Дискурсивные практики психотерапии

Любая форма терапии, особенно аналитической — это прежде всего общение. Многообразие форм речевой и невербальной коммуникации в психотерапии с трудом поддается описанию и систематизации. Следует отме­тить, что даже телесно-ориентированные терапевтичес­кие подходы используют такие понятия, как " язык тела" (А.Лоуэн), " чтение жестов и поз" (В.Райх, М.Фельденкрайз), подчеркивая дискурсивный характер телесности человека в контексте психотерапевтического взаимодей­ствия. Остальные направления с самого начала своего развития формировались преимущественно как речевые практики — в особенности психоанализ, экзистенциаль­но-гуманистические школы, нейро-лингвистическое про­граммирование. Коммуникация, в результате которой це­ленаправленно изменяется система личностных смыслов (как осознаваемых, так и бессознательных), есть атрибут любого вида психологической помощи. Фактически все многообразие форм, направлений, школ и подходов пси­хотерапии можно рассматривать как систему дискурсив­ных практик, объединенных родственными принципами.

[305]

В качестве такой системы предметная область психоте­рапии представляет собой семиосферу — отграниченное, гетерогенное семиотическое пространство, вне которого психотерапевтические цели и ценности не работают и не живут. Именно семиосфера, обладающая связностью и структурой, управляет производством смыслов в психоте­рапевтической деятельности, обеспечивает возможность взаимопонимания терапевтов различных школ, теоретиче­ского и практического обобщения многообразия психоте­рапевтического опыта. Она же задает " русла возможной речи" о предмете, целях и задачах терапевтического воз­действия. Расширение последних заметно любому про­фессионалу — в пример можно привести изменение взглядов на природу и сущность нарушений в рамках кли­нических категорий психоза и перверсии, равно как и на возможность психотерапевтической работы с этими расст­ройствами, появившуюся после работ представителей те­ории объектных отношений и структурного психоанализа.

Семиосфера психотерапии включает не только сово­купность соотнесенных с друг с другом элементов психо­терапевтической теории и практики, но и ее эпистему, некое общее пространство знания, задающее способы фиксации и осмысления этих элементов. Вне такого про­странства (и даже на периферии его) способы восприя­тия, практики и познания, составляющие специфику психотерапевтической деятельности, лишаются своего смысла, а критерии ее эффективности утрачивают осно­вания. При этом особенностью психотерапии (по крайней мере, в нашей стране) является эклектическое смешение несводимых и противоречащих друг другу ког­нитивных установок, в результате чего феноменологиче­ское пространство всего, что называют и считают психо­терапией, представляет собой пеструю смесь, разобраться в которой нелегко даже опытному профессионалу.

Интерес к психотерапии испытывают многие люди, чья жизнь или работа в той или иной степени связана с общением и межличностным взаимодействием: врачи, педагоги, бизнесмены, социальные работники, государст­венные чиновники, юристы, представители сферы услуг

[306]

и торговли. Поэтому представляется чрезвычайно важ­ным выявить тот диапазон, ареал небессмысленного се-миозиса, за пределами которого коммуникацию и рече­вые практики нельзя считать психотерапевтическими в собственном смысле этого слова.

И в нашей стране, и за рубежом отсутствуют непроти­воречивые трактовки оснований для анализа и классифи­кации форм и методов психотерапевтического воздейст­вия. Так, известный американский психотерапевт и координатор исследований в сфере теории и практики психологической помощи Дж.3ейг для понимания про­цесса терапии и позиций занимающихся ею специалис­тов предлагает коммуникационную метамодель, включаю­щую в себя такие параметры:, позиция терапевта (личностная и инструментальная), представления о цели (различные у терапевта и клиента; последний нуждается в том, чтобы Конечная цель терапии была определенным способом " упакована" ), индивидуальная специфика пси­хотерапевтической работы и ее эмоциональная ценность для клиента [см. 91, т.1, с.10-14].

К.Роджерс, один из основоположников экзистенциаль­но-гуманистического направления, полагает, что психо­терапевтическая теория должна отражать " последователь­ные, упорядоченные усилия выявить смысл и порядок явлений, относящихся к субъективному опыту" [91, т.3, с 21]. В соответствии с этими взглядами в любой терапии, по его мнению, основополагающими являются понима­ние основ человеческой природы, личные аспекты тера­певтических отношений, способы и формы реорганиза­ции Я клиента, интуиция и эмпатия психотерапевта. Р.Мэй, не менее известный авторитет и классик, считает, что почти для каждой проблемы есть своя форма тера­пии, и насчитывает их более трехсот. Даже краткий пере­чень попыток выделить и классифицировать основы психотерапевтической теории и практики наверняка по­требовал бы отдельной книги. А для обобщения результа­тов дискуссий о том, что считать психотерапией (и поче­му) понадобилось бы уже несколько томов.

[307]

Поэтому мне представляется разумным и целесообраз­ным анализировать психотерапевтическую деятельность со стороны ее предметной основы — речевого общения терапевта и клиента. С использованием аудио- и видеоза­писей терапевтических сеансов увеличились возможности точной и полной фиксации психотерапевтического дис­курса, а глубинная психология, семиотика и лингвистика предоставили широкий набор средств для его анализа.

Психотерапевтический дискурс в качестве речевой формы целенаправленного социального действия одной своей стороной обращен к конкретной прагматической ситуации, обуславливающей его понимание, связность, коммуникативную адекватность, набор устойчивых пред­почтений и т.п., а другой — к ментальным процессам те­рапевта и клиента, их субъективным стратегиям понима­ния и порождения речи. Он представлен множеством конкретных форм, точнее — дискурсивных формаций (термин М.Фуко), определяемых различными психологи­ческими теориями, концептами, тематическими выбора­ми и правилами применения. Отдельные направления и подходы ограничены не только способами вербального структурирования коммуникативного акта, но и соответ­ствующим тезаурусом (профессиональным словарем), на­бором ведущих метафор, конвенциональными нормами влияния имплицитными (само собой разумеющимися) представлениями, природой последних и т.п.

В отличие от дискурса, дискурсивную практику можно рассматривать как устойчивую традицию способов оперирования языком для изменения психической реаль­ности, выступающей в качестве основы (денотата или референта) дискурса субъектов межличностного взаимо­действия. Применительно к психотерапии следует посту­лировать единую целевую функцию таких изменений — помощь в разрешении психологических проблем и актуа­лизации резервов личностного роста. Существующее многообразие не пересекающихся психотерапевтических традиций предполагает, что каждая дискурсивная практи­ка (психоанализ, юнгианство, гештальт-терапия, дазейн-анализ и т.д.) имеет свои правила накопления, ис-

[308]

ключения и реактивации смыслов, формообразующие структуры и характерные виды семиотических связей в различных дискурсивных последовательностях.

Структурно-семиотический подход к описанию дис­курсивных практик психотерапии требует вычленения ос­новных признаков, которые отличают их друг от друга. Необходимое и достаточное число таких признаков опре­деляют следующие параметры:

	Параметр	Содержание	Примеры
	дейктические позиции субъектов дискурса	роль, статус, единство или конфронтация участников речевого акта	позиции ин-се, монитора отклонения в онтопсихологии А. Менегетти; Родителя, Взрослого, Ребенка в трансакционном анализе
	предпочитаемые типы речевых актов и рече-поведенческих действий	связь речи и поведения
	семиотические механизмы производства и их смыслов трансформации (семиозис)	структура индиви­дуального ментального пространства	семиотика слияния, ретро­флексии, сознавания в гештальт-терапии; опущения, искажения, генерализации, утраченного перформатива — в НЛП
	нормы симво­лической ре­ференции и метафорической коммуникации	система основ­ных понятий, отражение дина­мики психотера­певт. процесса	метафоры либидо и катексиса в психоанализе; персоны, тени и самости в юнгианстве
	дескриптивные и/или прескриптивные стратегии конечного результата (цели)	определение задачи психотерапевта	Фрейд: освобождение человека от его невроти­ческих симтомов; Юнг: содействие процессу индивиду ации
	легитимирующий метадискурс	философская методология

 

[309]

Выделение этих параметров не является произволь­ным, а обусловлено спецификой психотерапевтического общения. Последняя определяется распределением ком­муникативных ролей и позиций участников терапевтиче­ского процесса, их адресованными друг другу ожидания­ми, динамикой речевых инициатив, общепринятой или установившейся в конкретном случае очередностью гово­рения, слушания и молчания. Субъектами психотерапев­тического дискурса могут быть не только терапевт и кли­ент, но и группа, диада ко-терапевтов; наконец, в ряде направлений (юнгианство, структурный психоанализ, гештальт-терапия, трансактный анализ) в качестве субъек­тов выступают различные инстанции и подструктуры личности и психики.

Рассмотрим сами признаки более подробно.

1. Дейктические параметры указывают на роли, статус, единство или конфронтацию участников речевого акта. Они определяют временную и пространственную локали­зацию объектов высказываний, в наибольшей степени апеллируют ко внеязыковой действительности, лежащей в основе дискурса; в равной степени они ответственны за формирование контекста терапевтического взаимодейст­вия, обеспечивая семантическую связность дискурсов их участников. Определяя специфику референции (обраще­ния к действительности) в конкретной ситуации психоте­рапевтического взаимодействия, дейктические категории фактически определяют прагматику этой формы языко­вого общения.

Существуют психотерапевтические направления, в ко­торых главным фактором воздействия является именно необычный тип референции и дейксиса. Например, в онтопсихологии А.Менегетги дейктическим субъектом мо­жет выступать бессознательная внутренняя сущность человека (ин-се), противостоящее ей культурное образо­вание (монитор отклонений) и так далее. Примерно в та­кой же позиции находятся эго-состояния личности (Ро­дитель, Взрослый и Ребенок) в трансакгном анализе Э.Берна. Диссоциативные техники НЛП или гештальт-терапии смещают привычные дейктические отношения

[310]

клиента, благодаря чему изменяются его субъектные ха­рактеристики (различные типы идентичности, социаль­ные установки, роли).

2. Этот параметр подчеркивает характерную для психо­терапии особо тесную связь речи и поведения. Обилие тесно слитых друг с другом речевых и внеречевых акций, преимущественное использование истинностных параме­тров высказываний для регулирования межличностных отношений адресата и адресанта, а не только расширения их знаний и представлений — все это присутствует в ре­чевых практиках психотерапии. Речевые акты терапевта и клиента в качестве единиц социоречевого поведения, рассматриваемые в рамках прагматической ситуации, яв­ляются наиболее удобными и естественными единицами членения психотерапевтического дискурса.

3. Изменение прежних и порождение новых смыслов, активный семиозис составляет основное содержание пси­хотерапевтической деятельности, ее сущность. Целена­правленное изменение системы значений и личностных смыслов, представленных в индивидуальном опыте кли­ента, происходит благодаря формированию единого семи­отического пространства, структуру, внешнюю и внут­реннюю границу которой контролирует психотерапевт. Оперируя значениями (в том числе ассоциативными, коннотативными), предлагая интерпретации, он изменя­ет структуру индивидуального ментального пространства, вписанного в общее (совместное) пространство психоте­рапевтического дискурса. Кроме того, он может действо­вать также и как пансемиотический субъект, преобразуя режим, направление и структуру информационных про­цессов в тексте, описывающем жизнь клиента.

Психотерапевт выбирает семиотическую стратегию в рамках одного или нескольких терапевтических подхо­дов, равно как и точку приложения своих усилий. В за­висимости от того, является ли этой точкой бессознатель­ная сфера психики (все виды глубинной, аналитической психотерапии), мышление и сознавание (когнитивная психотерапия, гештальт-терапия), эмоции и чувства, про­цесс сопереживания (роджерианство), итоги восприя-

[311]

тия — сенсорно-перцептивный опыт и его словесное во­площение (нейро-лингвистическое программирование), человеческое тело и процессы в нем (телесно-ориентиро­ванные подходы), семйозис имеет определенную качест­венную специфику. В любом случае психотерапевт как субъект-профессионал опирается на соответствующие на­учные знания и представления, имеет сознательную стра­тегию влияния на клиента, владеет конкретными техни­ками воздействия и способен выделить (эксплицировать), описать и объяснить психологические механизмы своей деятельности.

Текст, создаваемый высказываниями клиента, имеет раз­ное отношение к его жизненной реальности. Клиент может сознательно или неосознанно приукрашивать или прида­вать гротескные черты событиям своей жизни (презентативный иллюзионизм), быть точным (авторепрезентация) или рассказывать вещи целиком выдуманные (антирепре­зентация) — в любом случае взаимная рефлексия и пони­мание возможны лишь при реконструкции подлинных значений и смыслов. Эти механизмы описывают психоте­рапевтическую технику на семантическом уровне — уровне значений и смыслов. Прагматическая (уровень действий) и синтаксическая (уровень отношений) стороны процесса смыслопорождения представлены иначе.

Синтаксический уровень психотерапевтического семиозиса задается отношениями между его знаками и пред­ставлен собственно общением, коммуникацией терапевта и клиента, его динамикой в единстве с семиотической специализацией дискурса. В качестве механизмов на этом уровне работают реляция, референция и импликация ⁷¹, обеспеченные правилами избранного терапевтом направ­ления или подхода.

Наконец, прагматический уровень, задающий отноше­ния знаков к их пользователям или интерпретаторам, представлен семиотикой соответствующих терапевтичес­кому направлению или подходу психологических меха­низмов (в гештальт-терапии это семиотика слияния, рет­рофлексии, сознавания, ухода, в НЛП — семиотика опущения, искажения, генерализации, утраченного пер-

[312]

форматива). Единая для всей психотерапевтической семиосферы предметная область функционирования цело­стного человека неодинаково членится и описывается на разных языках, с использованием различных метафор.

4. Метафорическая коммуникация, этот непременный атрибут психотерапевтического дискурса, занимает важ­ное место в теоретических основах большинства психоте­рапевтических школ, формируя систему основных поня­тий. Примерами таких системообразующих метафор являются либидо и катексис в психоанализе, персона, анимус, тень и самость в юнгианстве, панцирь (броня) и оргон в телесной терапии, якорь в НЛП, перинатальная матрица в трансперсональной терапии Ст.Грофа. Хорошо и точно подобранные индивидуальные метафоры обеспечивают высокий уровень взаимопонимания в процессе терапии.

Психотерапевтический дискурс по своей природе мета­форичен, что обусловлено семиотическими свойствами метафоры как оборота речи (тропа). Метафоре свойст­венны: слияние в ней образа и смысла; контраст с обы­денным называнием или обозначением сущности пред­мета; категориальный сдвиг; актуализация случайных связей (ассоциаций, коннотативных значений и смыс­лов); несводимость к буквальному перефразированию; синтетичность и размытость, диффузность значения; до­пущение различных интерпретаций, отсутствие или нео­бязательность мотивации; апелляция к воображению или интуиции, а не к знанию и логике; выбор кратчайшего пути к сущности объекта. Все эти характеристики нахо­дят применение в той спонтанной, почти неуловимой и одновременно целесообразной игре личностных смыслов и значений, которая и составляет динамику психотера­певтического процесса.

5. Представление о цели и способах ее достижения — со­относит общее понимание целей психотерапии (профес­сиональной помощи при психических и личностных рас­стройствах легкой и средней степени тяжести, содействии в разрешении проблем и преодолении психологических затруднений, в актуализации резервов личностного роста)

[313]

и конкретные формы их достижения, зависящие от спе­цифики направления или подхода.

Психотерапевты различной ориентации по-разному описывают задачи своей работы. Зигмунд Фрейд говорит, что психоаналитическая терапия — это освобождение че­ловека от его невротических симптомов, запретов и ано­малий характера, Карл Густав Юнг называет ею содейст­вие процессу индивидуации, личностного роста. Ролло Мэй считает самым важным развитие человеческой сво­боды, индивидуальности, социальной интегрированности и духовной глубины. Отго Кернберг работает с проблема­ми объектных отношений, Хайнц Кохут исследует процесс развития и становления Самости (сущности человеческо­го Я), Эрик Эриксон трактует личностные проблемы как нарушения психосоциальной идентичности. Фредерик Перлз учит сознаванию, Антонио Менегетги — умению слушать голос своей сущности (ин-се) и игнорировать идущие во вред здоровью личности влияния монитора отклонений (источника искажений и помех в системе психики). Людвиг Бинсвангер стремится понять уникаль­ность бытия человека в мире на основе анализа экзистен­циального априори его существования. Эрик Берн расска­зывает о манипуляциях и играх в отношениях между людьми, описывает жизненные сценарии, которые дети на­следуют от родителей, Вильгельм Райх и Александр Лоуэн сосредоточены на телесных коррелятах невротических нарушений характера. Джон Гриндер и Ричард Бэндлер помогают распознавать ограничения в моделях окружаю­щей реальности и расширяют возможности выбора и принятия решений, Вирджиния Сейтер устраняет некон­груэнтность в поведении. Виктор Франкл содействует процессу поиска и нахождения смысла человеческой жизни, Ирвин Ялом помогает освободиться от экзистен­циальной зависимости, Носсрат Пезешкиан учит видеть позитивные стороны жизненных событий, Пауль Тиллих — мужеству быть.

6. Наконец, необходимость вьвделения шестого — узаконивающего — параметра обусловлена многочисленны­ми попытками сторонников различных психотерапевти-

[314]

ческих школ легитимировать свои " правила игры" в ка­честве наилучших или единственно правильных. Легити­мирующий дискурс научной теории в отношении собст­венного статуса принято называть философской методологией [Ж.-Ф.Лиотар, см. 116]. В психотерапии этот метадискурс весьма и весьма специфичен. Напри­мер, психоаналитики рассматривают калифорнийские школы (НЛП, эриксонианство) как пример легковеснос­ти и антиинтеллектуализма. Друг друга они упрекают в мистицизме (самым виновным считается юнгианство ⁷² ), выхолащивании и примитивизме аналитической практи­ки вследствие измены духу фрейдовского учения (Ж.Лакан об американском психоаналитическом движении и это -психологии) и т.п.

Типологический анализ и описание дискурсивных практик психотерапии требует не только формализации оснований для их выделения, но и учета особенностей конституирующей активности самих практик. Вполне очевидна возможность существования внутри одной и той же дискурсивной практики различных, противопо­ложных, а то и взаимоисключающих мнений, противоре­чащих друг другу выборов. Иными словами в психотера­пии, помимо структурного или генетического родства школ и подходов, существует также и система рассеива­нии (термин М.Фуко), формы распределения дискурса внутри отдельных практик и психотерапевтической семиосферы в целом.

Предельно индивидуализированный, субъективный ха­рактер психотерапевтического дискурса предлагает каж­дому терапевту множество различных возможностей, то­чек выбора речевых стратегий и форм реализации речевой интенции. В речевой практике отдельного субъ­екта (психотерапевта) наряду с постоянными темами, концептами и мнениями остается место для неосознава­емых интересов, внутренних конфликтов, интуитивных догадок, обуславливающих тематические предпочтения среди стратегических и технических возможностей вы­бранного направления или подхода.

[315]

Стоит задать вопрос — а на чем же основана общность, целостность семиотического пространства психотерапии? На полной, содержательно очерченной, обособленной и логически непротиворечивой классификации объектов, составляющих ее предметную область? Нет, скорее речь идет о лакунарных сцеплениях и рядах, о различных вза­имодействиях, замещениях и трансформациях. Приняты ли определенные, нормативные типы речевых актов и пропозиций, существует ли тематическое постоянство, те­заурус конкретных понятий? Лишь отчасти. В большинст­ве конкретных случаев формулировки столь отличны, а функции их столь гетерогенны, что трудно представить себе, как они сводятся в единую фигуру, определяющую законы структурирования дискурса. В психотерапии как нигде приходится сталкиваться с концептами различной семиотической природы, правила применения которых игнорируют и исключают друг друга, так что эти понятия не могут входить в логически обоснованные общности (например, трактовка категории желания в классическом и структурном психоанализе, или представления о челове­ческой экзистенции в дазейн-анализе (Л.Бинсвангер, М.Босс) и сэлф-теориях (Х.Кохут).

Поэтому при анализе дискурсивных практик психоте­рапии необходимо, на мой взгляд, описывать как рассеи­вания сами по себе, так и вычленять среди элементов ука­занных практик такие, что не организуются ни в виде постоянно выводимой системы, ни в виде устойчивого гено-текста; в отношении которых регулярность и после­довательность появления, взаимное соответствие и функ­ционирование, обусловленные и иерархичные трансфор­мации, установить трудно. Эти правила распределения, рассеивания дискурса являются важными сторонами семиосферы психотерапии, их описание наряду с правилами формации дискурса позволит лучше понять специфичес­кую природу харизмы, свойственной отдельным пансемиотическим субъектам психотерапевтической деятельности.

На основе изложенных выше представлений можно выделить несколько типов дискурсивных практик, воз­можное число которых намного меньше количества ре-

[316]

ально существующих в психотерапии форм. При этом, разумеется, уже существующие, исторически сложившие­ся способы классификации психотерапевтических на­правлений и школ не обязательно совместятся с предла­гаемой классификацией. Я и не ставила себе такой задачи, хотя некоторые пересечения и совпадения пред­ставляют несомненный теоретический интерес и имеют любопытные практические следствия.

Исторически первой, наиболее известной и авторитет­ной, хорошо институциализированной и целостной явля­ется дискурсивная практика психоанализа, различные формации которой описаны в настоящей книге. Пред­ставляется интересным сравнить ее с другими дискурса­ми, существующими в психотерапии.

Альтернативным психоанализу типом речевой практики является когнитивно-бихевиоральный или рационально-эмотивный (РЭТ) подход, представленный работами А.Бека, А.Эллиса, А.Лазаруса, Д.Мейхенбаума, С.Уолена и др. Когнитивной психотерапией принято называть совокуп­ность психотерапевтических методов, в основе которых лежит представление о примате сознательной, рациональ­ной стороны психики в разрешении психологических проблем, в том числе личностных и эмоциональных. Ме­тодологические основы этого направления сформированы в русле классической рациональности, так что опирается оно прежде всего на силу сознательного разума, здравого смысла и эффективно в той мере, насколько эта сила и впрямь велика и значительна. Дискурсивная практика ког­нитивной терапии имеет свою специфику.

Дейктическая позиция психотерапевта подчеркнуто ди­рективна и активна. Процесс порождения речевых выска­зываний опирается на развитые навыки самонаблюдения (интроспекции), хорошее логическое мышление, склон­ность к абстрактному рассмотрению конкретных жизнен­ных ситуаций. Позиция клиента является подчиненной и маркирована низким уровнем развития рефлексивных способностей. А.Эллис указывает, что РЭТ-терапия " со­стоит в том, чтобы ликвидировать мысли, чувства и спо­собы поведения, которые мешают клиенту и окружающим

[317]

его людям быть счастливыми и помочь ему увидеть, как он своими руками делает себя несчастным" [91, т.2, с. 172]. Иными словами, внеязыковая действительность, лежащая в основе дискурса клиента, намеренно игнори­руется терапевтом во всех случаях, когда тот считает ее иррациональной. Место анализа субъективной психичес­кой реальности занимает элиминация (устранение) тех ее аспектов, которые, с точки зрения психотерапевта, нега­тивно влияют на когнитивные, эмоциональные и мотивационные аспекты поведения и деятельности клиента.

Семиотические механизмы производства и/или изме­нения смыслов в когнитивной терапии представлены ло­гическими закономерностями мышления. Рациональ­ность (или иррациональность) любого знания, мнения или представления проверяется лишь после того, как воз­никает сомнение. Рациональность как особый слой зна­ний о действительности, нечто такое, в чем не сомнева­ются только потому, что не подозревают самой возможности усомниться — вот где точка приложения идей А.Бека и А.Эллиса. Они прослеживают в составе внутреннего опыта личности рационально выделяемые очевидные образования, в которых усматриваются фунда­ментальные характеристики мира, и показывают, как можно усомниться в этих " непреложных данностях". По­скольку психические и личностные расстройства (трево­га, депрессия, панические страхи, скука, ощущение сво­ей неполноценности и т.п.) считаются возникающими из-за нарушений и сбоев в информационных процессах, психотерапевт в качестве пансемиотического субъекта ра­ботает подобно хорошему (" системному" ) программисту, который способен найти и устранить сбой в программе и даже (в идеале) научить этому пользователя (клиента).

Референциальные нормы в дискурсе когнитивной пси­хотерапии определяются триадой " рациональное — эм­пирическое — иррациональное". Поскольку ведущим для данного типа дискурса является представление о том, что депрессия и другие виды невроза суть последствия ирра­ционального и нереалистического мышления, то речевые акты терапевта направлены исключительно на изменение

[318]

мыслей, мнений, убеждений и представлений клиента. Последние называются когнициями или когнитивными переменными делятся на несколько групп: описательные или дескриптивные, оценочные, причинно-следственные (каузативные) и предписывающие или прескриптивные. Типичной модальной рамкой высказываний терапевта яв­ляется волюнтативная модальность, предполагающая од­ностороннюю зависимость между реальностью и речью.

Метафорическая коммуникация используется в данном типе дискурса преимущественно в процедуре кларификации — прояснения, с помощью которого клиент учится распознавать свои иррациональные установки. Совмест­ное семиотическое пространство в когнитивной психоте­рапии строится как матрица вероятностных значений, которые могут быть приписаны внутреннему опыту кли­ента. Эллис проводит четкую границу между тем, что он называет " адекватными негативными эмоциями" (грус­тью, обидой, страхом, печалью, досадой, сожалением, гневом) и невротическими, депрессивными переживани­ями. С его точки зрения, люди естественно огорчаются в тех случаях, когда их планы или намерения не сбывают­ся, когда окружающие оценивают их ниже, чем следует, когда они болеют или теряют близких. Однако в тех слу­чаях, когда когнитивную основу их дискурса составляет абсолютистское, догматическое мышление, это приводит к депрессивному восприятию мира. Задача терапевта — расшатать подобные репрезентации действительности в сознании клиента и предложить альтернативные страте­гии лингвистического моделирования реальности.

Дискурс клиента отличается преобладанием высказы­ваний, сформулированных с упором на негативный по­люс алетической (необходимость), деонтической (долг) и аксиологической (ценность) нарративных модальностей (см. о них 58, с. 113-114). Эти дискурсивные параметры выделены курсивом в приводимых ниже типичных фор­мах языковой репрезентации жизненных установок:

• У личности сложилась отрицательная самооценка на­ряду с убеждением, что нельзя иметь серьезных недо-

[319]

статков, иначе ты будешь ни на что не годным, неуме­стным и неадекватным.

• Человек пессимистически смотрит на свое окружение. Он абсолютно убежден в том, что оно должно быть зна­чительно лучшим, а если не выходит — это совершенно ужасно.

• Будущее воспринимается в мрачном свете, неприятно­сти неизбежны, а невозможность стать более счастли­вым делает жизнь бессмысленной.

• Низкий уровень самоодобрения и высокая склонность к самоосуждению сочетаются с представлением о том, что личность обязана быть совершенной и должна получать одобрение от других, а иначе она не заслуживает хоро­шего отношения к себе и должна быть наказана.

• Ожидание неприятностей предполагает, во-первых, их неизбежность, а во-вторых, человек обязан как-то справляться с ними, а если этого не происходит, зна­чит он хуже всех (А.Эллис, 1994).

Соответственно, дискурс терапевта направлен на изме­нение модальной рамки подобных высказываний клиен­та. Личность, скованная иррациональными установками, постоянно находится в плену отрицательных эмоций. Не в силах совладать с ними, в своем поведении она может проявлять лишь беспомощную некомпетентность. Психо­терапевт строит помощь таким людям в несколько эта­пов. Сначала — прояснение абсолютистской системы ак­сиом, блокирующих деятельность, затем — обсуждение их как гипотетических, вероятностных. Кроме того, диа­лог с подавленными, депрессивными и тревожными клиентами, не способными быстро изменить свою точку зрения на мир, может реализоваться в серии пропозици­ональных актов, осуществляющих альтернативную рефе­ренцию и предикацию. Например, можно задавать такие вопросы:

• Почему Вы должны все делать хорошо? Разве партнер (муж, начальник, возлюбленный) сразу разочаруется в Вас, если Вы совершите ошибку? Все люди время от времени ошибаются. Конечно, ошибки нужно исправ-

[320]

лять, но разве за них всегда и всех следует наказывать? Разве Ваши друзья и близкие не умеют прощать^

• Кто и когда сказал, что Вы должны получать одобрение каждого, в ком Вы заинтересованы? Разве Вы должны всем нравиться? А если Вы кому-то и не нравитесь — это делает Вас плохим? Вспомните, ведь Вам нравятся далеко не все люди, с которыми Вы встречаетесь. И они живут себе при этом спокойно.

• Предположим, Вы действительно посредственный, за­урядный человек. Но разве из этого следует, что Вы еще и обязательно должны быть несчастным? Может быть, Вы действительно не сделаете ничего выдающе­гося. А кто сказал, что Вы обязаны быть незаурядным? Почему быть обычным человеком ужасно? В мире мил­лионы таких людей, и большинство из них счастливы и довольны жизнью.

Помимо нивелирования роли абсолютистских требо­ваний долженствования в дискурсе клиента (А.Эллису принадлежит забавный термин " must-урбация", must-по-английски " должен" ), когнитивный терапевт после­довательно реализует стратегию, обучающую невротика отличать свои мысли и мнения, гипотезы и предположе­ния от реальных фактов и событий жизни. По мере то­го, как клиент учится распознавать автоматические мыс­ли и выявлять их неадаптивную сущность, он относится к ним все более объективно, понимая, как они искажа­ют реальность.

Кроме того, дискурсивная практика когнитивной пси­хотерапии учитывает склонность некоторых людей отно­сить к себе и наделять личностным смыслом события, которые не имеют к ним причинного отношения. Де­прессивная женщина чувствует вину не только за подго­ревший пирог, но и за дождь, испортивший загородную прогулку. Параноидальный начальник считает все успехи и достижения своих подчиненных этапами коварного плана, направленного на подрыв его власти и авторитета. Тревожная мать не выпускает подростка гулять и пытает­ся вести его в школу за руку, так как в газетах пишут об

[321]

очередном скачке количества преступлений против несо­вершеннолетних. Такой тип семиозиса интенсивно бло­кируется терапевтом, предлагающим взамен более про­дуктивные стратегии означивания действительности.

Особые формы дискурсивных практик представляют собой экзистенциальная терапия и дазейн-анализ, неструк­турированные техники психотерапевтического воздейст­вия (роджерианство), терапия реальностью У.Глассера, си­стемная семейная терапия, телесно-ориентированные подходы и т.д. В задачу данной работы не входит их опи­сание, тем более что различия между дискурсивными практиками психотерапии вполне очевидны.

Сравнивая различные психотерапевтические подходы, стоит обсудить смысл, вкладываемый в понятие разли­чий, как они представлены в семиотическом пространст­ве психотерапии. Основные различия между формами дискурсивных практик заданы способами интерпретации речевого поведения участников терапевтического процес­са, интерпретация же возможна лишь при условии внеположности ее автора анализируемому дискурсу. Иначе го­воря, интерпретация различий в речевых практиках психотерапии должна основываться на деконструкции текста (как ее понимает Ж-Деррида), т.е. учитывать всю совокупность условий возможности любого означивания, производящего смысл.

Для психотерапевтического дискурса различие, пони­маемое как " отсрочка" (differance), позволяет определить живое настоящее (фено-текст) психотерапевтической бе­седы как изначально не тождественное жизненному опы­ту, служащему ей гено-текстом (термины Ю.Кристевой). Различие тут не просто несовпадение, но определенный порядок следования внутри дискурсивного объекта: от настоящего (момент беседы) к прошлому (внутренний опыт и его генезис) и снова к настоящему (изменение, переосмысление опыта на психотерапевтическом сеансе). Терапевт как пансемиотический субъект берет на себя роль окончательного устанавливателя различий, роль " связующего элемента или стратегического знака, отно­сительно или предварительно привилегированного, кото-

[322]

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. II. Материалы юридической практики
2. III. Экономико-управленческие задачи производственной практики
3. IV. Организация прохождения производственной практики
4. VI. Материальное обеспечение практики
5. Балльно-рейтинговая система оценки результатов прохождения практики
6. Взаимосвязь педагогической науки и практики
7. Вид и форма промежуточной аттестации по итогам практики
8. Вид практики, место прохождения, оценка, отчет о практике, сканы благодарственных писем или других документов.
9. Вид практики, способ и форма проведения
10. Вид практики, способ и формы ее проведения
11. Вид практики, способы и форма её проведения
12. Вопрос 1. Понятие товара с точки зрения теории и практики маркетинга.