Лекция 10. Исторические факты и методы

⇐ ПредыдущаяСтр 9 из 11Следующая ⇒

Место и роль исторического факта в системе исторического знания определяются тем, что историк описывает и объясняет факты и только на их основе выдвигает различного рода гипотезы. Установление связи между фактами порождает идею, связи между идеями – гипотезу, а если гипотеза имеет доступные проверке следствия, то историк получает шанс сформулировать теорию. А. Тойнби писал, что «факты для историка – это запас сырья, и он должен добывать его в таких количествах, что сам процесс вызывал бы у него отвращение, не люби он эту работу. Я люблю факты истории, но не ради их самих. Я люблю их, как ключики к чему-то, что лежит за их пределами»[275]. Если бы провести контент-анализ исторических трудов, то, пожалуй, наиболее распространенным понятием в них была бы категория факта.

Обычно предполагается, что не существует особых затруднений отличить факт от нефакта, поскольку принято, что факты – это то, о чем высказываются с уверенностью. Однако о содержании и сущности понятия «факт» нередко идут споры. Сложилось несколько толкований этого понятия. Большинство авторов настаивают на том, что факт – это объективное событие или явление прошлого. Некоторые полагают, что факты – это следы прошлого, т.е. те образы, которые запечатлены в исторических документах. Философы склонны считать факты гносеологическими или логическими категориями. Наконец, с консенсусной точки зрения факты науки соответствуют фактам действительности, а следовательно, имеется два ряда фактов – в объективной действительности и в познании[276].

В чем причины разноголосицы по поводу исторических фактов? Дело не в недоразумениях и не в ошибках. В самой реальности есть основы для различия мнений. Если обратиться к известной новелле А. Рюноске, ставшей основой не менее известного фильма А. Куросавы, то один и тот же случай гибели самурая совершенно по-разному описывается разбойником, женой самурая и духом самого убитого. Несомненен только факт гибели, детали же происшествия не совпадают. Поскольку автор не сообщает читателю, что было на самом деле, рассказ одного персонажа выглядит не менее убедительно, чем рассказы остальных. Хотя любой историк, по словам Л. Ранке, должен изложить все так, «как это в действительности было», но на практике труды историков аналогичны рассказам персонажей новеллы. Феномен, обозначаемый термином «исторический факт», будучи воспринят с разных позиций, приобретает разные «очертания». Разные «персонажи» исторического исследования осознают фрагменты реальности в зависимости от своего опыта, взглядов и исследовательской позиции[277].

Понятие «исторический факт» нельзя отождествлять с понятием «историческое событие». Разница их состоит в том, что факт – это не просто объективная реальность – событие, существовавшее или существующее независимо от сознания, а реальность, которую так или иначе воссоздает историк. Факт формируется мышлением в соответствии с реальностью, зафиксированной в источнике. М.А. Барг выделял три уровня исторического факта: факт-событие; факт, отраженный в историческом источнике, и факт, осмысленный историком (концептуализированный факт). На третьем уровне исторический факт становится историографическим фактом.

«Фактов нет, а есть только их интерпретация» - это тезис Ницше стал знаменем исторического релятивизма. Относительность исторического знания предопределена многозначностью и исторического факта, и исторического источника, и метода исторического исследования[278]. В XX веке понятие исторического факта перестало быть однозначным и очевидным. Факт создается разумом и воображением исследователя. Факт стал не столько отправным пунктом, сколько продуктом работы историка. Владея большим арсеналом исследовательских процедур, историк оказывает воздействие на облик факта в его тексте благодаря своей культуре, этническим и эстетическим предпочтениям[279].

Возникая на стыке субъекта и объекта, исторический факт запечатлевает в нашем сознании социально значимые факты прошлого, реальность которых обеспечивают только исторические источники, отразившие эти события. Единичный характер факта не означает, что он не может иметь научного объяснения. В вавилонских школах математики ученик решал огромное количество примеров, пока не улавливал общего правила. Этот метод похож на действия историка, который приводит большое число фактов в доказательство своего положения, а если он еще не «уловил» сути, то просто приводит факты, показавшиеся ему интересными.

Наиболее употребительны такие значения понятия «факт», как фрагмент действительности, как особое знание о событии, ситуации или процессе, а также как истина. В первом случае его называют фактом исторической действительности. Во втором – историографическим или научно-историческим фактом. Третье значение применимо скорее в обыденной жизни. Б. Рассел считал, что факт может быть определен только наглядно, все, что является, уже факт: «Все, что имеется во вселенной, я называю “фактом”. Солнце – факт; переход Цезаря через Рубикон был фактом; если у меня болит зуб, то моя зубная боль есть факт»[280]. Таким образом, в его представлении фактом является только то, что воспринято человеком. Американский мыслитель Д. Дьюи сомневался в том, что факты очевидны в своей сущности, что смысл «написан у них на лице», что стоит только собрать достаточное количество фактов, как их интерпретация будет ясна исследователю Он подчеркивал огромный разрыв между фактами и теориями, особенно, на его взгляд, это касалось фактов политической жизни и теорий, трактующих природу государства. Если исследователи ограничиваются наблюдаемыми феноменами – поведением королей, президентов, законодателей, то им нетрудно достичь согласия. Различия же обнаруживаются при трактовке основ, природы, функций государства[281].

«Возрождение нарратива», произошедшее в историографии в последние десятилетия, не означает, что историки вернулись к летописному методу описания фактов. Кроме пересказа источников нарратив содержит теоретический компонент. В него заложено концептуальное объяснение исторических фактов. Нарратив формирует историческое знание. Нельзя противопоставлять исследование уникальных событий и формулировку обобщений. В XIX веке историки главным образом изучали деяния отдельных исторических личностей. Ныне большинство историков исследуют исторические ситуации, в которые включено множество анонимных персонажей. Анализ исторических фактов стал рациональной реконструкцией, опирающейся на общие методы. По мнению американского историка К. Беккера, исторический факт находится в чьей-либо голове или нигде не находится.

Исторические факты воспринимаются нами в пространстве и во времени. Из двух тесно связанных между собой фактов предшествующий факт может быть причиной следующего за ним по времени, однако взаимозависимость фактов далеко не всегда носит причинно-следственный характер, она может быть и более сложной. В Советском Союзе исторические факты приобретали репрессивную силу, использовались для контроля и управления процессами социализации. Достоверность подхода «доказывалась» непреложностью огромной массы исторических фактов, трактовавшихся однозначно и догматически. Эта ситуация была проанализирована М. Фуко, выдвинувшим понятие «власть – знание». Истина становилась лишь другим наименованием власти[282].

Факты составляют ткань любой науки, выступая в виде суммы или системы истин. Изменения и уточнения этих истин связаны с неким исправлением нашего субъективного восприятия истории, с тем, что знание всегда неполно. В этом смысле нет ничего прочнее эмпирического костяка истории. Вряд ли можно пересмотреть роль, например, Октавиана Августа в истории Древнего Рима или итоги второй мировой войны, хотя такие попытки предпринимаются в околонаучном пространстве. Вместе с тем нельзя представлять любые исторические факты как вечную истину. Факты, отраженные в источниках, не могут быть совершенно достоверным индикатором того, что происходило в действительности. Исторические факты, как и факты других наук, –всего лишь предварительные результаты научных аргументаций.

В методологических работах присутствует тенденция искусственного усложнения проблемы исторического факта. Об этом писал еще академик Е.М. Жуков[283]. Рассуждения о природе исторического факта нередко носят умозрительный характер и не облегчают задачи конкретного исторического исследования. Наиболее важной в комплексе проблем, связанных с историческими фактами, является проблема отбора их. Отбора фактов, отделения значительного от ничтожного требовал еще Лукиан – мыслитель II века. «Настоящая история», в его понимании, не может обойтись без отбора фактов. При этом Лукиан не выступал против детализации в историческом изложении: деталь не может быть лишней, если она важна. Но ему казалось странным, когда историк упоминает о важном сражении в семи строчках, а сотни строк посвящает одному из участников этого сражения, блуждавшему по горам в поисках воды. За прошедшие со времен Лукиана тысячелетия многое изменилось: историческая наука дифференцировалась, военные историки пишут о сражениях, микроисторики – о «поисках воды». Иногда отношение к фактам формулируется весьма категорично, как это было у В.Г. Белинского: факты без идей, считал он, сор для головы и памяти.

Отбор фактов в исторических трудах менялся со сменой эпох. В античной историографии преобладали биографические и анекдотические факты, факты подвигов и внешней политики. В средневековой историографии их сменили факты деяний святых, рыцарей, королей и римских пап. В XVI – XVIII веках на первый план выдвинулись факты международных отношений – дипломатии и войн, колониальных захватов и освоения вновь открытых земель. В эпоху Просвещения особое внимание стало уделяться фактам, характеризующим успехи культуры и рост просвещения. Либерально-позитивистская историография сосредоточилась на фактах социально-экономического и культурного развития, в марксистской историографии на первый план выступили факты классовой борьбы, анализируемые на фоне социального прогресса[284].

Отбор исторических фактов всегда являлся результатом абстрагирования, совершаемого историком под угрозой запутаться в бесконечности событий. Историк вынужден кроить и перекраивать историю, ибо в целостности она пугает хаосом. Процедура отбора имеет своим непременным следствием неполноту, фрагментарность полученной исторической картины. Научное историческое познание требует от историка руководствоваться в отборе фактов определенными методологически-ми принципами, иначе он уподобится муравью, волокущему в муравейник все подряд. Историк чаще всего отбирает типическое из всей совокупности известных ему фактов, имевших место в реальной действительности. Всякая попытка перечислить и учесть все исторические данные об исследуемом периоде или объекте обрекает исследователя на составление необозримого набора существенных и несущественных фактов.

Чтобы передать сущность изображаемой эпохи, большинство историков обращаются к наиболее ярким, типичным историческим личностям, событиям и фактам, не упуская из виду их неповторимую индивидуальность, специфичность. Есть факты значительные, определяющие, а есть второстепенные, случайные. Одни факты подлежат объяснению, другие служат для их объяснения. Факты могут существовать в отдельности и в совокупности, в системе. Так, цельность какой-либо эпохи скорее всего предстает в системе ее событий, явлений и процессов.

Историческое обобщение не снимает факта, как это происходит в естественных науках. Факты в истории имеют самодовлеющее значение. Любой исторический факт, лишенный мистификации, представляет позитивную ценность, так как интерес к истории – это интерес к человеку. Историческая наука изучает и сущность явлений, и сами явления. Поскольку исторический факт обладает самостоятельной ценностью, он не может считаться чем-то вроде иллюстрации. Как и в других науках, факты могут быть измерены и обобщены историком. Он может подсчитать их или сгруппировать в структуры, но эти процедуры не отменят индивидуального значения того или иного факта.

Историческая наука изучает все возможности, в том числе нереализованные, все тенденции, в том числе непроявившиеся, все варианты развития, которые не сумели возобладать, но оставили некий след в истории. Наука не может ограничиваться коллекционированием событий, она обобщает факты, но после использования не отбрасывает их, как пустую породу. Факты остаются в исторической науке, закрепляются и накапливаются в общем фонде, становясь достоянием истории. Стремление к изучению все новых сторон и деталей прошлого диктуется ценностными соображениями. Мы можем ценить какие-то сорта табака или вина, хотя с медицинской точки зрения они могут быть вредны; нам могут быть дороги совершенно бесполезные вещи в виде безделушек или случайных воспоминаний. Точно так же мы тянемся и к чужим судьбам, восхищаемся красотой поступков, сопереживаем радость побед и горечь поражений, ощущаем ужас небытия. Интерес к истории – это ценностный способ освоения мира, гуманитарная особенность исторического знания.

Историк не может быть рабом фактов и не должен быть их господином. Связь между историком и его фактами определяется равновесием данного и взятого. Историк начинает с предварительного отбора фактов и предварительной их интерпретации. Однако в ходе работы и интерпретация, и выбор, и упорядочение фактов подвергаются взаимному влиянию и изменяются, иногда весьма существенное. Это взаимовлияние продиктовано взаимодействием настоящего и прошлого, так как историк принадлежит настоящему, а факты - прошлому. Историк без фактов не имеет корней, факты без историка безмолвны. Английский историк Э. Карр определял историческую науку как беспрерывный процесс взаимодействия историка и фактов, бесконечный диалог между настоящим и прошедшим[285].

С процессом взаимодействия историка и исторических источников связано накопление исторической информации. Информация связана с произошедшими событиями, однако никогда полностью не совпадает с ними, не тождественна им. Историческое событие, о котором историк получил информацию, не теряет своей объективности и не зависит от энергии или материальных средств, израсходованных на поиски информации об этом событии. Например, иероглифы, на запись которых была затрачена незначительная энергия, информируют об исторических событиях Древнего Египта несравненно полнее, чем самая богатая пирамида, на строительстве которой трудились сотни тысяч рабов на протяжении многих лет. По мере развития общества растет количество информации о событиях, увеличиваются объемы документов, необходимых историку. В фактах новейшей истории содержится гораздо больше сведений, чем в фактах, на которых основана история древних цивилизаций.

Не все случающееся – исторично, и хотя все относится к истории, но не все явления становятся предметом исследования исторической науки. Подобно физику, формулирующему законы движения ансамбля электронов, но не описывающему траекторию движения каждого отдельного электрона, историк не стремится к фактографическому изображению прошлого: он ищет общее и всеобщее, определяет тенденции, выявляет смыслы. В этой работе рядовые факты истории все же отличаются от исторических фактов большой значимости.

Историческая наука проделала сложную эволюцию в своем отношении к факту. Долгое время историков мало интересовали философские размышления о природе исторического факта. Постепенно выявлялось противоречие между фактом и его интерпретацией. Одни исследователи настаивали на представлении об инвариантности исторического факта, доказывали, что инвариантность факта обрекает на научную беспомощность любую его фальсификацию. Другие возражали, подчеркивая, что научный факт можно изолировать только в воображении, а в действительности инвариантность факта постоянно разрушается оценкой, интерпретацией и общей системой знания. Особенно очевидна зависимость фактов от теорий, когда исследуются явления социально-экономической сферы. Эти факты не лежат на поверхности общественной жизни, подобно многим фактам политической истории. Сам поиск их требует определенных логических и теоретических операций. Сословную дифференциацию, рост городов, концентрацию земельной собственности и многое другое невозможно представить в виде единичных событий. Их описание предполагает использование определенных теоретических методов и процедур. Факт как объект исторического исследования не существует сам по себе, без всякой оценки. Пока не установлены реальные связи, не объяснены причины появления факта и его последствия, факт случаен, необъясним, изолирован и непонятен. Уже черновая работа по установлению исторических фактов не только требует затраты времени, но и представляет собой определенный методологический процесс, способствующий пониманию неизбежности данного факта в конкретном месте и в конкретное время.

В основе современных споров о фактах и фикциях лежит некое влияние естественных наук. А постмодернисты полагают, что историк противостоит реальности «уже свершившегося события», но не может адекватно познать эту действительность[286]. Истина истории не сводится к фиксации факта, его описанию и хронологическому определению. История как наука начинается тогда, когда осуществляется переход от простого коллекционирования фактов истории к обнаружению и истолкованию их внутренних связей. Одновременно происходит переоценка простоты или сложности фактов. Элементарно простые факты могут оказаться весьма сложными в их исторической перспективе и наоборот. Не менее противоречив характер причинно-следственных связей между фактами. Например, в дискуссиях о причинах гибели Римской империи высказывались прямо противоположные суждения. Одни апеллировали к фактам роста налогов в III – IV веках, видя в них причину финансового краха, запустения земель и упадка сельского хозяйства. Другие, напротив, факт упадка сельского хозяйства называли причиной непомерного усиления налогового бремени. Третьи видели главную причину падения Римской империи в упадке ее обороноспособности. А для четвертых ухудшение боевых качеств армии – это не причина, а следствие разложения государства.

Несмотря на все попытки написания несобытийной (структурной или процессуальной) истории, событие было и остается основой и исходным пунктом историографии. В отличие от происшествия или случая событие – категория исторического анализа. В цепи событий, характеризующих макрособытия, нередко выделяется событие-символ, например, похищение Елены, бостонское чаепитие, взятие Бастилии, выстрел в Сараеве, поджог Рейхстага и многое другое. Число фактов-событий в истории необычайно велико, но еще более велико число фактов-граней, обозначающих связи между событиями. Прогресс исторического знания главным образом происходит благодаря выявлению новых связей между явлениями.

От причинно-следственных связей между фактами необходимо отличать связи генетические, т.е. происхождение одного явления или факта от другого. Так, факт возникновения какого-либо государства включает множество более простых - социальных, экономических, политических правовых, культурных и идеологических - фактов. Специфическим для исторической науки является и то обстоятельство, что объяснение и оценка фактов у современников и потомков обычно не совпадают хотя бы уже потому, что потомкам известны многие (если не все) последствия какого-либо факта, особенно если его развитие завершено.

Р. Коллингвуд писал о том, что выявление фактов ради них самих не может удовлетворить историка: оправданием его открытий должно быть нечто иное, лежащее вне самих фактов. Когда историк анализирует большую массу источников, привлекает статистические данные и материалы других наук, результат изучения предполагает определенный уровень обобщения. Иначе говоря, исторические факты выступают и предпосылкой исследования, и его результатом, а зависимость между фактами и обобщениями следует рассматривать как взаимозависимость.

Группировать исторические факты можно по их содержанию (экономические, политические, идеологические), структуре (простые и сложные), значимости (существенные и несущественные). В зависимости от связи факта с определенной областью знания или от способов его установления факт может быть эмпирическим или научным, историческим или историографическим, экономическим или психологическим, статисти-ческим или полученным в результате наблюдения и т.д. Но факт всегда есть нечто конкретное: абстрактных фактов нет. Факт индивидуален, но он может свидетельствовать о повторяемости или преемственности каких-либо процессов. По словам Анри Пуанкаре, наука состоит из фактов, как дом из кирпичей, но простая груда фактов так же мало является наукой, как куча камней - домом. Чтобы построить «дом» в науке, нужно собирать факты, и размышлять над ними.

Факты могут быть систематически повторяющимися или же представляющими исключение. Вторые не менее ценны, чем первые, поскольку нередко служат эвристическим материалом, способствуя нахождению креативного объяснения.

При изучении объективной стороны исторического процесса наиболее важными видами исторического объяснения являются генетическое, структурно-функциональное и модельное[287]. Генетическое объяснение возможно в случае пространственно-временной последовательности исторических событий. Структурно-функциональное объяснение облегчает понимание необходимости именно такого хода событий или таких процессов. Модельное объяснение предполагает построение аналогий и выяснение причинно-следственных связей исторических событий.

Субъективная сторона исторического процесса подлежит мотивационному, интерпретационному и ситуационному объяснению. Мотивационное объяснение позволяет определить цели, намерения, мотивы, побуждающие историческую личность к соответствующей деятельности. Мотивационное объяснение предполагает анализ индивидуальных особенностей, повлиявших на исторические события, а также изучение социально-психологических условий, в которых осуществлялось то или иное действие. Интерпретационным объяснением может быть интерпретация события, данная его участниками и зафиксированная в письменном источнике. Ситуационное объяснение заключается в выявлении взаимосвязи мотивов действий, поступков исторического деятеля и намерений, побуждений, действий различных групп и слоев в пределах данной исторической ситуации.

Историческое объяснение предполагает оценку. Она входит в его структуру. Оценочный характер объяснения связан с тем, что историк в конечном счете исследует деятельность людей. Деятельность всегда значима, обладает положительной или отрицательной ценностью, поэтому оценка историка помогает выявлению значимости социальных явлений и тем самым их познанию. Необходимость оценочного подхода связана и с установлением значимости того или иного этапа, события в развитии исторической деятельности, в целостном историческом процессе. Историческая наука не может в сферу своего объяснения включить все события, зарегистрированные в источниках. Какой этап, какие события должны стать объектом исследования, зависит от их значимости, которая определяется через их оценку.

Историку все больше приходится иметь дело не с единичными событиями, а с процессами и отношениями. Их трудно воспринимать сразу, так как они состоят из множества фактов. Воспроизвести процесс или отношения, описать факт или группу фактов сложно, если не иметь какой-нибудь предварительной гипотезы. Изучение фактов предполагает наличие известной цели, какой-то более или менее четко сформулированной общей концепции[288]. Без этого трудно выбрать нужные факты, не рискуя захлебнуться в океане мельчайших фактов. Говорят, что академику И. Павлову принадлежит афоризм: без идеи в голове вообще не увидишь факта. Теоретическое мышление отличается от обыденного методами и приемами. Без предварительной постановки задач и цели научного исследования, без определения методов познания фактический материал не может быть организован в устойчивую систему. Без плана изучения он окажется, по выражению Д. Менделеева, грудой, так далеко лежащей от места постройки, что ее перевоз не окупит затраченного труда.

Если исследователь не выработает для себя общей идеи, не сформулирует проблему, которую нужно решить или хотя бы поставить, то научного поиска в полном смысле слова не произойдет. По этому поводу Л.Н. Гумилев заметил, что понимание событий и накопление их – вещи разные. Момент озарения не предшествует изучению проблемы и не венчает ее, а лежит где-то в середине, чуть ближе к началу. Если вспышки воссоединения ученого с материалом не произошло, не может быть и синтеза. А поиски в собственном смысле слова начинаются потом, ибо искать стоит лишь тогда, когда знаешь, что ищешь[289].

История и общество в такой же степени достойны внимания историка, как и судьба отдельных людей. Однако исследование фундаментальных исторических процессов и изучение объектов микроистории различаются методами анализа. В сущности, методология как система познавательных процедур и дает историку возможность находить факты, излагать их и объяснять. Иногда методы могут быть весьма экзотическими. Так, известный немецкий историк Голо Манн написал биографию генерала XVII века Альбрехта фон Валленштейна, использовав для достижения научных целей метод потока сознания.

Методологию иногда называют теорией методов, которые в состоянии привести науку к достижению познавательных целей. Методология исходит из критерия оптимальности, ее цель – повысить эффективность научного познания. Нередко историки негативно относятся к методологии, пугаясь так называемого «эффекта сороконожки», когда все пространство знания заполняется изучением путей движения, а конечный пункт становится чем-то неважным. Действительно, очень легко уподобиться тем историкам, которые, по выражению Гегеля, вместо того чтобы писать историю, рассуждают лишь о том, как надо ее писать.

Метод можно понимать и как уже опробованное знание, и как особую сферу постижения истины. Многие методы и подходы, определяющие облик исторической науки, трудно реализовать, ибо они опосредованы интеллектуальной ситуацией той страны, где произведен определенный исторический продукт. И. Дройзен, призвавший искать разные методы для исследования разных проблем, открыл полуторавековую дискуссию об историческом методе. Первоначально под историческими методами подразумевались прежде всего приемы критики письменных источников.

По определению И.Д. Ковальченко, методы исследования – это самый динамичный компонент науки, роль которого исключительно велика, а порой становится решающей в обеспечении прогресса научного знания. В сущности, методология, по Ковальченко, и сводится к методам[290]. К основным методам собственно исторического исследования он относит историко-генетический, историко-сравнительный, историко-типологический и историко-системный. Подавляющее большинство исторических сочинений основано либо на первом методе, либо на его сочетании с элементами остальных. Типологический и системный анализы стали достоянием исторической науки в основном в XX веке благодаря наиболее ярким историческим мыслителям этого времени.

То, что Ковальченко называет системным методом, М.А. Барг называл структурным[291], а многие авторы соединяли оба понятия в одно: системно-структурный метод. Классическим образцом применения этого метода в марксистской науке считали «Капитал» К. Маркса. В 60-е – 80-е годы XX века в советской историографии было много споров по поводу того, насколько целесообразно историкам следовать структуралистским концепциям, пришедшим из этнографии или лингвистики. Саратовский историк И.Д. Парфенов, издавший на рубеже XX и XXI веков курс своих лекций по методологии истории, выделил четыре метода написания истории: позитивистский, неокантианский, марксистский и структуралистский[292].

Особую роль в любой науке играет типологическое сравнение. Древний афоризм «истина познается в сравнении» не предполагает механического вывода из сопоставления объектов. Аналогия позволяет найти пути углубления знаний об объекте. Недаром Гегель давал параллельное изложение истории Китая, Индии, Персии и других стран. Аналогия была для него логическим приемом проникновения в неизвестное. Через сравнение различных форм особенного возможен переход от особенного к общему. В этом заключается ценность историко-сравнительного метода. Его варианты можно найти у Ранке, Дройзена, Риккерта. Весьма категорично на необходимости использования этого метода настаивал социолог Э. Дюркгейм. Он заявлял, что история может считаться наукой только в той мере, в какой она объясняет мир, а объяснить его можно только благодаря сравнению.

Компаративизм, как и вся наука, имеет свои истоки в античности (Аристотель, Плутарх), но теория компаративистской истории начинает строиться лишь в эпоху Просвещения. При этом американский исследователь Д. Келли считает термин «компаративная история» некорректным[293]. В его докладе на международном конгрессе историков в Осло прозвучала мысль о методологических крайностях, между которыми располагаются сравнительные исследования. С одной стороны, на взгляд Келли, сравнение истории разных явлений даже при наличии общих элементов и терминов не является собственно историей. С другой стороны, сопоставление разных феноменов в их собственных терминах и контекстах не дает возможности для серьезного научного сопоставления.

История как наука естественным образом предполагает сравнение. Уже «Греко-персидские войны» Геродота заключали в себе попытку компаративного исследования Иного, того, что греки именовали «варварством». При сравнении возникают вопросы, формулируются проблемы, хотя, конечно, очень многие явления и процессы плохо поддаются классификации, не говоря уже о типологии.

Тот порядок, в котором Ковальченко перечислил методы исторического исследования, представляет собой последовательность, что дает возможность разрабатывать последующий метод на основе предыдущего. Иначе говоря, сначала определяется генезис событий или процессов, затем осуществляется их сравнение и уже на этой базе создаются их типология и система.

В исторической реальности нередко повторялись те или иные ситуации, обнаруживались черты сходства в событиях, политическом поведении разных слоев общества, идеологических явлениях. Умозаключения по аналогии именуются традукцией, т.е. выводом от отдельного к отдельному. В любом предварительном знании традуктивные выводы так же вероятностны, как и индуктивные. В историческом познании аналогии так же важны, как и в естествознании. Конечно, при их применении существует некий риск неполучения достоверного знания, но без риска нет творческой деятельности, движения научной мысли. Отказ от изучения сходства и сопоставления имел следствием обеднение истории. Методологически это означало бы абсолютизацию прерывности истории в результате игнорирования ее непрерывности.

В эволюции компаративной историографии заметен постепенный отход от упрощенного понимания принципа синхронности. Углубляются критерии типологизации, происходит поворот от сопоставления отдельных признаков к их комплексной идентификации.

К открытию в исторической науке возможны лишь два основных пути. Первый – это нахождение нового исторического источника или комплекса источников, содержащих сведения об исторических событиях, доселе неизвестных. Второй путь – новая интерпретация известных источников. Если источники анализируются на основе нового подхода, то может быть получена информация, обладающая новизной. Обилием новых источников располагают только археология и история современности. Что же касается письменных памятников по истории минувших столетий, то, скорее всего, пора «высокоурожайных» открытий их миновала. Все большее количество исторических трудов создается путем переосмысления уже известных письменных памятников. Информативность исторических источников – величина непостоянная. Она зависит от умения поставить новые вопросы и найти оптимальные методы поиска ответов на них.

Факт эквивалентности инертной и гравитационной массы был известен уже Ньютону, но только Эйнштейн вывел из этого факта теорию относительности. Ему не понадобилось для этого новых фактов, его теоретическая мысль базировалась на сравнении результатов огромной экспериментальной работы, проделанной физиками. И в исторической науке все более продуктивным становится метод сравнения. Он требует не только высокого профессионализма историка, но и методологической и философской культуры. В.О. Ключевский осторожно относился к сравнительному методу, но понимал, что сравнение заменяет историку опыт естествоведа, заменяет эксперимент. Путем наблюдения познаются отдельные явления, путем сравнения изучаются однородные явления, путем обобщения устанавливается взаимоотношение всех явлений. Особую пользу приносит сравнение принципиально однородных, но различных по степени интенсивности и исходу социальных процессов.

Так, в востоковедении не раз подвергались сравнительному анализу европейское Просвещение и просветительство в странах Востока, принципы и мотивы реформации восточных религий и европейской Реформации. Неоднократно сопоставлялись реформаторские планы и ситуации на Западе и Востоке, исследовались темпы исторического развития в разных странах, анализировались их общие черты и принципиальные особенности. Когда индолога В.И. Павлова упрекнули в некорректном сравнении Запада и Востока после XV века, потому что Запад уже многое взял у Востока, он ответил, что сопоставлять можно и нужно, иначе мы вообще не поймем, почему Великобритания, например, подчинила Индию, а не наоборот[294].

Особенно эффективно применение сравнительного метода при изучении истории стран, географическое положение которых предопределило различного рода влияния, например, в тюркологии. Так, главные тенденции развития политических отношений Османской империи с остальным миром невозможно понять, если не сравнивать ее отношения со странами Центральной, Восточной и Юго-Восточной Европы.

Выводы по аналогии вероятны, что вполне соответствует характеру исторических умозаключений. И условность исторических параллелей, и трудность выявления фактов, и влияние субъективных факторов определяют эту вероятность независимо от ее степени.

Вопрос о правомерности умозаключений по аналогии вызывал ожесточенные споры с давних времен. В античную эпоху правомерность этих умозаключений защищали эпикурейцы, а против них выступали стоики. Сильный аргумент против выводов по аналогии был выдвинут Ибн-Синой. Он обратил внимание на то, что есть много вещей, которые в одном отношении схожи, а в тысяче других отношений различны. В отношении одного из них суждение будет правильным или может быть правильным, а в отношении другого - неправильным. Стало быть, аналогия позволяет привлечь внимание и навеять сомнения, но не установить достоверность[295].

Использование метода сравнения предполагает поиск противоречий, прослеживание взаимосвязи и взаимообусловлен-ности. Сравнение и аналогия обеспечивают образность сообщаемой информации. Они помогают понять новую информацию на фоне известных понятий, позволяют схватить основную идею и сосредоточить внимание на ней. Сравнение и аналогия – это не только метод научного поиска, но и способ научно-популярного изложения в образовательной практике[296].

⇐ Предыдущая 2 3 4 5 6 7 8910 11 Следующая ⇒