В сердце тьмы сияет ослепительный свет.

Стр 1 из 17Следующая ⇒

Мне было, кажется, лет четырнадцать, когда я из дома на улицу иостолбенел. Надо мной - высокое весеннее небо, вокруг - цветущие деревья. Язастыл в изумлении, охваченный невыразимым вопросом: что это все такое? Этотвопрос пронзил меня насквозь и наполнил сердце недоумением и восторгом передзияющей тайной бытия. Я обернулся по сторонам, потрясенный новым, вдруготкрывшимся мне миром; все эти люди и дома вокруг были уже не просто домамии людьми, повсюду присутствовала живая, ошеломляющая тайна. Все на самомделе оказалось совсем не так, как я раньше думал и представлял себе. Как оновсе на самом деле, я не знал, но понимание того, что мир вокруг безымянен, неописуем и бесконечен, обрушилось на меня со всей свежестью ещенеизведанного восторга. Четыре годя спустя я наткнулся на книжку, которая впервые приблизиламеня к ответу. Это была " Жизнь Рамакришны. Жизнь Вивекананды", 19-й томсобрания сочинений Ромена Роллана, издания 1936 года. Я до сих пор не могупонять, как этот том мог появиться в разгаре сталинских репрессий. В 1972году, когда я напал на эту книгу, практически вся духовная и мистическаялитература была доступна либо в Самиздате, либо в редких западных изданиях.Были и рукописи: мне попадались рукописные книги по Агни Йоге. Все это напоминало средневековье, но разве можно забыть то радостноечувство, когда, раздобыв запрещенную книгу, ты летел домой, чтобы, с трудомразбирая мутную машинописную копию, приобщиться к чему-то настоящему! Книгиимели цену. Достать их было нелегко, за чтение можно было поплатитьсясвободой. Кроме того, подцензурная культурная ситуация создала замечательныйфильтр: плохих книг в Самиздате практически не было. Рамакришна и Вивекананда стали моими первыми учителями жизни. Позжепришли Рамана Махарши, Йогананда, Нисаргадатта Махарадж, Кастанеда, Гурджиеви многие другие. Но Рама- кришна и Вивекананда были первыми, кто указал мнена выход из клетки, именуемой миром. На протяжении последующих лет я прочел все доступные мне книги по йоге, оккультизму и восточным религиям, однако чтение ничего не меняло в жизни.Книги давали некоторые знания, надежду и иногда опьяняли, но другиеизмерения сознания и постижение истины оставались все тем же призрачныммиражом, что и раньше. Жизнь продолжала идти своей свинцовой поступью, иничто из окружавшей меня реальности не соответствовало далеким и прекраснымвосточным миражам, населявшим мое сознание. В чтении книг существовал некий барьер, напоминавший стеклянную стену: можно было сколько угодно любоваться волшебными образами по ту сторону, ноне было никакой возможности пройти сквозь стекло. Как следствие, угнетенноесостояние духа стало моим привычным состоянием, чему, конечно, способствовали и родные реалии совдействительности. Жить и осознавать то, что тебе никогда не доведется увидеть мир за пределами империи, былоневыносимо. Ситуация напоминала историю с обезьяной и апельсинами. Перед клеткой, где сидит обезьяна, лежат два апельсина. Один из них -близко, можно дотянуться, но он гнилой. Другой апельсин свежий, нодотянуться до него невозможно. Выбор у обезьяны небольшой: либо съестьгнилой апельсин, либо любоваться свежим. Много времени и усилий было потрачено на то, чтобы пробить лбомстеклянную стену. Сидение с закрытыми глазами и скрещенными ногами ни ккаким духовным достижениям не приводило. Большинство моих одиноких медитацийвызывало разве что ощущение сильного давления между бровями, что-то вроденадвигающейся головной боли. У меня не было ключа, и книги этот ключ недавали. Несколько раз, впрочем, мне удалось достигнуть места, которое я называл" экран". " Экран" напоминал завесу, состоящую из ослепительного мрака. Свет итьма были здесь одним. Они были сплавлены в одно всепоглощающее сияние, исходящее из таинственного источника, и сила этого черного сияния быланевыносима. Я открыл единый источник света и тьмы, но этот источник былглубоко скрыт. Он был скрыт " экраном", пройти который не позволял страх. Этобыл страх самопотери и растворения в неизвестном. То, что " экран" потребуетот меня жертвы, - было совершенно ясно. В жертву необходимо было принестисвое " я", и к этому я еще не был готов. В обычной жизни меня не покидало ощущение, что в моей головепрокручивается бесконечная пленка одних и тех же давно опостылевших мыслей, и их монотонное и бессмысленное чередование создавало тот мир, в котором яживу. Чтобы изменить мир вокруг себя, я должен был что-то с этой пленкойсделать. Нужно было либо ее остановить, либо сменить. Как сделать то илидругое, я не имел ни малейшего понятия. Чем больше я бился лбом о стекляннуюстену, тем меньше оставалось надежды на то, что можно действительно что-тоизменить. Моя жизнь напоминала разбитую повозку, влекомую слепой лошадьюневедомо куда, и холодный ветер отчаяния задувал прямо в лицо. Однажды я пошел к своему приятелю на день рождения, отмечавшийся вполнетрадиционно: обилие вкусной жирной еды и горячительных напитков, притащенныекем-то " последние записи", накрашенные до невозможности девушки, блестящиеот первых рюмок глаза. Обычно на таких вечеринках мной овладевало отчаяние.Несмотря на то, что вокруг веселились друзья, я чувствовал, что меняотделяет от них пропасть. Что-то не позволяло мне радоваться жизни, вся тягостная бессмысленностьпроисходящего за праздничным столом почему-то становилась особенноочевидной. Итак, я сидел за столом, что-то ел и пил, и вдруг странная мысль пришламне в голову: а что, если незаметно уйти и, выйдя на улицу, двинуться водном и том же направлении - скажем, на юго-восток. Там, в этом направлении, находились Гималаи, всегда притягивавшие меня, как магнит. Да, просто встатьи пойти, оставив позади все, что знаешь и к чему привык. Встать и пойти наюго-восток. Мысль эта так заняла меня, что я и не заметил, как мое тело как-товдруг совершенно расслабилось, и я мягко соскользнул на пол. Произошло этонастолько естественно, что никто как будто не заметил моего исчезновения. Ялежал под столом среди туфель и ног. Вокруг царила приятная полутьма, издалека доносился приглушенный гул голосов и звяканье посуды. Неожиданнаяперемена моего местоположения нисколько меня не обескуражила, напротив, ячувствовал себя спокойно и легко. Вскоре мое исчезновение, однако, заметили. Решив, что я слишком быстронаклюкался, народ принялся было приводить меня в чувство, пиная ногами, но, поскольку я не оказывал никакого сопротивления, меня оставили в покое. Подстолом было хорошо. Пьяный разгул остался где-то наверху, меня охватиластранная истома, ни шевелиться, ни вставать мне совершенно не хотелось. Япровалился в мягкую обволакивающую бездну, и мне привиделось, будто я вгорах. Место было незнакомым, диким и безлюдным, солнце только что скрылось заближайшими вершинами, и я шел по горной тропе в неизвестном направлении.Неожиданно я почувствовал сзади чье-то присутствие, обернулся и увиделстарика с седой бородой. В руке у него была палка, он шел за мной. Черты еголица показались знакомыми, но я не мог вспомнить, где я его видел. Старикмахнул мне рукой, давая понять, чтобы я следовал за ним. Он повернулся идвинулся по тропе в противоположном направлении. После секундного колебанияя повернул назад и пошел за ним, поскольку идти мне, на самом деле, былонекуда. Мы начали карабкаться по ведущей Бог знает куда тропе то вверх, товниз. Старик шел молча и ступал медленно, но, несмотря на это, чтобыпоспевать за ним, мне приходилось чуть ли не бежать. Наконец, мы очутилисьвозле большой пещеры, и мой проводник жестом велел мне следовать за ним. Мывошли внутрь. Пещеру освещал тусклый мерцающий свет, и я с трудом различил вдальнем ее конце проход. По-прежнему не произнося ни слова, старик приказалмне войти в него. Мне было, мягко говоря, не по себе, но я не могпротивиться внутренней силе, исходившей от проводника, и шагнул в темноту. К своему изумлению, я опять оказался на дне рождения, в той же комнате, наполненной моими пьяными друзьями и их подружками, где под столом лежаломое бесчувственное тело. За время моего отсутствия ничто на вечеринке неизменилось, не считая моего отношения к происходящему. Ко мне пришлопонимание того, что все эти люди - мои близкие друзья, и то, что они пили ивеселились, было одной из немногих известных им радостей жизни. То, что мнебыло плохо среди их веселья, свидетельствовало о моем собственномнесовершенстве, вины моих друзей в этом не было. В тот момент мне казалось, что я люблю их всех, и чувство совершеннейшего счастья овладело мной. К физической реальности меня вернуло то, что со всех сторон меня сталипинать и щипать. Не открывая глаз и прислушиваясь к голосам, я сообразил, что мешаю им отодвинуть стол, чтобы освободить комнату для танцев. Я вполнепришел в себя и мог встать, но почему-то не захотел этого делать. Мне былоинтересно, что произойдет дальше. Тело было по-прежнему совершеннорасслаблено и не испытывало ни малейшей боли от довольно сильных пинков итычков разозленных гостей. Я был отстранен от ситуации и спокойно наблюдалза происходящим. Это состояние безучастного свидетеля было намного глубже иинтереснее обычного отождествления со своим привычным " я" - вечноперескакивающими с одного на другое мыслями и требующим постоянногоудовлетворения телом. Убедившись в тщетности попыток привести меня в чувство, присутствующиепринялись, каждый на свой манер, довольно изощренно оскорблять и унижатьменя. Кто-то даже пытался потушить об меня сигарету, но был остановлен своеймилосердной подружкой. Наконец, меня подняли на руки и отнесли в соседнююкомнату, где бросили на кучу сваленных на тахте пальто, потушили свет иоставили в покое. Я лежал в темноте, безучастно прислушиваясь к приглушенно доносившимсямузыке и крикам. Вечеринка, похоже, достигла своего пика, а я был поглощенсостоянием всеобъемлющей пустоты, заполнившей все внутри и вне меня.Странно, но я не чувствовал себя ни униженным, ни оскорбленным, хотя, казалось бы, имел на это основания. Я видел во всей этой истории что-томистическое; глубоко внутри проснулось знание того, что моя жизнь уже небудет прежней. Дверь медленно отворилась, и в комнату вошла незнакомая мне девушка.Она села рядом, и на глаза ее навернулись слезы. Она положила руку мне налоб и стала тихонько всхлипывать, повторяя: " Подонки, за что же они тактебя? " Это оказалось уже выше моих сил. Почувствовав спазм в горле, явскочил, схватил пальто и выскочил из квартиры. На следующее утро я проснулся с ясным пониманием того, что мне нужноделать. Вчерашняя вечеринка подвела черту под моей жизнью. Так дальше житьбыло невозможно. Я решил исполнить, наконец, свое давнишнее желание уехатькуда-нибудь подальше и стать отшельником. В конце концов, мне нечего былотерять. Расстаться навсегда с мышиной беготней большого города радиспокойной простой жизни где-нибудь в глуши всегда было моей заветной ижеланной целью. Я решил уехать на Камчатку, где, как слышал, паре живших на биостанциипожилых биологов требовался помощник. Чтобы попасть на Камчатку, нужно былополучить приглашение и пропуск. Я списался с биологами, и они прислалиприглашение. За пару месяцев тяжелой работы мне удалось собрать достаточноденег на поездку. Когда все было готово и оставалось только купить билет насамолет, раздался телефонный звонок. Нужно сказать, что несколько последнихлет меня не оставляло предчувствие, что когда-нибудь раздастся телефонныйзвонок, который изменит всю мою жизнь. И вот он раздался.

Тоша, 1980 г. Фотография на паспорт

Глава 2

Мы не одиноки. Ушедшие вперед возвращаются, чтобы поддержать отставших.Они, наши старшие братья, присматривающие за нами, всегда посылаютблагословение и поддержку подлинным искателям. Они образуют иерархию СилСвета, основанную на любви и сострадании. Если ты хочешь принадлежать этойиерархии и работать с ней, то, прежде всего, задай себе вопрос: действительно ли я верю в ее существование? Я встречал звонившего человека несколько раз. Это был спокойныйнеглупый персонаж, родом откуда-то с Севера. Он был младше меня года на два, носил светло-рыжие волосы до плеч, взгляд его зеленоватых глаз всегда былспокоен и тверд. Он рисовал странные знаки и писал какие-то непонятныеиероглифы. Листы с этими иероглифами и знаками покрывали стены комнаты, гдеон жил. Кроме того, он рисовал картинки и лечил людей руками. Занятныймалый, но, в общем, ничего особенного. Звали его Тоша. Он сказал, что хотел бы со мной встретиться и поговорить. Я не сталспрашивать, в чем дело, и договорился прийти к нему. Он снимал комнату вогромной коммунальной квартире на улице Рылеева, дом 2, рядом сПреображенской церковью. Открыв дверь и проведя в комнату, Тоша представил меня своему длинномуприятелю, который сидел за столом и рисовал иероглифы. Приятеля звали Джон.Позже я выяснил, что эту кличку дал ему Тоша за его былое пристрастие квиски Long John. Тоша умел давать клички, они прилипали к людям и оставалисьс ними навсегда. -- Что это за иероглифы? - спросил я, оглядываясь по сторонам. - Вродебы не китайские, но выглядят красиво. Листы со странной тайнописью были разбросаны повсюду. -- Это Сет, язык Шамбалы, - спокойно ответил Тоша. Я недоверчивопокачал головой. Конечно, я знал легенду о Шамбале - таинственномгималайском королевстве, где обитало братство бессмертных духовных учителей, защищавших и направлявших ход земной эволюции. Книги Рерихов и Блаватскойбыли моим настольным чтением. Но какое отношение к Шамбале могли иметь этиребята? Откуда вы знаете этот язык? - спросил я с недоверием. Тоша ничего неответил. Или, может быть, вы это все сами придумали? - продолжил я в том жедухе. Тоша улыбнулся и сказал: Ты можешь верить в то, что тебе нравится. Все зависит от твоегожелания. А знаки? Они тоже из Шамбалы? - продолжил я все с тем же сарказмом. Неожиданно Тоша стал серьезным. Нет, это знаки Кунта Йоги. Что такое Кунта Йога? Я о такой не слышал. Кунта на санскрите означает копье. Копье - символ йогического знания, пронзающего мрак невежества. Умело направленное, оно летит точно в цель, ицель эта - освобождение. Кунта - йога мистических символов и мантр. ЗнакиКунта Йоги нужно уметь визуализировать как внутри своего тела, так и вовнешнем пространстве. Если научиться их видеть, сначала с закрытыми, потом соткрытыми глазами, то можно довольно существенно изменить ситуацию. Каждыйиз знаков определенным образом воздействует на энергии пространства, вызываясоответствующий эффект. Некоторые знаки сопровождаются мантрами, которыеусиливают их воздействие. Можно применять знаки и мантры по отдельности, носовмещение визуальных и звуковых вибраций дает наибольший результат. -- Понятно, - сказал я и подумал: если мне пудрят мозги, то делают этодостаточно грамотно. -- Вы что - йоги, что ли? Вопрос мой прозвучал как-то глупо. -- Что-то вроде этого, - буркнул Тоша, и они с Джоном рассмеялись. Я внимательно посмотрел на обоих. На йогов, по крайней мере, так, как яих себе представлял, эти ребята были совсем не похожи. Они выглядели точнотак же, как миллионы обычных людей, населяющих нашу планету. После небольшойпаузы я решил выяснить, чего, собственно говоря, они от меня хотят, но Тоша, как будто угадав мой вопрос, спросил сам: -- Ты хотел бы научиться лечить людей руками? -- Что значит лечить руками? -- Так я называю лечение энергией. Через руки ее передавать легчевсего. -- А что, разве невозможно передавать энергию как-то по-другому? -- Возможно, но через руки, повторяю, это делать проще. Довольнотрадиционный способ. -- Ты имеешь в виду Иисуса? -- Руками лечили многие, не только Он. Поразмыслив некоторое время, ясказал: -- Я не люблю медицину и никогда не хотел быть врачом. Это я знаюнаверняка. -- То, что я тебе предлагаю, никак не связано с врачами и медициной.Это связано с Духом. Некоторое время мы молчали, потом я произнес не очень решительно: -- Не знаю. К тому же я собираюсь на днях уезжать на Камчатку. Тоша внимательно посмотрел на меня и тихо сказал: -- Это вряд ли. Я встал, собираясь уходить. Тоша проводил меня до двери и сунул мне вруку бумажку со своим номером телефона. -- Позвони, если надумаешь. - Хорошо. На бумажке рядом с номером телефона были написаны несколько иероглифов. -- Что это значит? Здесь написано: " Делай только то, что ты действительно хочешь".

Глава 3

Прими все так, как есть. Перестань сражаться с миром и с собой. За всемстоит одна единая Воля, и Воля эта непрерывно проявляется в мире и в тебе.То, что ты читаешь эти слова, - тоже действие этой Воли. Так перестань жепротивопоставлять себя тому, что происходит, и обрети мир в потоке перемен.Соединись с этим потоком, и смысл происходящего откроется тебе. Есть лишьодин путь: вниз по течению, назад к океану. Как только ты перестанешьтратить силу на борьбу с существующим порядком вещей, ты сохранишь ее дляжизни в гармонии с миром и с собой. И эта сбереженная сила неизбежноприведет к осуществлению твоих желаний, потому что до того, как слиться сокеаном, каждое из твоих желаний должно быть исполнено. Это закон. Законокеана.Если ты отдашь свою волю той Воле, что вращает миры, и они станутодним, ты более не встретишь препятствий на своем пути, поскольку ничто неможет противостоять этому единству. Это не так сложно, как кажется. Простооставь все так, как есть, и наблюдай за происходящими изменениями. Изменения- в природе вещей, созерцание этих изменений - твоя судьба. Когда тыдостигнешь океана, твоя судьба будет исчерпана, потому что океан бесконечен.И это - свобода. Оставалось две недели до моего отъезда, и я начал собираться в дорогу.За хлопотами я почти забыл о Тошином предложении. Отчасти это произошлопотому, что я не воспринял его предложение серьезно. Мне довелось встречатьна своем пути немало безумцев, одержимых самыми разными мистическими идеями, включая Шамбалу. Одни из них нашли себе последователей и единомышленников, другие влачили печальное существование в психбольницах. Тоша и его приятельказались вполне нормальными людьми, однако страсть к таинственному инеобычному настолько присуща человеческой природе, что нередко бывает трудноразличить духовный поиск, фантазии и безумие. И все же я позвонил по оставленному телефону. На звонок никто неответил, что меня несколько удивило: в квартире проживало, по крайней мере, семей десять. На следующий день я сделал еще одну безрезультатную попытку, после чего, с некоторым даже облегчением, отступился. Последнее, что мне оставалось сделать перед отъездом, - это достатьподробную карту Камчатского полуострова, что было нелегкой задачей: крупномасштабные карты были достоянием геологов, КГБ и военных. Тем неменее, мне удалось найти человека, который когда-то служил в тех местах исохранил хорошую карту. Он пообещал мне обменять эту карту на бутылкудорогого коньяка. Я встретился с ним поздно вечером в центре города, получил карту и, погрузившись в ее изучение, замешкался и опоздал на метро. Денег на такси уменя не было, и не оставалось ничего другого, как отправиться домой пешком.Идти предстояло часа три - возможно, это была бы и неплохая прощальнаяпрогулка по родному городу, если бы температура в эту декабрьскую ночь неопустилась почти до - 30¦. Быстро шагая по заснеженным улицам, я лихорадочно соображал, к кому быможно было зайти по пути на чашку чая. В этот поздний час все уже былозакрыто, оставалось рассчитывать лишь на чье-либо гостеприимство. Наконец, явспомнил адрес одного знакомого, жившего по пути. Хотя я и не был уверен, вернулся ли этот знакомый из армии, терять все равно было нечего, и янаправился к нему. Безуспешно нажимая дверной звонок в течение нескольких минут, я понял, что моим мечтам о чашке горячего чая не суждено было сбыться. Я уже началспускаться вниз по темной холодной лестнице, когда раздался звук отпираемогозамка, и дверь отворилась. Я обернулся и увидел в дверном проеме фигуру, выхваченную в темноте светом из квартиры. Но это был вовсе не мой знакомый.В дверях стоял Тоша. -- Вот так номер! Что ты здесь делаешь? -- Привет, заходи. Ты как раз вовремя, - не моргнув глазом, ответил он. Я поднялся наверх и вошел в квартиру, охваченный внезапнымпредчувствием того, что что-то сейчас должно произойти. Мы прошли на кухню и- о, чудо! - на плите пыхтел кипящий чайник. Тоша налил мне чашку и сказал: -- Киса (так звали хозяина квартиры) приезжал из армии в отпуск иоставил мне ключи. -- Я не знал, что вы знакомы. Тоша пожал плечами: -- Совпадение. Прихлебывая горячий чай, я сказал: -- Я звонил, никто не подходил к телефону. -- Да, на моей квартире проблемы, пришлось свалить, - ответил он, прищурившись. Я не стал углубляться. -- Пробуду здесь некоторое время. А потом? Потом не знаю. -- Я уезжаю через пару дней. -- На Камчатку? -- Да. Ты там не был? -- Нет. Говорят, там шикарные места. -- Ну да, - гейзеры, вулканы. Молодая земля. Мы помолчали некотороевремя, потом я поднялся. -- Ну, спасибо за чай. Мне нужно идти. До дома еще топать и топать. Тоша изучающе взглянул на меня. -- Погоди секунду. Мне нужно кое о чем тебя спросить. -- Спрашивай. -- Ты бы не хотел, чтобы я стал твоим начальником? -- Не понял. Что значит начальником? -- Ну, что значит начальник? Я говорю - ты делаешь. У меня даже дыхание сперло от такой наглости. Ты что, в своем уме? Вполне. Я не знал, что ему на это сказать. -- Начальником в чем - в работе, что ли, какой-нибудь? Он улыбнулся. -- Да нет, во всем начальником. -- Это вроде как Отец наш небесный, что ли? -- Ну да, что-то вроде того, - Тоша указал пальцем на потолок. Я задумался. На психа он, вроде, не похож. Что же он от меня хочет? Наконец, я спросил: -- Ты имеешь в виду, хочу ли я слушаться тебя во всем, как собака? -- Примерно так. Во всяком случае, тебе придется делать то, что яговорю. Это было неслабое предложение. Ничто в жизни я не ценил так, каксобственную свободу, и отдать ее этому... я даже не знал, как его назвать. Явзглянул на Тошу, пытаясь понять, что же ему все-таки от меня нужно. Нет, онявно не был ни сумасшедшим, ни маньяком. Дикость предложения никак невязалась с его спокойным, сосредоточенным обликом. Он внимательно и, как мнеказалось, чуть насмешливо смотрел на меня. Дуэль наших взглядов быланедолгой. Я отвел глаза и сказал: -- Ты, наверное, шутишь. -- Ничуть. Мое предложение вполне серьезно. Я почувствовал себя в тупике и не знал, что сказать. Просто послать егои уйти? Что-то не давало мне этого сделать. " Да он просто безумен! " -проскочило у меня в голове. Разговор, тем не менее, принимал интересныйоборот, и я решил продолжить. -- Ну хорошо, допустим, я соглашусь. Что тогда произойдет? Это выяснится только после того, как ты примешь решение. Ловко. А если я приму решение послать тебя в баню вместе с твоимпредложением? Тогда ты просто продолжишь жить своей жизнью, и все дела. Тебя никто ненасилует. Ты абсолютно свободен согласиться или нет. -- Я должен дать тебе ответ прямо сейчас? Тоша взглянул на часы. -- Во всяком случае, сегодня. Я все еще не мог понять, разыгрывает он меня или говорит серьезно. -- Ну хорошо. Допустим, я соглашусь, но не буду выполнять твоихуказаний. Что ты будешь делать тогда? Тоша ответил, улыбнувшись: -- Это невозможно. Почему? Потому что, если ты скажешь " да", ты не сможешь действовать по-другому. Внезапно я почувствовал, что он говорит правду. Я не подумал, а именнопочувствовал это всем телом. Впервые в жизни я удостоверился в чем-то спомощью языка тела - единственного языка, который никогда не лжет. Я знал, что если я скажу " да", то возврата назад не будет. И от понимания этого поспине у меня поползли мурашки.

Глава 4

Если ты встретишь Учителя, это не значит, что ты узнаешь его. Если тыузнаешь его, это не значит, что ты готов учиться. Если ты готов учиться, этоне значит, что ты сможешь отдать себя. Если ты в состоянии отдать себя, тебене нужен учитель. Раздался особый звонок в дверь, что-то вроде кода. " Так вот почему онмне не сразу открыл, у них тут все засекречено", - подумал я. Интересно, ктобы это мог пожаловать в два часа ночи? Тоша открыл дверь, и в квартиру вошлостранное существо - довольно уродливая женщина лет сорока-сорока пяти согромным носом, иссиня-черными волосами, в дорогой шубе и золотых кольцах.Она напоминала ведьму из страшной детской сказки. В руках у нее быланагруженная сумка. Звали ее Нана, и она была цыганка. Тоша представил меняей как своего приятеля. В сумке у Наны оказалось что-то вроде продуктового набора израспределителя. Она начала выкладывать вкусную еду на стол, одновременнорассказывая Тоше об их общих делах. Нана пригласила меня к трапезе, но яотказался. Допивая чай, я наблюдал, как они ели, и слушал их разговор, откоторого мне стало не по себе. Нана рассказывала о последних разработках впарапсхилогических лабораториях КГБ, и из ее рассказа явствовало, что онапрекрасно знает предмет. Она говорила о каком-то Институте Космическоймедицины, где у нее были связи и где Тоша мог бы, по ее словам, работать. Тема КГБ и их секретных лабораторий интересовала меня меньше всего, явсегда старался подальше держаться от государственных структур и, уж темболее, от этой организации. Мне навсегда врезались в память металлическиесетки, натянутые между лестничными проемами в Большом Доме, как называли внароде мрачное здание на Литейном, где находился ленинградский КГБ. Менядважды вызывали туда на допросы в качестве свидетеля по делу моих друзей. Мне было не по себе не только от темы их разговора. Жутковатая ночнаяобстановка явно сгущалась. Облик Наны, Тошино бредовое предложение, всяатмосфера этой квартиры создавали у меня впечатление, что я влипаю вкакую-то дьявольскую историю, от которой лучше было бы держаться подальше. Сдругой стороны, меня как будто приклеили к стулу, и я не мог сойти с места.Что-то меня во всем этом завораживало и притягивало, и отделаться от этогонаваждения было непросто. Наконец, я встал и прошел из кухни в комнату, где лег на диван, пытаясьсобраться с мыслями. Интуитивно я чувствовал, что Тоша прав. Невозможноничего получить, не отдав что-то взамен. Но он требовал меня всего спотрохами, не предоставляя никакой возможности проверки. Дело было вовсе нев том, что я так уж дорожил собственной личностью, скорее, она мне надоела.И все же я должен был каким-то образом Тошу испытать. Проблема заключалась втом, что я понятия не имел, как это сделать. Я закрыл глаза, и во времянедолгого забытья мне вспомнилась одна старая индийская легенда. Давным-давно жила в Индии женщина по имени Лакшми. Случилось так, чтоона овдовела. В Индии существовал обычай, называемый сати, согласно которомувдова должна совершить самоубийство, бросившись в погребальный костер мужа.Если она этого не делала, она становилась изгоем, была всеми презираема иобычно заканчивала свой век вдали от людей. Именно это и случилось с Лакшми.Она не исполнила древний обычай не потому, что боялась мучительной смерти, но потому, что еще в юности дала себе обет, что не умрет, пока не встретитсвоего гуру. Огненное желание ее сердца дало ей силы пережить позор иизгнание. Лакшми отыскала заброшенную хижину на краю большой дороги ипоселилась в ней. По дороге проходило много разного народа, люди всех каст исословий, и среди них - бродячие аскеты, называемые садху. Целыми днямиЛакшми просиживала у хижины и, глядя на дорогу, всматривалась в лицапроходящих мимо садху в надежде, что когда-нибудь она увидит и узнает своегогуру, который утолит ее жажду Божественного. В Индии было принято оставлятьпищу для проходящих садху на специальной полочке снаружи дома. Еду оставлялис вечера, чтобы странники могли подобрать ее рано утром, подкрепиться иотправиться дальше в своем странствии к Богу. Из года в год Лакшми делиласьсвоими скудными припасами с бродячими искателями истины. Она решила, чтокогда придет время и появится ее гуру, то она испытает его, предложив емуотравленную пищу. Однако время шло, а гуру не появлялся. Ни разу сердцеЛакшми не подсказало ей подвергнуть кого-либо испытанию. Но однажды рано утром она увидела приближающегося садху ипочувствовала, что это тот, кого она ждет, все эти годы. Лакшми проворноположила немного отравленного риса и фруктов на полку и, спрятавшись вхижине, выглянула в маленькое окошко. Садху подобрал еду, прочитал мантру, съел все без остатка и двинулся дальше, целый и невредимый. Лакшми выскочила из хижины, догнала садху и упала на колени, умоляя егостать ее учителем. Он взглянул на нее и сказал, что не может этого сделать, поскольку Лакшми не исполнила обычая сати. В отчаянии Лакшми спросила садху, может ли она чем-то искупить свою вину. " Разведи костер и исполни свойдолг", - был его ответ. Ей ничего не оставалось, как повиноваться.Единственным утешением Лакшми было то, что Бог услышал ее молитвы и хотя быперед смертью она увидела лицо своего гуру. Она развела огромный костер засвоей хижиной и прыгнула в него. Но огонь не тронул ее; он становился всеменьше и меньше и вскоре угас совсем. " Теперь можешь идти за мной", - произнес садху и тронулся в путь.Лакшми последовала за ним, и дорога поглотила их. Когда я вернулся на кухню, Нана собиралась уходить. Посмотрев на нее, япочувствовал, что у меня больше нет к ней ни страха, ни неприязни, и онавовсе не была такой уродливой, как показалась мне сначала. -- Приятно было познакомиться, - обратился я к ней. -- Взаимно. Надеюсь, мы скоро еще увидимся, - ответила Нана, подмигнув.Когда она ушла, я понял, как испытать Тошу.

Глава 5

12 3 4 5 6 7 8 9 10 Следующая ⇒