказочной мышки, а, помучившись, вытянули тот несчастный фуркат сами. 11 ноября 1696 года боярину Прозоровскому вручили грамоту от Атамана Донского Войска Минаева. Вождь казаков не скрывал иронии относительно волокиты бюрократов молодого русского флота: «Ей удивля-емся вашему делу! Будет неприятелям смех пуще». И далее сообщил, что казаки сами, без помощи из Азова, подняли затонувшее судно. Станичники плескались в холодной ноябрьской воде три дня по сто человек ежедневно. И подняли. Атаман язвительно приглашал убедиться в успехе своих ребятушек: «...Войску не верите, а то пишете нам письма, прикажите кому из дьяков приехать».

Тут уж Войску поверили в Азове! Так поверили, так поверили, что прислали в Черкасск повеление: казакам самим очистить Дон «от мешающих судоходству явлений». Убрать, то есть срыть, все мели, вытащить коряги со дна, укрепить берега. Для того выделить 450 донцов — недорослей, то есть юношей. В помощь им (или в конвой? ) направили 299 стрельцов царских. Повеление азовского «боярина со товарищи» донцов поразило еще более, чем переписка по поводу затонувшего фурката. Чистить Дон предписывали на зиму глядя, силами бесплатного (уж обратное бы от историков не ускользнуло) тяжелейшего труда казачьей молодежи. Парней согнали на работы, но вскоре они разбежались по домам. А конвой — стрельцы — вместе с ними. Сколько успели до этого вытащить коряг — осталось загадкой.

А новые суда в Азове: струги, фуркаты, галеры, корабли, галиот — царские холопы продолжали рубить с упорством мифического Сизифа. Под открытым небом, в холоде, в голоде, болея и умирая. Сходство результатов труда этого легендарного страдальца с итогами азовской судостроительной программы выражалось в том, что только что отстроенные корабли некому было содержать. И не на что. Любое судно экипажа требует, ежедневного ухода за кораблем. Деревянный корабль не законсервируешь. А экипаж регулярно что-то еще есть должен. На чьи-то деньги. А на чьи? Следует добавить, что порт и верфи в Азове целиком зависели от снабжения по Дону, который, во-первых, был еще мало судоходен, а во-вторых, находился во владении Донского Войска. С юга же плескалось море, в любой день на его горизонте могла появиться турецкая эскадра. С явно не дружественным визитом.

В апреле 1699 года вернувшийся из длительной заграничной поездки царь инспектировал азовский флот. Флаги развевались над мачтами 10 кораблей, двух галер и галиота. На них кое-как наскребли экипажи и средства на содержание. А что было делать с рядом свеженьких стругов? Петр I нашел оригинальный выход из положения. Придал стругам статус царского подарка. От которого рискованно отказаться. Для почина Петр дарит один струг самому себе. Записав его за «бомбардиром Петром Михайловым». Два струга получил верный друг — Алексашка Ментиков. Еще двумя осчастливлен боярин Головин. Наделенными собственными стругами оказались тогда аристократы, которым не повезло настолько, что плавающие приобретения пришлось содержать за счет родовых вотчин. Судовладельцами поневоле стали: князь Львов, князь Долгоруков, князь Урусов, князь Голицын, Ромодановский... Но покорные аристократы «кончились», а бесхозные струги еще нет. Тогда их начали дарить донским казакам. Историческая запись гласит: «...апреля 29-го дня отдан струг крытый легкой станицы Атаману Семену Скосырскому со товарищами». На следующий день — 30 апреля, целых три струга всучили донским казакам зимовой станицы. История умалчивает — удалось ли царю завершить весеннюю раздачу стругов до 1 мая, или еще оставались?

Умолчала она и о том, почему стругами не были награждены сами жители Азова? Ответ есть. Еще в январе 1698 года царь повелел переселить в побежденный турецкий город 403 семьи — 2746 человек обоего полу. Кто переселенцы — наверное, донские казаки, которые воевали с турками за Азов почти сто лет? Нет. «Новые азовцы» — это жители сухопутной, континентальной Руси. Морскими жителями их сделали подневольно. Более того, царь повелел всем им обязательно учиться морскому делу. Обязательно, как кофей пить по утрам. В качестве учебных пособий, помимо уже отстроенных и страшно «дефицитных» стругов, в Азов, по царскому указу, привели еще 30 судов, 28 карбузов и сагу. У кого сухопутные переселенцы должны учиться морскому делу, наверняка у казаков донских низовых станиц, знающих Азовское море, как собственный курень? Петр I и тут прогрессивен. Из Архангельска он «выписал» кормщика-помора Ивашку Молота — «учить азовских жителей на реках и морях». И за то, что бе-ломорец учил «азовцев» плаванию по Дону и Азовскому морю, он из казны получил «10 денег (вероятно, копеек) в день». Даже поклонник царя и историк русского флота Ф. Ф. Веселаго был вынужден прокомментировать этот «мудрый шаг»: «Степень успеха этого обучения неизвестна». Ошибся тогда великий историк. Она стала известна спустя 12 лет, но об этом позже.

И опять же, когда в 1б99 году Петр отправился с посольством в Константинополь, его корабль сопровождал в переходе по Черному морю эскорт казачьих судов с экипажами в 500 моряков, под флагом атамана-адмирала Минаева. Но «бомбардир Петр Михайлов» его чином адмирала так и не жалует, а казаков в свой флот не приглашает.

Итак, к 1700 году Петр Великий совершил на юге большое дело. Позволил настроить в Азове кораблей из некачественного сырья с нарушением судостроительных технологий. О финансовом и продовольственном обеспечении судостроителей и экипажей для этих кораблей — не позаботился. Экипажи повелел учить из сухопутных жителей моряку, абсолютно не знакомому с мореходными условиями, в которых происходит процесс обучения. Подвоз припасов в порт и крепость Азов по Дону затруднен. Условия службы и труда в Азове таковы, что люди бегут оттуда при любой возможности. К природным мореходам и корабелам этих мест — к донским казакам, петровские сподвижники обращаются лишь в случае острой нужды и в оскорбительной форме. А главное — на строящийся флот служить не зовут.

О Петре I еще будет написано ниже. Но вышеперечисленные факты и указанные документы говорят сами за себя. Человека, который совершает неподготовленные действия, не продумывая их ближайших последствий даже при строительстве личной дачи, разумным хозяином не назовут. Московский царь по такому «методу» строил в России военно-морской флот — и назван «Великим».

Но о службе в азовском регулярном русском флоте. Первые русские, не иностранные, матросы появились на нем только в 1 700 году. 540 новобранцев рекрутского набора из Москвы «забрили» не в драгуны, не в гвардию, а на флот. Многие из них море видели первый раз в жизни. И тяги к флотской службе не испытывали никакой. А порядки в петровском флоте были не то что жесткие, а просто садистские. Морской Устав Петра I насчитывал 63 статьи, представляя собой помесь английского и голландского. В нем многие проступки нижних чинов карались смертью. Но были и другие: заковка в кандалы, прибиение гвоздем руки к мачте, протаскивание под килем корабля, отсечение руки. На всех флотах мира того времени правила были суровые. У тех же донских казаков за обнаруженную в морском походе бутылку спиртного хозяина вина швыряли вместе с ней за борт.

Но везде на флот шли служить добровольно. Да, гребцами на галеры сажали военнопленных, осужденных преступников, рабов... А матросов набирали по контракту. Могли подписать у пьяного, у обманутого, у поставленного в безвыходное положение. Но формально принцип добровольности соблюдался. И донские и запорожские казаки шли в морские походы по охоте. Атаманские «гвардейцы» никого за ногу из куреня не тянули и прикладами на а палубу не подталкивали.

В регулярный русский флот крестьянского парня из континентальной Руси записывали в матросы «по царской воле». Его держали впроголодь, его укачивало на волнах, он почти не понимал слов команд иноземных офицеров... Тогда его секли батогами, заковывали в кандалы, могли прибить руку к мачте. Ясно дело, вольные казаки идти в такой флот не желали даже под страхом смертной казни. А русские матросы бежали с кораблей при первой возможности. Кстати, из первой партии матросов, пригнанных в Азов из Москвы, через два года никого в строю не осталось. Кто помер, не выдержав тягот «службы», кто сбежал. Не рвались служить в петровский флот и иностранные офицеры и матросы. Последних даже воровали с английских судов, как на Кавказе Невест. Английский посланник не раз вручал московским дипломатам ноты протеста по этому поводу. И как-то плохо верится, что с «завербованными» таким методом англичанами обращались намного лучше, чем с русскими матросами. Я Мало было и офицеров. В письме к царю от 8 июля 2 1702 года генерал-адмирал Апраксин, описывая состояние дел в азовском флоте, горевал: «Зело оскудение в офицерах». И это при том, что иноземцы при Петре (и позже) были в России на привилегированном положении. В Европе быстро разнеслась молва о порядках, бытовавших в Московии. Так, в 1711 году срочно понадобились судостроительные мастера, как раз в Азовский флот. Откуда взять? Как раз из северной Германии, для работы на русских верфях в Ревеле, приехали 6 мастеров. Как немцев ни уговаривали поехать на юг — немцы не соглашались изменить условия контракта. Тогда их без слов скрутили, связали и под конвоем довезли до Азова. Стройте, дескать, суда здесь! А ведь немцы не были ни подданными московского царя, ни военными. Просто иностранные мирные корабельные мастера. Но с ними обошлись, как с рабами. И такие примеры были не редкостью. Впрочем, от этих жертв произвола и имен не осталось. Адмирал Корнелиус Крюйс, можно сказать, жизнь положил на создание флота Петра I. Но вот в 1713 году уже на Балтике, в разгар боя с шведскими кораблями, два русских судна, ловя парусами ветер и уклоняясь от ядер шведских канониров, сели на мель. Остались целы, и причина ошибки рулевого и командира простительна — шел бой. Но ярость царя была безумна — командовавшего отрядом русских судов адмирала Крюйса судили военно-морским судом и приговорили к смертной казни. Казнь заменили на ссылку в Казань. Не спасли никакие прежние заслуги, между прочим, иностранного дворянина и подданного. Если даже такой именитый человек не был защищен от бешенства Петра, то на какую объективность мог рассчитывать рядовой офицер или корабельных дел мастер? Так что специалист из любой страны тысячу раз думал, прежде чем принять приглашение вербовщика из Московии.

При всем при этом Петр I, что называется, «в упор» не замечал военно-морских качеств донского казачества, а оно вновь и вновь спасало Азовский флот. В январе 1701 года генерал-адмирал Апраксин запросил подкрепления, ввиду ожидавшегося нападения турецкого флота. К русскому гарнизону быстро подошли более 10 тысяч донских казаков — дивизия морской пехоты. 23 июня 1701 года Апраксин прибыл в Таганрог, где строился русский регулярный флот. Для морской разведки не был годен ни один корабль. Пришлось опять обращаться к казакам — только донские лодки ушли в дозор в Керченский пролив. Казаки вернулись с добычей — захватили турецкое военно-транспортное судно и 15 пленных.

Даже иностранцы, служившие в русском флоте, начали понимать бессмысленность и странность «морской политики» царя в Азовском море. Адмирал Крюйс — лучший из петровских адмиралов, уже в 1702 году писал царю, что на юге надобно строить не глубокосидящие морские суда, а перенять опыт казачьего плоскодонного судостроения. Азовское море мелкое, в нем изобилие мелей и «банок» — разумнее и эффективнее ограничиться постройкой пока хоть дюжины казачьих судов с экипажами из казаков. Неизвестно, как и что ответил ему царь Петр. Но несомненно, что он не внял рекомендациям профессионала. Ибо писал ему с юга не только Крюйс.

Из Воронежа в письме от 2 декабря 1701 года верный Апраксин с тревогой сообщал о планах запорожских казаков и других недругов России: «Хан крымский и Белогородская орда и запорожские казаки согласились и трактаты свои установили, что как реки утвердятся (т. е. замерзнут) и им собравшись, идти на малороссийские и великорусские города. Прошу орудия и солдат, а казацких солдат (т. е. донцов-пехотинцев) всего 900 человек с ружьями». («Белогородская орда» ничего не имеет общего с местом современного города Белгорода. «Белым городом» называли постройки татарского городка, расположенного в Ахтиарской бухте в Крыму. Во второй половине XVIII века там будет заложен город Севастополь. Здания несколько веков возводились из белого камня, за что главную базу русского Черноморского флота до 1941 года долго называли «белым чудом Крыма». Пока немецкие самолеты авиабомбами не развеяли это «чудо» в пыль. Так что древние «аборигены Севастополя», крымские татары, тревожили Петра I. — Примеч. авт.) Причем запорожские казаки — еще недавно помогавшие царю Петру штурмовать Азов, с этой ордой легко сговорились напасть на русские города. Кстати, Украина с точки зрения «официальной истории» уже давно «присоединена» к Руси. А в том же месяце — 25 декабря 1701 года, уже из Москвы шлет письмо-предостережение царю другой корреспондент. «...Крымские татары соединяются с запорожскими казаками и белогородская орда не будет долго откладывать. Иноземные морские офицеры и матросы разъехались. Украинские (выделено мною. — Примеч. авт.) и запорожские казаки, донские же не расположены, а калмыки не годны для защиты Таганрога и Азова» — эти строки из письма Петру I принадлежат перу Отто Антона Плейера. Это не импортный сподвижник московского царя, а резидент австрийского двора в Москве. Иностранный дипломат отлично знает не только, что такое «Белогородская орда» и ее опасность, но и разницу между запорожскими и украинскими казаками. Понятно, что турецкий султан и крымский хан,, объединенные мусульманством и общей ненавистью к России, легко нашли общий язык. Украинские и запорожские казаки — христиане, но они также готовы напасть на русские порты в Азовском море. А холодность донцов к своему недавнему союзнику — Петру, очевидна даже австрийскому дипломату в Москве.

Царь Петр Алексеевич появился у Азовского моря впервые всего шесть лет назад. Строить регулярный военный флот. Его гостеприимно встретили донские казаки и согласились помочь — запорожские. Каковы же итоги «первой пятилетки» его преобразований?

С верными и храбрыми союзниками против мусульман — запорожскими и донскими казаками — рассорился. Так, что одни напасть готовы, а вторые защищать не хотят. Из его флота разбегаются уже не только собственные рабы-холопы, но и привилегированные иностранцы. Ни один русский корабль азовской эскадры выйти в море не способен. Все начальные «плюсы» растеряны. Зато приобретены новые «минусы». А самое главное — вожделенный регулярный флот «плавает» только в бумагах военно-морской бюрократии.

О восстании Походного Атамана Донского казачества — Кондратия Булавина написаны тома. О причинах выступления казаков написано тоже много. Первой называют ту, что московский царь потребовал от казаков отречься от старинного закона — «С Дону выдачи нет! » А когда станичники отказались выдать беглых — направил карательные войска. Историки и до 1917 года и после называли действия казаков атамана Булавина — «бунтом». Смысл этого определения в том, что «бунт», дескать, событие было якобы сугубо внутриполитическое для царства Петра I.

⇐ Предыдущая 3 4 5 6 789 10 11 12 Следующая ⇒