Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Сейчас она была уверена, что он хочет, чтобы она его поцеловала.



− Пока не извинишься ничего не будет, − категорично заявил он, будто читая ее мысли. Кристина отступила, ее руки упали с его плеч. В глазах возник вопрос, поэтому Лиам бесстрастно повторил:

− Ничего не будет. Пока ты. Не. Извинишься.

− Я не стану извиняться. – Кристина категорично скрестила руки на груди и, уставившись немигающим взглядом в пол, отстранилась от двери.

− Не станешь? – Лиам вскинул брови, пристально следя за девушкой. – Пока ты не научишься признавать свои ошибки между нами ничего не будет, Кристина. Ничего не будет, пока ты не увидишь, что я пытаюсь сделать. Ничего не будет, пока ты не будешь на моей стороне. Я буду терпеливо ждать, когда ты сдашься, но сейчас… сейчас действительно не время для твоих фокусов.

***

Судья города Эттон-Крик Оливия Хард была очень обеспокоена тем, что детектив Гаррисон заинтересовался делом Ауры Рид. Нервно хмурясь и глядя в одну точку, − на стену с грамотами, − она продолжала размышлять о происходящем. Затем, испустив яростный вздох, набрала домашний номер. На том конце послышался робкий голос дочери, и затем скрип кровати – девушка встала:

− Мама? Что-то случилось?

− Ясмин, − деловито сказала Оливия, выпрямляясь в своем кресле. − Ты что-то узнала о нашем деле?

В ответ продолжительная тишина, затем:

− Мам, ты уверена, что это хорошая идея? Правильно ли мы поступаем, открывая охоту на Ауру? Может стоит еще подождать?

− Ясмин, я задам несколько вопросов, – безапелляционным тоном сказала Оливия. – Во-первых, ты все выяснила о девочке?

− Да, мам, – покорно сказала Ясмин, вздыхая. – Я все выяснила.

− Она дочь Изабелль?

− Да, мама, она ее дочь.

− Ты наблюдала за Кэмероном?

− Да. – Вздох. – Мама, мы еще не уверены…

− Мы не можем долго ждать, Ясмин, – оборвала Оливия. – Разве наш человек из ОС, который пошел за ней в лес не оказался в итоге мертв? Разве Аура сейчас не с Адамом?

− Мама, Аура в психушке, – возразила Ясмин.

− Мне кажется, я слышу в твоем голосе неприкрытую злобу. Надеюсь, это лишь мои догадки, но скажи, ты ведь не подружилась с Аурой? Я была не против, когда ты стала встречаться с Кэмероном по видимым причинам, но твои дружеские отношения с ней это уже слишком.

− Нет, мам…

− Что – нет, мам? Это не игры, Ясмин. Это то, от чего зависит твоя жизнь. И моя и еще сотни тысяч других людей.

− Но почему мы должны делать это именно с ней?..

− Неужели ты хочешь взяться за Адама, наивная девчонка? – насмешливо спросила Оливия и, не дожидаясь ответа, сказала: − Не важно, чего хочешь ты, Ясмин. Мы должны делать то, что делаем, и не важно хотим мы этого или нет.

− Аура в психушке, – пробормотала Ясмин. – Я не смогу туда попасть. И Кэмерон не доверяет мне. Я не знаю, что мне делать. Я не могу связаться с Изабеллой.

− Я лишь надеюсь, что никто из них не доберется до нее первым, – с видимым беспокойством пробормотала Оливия, снова утыкаясь напряженным взглядом в стену с грамотами.

Она подумала, что должна позвонить Кристоферу Грину и сообщить новости.

***

На часах восемь вечера, за окном – снежные сугробы, серая, тягучая ночь, и они все еще не разговаривают. Кристина была упрямой девчонкой, поэтому не могла извиниться за то, что считает Экейна сумасшедшим. Это было иронично, учитывая то, что похоже она влюбилась в его младшего брата.

Кристина не знала, в какой именно момент она это поняла – сегодня, или когда Лиам спас ее от мучений два года назад, или, возможно, она даже родилась для этой любви… Так или иначе это случилось, что было глупо отрицать. И, что самое главное, Лиам достоин этого. Он не раз приходил ей на помощь, и даже теперь он не ненавидит ее и не злится, а лишь с напускным равнодушием предвкушает момент, когда она извинится. Кристина подумала: почему бы и нет? Почему бы не извиниться, ведь она действительно виновата. И, ко всему прочему, девушка уже устала дуться. Здесь, в этой комнате в отрезанном от цивилизации мотеле, она совершенно не знала, чем себя занять. Только и думала о Лиаме. О нем и его губах. Его теле. Его голосе. А он просто смотрел в одну точку, дожидаясь важного звонка из женского монастыря.

Интересно, о чем он думает. Думает ли о ней? Наверняка он думает о Кристине в этот момент, потому что смотрит как-то по-особенному пристально.

Лиам любил смущать девушек. Возможно, это было главное отличие от серьезных братьев, вечно погруженных в заботы. Лиам всегда был более раскованным, остроумным и легким на подъем, но тем не менее в его взгляде проскальзывала и серьезность, характерная для их семьи. Сейчас Лиам занимался своим любимым делом − пытался вывести Кристину из себя. Возможно это по-детски, но ему нравилось, когда девушка злилась. Не по-настоящему, конечно, когда в его груди все начинало сдавливать от раздражения, а как сейчас, когда она уже готова к нему подойти, но упрямство не позволяет это сделать.

Лиам просто смотрел на нее; запоминал движения Кристины, когда она расчесывала свои длинные восхитительные волосы, когда наклоняла голову, чтобы задумчиво глядеть в окно, и когда она словно бы случайно проходила мимо него в ванную, надеясь, что он первым заговорит и разрядит напряженную для нее обстановку. И Лиам действительно хотел это сделать, но он понимал, что Кристина тоже должна вынести урок из их ссоры. Она должна понять, что следует относиться к их нелегкому делу более серьезно.

Время было готовиться ко сну. Парень едва ли не в воздухе ощущал тяжесть и напряжение, которое чувствовала Кристина. Она думала, что если сейчас не попросит прощения, не заговорит, то время будет упущено. Лиам сидел в кресле наблюдая за тем, как она пытается завязать пучок на голове перед сном, и тем самым специально оттягивает время. Она хотела подумать, но было уже поздно. И ей будет невыносимо больно лежать рядом и не разговаривать. Поэтому Лиам ждал, с усмешкой наблюдая за Кристиной. Он успел все в ней рассмотреть: изгиб шеи, татуировку в виде розы на правом плече, которую безумно хотелось поцеловать.

Он рассмотрел ее тело: тонкую талию, длинные, стройные ноги и татуировку в нижней части спины. Ее он тоже хотел поцеловать. Лиам рассмотрел в девушке все, в том числе и гнев, который распространялся сейчас на нее саму. Она уже не могла думать ни о чем другом, кроме того, что сейчас ей придется лечь в одну постель с Лиамом, после того, что она ему наговорила и после того, что она узнала о себе. О своих чувствах. Ей понадобилась одна секунда чтобы влюбиться в него, и два года чтобы узнать, что это случилось.

Стоя у зеркала, Кристина пыталась заплести волосы в косу, чтобы не лезли в глаза и рот или еще хуже не щекотали Лиама, потому что им придется лежать вдвоем в постели, и думала о том, когда же все-таки это произошло. Когда ей захотелось его поцеловать? Они знакомы два года. Они много раз ночевали вместе, обмениваясь шутливыми (а иногда не очень) оскорблениями. Продумывали схему того, как не позволить навязчивой Ауре проникнуть в глубь собственной памяти, готовились к сессии по биохимии и ни разу… ни разу Кристина не подумала о том, что хочет прикоснуться к его щеке чтобы почувствовать гладкость его кожи, никогда ей не хотелось провести ладонями по его светлым, мягким волосам. Сейчас же ладони буквально чесались от желания.

− ЧЕРТ ВОЗЬМИ! – рявкнула девушка. Она опустила руки, оставляя всякие попытки заплести волосы, и резко обернулась. Они с Лиамом встретились взглядами, и Кристина тут же нахмурилась, приказав себе держаться. Она не сдастся, ведь именно этого Лиам добивается.

«Ха! Он меня не поцелует, если я не извинюсь! Да кому нужны его мерзкие поцелуи?! Интересно… НЕТ! ».

Кристина раздраженно сорвала покрывало с постели, и осторожно легла. Судороги в ее желудке усилились. И почему ей в голову не пришло взять домик с двумя кроватями? Потому что никто не мог предположить, что ей вдруг захочется наброситься на Лиама с поцелуями…

А он не захочет этого.

«Нет! Он хочет, но я должна извиниться. А почему я должна это сделать? – про себя размышляла Кристина. Лиам тем временем отправился в душ. – Я должна извиниться, потому что сказала то, что думаю. И, кроме того, если я извинюсь, Лиам решит, что я сделала это потому что хочу, чтобы он меня поцеловал. А я этого не хочу. То есть хочу, но не так. И вообще, после того как он меня шантажировал, я не должна хотеть его целовать. А почему он решил, что я извинюсь за поцелуй? Неужели этот болван понял, что я чувствую? Хотя, если поразмыслить, я ведь не чувствую ничего особенного. То есть я не уверена, ведь как понять, что ты любишь, если ты никогда никого не любил? А как другие люди понимают? У них что, встроенный радар? Или может они тоже никого не любят, а просто говорят, что любят? А зачем? И кто решил, что любовь существует? ».

Кристина содрогнулась всем телом, когда Лиам сел на кровать и скользнул под одеяло. Ее сердце стремительно понеслось в дикий пляс, а желудок снова сжался судорогой волнения. Лиам был бесподобен в серых пижамных штанах и черной футболке. А ведь Кристина так и не придумала, как себя вести. Она медленно вздохнула, в надежде, что Лиам не услышит колотящегося о ребра сердца. Интересно, о чем он подумал, когда вошел и увидел ее хрупкое тельце, сжавшееся в комок под покрывалом? Рассмеялся про себя не иначе.

Ни слова не говоря, но наверняка смеясь в своей мерзкой душонке, Лиам положил обе руки за голову. Кристина осторожно скосила глаза в его сторону, и сквозь сереющий сумрак комнаты увидела, что он лег на самый край двуспальной кровати. Подальше от нее.

Кристина нахмурилась. Ее возмутило и обидело то, что он не лег к ней поближе, как обычно. «Думает, что так я извинюсь. Нет уж! ».

Девушка внезапно вспомнила о чувствах Ауры к Рэну. Вспомнила о том, как ее раздражало поведение подруги – бессмысленное отрицание своей влюбленности, когда все было очевидно, когда Кристина знала правду. Аура вновь влюбилась в Рэна. Как раньше.

Что бы подруга сказала сейчас? Посмеялась бы, или сочувствующе покачала головой? Или разозлилась оттого, что Кристина, поучая ее, сама вляпалась в подобную ситуацию?

Зная ее нельзя предугадать ответ.

Кристина в полутьме закатила глаза. Она чувствовала на себе взгляд Лиама. Или, возможно, не чувствовала, а просто знала, что он смотрит на нее, потому что это на него похоже. Наверное, смотрит и насмехается. Кристина не выдержала:

− Я хочу, чтобы ты первый извинился.

Щелкнул включатель, и со стороны Лиама загорелся свет от ночной лампы. Парень снисходительно осведомился, приподнявшись на локте:

− За что я должен извиниться?

− За то, что хотел, чтобы я первая извинилась, − отозвалась Кристина дрожащим от нервного возбуждения голосом. Она смотрела прямо перед собой.

− Постой…ты хочешь, чтобы я извинился за то, что заставил тебя извиниться? То есть, ты извиняешься?

− Нет! – Кристина резко посмотрела на парня как раз в ту секунду, когда он стер с лица улыбочку. – Я хочу, чтобы ты извинился за то, что манипулировал мной!

− Этого не будет. – Лиам упал на подушку и выключил ночник. Кристина так и осталась лежать на спине, с прижатыми к груди руками.

В голове мелькнула мысль, что может быть ей еще сильнее хочется его поцеловать от того, что он так упрям и дерзок, и все никак не хочет сдаться? Ее мысли стали безумными. Кристина медленно выдохнула. Почему-то вдруг захотелось плакать. Она и думать забыла о том, что Аура сейчас в лечебнице, что они приехали в это место для того, чтобы встретиться с ее биологической матерью. Мысли были лишь о том, какие губы у Лиама.

«Может поцеловать его, когда он уснет? ».

− Я даже не знаю, почему хочу этого, – сказала Кристина вслух.

− Ты просто хочешь этого, – ответил Лиам в темноту. – Я никогда не понимал людей, которые пытаются все объяснить. Зачем? Ведь не имеет значения, сумеешь ли ты объяснить происходящее или нет, оно уже происходит. Не нужно анализировать, нужно просто делать.

Кристина нашла в темноте ладонь Лиама, их пальцы сплелись. Он приподнялся на локте, и пронзительно посмотрел на девушку, изучая ее лицо. Кончики его шершавых пальцев едва касались ее лица, когда он убрал ее волосы за уши. Кристина затрепетала. Захотелось зажмуриться, но она продолжала смотреть в едва различимое в темноте лицо Лиама. Он медленно наклонился к ней, и ее сердце сжалось, а глаза непроизвольно закрылись.

− Ты не станешь извиняться, верно? – тихо спросил он ей в губы. Кристина была готова извиниться за что угодно; она уже не знала, кто она и где она, лишь чувствовала колено Лиама рядом со своим бедром, чувствовала его пальцы на своей щеке. А затем она почувствовала, как его мягкие губы осторожно касаются ее губ. Этот целомудренный поцелуй, затронувший в ее сердце потаенные чувства, был самым лучшим в мире, потому что она была с правильным человеком. Если бы Кристина не лежала на постели, укрытая одеялом, она бы, наверное, упала, потому что сейчас ей казалось, что ее ноги и руки онемели. Сквозь поцелуй Кристина почувствовала на губах Лиама улыбку, и сама заулыбалась. Через секунду она извернулась, вскинула голову и засмеялась.

− Что? – Лиам выше приподнялся на локте.

− Не знаю. Просто странно… мне вдруг неожиданно захотелось смеяться.

− Ты чувствуешь то же, что и я, – объяснил Лиам. Он как ни в чем не бывало лег на бок и подпер щеку ладонью. Кристина резко посмотрела на него:

− Что это значит?!

− Ты чувствуешь мое настроение, потому что мы связаны. Это случилось, когда я исцелил тебя. И ты чувствуешь то же что и я, когда эмоции особенно сильны.

Кристина в ужасе отстранилась:

− Хочешь сказать, мои чувства – это отражения твоих? Как в каком-то дурацком ужастике? Я смеюсь, потому что смешно тебе и хочу поцеловать тебя, потому что этого хочешь ты? Если ты хочешь… я хочу тоже?

− Да. – Лиам не стал лгать. Он пообещал Кристине никогда не лгать, и сейчас тоже не стал.

− Это значит, что я…не хочу…ничего не хочу?

Лиам улыбнулся.

Кристина очень любила, когда он улыбался.

− Кристи, ты говоришь так, словно я манипулирую тобой, − томно протянул он, но Кристине было не до шуток.

− А это не так?! – вскинулась она, быстро садясь на кровати и включая лампу со своей стороны, чтобы видеть Лиама. Он со снисходительным смешком сел.

− Что ты сейчас чувствуешь, Кристина?

− Я?! – возмущенно пропыхтела она. Закатила глаза, все больше распаляясь: − Злость, потому что ты заставил думать, что я хочу тебя поцеловать!

− Я сказал, что ты чувствуешь то же, что и я. Ты видишь, чтобы я злился?

− Что это значит? – осеклась Кристина. На лице Лиама было все то же снисходительное выражение, словно он объяснял глупышке элементарные вещи.

− Когда мы с тобой вместе и чувствуем одно и то же, чувства углубляются от связи. Я сильнее тебя, Кристина. Из-за меня и моих эмоций ты чувствуешь все в пять раз ярче.

− Так я хочу этого или нет?! – вышла из себя Кристина. Ее пальцы сжали одеяло. Она никак не могла понять, что происходит, но чувствовала, что ей все равно. Она просто хотела поцеловать его.

Повисло долгое молчание, в течение которого Лиам просто изучал девушку перед собой. Она была встревожена, но так невинна, что в его груди все замирало, причиняя боль. Он вскинул руку и заправил ей за ухо локон волос. У Кристины по спине побежали мурашки.

− Тебе действительно нужен ответ на этот вопрос?

Кристина лишь моргнула. Тогда Лиам взял ее за плечи и осторожно уложил на постель. Девушка неосознанно положила руки ему на талию и притянула к себе. Лиам нежно поцеловал ее в ответ, и их поцелуй затянулся от смешавшихся чувств. Их страсть и желание подпитывали друг друга, умножаясь и прогрессируя.

Была ли это связь или истинное чувство, − никто не задавался этим вопросом. Главное – они вместе. Их любовь росла словно огонь, словно яростный ураган, который поглощает все вокруг. Уничтожает все на своем пути – Зло, Добро. Остается лишь всепоглощающая любовь.

Лучше друзья, перешагнувшие через свою дружбу – это не так уж и плохо.

Губы Лиама были мягкими, приятными и словно бы родными. Они заставляли Кристину ощущать жар, словно температура ее тела поднялась до сорока градусов, словно девушка зашла с мороза в теплую комнату, и медленно стала отогреваться, пока ее тело не стало мокрым и горячим.

− Ты помнишь нашу встречу? – прошептал Лиам, целуя ее татуировку над сердцем.

− Ты был болваном.

− А ты была очень милой. − Лиам обернул руки вокруг Кристины и откинулся на подушку. Сквозь ткань его футболки девушка слушала размеренное сердцебиение и улыбалась.

 

 

Глава 26

Раньше

Кристину Грин несчастья обходили стороной ровно до девяти лет. Именно тогда мама умерла и все началось. Дрейк винил отца в ее смерти. Прямо в лицо говорил, что считает, что тот избавился от матери. Кристина никогда так не считала, хотя бы потому, что отец должен был быть дома и испытывать хоть какие-то чувства. Он не чувствовал ничего; он любил лишь работу, компанию, акции. Детей он воспринимал как хлам, находящийся за гранью интересов.

Кристина привыкла. После окончания школы отец пытался заставить Дрейка поступить в Стэнфорд, но брат уперся, потому что хотел учиться в академии искусств. И когда Кристине было четырнадцать, Дрейк сбежал. Она отчаянно хотела, чтобы брат взял ее с собой, но он сказал, что она должна понять, чего хочет от жизни. Отец рассвирепел и впервые ударил Кристину за то, что она слишком громко плакала.

Отец пил и много.

В школе Кристину обижали. Некоторые потому что она не была на них похожа, другие – потому что просто завидовали. Кристина училась лучше их, одевалась лучше и, в общем, делала все лучше. Она была согласна на то, чтобы поменяться с кем-то местами и жить обычной жизнью. Не ходить на курсы по углубленному изучению математики, не посещать каждый понедельник собрания акционеров вместе с отцом, как единственная наследница его компании (потому что отец благополучно забыл о том, что у него когда-то был сын). Кристина хотела жить нормальной жизнью, но каждый день, приходя домой, она запиралась в собственной комнате в их огромном доме и кричала в подушку, чтобы не слышали горничные, а иногда просто лежала, глядя в потолок, часами представляя, что все происходящее − сон. У нее не было друзей и не было подруг; тот, с кем она могла говорить – ее брат, бросил ее, потому что не смог терпеть того, что творил отец с его жизнью, и когда Дрейк спрашивал, что именно интересно Кристине, она говорила, что не знает. Когда-то Кристина любила балет. Мама водила ее в балетную школу, но после ее смерти отец запретил подобные занятия, в страхе, что дочь слишком полюбит это и, как и брат-художник, не будет восприимчива к деньгам.

А когда уехал Дрейк и отец совсем сошел с ума, заставляя Кристину думать, что она унаследует компанию, девушка не выдержала. Ее душа с каждым днем превращалась в нечто ужасное, и она до смерти возненавидела отца. Он отобрал у нее все – маму, брата, и даже балет. И, черт возьми, если бы можно было продать душу, чтобы избавиться от этого монстра, Кристина бы сделала это.

В конце апреля, когда ей исполнилось шестнадцать, отец заявил, что собирается завещать компанию Кристине, потому что его дочь не «сопливая девчонка». Она проигнорировала его, втайне подав документы для поступления в университет Эттон-Крик, где сейчас жил Дрейк. Добросовестная учеба и преждевременное окончание школы обеспечило девушке полную стипендию, но вырваться из лап отца было не так-то просто. Пока она не услышала кое-что в корне изменившее ее жизнь. Что-то, что разрушило ее окончательно.

Вернувшись из спортзала, где била грушу с такой силой, что едва не заработала вывих плечевого сустава, она случайно услышала тайную беседу отца с адвокатом. Конечно же, никто и предположить не мог, что она подслушает. Кристины никогда не было дома, − она часто пропадала с друзьями-байкерами, стараясь всячески нарушать правила и порочить имя их семьи, но Кристофер Грин давно понял, что чтобы его дочь не сделала, она примет компанию в наследство. «Ее переходный возраст пройдет». Конечно, каждая татуировка на ее теле действовала на него как красная тряпка на быка, и он жестоко наказывал дочь за это, однако, со временем, понял, что никакие пытки больше ей не страшны.

В тот день Кристина вернулась рано, потому что не спала уже вторую ночь подряд, ухаживая за своим приятелем, который едва не умер от передозировки наркотиков. И, не выполнив свою норму упражнений на день и пропустив курсы менеджмента, Кристина пришла домой и в ужасе замерла у неосторожно приоткрытой двери в кабинет отца. Не потому, что скрипнула половица или еще что-то, нет. Кристина остановилась, затаив дыхание, потому что услышала, что отец говорит о ее матери, о которой он говорил нечасто, точнее даже сказать, никогда.

Это насторожило девушку, и она еще сильнее прислушалась.

− Крис, − обратился адвокат к отцу, − я не хочу вмешиваться в это дело и тебе не советую. Копы рыщут повсюду, подозревая тебя, и ты уже никак не избавишься от этого, а твои тестирования на животных не приносят результата.

− Заткнись, – буркнул отец. – Когда ты говоришь об этом я вспоминаю Кэтрин. Она говорила точно так же, как и ты.

− Надеюсь, ты не собираешься сделать со мной то же, что и с ней, Крис, − полушутливо-полусерьезно проворчал адвокат.

Кристина замерла у двери, ее грудная клетка не двигалась. Девушка тут же вспомнила слова брата о том, что это отец убил маму. Она ненавидела отца и в какой-то степени даже себя, за то, что похожа на него. Даже не любила свое имя, ведь когда отец называл ее Крис, ей казалось, словно они похожи больше, чем ей того хотелось бы. А теперь Кристина могла узнать то, что позволит ей возненавидеть отца по-настоящему.

− Если продолжишь в том же духе у меня не останется выбора. Я надеюсь, ты не предашь меня, как она. Кэтрин хотела разлучить меня с ребенком. Я не мог этого ей позволить.

− Но Дрейк все же ушел из дома.

− Плевать, он не был моим сыном. Кэтрин забеременела от какого-то репортера, а я лишь взял на себя ответственность. Мне это было несложно, но мальчишка не был моим сыном. А Крис − моя дочь, она часть меня, и я не позволю, чтобы она узнала что-то о моем деле и моих планах на нее. Она должна унаследовать ОС. Я воспитал ее правильно, моя дочь – хороший солдат. Я вовремя остановил Кэтрин и не жалею о том, что она ушла.

«Что это – ОС»?

− Она не ушла, Крис. Твоя хладнокровность меня поражает. Но и вдохновляет.

− Ты мой адвокат, а не друг.

− Я твой брат, а не твой адвокат. Я лишь заметаю следы, и я не хочу, чтобы кто-то знал о том, что мы сделали.

− Вместо того чтобы капать мне на мозги, найди того репортера, который крутится возле меня. Я надеюсь, ты поступишь правильно и сделаешь то что должен. Чтобы он не успел пойти в полицию.

− Ты уверен, что он что-то знает?

Повисло молчание, которое Кристина расценила как угрозу. Она вытерла ладони о спортивные штаны и тихо-тихо вздохнула.

− Разумеется. Кэтрин хотела уйти к нему, после того, как они засадят меня за решетку. Мне пришлось что-то предпринять, прежде чем это произошло.

− Ты думаешь, что Дрейк был его сыном?

− Мне все равно! Я бы убил и его, если бы он не сбежал. Порождение тьмы…

− Мы можем его отыскать, – как бы между прочим сказал адвокат отца. Кристина сглотнула, порываясь тут же броситься в свою комнату и позвонить Дрейку, чтобы предупредить, но отец сказал, что он не станет искать Дрейка и надеется, что все вскоре о нем забудут.

Кристина побрела по коридору к своей комнате. Ее ноги стали ватными.

Она знала, что отец – чудовище, и думала, что уже ничто не сможет ее удивить, но оказалось, что он перешел все границы. Он убил мать и хотел убить Дрейка. И впервые за все время Кристина была счастлива оттого, что ее брат не рядом с ней, не в этом ужасном месте, а где-то далеко.

В эту ноябрьскую ночь Кристина впервые напилась. Она никогда не переходила собственные границы, лишь делала вид, но в этот день ее прежней не стало. Дрейк оказался ее…сводным братом, и Кристина даже ощутила зависть, ведь получается Дрейк никак не связан с этим монстром Кристофером Грином в отличие от нее самой. Кристина ощутила себя самым настоящим ребенком дьявола. Она его дочь, она его кровь. Значит ли это, что она похожа на него, что она тоже убийца? Она зло?

Следующее утро не принесло ничего хорошего: отец хорошенько проучил дочь за то, что та засветилась в известном ночном клубе в пьяном угаре. Лежа в ванной с холодной водой чтобы остудить тело, испещренное ссадинами и синяками, Кристина обдумывала свой план.

Отец ясно дал понять, что убьет ее, если она еще что-нибудь выкинет в подобном роде. Он озверел, когда услышал в ответ: «ты сделаешь со мной то же, что и с мамой? » и влепил ей затрещину столь звонкую, что у нее до сих пор гудела голова.

Кристина ушла под воду, наслаждаясь тем, что боль потихоньку уступала из-за воздействия обезболивающего и холодной воды. Она не пыталась покончить с собой, хоть эта мысль и посещала ее довольно часто. Теперь ей вздумалось показать отцу что значит быть униженным, избитым. Она хотела наблюдать крах компании, потому что лишь это может причинить Кристоферу Грину боль.

Когда отец ушел в ресторан отпраздновать новый удачный для него контракт, девушка уже окончательно решилась. Она отправилась в полицию на своем байке, который купил отец за лживое обещание «не высовываться».

Туманная осенняя ночь была приятной, но раздражающе шумной и, входя в полицейский участок, она вспомнила о своем брате, который наверняка сейчас занят своими картинами…

Было около семи вечера, когда Кристина попросила офицера о важном разговоре с детективом. Молодой мужчина, который часто видел Кристину в отделении полиции, куда приводили ее и ее банду, мигом согласился, потому что побаивался этой «Адской Блондинки» и ее всемогущего отца, который мигом вытаскивал дочь из неприятностей.

− Проходите, – запинаясь сказал парень и Кристина, даже не подшутив над беднягой, прошла в кабинет детектива.

− Я хочу сделать заявление!

− Секундочку… − детектив говорил по телефону. Он кивнул Кристине на стул, и девушка на секунду замешкалась. – Да, Кристофер, я обещал, что сделаю это.

Какова вероятность, что говоривший на том конце провода – ее отец?

Детектив положил трубку.

− Итак, Кристина. Что ты хотела? О каком заявлении идет речь?

Кровь отхлынула от лица девушки:

− Вы говорили с моим отцом?

− Да.

Теперь Кристина должна была решить, как поступить.

− Мне кажется, что я ошиблась, придя к вам сегодня, – поспешно пробормотала она, выбегая за дверь. Казалось, сердце колотилось от панического страха не в груди, а где-то в голове между ушами. Если отец узнает о происходящем он ее убьет.

«Он сделает это», – подумала Кристина внезапно успокаиваясь. Будто бы весь мир погрузился в вакуум. Она просто станет свободной.

Кристина запрыгнула на байк.

Раздался звонок мобильного телефона.

Сердце сжалось в тиски.

Звонил отец.

Он знает.

Домой больше нельзя.

Она может отправиться лишь в одно место. До весеннего семестра в университете Эттон-Крик Кристина сможет пожить у своего брата или в охотничьем домике, который приобрел Дрейк.

Не теряя больше ни секунды, Кристина вернулась домой, собрала все необходимое и тогда, стоя на пороге особняка, она поняла, что больше никогда не вернется сюда. Было что-то грустное в этом. Этот дом хранил много ужасных вещей, но были и хорошие моменты. Когда была жива мама, когда Дрейк был рядом и отец не был тем чудовищем, которым он стал теперь. Этот миг хотелось запечатлеть на пленке как нечто, что будет доказательством ее ужасного прошлого, как напоминание о том, что она сумела выкарабкаться. И она сможет, Кристина не сомневалась.

Она осознавала, что ее жизнь с этого момента круто изменится.

Она была милой девочкой, но даже с милыми девочками иногда происходят страшные вещи. В ночь, когда она сбежала из дома, действительно произошло что-то страшное.

И ее жизнь действительно изменилась.

***

Ночь была такой жаркой, что к спине прилипла футболка. Кристина полностью вымоталась, пока добралась до Эттон-Крик.

Несмотря на то что от нервного напряжения она так сильно сжала зубы, что заболела челюсть, что пальцы мертвой хваткой вцепились в руль, ее сердце билось ровно и медленно.

Отец убил маму за то, что она хотела сбежать с журналистом, который накопал на него много грязи и который был биологическим отцом Дрейка. Теперь отец начнет догадываться, что Кристина в курсе происходящего и даже хуже того − он станет искать ее, и когда найдет, ей не будет прощения, он не примет ее назад. Отец никогда никого не прощает и мама тому доказательство.

Кристина чувствовала что-то непонятное внутри себя, словно ее одолевала лихорадка и ей срочно нужно было прилечь. С ее телом что-то происходило… что-то непонятное, что-то ужасное.

Девушка остановилась в придорожном мотеле и выбрала домик номер одиннадцать, потому что это было ее любимое число. Управляющий мотеля, когда показывал ей домик, странно посмотрел на девушку и спросил есть ли у нее документы, но Кристина вручила ему приличную сумму, назвавшись другим именем, и заперлась внутри.

По пути сюда ей хотелось принять ванну и отдохнуть, а потом позвонить брату и рассказать, что произошло − не все, конечно, а умолчав о том, что он сын журналиста, − но теперь Кристине хотелось лечь в постель, принять горизонтальное положение. Она бросила рюкзак на пол и забралась в кровать, не удосужившись включить хотя бы лампу или снять одежду.

Аххх….

Из горла вырывались хрипы.

Аххх…

Ее тело сковывала боль, словно проводилась операция на жизненно важные органы без анестезии. Кристина закричала, корчась на постели. Ее хрупкие, но сильные руки сжали постынь в кулак. Через минуту крики превратились в стоны и слабое всхлипывание.

Боль отступила так же внезапно, как и появилась.

Кристина затаила дыхание на целых тридцать секунд, боясь новой вспышки. Щеки жгло от солоноватых слез, в горле пересохло.

Ничего не происходило.

Кристина была изумлена, ведь чувство было такое, словно ей все привиделось. Будто никто не пытался вскрыть ее тело заживо, будто у нее не было никакого приступа.

Она с трудом разжала пальцы – они одеревенели и не слушались – и медленно потянулась к молнии на мотоциклетной куртке.

Это будто бы было сигналом: боль вернулась. Пронзила ее тело насквозь, словно раскаленный прут. Вжалась в виски, желая проникнуть в череп, забралась под кожу, миллиметр за миллиметром отрывая ее от мяса.

Кристина завопила. Дикий крик смешался со слезами, такими обжигающими и горячими, какими они не были никогда. Уж она много чего пережила.

− НЕТ! Нет, нет, НЕТ!!!

«Что со мной? ».

Аххххх….

Как больно.

Это больнее чем сотни наказаний, которые ей пришлось вытерпеть за всю свою жизнь.

Что-то происходило и с наружи, и внутри нее самой.

− Кристина! Кристина, очнись! Не теряй сознание!

Кто-то взял ее за голову, отбросил прилипшие ко лбу волосы назад и провел ладонью по волосам. Это отец? Это Дрейк? Все смешалось.

− Что…

− Кристина! Открой глаза. Я прошу тебя, открой глаза. Ты не можешь умереть, все не так…

Кристина со второй попытки открыла глаза, но ничего увидела – лишь темноту. И в темноте странный белый свет, который манил ее вперед. Ее тело было податливым и этот кто-то, кто настойчиво говорил с ней, не повстречав сопротивления, быстро стянул с нее верхнюю одежду, затем джинсы и, подхватив на руки одним рывком, понес неизвестно куда.

В голове и ушах до сих пор был непонятный шум, который мешал думать.

Она уже ничего не понимала, лишь хотела, чтобы неясная, ослепляющая боль прекратилась.

Наверное, она умирает.

Ее голова безвольно лежала на плече человека, сотканного из света.

Она больше не дышала. Она больше не двигалась. Значит, она умерла.

Тогда почему она ощущает прикосновения этого незнакомца?

Ее безвольное тело, наполненное светом, погрузилось в ледяную жидкость. Голова была тяжелой, но чьи-то руки не позволили уйти ей вниз, под воду.

Неужели этот человек считал, что вода спасет ее от смерти?

− Кристина, послушай меня. Кристина, ты не умираешь. Ты не умираешь. Не уходи. Прошу тебя, не бросай меня. Кристина, не уходи, открой глаза.

Ее веки были словно свинцовыми, но неожиданное любопытство пересилило боль, и она открыла глаза. Голова по-прежнему была в ладонях этого человека. Его руки не позволяли ей дезориентироваться в пространстве, заставляли смотреть в его серые, как пасмурное небо, глаза, в мягкое сопереживающее лицо.

− Ты ангел? – спросила девушка, разлепив губы с запекшейся кровью. Именно этот вопрос она хотела задать. Не что с ней и что будет дальше. Не почему она лежит в ванной в нижнем белье, погруженная полностью в воду.

− Я Лиам.

− Я умираю, – зачем-то поставила Кристина в известность ночного гостя. – У меня внутри кровь. – Словно в доказательство ее слов, с нижней губы закапала кровь прямо в воду.

− Ты не умрешь, Кристина. – Этот парень, Лиам, наклонился к девушке и, совсем не боясь запачкаться в крови, мягко и аккуратно поцеловал ее в щеку, касаясь уголка губ.

***

Наши дни

Утром в шесть двадцать девять раздался звонок из женского монастыря.

Лиам мгновенно проснулся и ответил. Звонила сестра Мария, и она бодрым голосом сказала, что сестра Изабелла готова их принять. Почему в такой ранний час никто не стал объяснять, а Лиам не стал спрашивать. Он сказал, что через час и сорок минут они будут там и разбудил Кристину.

− Что еще? – буркнула она сквозь сон, кутаясь в одеяло и даже не открывая глаз.

− Звонили из монастыря, они ждут нас.

Кристина открыла глаза.

− Одевайся, Кристина.

Лиам назвал ее по имени таким тоном, что сразу стало ясно: шуткам пришел конец. На Кристину сразу обрушилось все: Аура в психушке, а Кристина сейчас встретится с ее биологической матерью. Вчера все это казалось страшным сном, который длился около двух лет, но сейчас все обрело более реалистичные формы.

Ни одно из своих ощущений Кристина не озвучила, потому что не хотела расстраивать Лиама.

Перекинувшись едва ли парой слов, они выписались из номера, сели в машину и, преодолевая снежные заносы, выехали на главное шоссе, с которого им придется свернуть через шестьдесят минут, чтобы заехать в лес – туда, где находится женский монастырь.

Только-только рассветало, но небо по-прежнему оставалось серым, а над лесом – черным. Приближалась буря и совсем скоро снег превратился из мелкой едва различимой крупы в огромные хлопья.

Лиам встревоженно включил стеклоочистители.

− Что тебя беспокоит? – спросила Кристина, нервно глядя на друга. Она сама ощущала в душе непонятную тревогу.

− Не знаю. Словно сама природа не желает, чтобы мы достигли цели.

− Тогда может не стоит туда ехать? – в голосе Кристины слышалась слабая надежда.

− Мы не можем, − Лиам твердо глянул на подругу. − Мы должны быть там, чтобы контролировать ситуацию. Изабелла снова может попытаться убить Ауру.

Кристина зло хмыкнула:

− Вы заперли ее в психушке, так что до нее никто не доберется, тем более Изабелла. Она никак не выберется из монастыря.

− Ты удивишься… − Лиам не договорил, потому что неожиданно они услышали поразительный, оглушающий хруст.

Пространство раскололось на тысячи кусков, когда на дорогу прямо перед ними упало огромное дерево. По асфальту рассыпались льдинки, сверкающие в свете фар словно бриллианты.


Поделиться:



Популярное:

  1. CEМEЙНOE КОНСУЛЬТИРОВАНИЕ, ЕГО ОСОБЕННОСТИ
  2. Cистемы зажигания двигателей внутреннего сгорания, контактная сеть электротранспорта, щеточно-контактный аппарат вращающихся электрических машин и т. п..
  3. Cистемы зажигания двигателей внутреннего сгорания, контактная сеть электротранспорта, щеточно–контактный аппарат вращающихся электрических машин и т. п..
  4. Ex. Переведите, обратив внимание на перевод инфинитива, определите его функцию.
  5. I Расчет номинального состава бетона
  6. I) индивидуальная монополистическая деятельность, которая проявляется как злоупотребление со стороны хозяйствующего субъекта своим доминирующим положением на рынке.
  7. I. Автоматизации функциональных задач в государственном и региональном управлении.
  8. I. В АРЕАЛЕ УГАСШЕЙ ПАССИОНАРНОСТИ
  9. I. Если глагол в главном предложении имеет форму настоящего или будущего времени, то в придаточном предложении может употребляться любое время, которое требуется по смыслу.
  10. I. Многофункциональность глагола to be.
  11. I. Теоретические основы экономического воспитания детей старшего дошкольного возраста посредством сюжетно-ролевой игры
  12. I.3. ВОЗРАСТНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ОРГАНИЗМЕ ЛЮДЕЙ СТАРШЕГО ВОЗРАСТА И ПУТИ ИХ ПРОФИЛАКТИКИ


Последнее изменение этой страницы: 2017-03-08; Просмотров: 594; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.132 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь