Кэмерон сказал, что разберется со мной.

Я вспоминала его улыбку – улыбку человека, которого считала своим братом. Он был моей семьей, единственным, на кого я могла положиться, но, оказалось, что даже это было ложью. Я так переживала за него – за его личную жизнь, за то, что у него совсем не остается времени на себя из-за гиперзаботы обо мне. И едва не отдала в лапы этих преступников Ясмин. О боже, как хорошо, что она не понравилась Кэмерону. Если бы это был его типаж, я бы оказалась виновна в ее смерти…

Я вспомнила, как Кристина узнала о случившемся с моей семьей и изобразила изумление, и во мне вновь проснулся гнев. А как она притворно испугалась, когда я стала обвинять Лиама, хотя, несомненно, он был виновен! Кристина настоящая актриса! Теперь понятно, почему она была добра и все время крутилась рядом. Понятно ее отношение к Экейну. Вот почему она была против нашего общения. А я-то думала, что она просто пережила какую-нибудь драму, связанную с Экейном, и даже подозревала, что она была влюблена в него, но в корне оказалась не права. Кристина удерживала меня от общения с ним для того, чтобы я случайно не вспомнила какую-нибудь подробность. Но, несмотря на то что Кристина и Кэмерон пытались удержать меня от общения с Экейном, он все равно искал со мной встреч. Наверное, хотел пережить прежние ощущения, или хотел удостовериться, что я ничего не помню.

− Аура, почему ты не говоришь со мной? – Адам пытался быть самим собой, но я чувствовала нервозность в его голосе. – Куда мы едем? Что случилось в доме Экейна?

− Я не хотела, чтобы все это произошло, Адам, – с расстановкой сказала я. Мой безжизненный голос пугал меня. Но это уже не важно. Больше всего пугало то, что Кэмерон, Лиам и Экейн – братья.

Как они могли столь долгое время скрывать это? Как они нашли друг друга? Почему мама и папа никогда не говорили о том, что они усыновили Кэмерона? Это какой-то бред.

Мысли, одна хуже другой, вертелись в голове отравляя. И Адам, сидящий рядом, действующий мне на нервы, совсем не помогал.

− Ты можешь объяснить, что происходит? – он откинулся на сидении, скрещивая руки на груди. – Ну, или хотя бы написать? Намекнуть? Громко подумать?

− Из-за меня у тебя могут быть проблемы, – только и сказала я.

Я давно не водила машину. Несколько лет точно. И думала, что утеряла все навыки, но когда вышла из дома Экейна случайно услышав то, о чем говорили те двое, не думала, что делаю. Оттеснила Адама с водительского сидения и уехала.

Я не могла бросить его. Если с ним что-то случится я никогда не прощу себя.

− У меня уже из-за тебя проблемы, − со смешком сказал он очевидное. – Мои ноги занемели. Я хочу прогуляться. И хочу есть. Мужчина должен употреблять три тысячи калорий в день, а я всего-то выпил воды за эти часы, что мы в дороге. Ты хочешь меня убить?

Я бросила на него взгляд:

− Адам, мне чертовски жаль, что все это происходит. Клянусь.

Выражение его лица сменилось тревогой:

− Аура, ты никогда не ругалась. – Я рассмеялась, не выдержав. Адам еще сильнее обеспокоился: − Скажи мне, что ты узнала… я помогу тебе. Обещаю.

О, милый-милый Адам, помощь нужна вовсе не мне.

Я покачала головой, продолжая усмехаться. Чувствовала себя свихнувшейся, но не хотела показывать свое сумасшедшее состояние.

Что я скажу?

«Адам, из-за того, что ты все время был рядом со мной, из-за того, что у меня длинный нос, нас хотят убить»?

Ха-ха, Аура, посмотрим, как он отреагирует на подобное заявление. Это же Адам. В ответ мне прозвучит целая делегация специально подготовленных шуточек. Но это не смешно. Это правда.

Я действительно ему скажу.

Я все расскажу ему, но лишь тогда, когда смогу убедиться, что беседа между Кэмероном и Экейном не вымысел.

Я найду свидетельство о рождении Кэмерона, и тогда я просто… я просто…

Я съехала с дороги, окруженной зимним лесом, и выключила двигатель.

Адам молчал, терпеливо ожидая, когда я что-то скажу, но я не могла выдавить ни звука. Горло сдавили слезы, я не могла дышать. Я ненавижу это.

Внезапно парень произнес:

− Я помню, как впервые увидел тебя.

Я резко посмотрела на него, но в темноте не увидела лица. Голос не был измученным, расстроенным или напуганным.

− Что ты подумал?

− Я подумал, что у тебя отличная фигура. – Мои брови взлетели и Адам поправился: − Я подумал, что никогда еще не видел человека, способного высвободить столько эмоций во мне за столь короткий срок.

− Это были хорошие эмоции надеюсь?

− Да, бесспорно хорошие. И даже сейчас, когда тебе грустно, мне хочется сделать все, чтобы высвободить твою внутреннюю энергию на волю, чтобы ты перестала страдать. Поэтому хочу, чтобы ты выплеснула ее через слезы.

− У меня нет сил, Адам.

В темноте он взял меня за руку и переплел пальцы.

− Расскажи, что произошло. Ты должна мне, Аура. Хотя бы за то, что я ехал с тобой в машине на протяжении суток и ни разу не выдал испуга, когда ты неумело сворачивала на поворотах.

Я не смогла сдержать улыбку:

− У меня есть права, просто… − я замолчала, потому что Адам принялся водить большим пальцем по тыльной стороне мой ладони и потому, что кажется, будто бы когда-то давно уже произносила подобные слова.

Адам. Адам прикасается ко мне.

Я сглотнула.

Он нужен мне. Его забота, искренность, чувство юмора и доброта. Адам улыбается даже сейчас, когда ситуация даже отдаленно не напоминает смешную.

− Что? – он смутился. − Почему ты так смотришь на меня?

− Просто смотрю, – сказала я, продолжая смотреть в упор. Глаза уже привыкли к темноте, и я могла различить мягкие черты лица Адама и легкую улыбку.

− Ты меня пугаешь.

Я знаю.

Я и себя пугаю тоже.

− Хочешь, я поведу? – спросил он. – Ты устала. Я чувствую, как дрожит твоя нога.

Адам прав: мое правое колено нервно подергивалось, задевая его бедро.

Я отстегнула ремень безопасности:

− Да. Да, если ты не против. Мне действительно нужно сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Он с видимым чувством облегчения поменялся со мной местами, завел двигатель, включил фары. Потом посмотрел на меня:

− Так ты теперь скажешь, куда мы едем?

− В церковь, – сказала я, откидываясь на спинку сиденья и позволяя всему телу расслабиться. Уставилась прямо перед собой. – Я еду в церковь, чтобы найти свидетельство о рождении Кэмерона.

***

Я держу карту и ворчу, недовольно глядя на Рэна:

− Может позволишь мне сесть за руль?

− Нет.

− Почему?

− Почему? Потому что у тебя нет прав.

− У меня есть права.

− Это не права, а сущий пустяк, – не уступал Экейн. Мне хотелось свернуть карту, которую я держала в руке, и треснуть по его макушке со стильной прической, чтобы он ощутил хотя бы неудобство.

− Можешь даже не думать об этом, – предостерег Экейн, бросив на меня взгляд. Я в ответ покачала головой:

− Какой же ты странный.

− Я знаю.

− И? Тебя это вовсе не заботит?

− А почему это должно меня заботить? – спросил Экейн с равнодушным видом, и я не знала, действительно ли ему безразлично мнение окружающих или он прикидывается. Поразмыслив, я выбрала первый вариант:

− Да, ты прав. Тебе незачем переживать о таких пустяках.

***

Я открыла глаза и посмотрела в потолок. Белый потолок. Белоснежный.

Я в психушке?

Я повернула голову вправо.

Розовые обои с блестками.

Посмотрела влево и увидела трюмо с косметикой и украшениями. Там также стояли чьи-то фотографии. С такого расстояния я не смогла рассмотреть кто на них изображен, да сейчас было и неинтересно. Я шумно втянула воздух и выдохнула. Потом села.

Голова раскалывалась, перед глазами поплыли круги. За окном – призрачная ночь; снежинки продолжают свой путь с небес на землю, словно желая засыпать все вокруг своим мягким, девственно-чистым ковром.

На несколько секунд я застыла, с трудом соображая, что происходит и где, затем вздрогнула и обернулась. В комнату вошел Адам с характерным бумажным пакетом с едой. В моем желудке заурчало, но я все равно сварливо спросила:

− Почему ты оставил меня одну?

− Боишься, что тебя унесет чудовище? – пошутил парень, оставляя пакет на круглом столе почти посредине комнаты. Затем стянул куртку и оставил на спинке стула.

Он всерьез думает, что я переживаю за себя? Нет, я бы солгала, если бы сказала, что мне не страшно, но больше я боюсь если что-то случится с ним. Я не смогу жить с этим грузом на душе. Сначала мама и папа, теперь Адам в опасности.

− Я не помню, как мы здесь оказались, – сказала я, потирая глаза основаниями ладоней.

− Ну, ты отключилась сразу же, как только я сел за руль. По пути в Дарк− Холл я затащил тебя в номер. – Тут Адам засмеялся: − Пацан хотел дать нам номер для новобрачных, но я сказал, что мы с тобой молодожены в ссоре и не спим вместе. Видела бы ты его лицо.

Продолжая хихикать, он присел в старомодное розовое кресло с изогнутой спинкой и, подтянув джинсы на коленях, продолжил:

− Не волнуйся, я сразу же забрал тебя оттуда. У тебя начался жар, а вокруг были клопы – жуть. – Он сокрушенно покачал головой. − Я думал, у меня начались галлюцинации, но они действительно были там, эти маленькие монстры... Кроме того, горчичная... Я сказал «горничная» потому что не знаю, как назвать мужчину, который убирает в отеле. Это горничный? Кто? Он был очень грубым.

Я продолжала молчать. После сна мозг туго соображал, а у меня ко всему прочему возникло чувство, будто Адам пытается заговорить мне зубы. Я снова осмотрела комнату, словила свой взгляд в зеркале и быстро пригладила волосы.

− Значит, мы не в отеле, − сделала я вывод.

− Нет, мы в доме моей второй мамы.

Я резко посмотрела на Адама, не зная, как отреагировать. Несколько секунд подозрительно смотрела, пока он не повторил:

− Вообще-то, я объяснял тебе, куда мы направляемся, но, очевидно, ты была не в себе. А выглядела нормальной.

Похоже, он не шутит.

− У тебя две мамы?

− Да, но ты действительно думаешь, что сейчас подходящее время для разбора моего генеалогического древа?

− Да, я так думаю.

Адам почти закатил глаза, скорчив гримасу:

− У моего отца три жены. Когда моя биологическая мать бросила меня в приюте, отец женился во второй раз, и меня воспитала его вторая жена – она моя мама. Третья жена сейчас с отцом в Японии.

Я помолчала, прикусив щеку.

Зажмурилась.

− Прости, я не знала, что все так запутанно… я… решила, что ты снова шутишь.

Поэтому он живет всегда один? Поэтому никогда не говорил о своей семье? Если подумать, я и не спрашивала. Хороша же я! Лишь жаловалась на свою жизнь, а, возможно, у него самого проблемы в семье. Он таким пренебрежительным тоном говорил о своей матери. О настоящей маме.

Она бросила меня в приюте.

Он догадался, о чем я думаю, и жестким тоном произнес:

− Нет. Ты не виновата в том, что эта женщина бросила меня. – Я не спешила говорить, потому что казалось, если открою рот для вопроса или комментария, он испугается и перестанет рассказывать. Я оказалась права: спустя, наверное, полторы минуты, Адам заговорил вновь: – Мне было… − усмехнулся, словно какой-то шутке, но улыбка вышла неестественной и такой болезненной, что мое сердце защемило. − Мне было, пожалуй, лет пять, когда она ушла…

Слово «ушла» он произнес с большей горечью. Прикусил щеку, помолчал немного и с улыбкой сказал:

− Знаешь, я тогда не понимал, что произошло, но… эм…она сказала… − Он говорил с таким трудом, что даже у меня горло перехватывало, но он еще успевал бросать на меня фальшивые веселые взгляды: − Она говорила, что я никогда не принадлежал ей по-настоящему. Был чужим, как… соседский мальчишка. Бездомная собака. Хм… Она не приняла меня, когда я родился. Не приняла, несмотря на то, что я делал все, чтобы понравиться ей. Когда другие дети шли гулять я сидел за учебниками, чтобы она лишний раз похвалила меня. Я никогда не был достаточно хорош, всегда было что-то не так.

Я быстро заморгала, но чувство, что кто-то беспощадно тычет мне в глаза раскаленными иглами не исчезло. Стало больно.

− Помню, как она крестила меня, − усмехнулся Адам, и я поняла, что в его следующих словах не будет ни капли веселья. – Она держала меня под водой минуту…две – не помню сколько… и время длилось… − Судя по тому, как он сжимал подлокотники кресла, я поняла, что он никогда никому не рассказывал этой истории. – Казалось, что лопнет голова, но я не сопротивлялся, потому что верил, что мамочка отпустит меня до того, как в легких закончится воздух. Но она не отпускала. Я очнулся в ванной спустя час, в кромешной тьме, запертый на ключ. Стал звать ее, но она не отпирала дверь. Два дня я спал на полу ванной комнаты, закутанный в грязные простыни, что нашел в корзине для белья. На третий день она отперла, и я был счастлив ее видеть. Кроме нее у меня никого не было, и я знал, что заслужил все наказания.

Я больше не могла сидеть, потому что, если бы это была моя история я бы плакала навзрыд, поэтому я встала и подошла к Адаму. Он изумленно вскинул брови, но я не позволила задать вопрос, лишь крепко обняла, стискивая в своих руках. Он судорожно вздохнул – я почувствовала дыхание на уровне живота – и усмехнулся. Затем всхлипнул. Внутри меня образовалась пропасть, и его слова, которые тяжелыми булыжниками скопились в горле, не давая слезам прорваться наружу, стали с тяжелым грохотом скатываться вниз.

− Эй… − Адам приободряющее похлопал меня по спине, и я отстранилась. Его глаза были покрасневшими, а губы влажными. Он фыркнул, глядя на меня снизу-вверх. − Да, стоило рассказать эту историю ради таких вот привилегий. Я прижался к твоей груди.

− Заткнись. – Я ударила его по плечу.

Своими идиотскими шутками, развязным поведением и выпадами он пытается скрыть свою боль. Пытается забыть о том, что произошло с ним детстве. И сегодня он позволил прикоснуться к своей душе, он впустил меня в свой мирок, за стену, которую, возможно, когда-нибудь разрушит, обнажая себя настоящего всему миру. И я ценю это.

***

− Нравится дом? – беспечность в голосе Адама меня не обманула.

− Да. Теперь ясно, где ты берешь деньги, – сварливо сказала я (только чтобы он думал, будто я жалею его), залпом выпивая кофе. Мои глаза сегодняшней ночью не должны сомкнуться.

− Прошу прощения? – Адам вскинул бровь, выглядя мягко говоря привлекательно. Мое сердце точно замерло на мгновение. Или десять секунд. Я успела досчитать до ста. − Я ведь работаю в автомастерской.

− А я думала, деньги ты обманом выманиваешь у прохожих, – парировала я, надеясь, что Адам снова посмотрит так как прежде, но он лишь усмехнулся:

− Это было лишь раз.

Я внимательно посмотрела на парня, пытаясь понять, шутит он или говорит правду, и сразу же расслабилась, когда увидела ямочку на его правой щеке.

Приглушенный свет торшеров на кухне делал Адама, сидящего за столом напротив, похожим на запретный плод.

Запретный плод?

Что за чушь?

− Мм, − я неловко поерзала на стуле. Нужно прекратить замечать его лицо. И взгляд, и улыбку, и милый характер, и чувство юмора. Я обвела взглядом кухню. – Этот дом, значит, в Дарк-Холле. Возможно ли, что мы… с тобой и раньше встречались?

− Нет. – Адам качнул головой. – Предки недавно сюда переехали.

Он внезапно стал угрюмым, но лишь на несколько секунд. Затем вернулся прежний добрый Адам. Он отодвинул тарелку с едой в сторону, заговорщицки наклоняясь ко мне:

− Итак. Вот каков план: я иду в церковь, нахожу записи, приношу тебе, ты любуешься ими, и я их возвращаю. Или не возвращаю, − пожал плечами, − я уверен, их не хватятся.

Мои брови взлетели вверх:

− Ты хотел сказать «мы», верно? Мы договорились, что мы будем делать это вместе.

− Да, ты договорилась, только явно не со мной, – продолжал в том же духе юноша.

− Кто назначил тебя командиром?

− Я сам. Я тебя старше, и я мужчина. – Под моим мрачным взглядом, его лицо изменилось. − Почему ты так смотришь?

− Я не смотрю. – Я просто смотрела, но не теперь. Сейчас, когда лицо Адама избавилось от ухмылки и веселости в глазах, я почувствовала, что мое сердце вновь замерло. Когда оно ведет себя так странно, я тоже веду себя неподобающе. Я нервно повторила: − Я не смотрю.

− Смотришь. Я же тебе нравлюсь, − заявил он, продолжая пристально вглядываться в мое лицо. Целую секунду я размышляла, как поступить, затем откинулась на спинку стула, чтобы увеличить расстояние между мной и Адамом от греха подальше.

− В твоих мечтах.

− Нет, в твоих. Ты сходишь по мне с ума. Особенно после того, как я отказал тебе в прошлый раз.

− Чт-т-то? – у меня едва не отвисла челюсть.

Он шутит, верно?

− Ничего. Просто скажи, что ты без ума от меня, и я отстану.

Я закатила глаза к потолку, вставая на ноги. Собралась убрать со стола и затем вновь обсудить сомнительный план Адама, но, когда я прошла мимо него с нашими тарелками, он взял меня за руку, и медленно поднялся.

Я удивилась и хотела спросить, что он делает, но всякая необходимость в вопросе отпала, когда он забрал из моих рук посуду и переплел наши пальцы. Температура моего тела подскочила на несколько градусов, а сердце стало колотиться от предвкушения.

Только не здесь и не сейчас. Не тогда, когда он открылся мне, не тогда, когда я на грани, не тогда, когда мы одни во всем мире.

− Что ты делаешь? – вопрос сорвался с моих губ, каркающим звуком. Адам взял меня за плечи. Я ощутила его пальцы сквозь кофту, словно он прикоснулся к самой коже. Он склонил голову на бок, пристально изучая меня, и заставляя сердце тревожно забиться.

− Что ты делаешь? – я снова повторила вопрос, на этот раз громче, потому что из-за шума в ушах ничего не слышала. Я прочла по его губам:

− Я хочу тебя поцеловать.

Я отстранилась, а Адам наклонился. Я отвернулась, пробормотав:

− Я не думаю, что это хорошая идея.

− Почему? – Его губы прямо у моего уха. Кажется, я чувствую призрачный поцелуй. Дыхание сводит меня с ума, я едва могу держать глаза открытыми.

− П-п-потому что мы… у тебя стресс. Мы… мы здесь одни и это не очень хорошая идея.

Адам резко выпрямился, но плечи мои не отпустил.

− Ты что, не доверяешь мне? – Насмешка в голосе заставила меня в упор посмотреть на него, но я ничего не смогла ответить. Лишь положила руки поверх его, желая отцепить от себя. Вновь не смогла ничего сделать. Хочу и не хочу. Странное ощущение.

Адам почувствовал это, как хищник чувствует страх. Не отрывая взгляда от моих глаз, он медленно склонился. Я не двигалась, даже затаила дыхание. Не могла сказать, чтобы он прекратил – это ложь.

На размышления больше нет времени, а я и не хочу больше думать, поэтому, когда Адам легонько прикасается ко мне, я не отстраняюсь, а наоборот – приближаюсь. Потому что в этот раз все по-другому. Адам целует сильнее и настойчивее, прижимает меня к себе, приглашает в крепкие объятия, а я не могу сопротивляться и позволяю нашим телам соединиться сверху-донизу. От этого поцелуя сердце разрывалось в груди, но это было приятное ощущение, потому что оно единственное высвободило энергию, заставило дрожать руки и ноги.

По телу прокатилась волна возбуждения.

Я прижалась к Адаму теснее, заставляя его ниже склониться. Мои пальцы взлетели с его узкой талии на затылок. Запутались в его волосах, притянули голову ближе. Откуда-то сверху на меня хлынула обжигающая волна холода, когда наши языки соприкоснулись. И вот, я уже хочу большего – сильнее целовать, сильнее прижаться, слиться воедино.

Это совсем непохоже на меня, но я не думаю об этом.

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. MS Excel. Знак, указывающий что число не вмещается в ячейку
2. P.S., где рассказывается о том, что было услышано 16 февраля 1995 г., во второй половине седьмого дня нашего отступления.
3. Past Simple переводится глаголами несовершенного вида, прошедшего времени (что делал?).
4. VI. СЕКСУАЛЬНАЯ ЭНЕРГИЯ. ЦЕНТРЫ НАСЫЩЕНИЯ. ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ, «СЕКСУАЛЬНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ»
5. XXX. ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ – ВЕЛИКАЯ ПУСТОТА БУДДИСТОВ (будителей, будетлян, людей, которые здесь, скоро будут).
6. XXXII. ЧТО НУЖНО ЗНАТЬ И ДЕЛАТЬ ЕЖЕДНЕВНО, ЧТОБЫ НЕ БОЛЕТЬ, А ЕСЛИ БОЛЕЕШЬ, ТО КАК ВЫТАЩИТЬ СЕБЯ В ТЕЧЕНИИ ДНЯ, ПОЧТИ, С ТОГО СВЕТА.
7. А 47. Что из перечисленного стало последствием победы СССР над Японией в 1945 г.?
8. А затем по милости Аллаха решил собрать всё, что смог по теме, которую я указал в заглавие.
9. А потом он обратился к ним с увещанием в связи с тем, что они смеялись, когда кто-нибудь испускал ветры, и сказал: «Почему некоторые из вас смеются над тем, что делают и сами?»
10. А что потом? (А. Бондаренко)
11. Адам никогда не станет. Ни за что не будет похож на них.
12. Алгоритм создания того, что вы хотите иметь