Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


ПРОЦЕСС ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ



 

 

…Конкретная целостность, в качестве мысленной целостности, мысленной конкретности, действительно есть продукт мышления, понимания; однако это ни в коем случае не продукт понятия, размышляющего и саморазвивающегося вне созерцания и представления, а переработка созерцания и представлений в понятия.

К. Маркс. К критике политической экономии. Введение (1859)

 

 

Мао Цзе Дун исходит из противоречия в его «всеобщности», но всерьез занимается только противоречием в практике классовой борьбы, опираясь на столь же «всеобщий» принцип, согласно которому всеобщее существует только в особенном, принцип, который Мао в связи с противоречием мыслит в следующей всеобщей форме: противоречие всегда специфично, его специфичность всеобщим образом принадлежит к его сущности. Можно было бы отнестись иронически к этой предварительной «работе» всеобщего, которая как будто бы нуждается в неком дополнении всеобщности, для того чтобы породить специфичность, и считать эту «работу» работой гегелевского негативного. Но если мы понимаем, что такое материализм, то эта «работа» оказывается не работой всеобщего, но работой с неким предварительным всеобщим, работой, целью и результатом которой является запрет «философской» (или идеологической) абстракции по отношению к этому всеобщему и его принудительное соотнесение с его условием: условием научно специфицированной всеобщности. Если всеобщее должно быть этой специфичностью, то мы не имеем права ссылаться на такое всеобщее, которое не является всеобщим этой специфичности.

Этот существенный для диалектического материализма момент Маркс рассматривает во «Введении», показывая на примере, что если без использования общих понятий (например, понятий «производства», «труда», «обмена» и т. д.) совершенно невозможна научная теоретическая практика, то эта первая всеобщность не совпадает с продуктом научного труда: она является не его результатом, но его предварительным условием. Эта первая всеобщность (назовем ее Всеобщность I) представляет собой материал, который теоретическая практика науки будет преобразовывать в специфицированные понятия, т. е. в другую «конкретную» всеобщность (назовем ее Всеобщность III), которая является знанием. Но тогда что такое Всеобщность I, т. е. теоретический материал, на котором осуществляется научный труд? В противоположность идеологической иллюзии эмпиризма и сенсуализма (отнюдь не «наивной», не являющейся простым «отклонением», но необходимой и обоснованной в качестве идеологии), следует признать, что научный труд никогда не осуществляется на чем — то существующем, сущностью которого являются чистые непосредственность и сингулярность («ощущений» или «индивидов»). Наука всегда работает с чем — то «всеобщим», даже тогда, когда оно имеет форму «факта». Когда конституируется какая — то наука, например физика во времена Галилея или наука, исследующая эволюцию общественных формаций (исторический материализм) во времена Маркса, она всегда работает с существующими понятиями, с «Vorstellungen», т. е. со Всеобщностью I, имеющей идеологическую природу и являющейся предварительным условием. Она не «работает» с какой — то объективной и чистой «данностью», с данностью чистых и абсолютных «фактов». Напротив, ее собственный труд заключается в том, чтобы разработать свои собственные научные факты с помощью критики идеологических «фактов», разработанных прежней идеологической теоретической практикой. Разработать свои собственные специфические «факты» означает в то же время разработать свою собственную «теорию», поскольку научный факт — а не так называемый чистый феномен — может быть идентифицирован только в поле той или иной теоретической практики. Когда уже конституированная наука развивается, она работает с материалом (Всеобщностью I), который конституирован или посредством все еще идеологических понятий, или посредством научных «фактов», или же посредством понятий, уже разработанных научным образом, но принадлежащих прежней стадии развития науки (прежней Всеобщности III). Таким образом, именно преобразуя эту Всеобщность I во Всеобщность III (в знание), наука работает и производит.

Но кто работает? Что следует понимать под этим выражением: наука работает? Всякое преобразование (всякая практика) предполагает, как мы уже видели, преобразование некоего материала в продукты, в котором задействованы определенные средства производства. Чем в теоретической практике науки является момент, уровень, инстанция, соответствующая средствам производства? Если, рассматривая эти средства производства, мы на время отвлечемся от людей, то мы можем назвать это Всеобщностью II, которую конституирует сумма понятий, чье более или менее противоречивое единство представляет собой «теорию» науки в рассматриваемый (исторический) момент[88], «теорию», которая определяет поле, в котором по необходимости встают все «проблемы» науки (т. е. поле, в котором и посредством которого в форме проблемы будут поставлены «трудности», с которыми сталкивается наука, имея дело со своим «объектом», в конфронтации между ее «фактами» и ее «теорией», между ее прежними «знаниями» и ее «теорией» или между ее «теорией» и ее новыми знаниями). Не входя в рассмотрение диалектики научного труда, ограничимся пока этими схематичными замечаниями. Они достаточны для понимания того, что теоретическая практика производит Всеобщности III посредством работы Всеобщности II со Всеобщностью L

Итак, эти замечания достаточны для того, чтобы понять два следующих важных тезиса:

1. Между Всеобщностью I и Всеобщностью III никогда нет сущностного единства, всегда присутствует реальное преобразование, будь то посредством преобразования идеологической всеобщности во всеобщность научную (мутация, рефлектирующая себя в той форме, которую Башляр, например, называет «эпистемологическим разрывом»), или же посредством производства некой новой научной всеобщности, которая отвергает прежнюю, в то же время «инкорпорируя» ее, т. е. определяя ее «относительность» и (подчиненные) границы ее значимости.

2. Работа, которая заставляет перейти от Всеобщности I ко Всеобщности III, т. е., если отвлечься от существенных отличий, которые отделяют Всеобщность I от Всеобщности III, перейти от «абстрактного» к «конкретному», касается только процесса теоретической практики, т. е. происходит целиком и полностью «в познании».

Именно этот второй тезис выдвигает Маркс, когда он заявляет, что «верный научный метод» заключается в том, чтобы исходить из абстрактного, для того чтобы произвести конкретное в мысли[89]. Нужно понять точный смысл этого тезиса, чтобы не стать жертвой идеологических иллюзий, с которыми слишком часто связывают эти слова, т. е. для того, чтобы не думать, будто абстрактное обозначает саму теорию (науку), в то время как конкретное обозначает реальное, «конкретные» реальности, знание о которых производит теоретическая практика; чтобы не смешивать два различных вида конкретного: конкретное мысли, т. е. знание, и конкретное — реальность, т. е. его объект. Процесс, который производит конкретное — знание, целиком и полностью происходит в теоретической практике: он, разумеется, касается конкретного — реальности, но это конкретное — реальность «по — прежнему продолжает существовать в его независимости, вне мысли» (Маркс) и никогда не может смешиваться с другим «конкретным», т. е. со знанием о нем. Тот факт, что рассматриваемое конкретное мысли (Всеобщность III) является знанием о своем объекте (о конкретном — реальности), представляет «трудность» только для идеологии, которая преобразует эту реальность в так называемую «проблему» (проблему познания) и, таким образом, мыслит в качестве проблематичного то, что производится самой научной практикой в качестве непроблематичного решения реальной проблемы: непроблематичность отношения между объектом и знанием о нем. Поэтому важно не смешивать реальное различие между абстрактным (Всеобщностью I) и конкретным (Всеобщностью III), которое касается только теоретической практики, с другим, идеологическим различием, которое противопоставляет абстракцию (составляющую сущность мысли, науки, теории) конкретному (составляющему сущность реального).

Именно эту ошибку делает Фейербах, а вслед за ним во время своего фейербахианского периода делает ее и Маркс: она не только служит питательной почвой для прописных истин распространенной сегодня идеологии потребления, но и заводит в опасные заблуждения и безнадежные теоретические тупики тех, кто становится пленниками «очевидностей» ее порою немалой энергии протеста. Критика, которая противопоставляет абстракцию, будто бы принадлежащую теории, науке, — конкретному, выдаваемому за само реальное, есть все еще идеологическая критика, поскольку она отрицает реальность научной практики, значимость ее абстракций и в конечном счете реальность того теоретического «конкретного», которое является знанием. Стремясь быть «конкретной», стремясь к «конкретному», эта концепция стремится быть истинной концепцией, она, таким образом, стремится быть знанием: но начинает она с того, что отрицает реальность именно той практики, которая производит знание! Она остается в пределах той идеологии, которую она, по собственному заявлению, «переворачивает», т. е. не в пределах абстракции как таковой, но в пределах определенной идеологической абстракции[90].

Именно это необходимо понять для того, чтобы наконец увидеть, что в недрах процесса познания «абстрактная» всеобщность, с которой начинается процесс, и «конкретная» всеобщность, которой он завершается, т. е. Всеобщность I и Всеобщность III, по сути своей не являются одной и той же всеобщностью, и что вследствие этого «видимость» гегелевской концепции самопорождения понятия, «диалектического» движения, посредством которого абстрактное всеобщее производит себя в качестве конкретного, покоится на смешении видов «абстракции», «всеобщности», которые действуют в теоретической практике. Таким образом, когда Гегель, по словам Маркса[91], «понимает реальное как результат себя в себе синтезирующего, в себя углубляющегося и из самого себя развивающегося мышления», он производит два смешения:

 

1. Прежде всего, он принимает работу по производству научного знания за «процесс порождения самого конкретного (реального)». Но Гегель только потому становится жертвой этой «иллюзии», что он производит второе смешение:

2. Он принимает всеобщее понятие, которое фигурирует в начале процесса познания (пример: понятие самой всеобщности, понятие «бытия» в «Логике») за сущность и движущий принцип этого процесса, за «саморазвивающееся понятие»; он принимает Всеобщность I, которую теоретическая практика преобразует в знание (Всеобщность III), за сущность и движущий принцип самого процесса преобразования! Подобно этому, используя сравнение, оправданно заимствованное из другой практики[92], можно было бы сказать, что уголь посредством своего диалектического движения производит паровую машину, фабрики и всю ту необычайную техническую, механическую, физическую, химическую, электрическую и т. п. аппаратуру, которая делает возможными сегодня его добычу и бесчисленные способы использования! Таким образом, Гегель только потому становится жертвой этой «иллюзии», что он навязывает реальности теоретической практики идеологическую концепцию всеобщего, его функции и его смысла. Между тем в диалектике практики абстрактная всеобщность начала (Всеобщность I), т. е. обрабатываемая всеобщность, не тождественна ни той всеобщности, которая производит работу (Всеобщности II), ни уж тем более специфицированной всеобщности (Всеобщности III), продукту этого труда, т. е. знанию («теоретическому конкретному»). Всеобщность II (которая производит работу) ни в коем случае не является простым развитием, переходом (сколь угодно сложным) от в-себе к для — себя Всеобщности I (которая обрабатывается); поскольку Всеобщность II есть «теория» рассматриваемой науки, и в качестве таковой — результат целого процесса (истории науки, начинающейся с ее обоснования), который является процессом реальных преобразований в строгом смысле слова, т. е. процессом, который выступает не в форме простого развития (согласно гегелевской модели: развитие от в-себе к для — себя), но в форме мутаций и реструктураций, вызывающих реальные качественные дисконтинуальности. Поэтому когда Всеобщность II обрабатывает Всеобщность I, она никогда не обрабатывает саму себя, ни тогда, когда закладываются основы науки, ни в ходе ее дальнейшей истории. Именно по этой причине Всеобщность I всегда покидает процесс труда реально преобразованной. Даже если у нее сохраняется общая «форма» всеобщности, то для нас эта форма не несет с собой никакой информации: поскольку она стала совершенно другой всеобщностью — не идеологической всеобщностью, и не всеобщностью, принадлежащей некой прошлой стадии истории науки, но новой, качественно специфицированной научной всеобщностью, причем во всех случаях.

Эту реальность теоретической практики, эту конкретную диалектику теоретической практики, а именно качественную дисконтинуальность, появляющуюся или возникающую между различными Всеобщностями (I, II, III) в континуальности процесса производства знаний, — Гегель отрицает или, скорее, не мыслит, и если ему случается ее помыслить, то он превращает ее в феномен, проявление другой реальности, существенной для него, но целиком и полностью идеологической, а именно движения Идеи. Именно это движение он проектирует на реальность научного труда, для того чтобы в конце концов понять единство процесса движения от абстрактного к конкретному в качестве самопорождения понятия, т. е. в качестве простого (и проходящего различные формы отчуждения) развития изначального в-себе в становлении его результата, который является всего лишь его собственным началом. Тем самым Гегель не замечает (mé connaî t) реальные различия и реальные качественные преобразования, существенные дисконтинуальности, которые конституируют сам процесс теоретической практики. Он навязывает им идеологическую модель, модель развития некоего простого внутреннего (inté riorité ). А это значит, что Гегель, по сути, утверждает, что идеологическая всеобщность, которую он им навязывает, есть единственная конститутивная сущность трех типов всеобщности — I, И, III, — задействованных в теоретической практике.

Только теперь начинает становиться ясным во всех своих импликациях глубинный смысл марксистской критики Гегеля. Основной порок Гегеля связан не только со «спекулятивной» иллюзией. Эта спекулятивная иллюзия, разоблаченная уже Фейербахом, состоит в отождествлении мысли и бытия, процесса мышления и процесса бытия, «помысленного» конкретного и «реального» конкретного. В этом по преимуществу и заключается спекулятивный грех: грех абстракции, которая переворачивает порядок вещей и выдает процесс самопорождения (абстрактного) понятия за процесс самопорождения (конкретного) реального. Маркс с чрезвычайной ясностью показывает это в «Святом семействе»[93], где мы видим, как абстракция плода в спекулятивной гегелевской философии посредством своего собственного движения самоопределяющего самопорождения производит грушу, виноград и сливу… Возможно, Фейербах разъяснил и подверг эту модель критике даже с большим успехом, когда в 1839 г. представил свой замечательный анализ гегелевского «конкретного всеобщего». Таким образом, кажется, будто имеется неудачное использование абстракции (идеалистическое, спекулятивное), которое как на свою противоположность указывает на ее удачное (материалистическое) использование. Мы все отлично понимаем: все очень просто и ясно! И готовимся к тому, чтобы с помощью освобождающего «переворачивания» вновь привести вещи, т. е. абстракцию, в порядок — поскольку ведь конечно же не (всеобщее) понятие плода посредством своего саморазвития порождает (конкретные) плоды, но совсем наоборот, (конкретные) плоды порождают (абстрактное) понятие плода. Все согласны?

Нет, ни в коем случае мы не можем с этим согласиться; мы не можем согласиться и принять идеологические заблуждения, которые играют свою роль в этом «переворачивании» и позволяют говорить о нем. Строгость имеется в этом переворачивании только при том условии, что мы принимаем как предпосылку одно фундаментальное идеологическое заблуждение, то самое, которое должен был отбросить и Маркс, когда он перестал быть фейербахианцем или ссылаться на вокабуляр Фейербаха, когда он сознательно отказался от эмпиристской идеологии, которая позволяла считать, будто научное понятие производится точно так же, как общее понятие плода, производится посредством абстракции, оперирующей с конкретными плодами. Когда во «Введении» Маркс говорит, что всякий процесс научного познания начинается с абстрактного, со всеобщности, а не с конкретных реальностей, он свидетельствует о том, что он действительно порвал с идеологией и с разоблачением простой спекулятивной абстракции, т. е. с ее предпосылками. Когда Маркс заявляет, что материал науки всегда существует в форме данной всеобщности (Всеобщности I), он в этом тезисе, который прост как факт, предлагает нам новую модель, которая ничем не связана с эмпиристской моделью производства понятия с помощью удачной абстракции, той, которая исходит из конкретных плодов и выявляет их сущность, «абстрагируясь от их индивидуальности». Впрочем, это ясно в том случае, когда мы имеем дело с научным трудом: он исходит не из «конкретных тем», но из Всеобщностей I. Но верно ли это тогда, когда мы имеем дело с самой этой Всеобщностью II Разве не имеется некоего предварительного уровня знания, произведенного именно с помощью той удачной абстракции, которую гегелевская спекуляция всего лишь неудачно использовала? К несчастью, этот тезис не является органической составной частью диалектического материализма, но он является составной частью эмпиристской и сенсуалистической идеологии. Это тот тезис, который отвергает Маркс, когда он осуждает Фейербаха за то, что тот постиг «чувственное в форме объекта», т. е. в форме созерцания, лишенного связи с практикой. Всеобщность I, например понятие «плода», является не продуктом «абстрагирующей операции», совершаемой неким «субъектом» (сознанием или тем мифическим субъектом, который называют «практикой»), — но результатом сложного процесса переработки, в котором всегда участвуют несколько отличных друг от друга конкретных практик, находящихся на различных уровнях, практик эмпирических, технических и идеологических. (Если вернуться к нашему рудиментарному примеру, понятию плода, то можно сказать, что оно само в своих истоках является продуктом отличных друг от друга практик, практик питания, сельскохозяйственного производства, даже магических, религиозных и идеологических практик.) И пока познание не порвало с идеологией, всякая Всеобщность I остается отмеченной печатью идеологии, которая является одной из фундаментальных практик, имеющих существенное значение для существования социального целого. Акт абстрагирования, который должен извлечь из конкретных индивидов их чистую сущность, есть идеологический миф. Всеобщность I по самой своей сущности не соответствует сущности объектов, из которых абстрагирование должно ее извлечь. И как раз это несоответствие раскрывает и снимает теоретическая практика, когда она преобразует Всеобщность I во Всеобщность III. Таким образом, сама Всеобщность I является несовместимой с моделью эмпиристской идеологии, предполагаемой «переворачиванием».

Подведем итоги: признать, что научная практика исходит из абстрактного, для того чтобы произвести (конкретное) знание, означает признать также и то, что Всеобщность I, материал теоретической практики, качественно отлична от Всеобщности И, которая преобразует ее в «конкретное мысли», т. е. в знание (Всеобщность III). Отрицание различия, которое отделяет друг от друга эти два вида всеобщности, непризнание (mé connaissance) примата Всеобщности II (которая осуществляет работу), то есть «теории», над Всеобщностью I (которая перерабатывается) — вот в чем заключается сама основа гегелевского идеализма, отвергаемого Марксом; в этом — за все еще идеологической видимостью «переворачивания», превращающего абстрактную спекуляцию в конкретную реальность или конкретную науку — заключается решающий момент, от которого зависит судьба и гегелевской диалектики, и марксистской теории. Судьба марксистской теории: поскольку каждый знает, что глубинные основания разрыва — не те, которые явно выражаются, но те, которые реально действуют, навсегда решают, не является ли освобождение, которого от него ожидают, всего лишь ожиданием свободы, т. е. ее мышлением, или же самой свободой.

И как раз поэтому считать понятие «переворачивания» знанием значит принимать идеологию, которая является его основой, т. е. принимать концепцию, которая отрицает саму реальность теоретической практики. «Сведение счетов», на которое указывает понятие «переворачивания», не может заключаться в том, чтобы перевернуть теорию, которая понимает самопорождение понятия как «порождение самого (реального) конкретного», превращая ее в противоположную теорию, которая понимает самопорождение реального как порождение понятия (именно эта оппозиция, если бы она была обоснованной, дала бы нам право использовать выражение «переворачивание»): это сведение счетов заключается в том, чтобы отвергнуть (и это определяющий момент) идеологическую теорию, чуждую реальности научной практики, заменив ее качественно отличной теорией, которая признает сущность научной практики, отличает ее от идеологии, которую хотят ей навязать, всерьез принимает ее собственные характеристики, мыслит и выражает их, а вместе с ними — и практические условия самого этого признания[94]. Когда мы доходим до этого пункта, мы замечаем, что в конечном счете говорить о «переворачивании» просто невозможно. Поскольку, перевернув идеологию, нельзя получить науку. Науку можно получить, лишь покинув область, в которой идеология полагает, что имеет дело с реальным, т. е. покинув ее идеологическую проблематику (органическую предпосылку ее фундаментальных понятий, а вместе с этой системой — и большинство этих понятий), для того чтобы «в другой стихии»[95], в поле новой, научной проблематики обосновать деятельность новой теории. Эти термины я использую со всей серьезностью и в качестве эксперимента хочу предложить следующую проверку: пусть приведут пример хотя бы одной — единственной подлинной науки, которая конституировала себя посредством переворачивания проблематики той или иной идеологии, т. е. на основе самой проблематики идеологии[96]. Для этой проверки я бы хотел оговорить лишь одно условие: используемые слова должны пониматься не в метафорическом, но в строгом смысле.

 


Поделиться:



Популярное:

  1. I. Основные физические явления и процессы в электрических аппаратах
  2. II. Основные электромеханические процессы
  3. II. ПРОЦЕСС ВЫРАБОТКИ: ФОРМИРОВАНИЕ ВЫСШИХ ФОРМ ПОВЕДЕНИЯ БЕЗ ПРИНУЖДЕНИЯ И БОЛИ
  4. IV. Постановления Пленума Верховного Суда РФ и ведомственные нормативные акты в системе регулирования уголовно-процессуальной деятельности
  5. VI. 2. ПРОБЛЕМЫ КУЛЬТУРНОЙ УНИВЕРСАЛИЗАЦИИ В МИРОВОМ СОВРЕМЕННОМ ПРОЦЕССЕ
  6. ІІ. Экономическая адаптация и внутриполитические процессы
  7. А3. Сколько в среднем времени у Вас занимает процесс приготовления основного блюда?
  8. Автоматизация процесса расследования преступлений
  9. Адаптивный иммунитет вырабатывается в процессе жизни индивида и представляет собой специфическую защитную реакцию организма на конкретный чужеродный агент (антиген) с участием лимфоцитов.
  10. Административный процесс: «управленческая» концепция
  11. Административный процесс: «юрисдикционная» концепция
  12. Административный процесс:понятие, особенности. Административные процедуры и административные производства.


Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 461; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.016 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь