Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


УЖЕ ДАННАЯ» СЛОЖНАЯ СТРУКТУРИРОВАННАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ



 

 

Простейшая экономическая категория… не может существовать иначе, как абстрактное, одностороннее отношение уже данного конкретного живого целого…

К. Маркс. К критике политической экономии. Введение

 

 

Но мы как будто бы довольно далеко отошли от вопроса о специфике всякого противоречия. Совсем нет, мы не удалились от него ни на шаг. Но теперь мы знаем, что эта специфика — это не спецификация какой угодно всеобщности, т. е. в предельном случае всеобщности идеологической. Она является спецификой всеобщности III, т. е. знания.

В чем же тогда заключается эта «специфика» противоречия?

Диалектика есть «изучение противоречия, заключенного в самой сущности вещей», или, что то же самое, «теория тождества противоположностей». Благодаря ей, как говорит Ленин, «можно ухватить ядро диалектики, но это требует разъяснений и развитий». Мао цитирует эти тексты и переходит к «разъяснениям и развитиям», т. е. к содержанию этого «ядра», короче говоря, к определению специфики противоречия.

Здесь мы внезапно сталкиваемся с тремя чрезвычайно примечательными понятиями. Два различающих понятия: 1. Различие между главным противоречием и противоречиями второстепенными; 2. Различие между главным и второстепенным аспектами противоречия. Наконец, третье понятие: 3. Неравномерное развитие противоречия. Эти понятия предлагаются нам в модусе «Это так». Нам говорят, что они имеют существенное значение для марксистской диалектики, поскольку в них заключается ее специфика. Поиск глубинного теоретического основания этих утверждений — наша задача.

Достаточно рассмотреть первое различение, чтобы увидеть, что оно непосредственно предполагает существование множества противоречий (в противном случае мы не смогли бы противопоставлять главные противоречия второстепенным) в одном и том же процессе. Таким образом, оно указывает на существование сложного процесса. И в самом деле: «В простом процессе, — говорит Мао, — существует всего одна пара противоположностей; в сложных процессах их больше…»; поскольку «всякий сложный процесс заключает в себе более двух противоречий…»; тем не менее «в каждом сложном процессе развития явлений существует целый ряд противоречий, в числе которых всегда имеется главное противоречие…»[97]Второе различение (главный и второстепенный аспекты противоречия) всего лишь отражает внутри каждого противоречия сложность процесса, т. е. существование в нем множества противоречий, одно из которых является доминантным, и как раз эту сложность необходимо теперь рассмотреть.

Итак, в самом средоточии этих основополагающих различений мы обнаруживаем сложность процесса. Здесь мы снова сталкиваемся с одним из существенных для марксизма моментов: с тем же самым центральным моментом, рассмотренным с другой точки зрения. Когда Мао отбрасывает «простой процесс с одной парой противоположностей», он исключает его, по — видимому, на основании фактических соображений: он не относится к его объекту, обществу, которое содержит в себе множество противоречий. Но разве не имеет он в то же самое время дела с самой чистой возможностью этого «простого процесса с одной парой противоположностей»? Мы даже могли бы спросить себя, не является ли этот «простой процесс с одной парой противоположностей» изначальным существенным процессом, по отношению к которому другие, сложные процессы являются своего лишь усложнениями, т. е. развитым феноменом. Не склоняется ли и Ленин к этому заключению, когда он заявляет: «Раздвоение единого и познание противоречивых частей его… есть суть (одна из «сущностей», одна из основных, если не основная, особенностей или черт) диалектики»[98]?

Говоря об этом Едином, разделенном на две противоречащие друг другу части, не описывает ли Ленин не только некую «модель», но и саму «матрицу» всякого противоречия, изначальную сущность, которая проявляется в любом противоречии, вплоть до самых сложных его форм? Но тогда сложное есть всего лишь развитие и феномен простого? Этот вопрос — решающий. Поскольку этот «простой процесс с двумя противоположностями», в котором Единое разделяется на две противоречащие друг другу части, как раз и является матрицей гегелевского противоречия.

Здесь мы можем и должны подвергнуть нашу интерпретацию новой проверке.

Разумеется, Мао всего лишь упоминает о «простом процессе» и не дает ни одного примера. Но во всем его анализе мы имеем дело только со сложными процессами, в которых проявляется некая структура с многочисленными и неравными друг другу противоречиями, причем не как вторичная, но как изначальная структура: ни один сложный процесс в действительности не дан нам как развитие простого процесса, и поэтому сложное никогда не дано как феномен простого, — напротив, оно дано как результат процесса, который сам является сложным. Поэтому сложные процессы всегда суть данные нам сложности, попытка редукции которых к изначальным простым элементам невозможна ни фактически, ни в принципе. Между тем, если мы вернемся к Марк — сову «Введению» 1857 г., то мы найдем в нем то же требование, выраженное с чрезвычайной строгостью; Маркс, который размышляет о понятиях политической экономии, не только показывает, что невозможно вернуться к моменту рождения, к истоку простого всеобщего «производства», поскольку «если речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития — о производстве общественных индивидуумов», т. е. в некоем структурированном общественном целом. Маркс не только исключает возможность выхода за пределы этого сложного целого (и это принципиальное исключение: запрещает нам это не отсутствие знания, но сама сущность производства как такового, его понятие); Маркс не только показывает, что всякая «простая категория» предполагает существование структурированного целого общества, но кроме того, и в этом, несомненно, заключается наиболее важный момент, он доказывает, что простота отнюдь не является изначальной, но в определенных условиях есть всего лишь продукт сложного процесса. Только при этом условии простота может (опять — таки, в некоем сложном целом) существовать как таковая: в форме существования такой «простой» категории. Возьмем труд: «Труд кажется совершенно простой категорией. Представление о нем в этой всеобщности — как о труде вообще — является также весьма древним. Однако «труд», экономически рассматриваемый в этой простой форме, есть столь же современная категория, как и отношения, которые порождают эту простую абстракцию»[99].

Подобно этому и индивидуальный производитель или индивид как элементарный субъект производства, которого мифы XVIII столетия помещали у истока экономического развития общества, это экономическое «cogito» в самой своей «видимости» появляется лишь в развитом капиталистическом обществе, т. е. в обществе, которое довело до наибольшего развития общественный характер производства. Точно так же и обмен, простое всеобщее par excellence, «во всей интенсивности исторически появляется только в наиболее развитых состояниях общества. (Эта категория) отнюдь не является господствующей при всех экономических отношениях». Таким образом, простота не является изначальной: напротив, именно структурированное целое придает смысл простой категории и именно оно в результате долгого процесса и в исключительных обстоятельствах способно произвести экономическое существование определенных простых категорий.

Здесь мы, безусловно, находимся в мире, совершенно чуждом гегелевскому: «Например, Гегель правильно начинает философию права с владения как простейшего правового отношения субъекта. Но никакого владения не существует до семьи или до отношения господства и подчинения, которые суть гораздо более конкретные отношения». «Введение» — это одно долгое доказательство следующего тезиса: простое всегда существует только в сложной структуре; всеобщее существование простой категории никогда не является изначальным, оно появляется только в результате долгого исторического процесса, как продукт чрезвычайно дифференцированной общественной структуры; поэтому в реальности мы никогда не имеем дела с чистым существованием простоты, будь то сущности или категории, но лишь с существованием «конкретного», т. е. сложных и структурированных вещей и процессов. Именно этот фундаментальный принцип совершенно несовместим с гегелевской матрицей противоречия.

И в самом деле, если мы понимаем гегелевскую модель не в метафорическом, но в строгом смысле, то мы констатируем, что она действительно требует этого «простого процесса с двумя противоположностями», этого простого изначального единства, разделяющегося на две противоположности, о котором идет речь в ссылке Ленина. Именно это изначальное единство конституирует разорванное единство двух противоположностей, в котором оно самоотчуждается и становится другим, оставаясь собой: эти две противоположности суть то же самое единство, но в двойственности, то же внутреннее, но во внешнем, — и как раз поэтому они, каждое со своей стороны, суть противоположность и абстракция друг для друга, каждое из них есть всего лишь абстракция другого, не ведающая об этом, т. е. в-себе, — прежде чем они восстановят их изначальное единство, обогащенное своей разорванностью, своим отчуждением, в отрицании этой абстракции, которая отрицала их прежнее единство: тогда они вновь будут Единым и реконституируют новое простое «единство», обогащенное прошлой работой их отрицания, новое простое единство некой тотальности, продукт отрицания отрицания. Мы видим, что неумолимая логика этой гегелевской модели строгой связью объединяет следующие понятия: простота, сущность, тождество, единство, отрицание, раскол, отчуждение, противоположности, абстракция, отрицание отрицания, снятие (Aufhebung), тотальность, простота и т. д. В этом — вся гегелевская диалектика, т. е. вся она зависит от этой радикальной предпосылки изначального простого единства, развивающегося в пределах самого себя благодаря негативности и всякий раз в процессе всего своего развития во все более и более «конкретных» тотальностях всего лишь восстанавливающего эти простые изначальные единство и простоту.

Разумеется, марксисты, для того чтобы упростить ситуацию, неосознанно или намеренно могут ссылаться на эту модель или использовать ее в качестве символа: тем не менее как теоретическая, так и политическая практика марксизма с ней несовместима. Марксизм несовместим с этой моделью именно потому, что он несовместим с теоретической предпосылкой гегелевской модели: предпосылкой простого изначального единства. Марксизм отвергает философское (идеологическое) притязание полного совпадения с неким «радикальным истоком», какой бы ни была его форма (tabula rasa, нулевой пункт процесса; природное состояние; понятие начала, которое у Гегеля, например, есть бытие, непосредственно тождественное ничто; простота, которая у того же Гегеля есть то, с чего (вновь) бесконечно начинается всякий процесс, восстанавливающий свой исток, и т. д.); точно так же отвергает он и гегелевское философское притязание, дающее себе это простое изначальное единство (воспроизводимое на каждом этапе процесса), которое затем посредством своего саморазвития произведет всю сложность процесса, при этом никогда не теряя себя самого[100][101], никогда не теряя ни своей простоты, ни своего единства, — поскольку множественность и сложность никогда не будут чем — то иным, нежели его собственное «явление», «феномен», призванные сделать явной его собственную сущность[102].

 

Исключение этой предпосылки, к сожалению, не сводится к ее «переворачиванию». Эта предпосылка не «переворачивается», но устраняется, причем устраняется целиком и полностью (а не в смысле Aufhebung, которое «сохраняет» устраняемое…), с тем чтобы ее место могла занять совершенно другая теоретическая предпосылка, не имеющая ничего общего с первой. Вместо идеологического мифа философии истока и его органических понятий марксизм утверждает в качестве принципа признание данности сложной структуры всякого конкретного «объекта» структуры, которая определяет собой и развитие объекта, и развитие теоретической практики, производящей знание о нем. У нас уже нет никакой изначальной сущности, но есть лишь нечто всегда — уже — данное, как бы далеко ни заходило познание, возвращаясь к его прошлому. У нас уже нет простого единства, но есть лишь сложное структурированное единство. И поэтому нет у нас и простого изначального единства (в какой бы форме оно ни выступало), теперь у нас есть всегда — уже — данное некоего сложного структурированного единства. Ясно, что если дело обстоит именно так, то с «матрицей» гегелевской диалектики покончено, и ее собственные органические категории, в той мере, в которой они обладают спецификой и позитивной определенностью, не способны жить после ее смерти как теоретического образования, в особенности те категории, которые «конкретизируют» тему простого изначального единства, как — то: «раскол» Единого, отчуждение, абстракция (в гегелевском смысле этого слова), объединяющая противоположности, отрицание отрицания, Aufhebung и т. д. В такой ситуации не приходится удивляться, что ни во «Введении» Маркса (1857), ни в тексте Мао Цзе Дуна мы не находим ни единого следа этих органически гегельянских категорий.

Разумеется, в идеологическом сражении (пример: борьба с Дюрингом) или в рамках общего изложения, предназначенного для иллюстрации смысла данных результатов, возможно ссылаться на некоторые категории такого рода; пока мы остаемся на этом уровне идеологической борьбы или изложения и иллюстрации, мы можем использовать эти категории, получая при этом весьма реальные результаты в идеологической практике (борьбе) или в общем изложении той или иной концепции. Но такое «изложение» (иллюстрация законов диалектики с помощью того или иного примера) остается под санкцией теоретической практики, — поскольку как таковое оно не представляет собой подлинной теоретической практики, производящей новые знания. Если же речь идет о подлинной практике, реально преобразующей свой объект и производящей подлинные результаты (знания, революцию…), подобной теоретической или политической практике Маркса, Ленина и т. д., тогда зона теоретической терпимости по отношению к этим категориям исчезает: исчезают сами эти категории. Когда речь идет о подлинной практике, которая органически конституируется и развивается на протяжении многих лет, а не о простом применении, лишенном органических эффектов, применении, которое никак не изменяет свой объект (например, в практике физики) и свое реальное развитие, когда речь идет о практике человека, подлинно вовлеченного в подлинную практику, человека науки, прилагающего свои силы для того, чтобы конституировать или развить ту или иную науку, или политика, стремящегося развить классовую борьбу, — тогда уже не встает, да и не может встать вопрос о наложении на объект приблизительных категорий. Тогда категории, которым нечего больше сказать, молчат, они редуцированы к немоте. Так, в реально конституированных марксистских практиках гегельянские категории уже давно замолчали. В них они суть «необнаруживаемые» категории. И несомненно, именно поэтому некоторые с бесконечными заботливостью и почтением, которые обычно вызывают уникальные реликвии прошедших времен, берут, для того чтобы выставить на все — общее обозрение, всего две фразы[103], которые можно обнаружить во всем «Капитале», т. е. на 2500 страниц ин-октаво французского издания; и несомненно, именно по этой причине они подкрепляют эти две фразы третьей, по сути дела даже одним словом, восклицанием Ленина, в котором тот, словно загадывая непростую загадку, уверяет нас в том, что поскольку люди не прочитали Гегеля, то на протяжении целой половины столетия они ничего не понимали в Марксе… Вернемся к этому простому факту: в реально конституированных марксистских практиках используются и действуют отнюдь не гегельянские категории: в них присутствуют другие категории, категории марксистской диалектики, которая действует в марксистской практике.

 


Поделиться:



Популярное:

  1. III. К такому покою следует стремиться уже сейчас.
  2. А.3 Признак вооруженности банды означает наличие оружия
  3. Автокорреляция: методы обнаружения и устранения.
  4. Адаптация человека к организационному окружению
  5. Адаптивный иммунитет вырабатывается в процессе жизни индивида и представляет собой специфическую защитную реакцию организма на конкретный чужеродный агент (антиген) с участием лимфоцитов.
  6. Анализатор – это сложная нейродинамическая система, которая представляет собой афферентную часть рефлекторного аппарата.
  7. Апостольское служение в страданиях
  8. Ближайшее социальное окружение
  9. Богослужения с чтением Нового Завета
  10. В КАКОМ СЛУЧАЕ ЗА РАБОТНИКОМ СОХРАНЯЕТСЯ ПРАВО НА СЛУЖЕБНЫЙ НАДЕЛ?
  11. Возможен ли и нужен ли капитализм в России?
  12. Вопрос 47. Организация незаконного вооруженного формирования или участие в нем. Отличие от бандитизма


Последнее изменение этой страницы: 2016-07-13; Просмотров: 436; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.021 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь