Он взял ее под руку и повел к нарам.

⇐ ПредыдущаяСтр 2 из 2

Гуля послушно дошла до скрипучих, пахнущих ельником нар и припала головой к подушке. Устало закрыла глаза, и перед ней в медленном хороводе плавно закружились снежинки. Они опускались на скованное льдом озерко и таяли в закраинах.

— Письмо, видать, писала да заснула... — Молодой солдат кивнул на листок и конверт, оставленные Гулей на столе.

— Мне сейчас на КП шагать, так, может, и письмо захватить? — вслух проговорил ефрейтор. Он аккуратно вложил листок в конверт и спрятал его в карман.

Так и ушло письмо от 12 ноября в Москву недописанным. Вот оно:

«...Я чувствую, что, помимо помощи раненым, во мне нуждаются и как в товарище. Бойцы и командиры делятся со мной своими радостями и печалями, рассказывают о любимых девушках, просят советов.

Помню, в одном из боев пошел сильный дождь. А у меня не было плащ-палатки. Когда это увидели, то со всех сторон протянулись десятки рук с плащами...

Месяц на фронте равен трем годам жизни в тылу. Выходит, если я приехала на фронт девчонкой, то сейчас, спустя полгода, мне можно дать тридцать с лишним лет... Неважно, что я выгляжу теперь старше; скорее бы разбить врага — тогда все мы помолодеем...

В ночь на седьмое ноября в батальонах устроили целую иллюминацию. Открыли огонь из станковых ручных пулеметов, из винтовок трассирующими пулями по немецким окопам и блиндажам. В тот вечер я беседовала с бойцами, читала им стихи, спела много песен. На другой день пошла в одну роту — от противника она находится в 80 метрах. Пройти туда днем очень трудно. А я решила пройти — и прошла. Сидела там до вечера, стреляла по фрицам. Одного убила. Вечером пошла в следующую роту. И опять всю ночь бродила. Ударил мороз. Градусов до 15-ти ночью доходит. Речка и озеро замерзли...».

НАВЕЧНО В СТРОЮ

С наступлением морозов враг стал злее и упорнее. Одна за другой над маленьким хутором Пан-шино, где стоял Гулин стрелковый полк, в сторону Волги проносились вражеские эскадрильи. Ночью и днем не утихала за горизонтом канонада: на улицах и площадях города-героя шли небывалые в истории бои за каждый дом, за каждую пядь земли.

Редко-редко выдавался день, когда бойцам полка не приходилось отражать атаки, прятаться в укрытия от артиллерийского налета, а Гуле с подругами ползти под обстрелом к оставшимся: на ничейной полосе поля боя раненым красноармейцам.

В короткие и редкие промежутки между контратаками солдаты торопливо чистили оружие, брились, приводили в порядок обмундирование — чинили порванные шинели и гимнастерки, смывали с себя пороховую копоть—и писали домой письма.

— Закругляйтесь, товарищи! В другой раз допишете. Войдите в мое положение: до станции три часа добираться, а тут еще в соседний взвод надо почту отнести. Закругляйтесь! — просил почтальон.

Бойцы молча продолжали заполнять странички из тетрадей, блокнотов. Каждый знал, как ждут его письма в тылу, как будут рады родные узнать, что их отец, брат, муж жив и продолжает воевать. Внал это и почтальон. Но, прислушиваясь к артиллерийской канонаде, продолжал торопить бойцов и говорил, что уйдет, не дождавшись их писем.

— И ты, санинструктор, закругляйся, — напомнил почтальон Гуле. — Все зараз не опишешь. Ставь точку и сдавай письмо.

— Сейчас, — не поднимая головы, ответила Гуля.

Она сидела в траншее на снарядном ящике неподалеку от тупоносого орудия и продолжала писать на почтовой открытке, выстраивая строчку за строчкой.

«...В боевых делах я, ей-богу, на рожон не лезу. Сначала взвешиваю все обстоятельства и, если нужно, лишь тогда лезу. Двух фрицев убила, когда была в разведке и немецкие автоматчики чуть было нас не окружили... Я уже писала, что на праздник седьмого ноября уложила в бога одного фашиста. Так что сейчас на моем счету уже трое...»

С белесого неба падал крупный снег. Снежинки садились на бумагу и таяли, размывая чернила.

«...Если в скором времени письма от меня будут приходить реже, не волнуйся — значит, много дел...»

Гуля вспомнила, что в последнем письме отец просил ее сообщить свой адрес. По четырехзначной цифре полевой почты было невозможно узнать, где находится дочь: под Курском, под Воронежем или еще где.

Гуля задумалась.

Отец, конечно, знает по сводкам Совинформбюро, газетам и радио о начале битвы на Волге. Не будет большой бедой, если он узнает, что в этой битве участвует и его дочь. Но как написать об этом? Сообщить местонахождение своей части нельзя — это военная тайна.

Гуля уже было решила не мучать себя и отдать почтальону открытку, как, неожиданно вспомнив, что в детстве отец звал ее Дотькой, приписала:

«Получила письмо от Дотьки. Она живет в Паншино Сталинградского района. Покуда никуда не эвакуируется. Пишите ей. Целую вас крепко.

Гул я».

— Получай, — сказала Гуля почтальону и протянула ему открытку.

— Москва, Сивцев Вражек... — вслух прочел почтальон адрес и, -пряча открытку в сумку, добавил: — Доставят в сохранности. Не сомневайся...

И письмо пришло в Москву, на улицу Сивцев Вражек, в дом и квартиру, где в детстве жила Гуля. Оно пришло 24 ноября тысяча девятьсот сорок второго года. Об этом сообщает густой почтовый штемпель. Пришло в тот день, когда в бою за высоту 56, 8 погибла младший сержант, санитарный инструктор 214-й дивизии Марионелла — Гуля Королева...

Вот события того дня, записанные по воспоминаниям свидетелей подвига Гули ее однополчан — начальника артиллерийского дивизиона майора Прозорова, медсестер Клавы Семиловой и Зинаиды Сачковой, командира полка Хохлова и парторга полка капитана Седуры.

...24 ноября 1942 года.

В 8.30 утра полк начал наступление на опорный пункт врага — высоту, помеченную на картах цифрой 56, 8.

Раньше всех до высоты дошли бойцы первой роты, В траншеи полетели гранаты, бутылки с горючей смесью. И, не выдержав натиска, враг отступил.

Но мало было лишь захватить высоту — серый холм на бескрайной донской степи, — надо было и удержать ее. Тогда на помощь первой роте пошли еще двенадцать бойцов. Среди этих двенадцати была и Гуля Королева.

— Получай, — сказала Гуля почтальону и протянула ему открытку.

...24 ноября 1942 года.

В 8.30 утра полк начал наступление на опорный пункт врага — высоту, помеченную на картах цифрой 56, 8.

Одну за другой отбивала горстка советских бойцов яростные атаки: враг во что бы то ни стало старался вернуть высоту. Одна, вторая, третья... И каждая из атак врага захлебывалась в ответном огне. Когда кончились мины, траншеи начали минировать связками противотанковых гранат.

В 11.00 прервалась связь с командным пунктом. Был убит командир роты. Во время очередной, четвертой, атаки Гулю ранило в ногу осколком снаряда. Но она осталась в цепи, перевязывала раненых, время от времени отстреливаясь от наступающих фашистов.

С противоположного холма — высоты «Артиллерийской» под прикрытием танков ползли фигуры в серо-зеленых шинелях.

Шел двадцатый час обороны...

Кашлянул и замолк пулемет — кончились патроны.

На высоте в живых осталось всего шестеро. Враг был уже совсем близко.

И тогда, поднявшись из окопа, Гуля повела бойцов в атаку.

— Гуленок! — крикнула медсестра Зина Сач-кова, увидев, как, споткнувшись, Гуля упала в снег.

Перепрыгивая через скованные морозом, звенящие под сапогами комья земли, Зина бросилась к подруге.

Гуля лежала на краю снарядной воронки, не выпуская из рук автомата...

— Ничего, ничего... — успокаивала она Зину, когда та закончила делать ей перевязку. — Не волнуйся — все будет хорошо...

Зина не ответила. Она сразу поняла, что раны у Гули серьезные: одна пуля прошла навылет сквозь правую руку, другая задела голову, третья попала в грудь...

С низкого мутного неба кружил снег. Он садился на развороченную взрывами землю, падал за воротник расстегнутой гимнастерки, усаживался на ресницах и бровях.

Впереди, за высотой «Артиллерийской», раздавались беспорядочные выстрелы. Это бойцы подоспевшего второго батальона занимали укрепления врага.

— А я вчера от мамы письмо получила... — продолжала говорить Гуля. — Пишет, что Ежик мой в доме все вверх дном переворачивает, а чайные ложки норовит в валенки спрятать... Вот вернусь домой, а он меня и не узнает...

Налетел ветер. Он погнал по степи сухой снег, кинул в лицо горсть колючих снежинок... Гуля не смахнула их. Она смотрела в морозное, нависшее над головой небо широко открытыми глазами...

Спустя неделю в газете «Известия» была опубликована небольшая заметка. Она называлась «Между Доном и Волгой».

«В тяжелый момент мы попали в часть, где заместителем командира по политической части майор Клочко. Тут хоронили любимицу части санинструктора Марионеллу Королеву, которую все бойцы звали ласково Гулей.

В дни наступления она спасла жизнь десяткам раненых бойцов. Когда у одной из сильно укрепленных высот наших бойцов остановила сплошная стена огня, вдруг раздался звонкий голос Марио-неллы:

-- Бойцы, на штурм! •

Королева первой поднялась во весь рост. И мгновенно все бойцы рванулись вперед.

Может быть, позднее, когда полностью будет очищена приволжская степь от врага, ныне безымянной высоте будет присвоено имя одной из героинь наступления, имя Марионеллы Королевой».

Гулю похоронили на следующий день, вечером 25 ноября, неподалеку от командного пункта. Вместе с Королевой в братскую могилу опустили погибших при обороне высоты командира артиллерийского полка майора Алексея Топлина и командира отделения истребительного артдивизиона Кошкина,

— Огонь! — скомандовал начальник артиллерийской дивизии майор Прозоров, и десять залповых салютов прогремели над могилой и хутором Паншино.

Второго декабря тысяча девятьсот сорок второго года в полку был объявлен приказ командующего армией:

«В боях с немецко-фашистскими захватчиками исключительное мужество и геройство проявила санитарный инструктор полка младший сержант Марионелла Королева. Первое время она выступала на сцене перед бойцами и командирами, художественным словом и песней звала их к борьбе

В бою за высоту 56, 8, следуя примеру бесстрашных героев, в критический момент она подняла бойцов и повела их в атаку. Будучи дважды раненной, Королева не оставила поля боя, заявив товарищам: «Я больше всего боюсь, чтобы меня не сочли трусом».

Приказываю: за боевые заслуги и самоотверженную борьбу с врагом зачислить Королеву Марионеллу Владимировну почетным красноармейцем стрелкового полка».

А еще спустя два месяца в полк пришел наградной лист.

«За беззаветную храбрость и героизм в борьбе с немецкими оккупантами приказом по войскам Донского фронта наградить посмертно санинструктора Королеву Марионеллу Владимировну орденом Красного Знамени».

В те морозные февральские дни 1948 года, когда по всему миру разнеслась радостная весть об успешном наступлении на Волге советских войск и окружении под Сталинградом фашистской армии Паулюса, бойцы стрелкового полка, где прежде служила Гуля, шли в бой на врага с песней о своем однополчанине — санинструкторе. Песню эту написал земляк Гули, известный украинский поэт Максим Рыльский.

О девушке страны родной

Мы нынче песнь поем.

Она бойцов вела на бой

И умерла бойцом.

Идет, шумит великий час —

Священная война,

Марионеллы нет средь нас,

Ушла навек она.

Но в сердце каждого бойца

Слова ее горят:

«Идти отважно до конца
И не глядеть назад!
И в день, когда заря взойдет
Над Родиной святой,
Тебя прославит весь народ,
Товарищ боевой».

Бойцы пели эту песню, и им казалось, будто в одном с ними ряду, в одной боевой цепи по-прежнему идет в бой на врага и русоволосая Гуля...

Именем солнца,

Именем

Родины клятву даем.

Именем жизни

клянемся павшим героям: то, что отцы не допели, — мы

допоем!

⇐ Предыдущая 12