Дискуссия об искусстве и политике на страницах журнала «Числа»

 

С самых первых номеров «Числа» открыто и даже демонстративно провозгласили свою «аполитичность». Уже в редакционной статье первого номера «Чисел» объявлялось о том, что «в сборниках не будет места политике»^[130]. Но, вместе с тем, в «Числах» была помещена статья С. Франка «По ту сторону правого и левого» (№ 4), была анкета, в которой предлагалось оценить личность, деятельность и литературный стиль В. И. Ленина (№ 6). Г.Иванов заявлял на страницах «Чисел» о том, что «можно быть трижды талантливым и трижды «художником» и все-таки творить пошлость, – если в условиях своего времени – чистое искусство, «аполитичное», лучшие слова в лучшем порядке – есть смердяковщина, пусть себе и талантливая и художественная......наше время есть именно такое время......русский писатель в наши дни в равной степени «обязан» быть и поэтом и гражданином и меньше чем когда-либо (да и всегда это было для русского писателя и не важно и не обязательно) – быть литератором» ^[131].

Для того, чтобы понять отношение «Чисел» к политическим вопросам, необходимо более подробно рассмотреть редакционную статью, которой начинался первый номер журнала. Приведем отрывок из нее:

«“Числа” должны, конечно, иметь ясное, недвусмысленное и твердое отношение к тому, что происходит в Советской России. Наша связь с эмиграцией не только в том, что сами мы эмигранты, эта связь – в разделении нами всех ее задач, но в сборниках не будет места политике, чтобы вопросы сегодняшней минуты не заслоняли других вопросов, менее актуальных, но не менее значительных.

Остается сказать, что «Числа» задуманы как сборники по преимуществу литературные, и объяснить, что мы под этим подразумеваем.

По тем или иным причинам, в русской культуре, как она развивалась в XIX и XX вв., почти вся тяжесть ее самых ответственных вопросов и решений легла на писателей и поэтов. Едва ли не виднейшие русские мыслители, едва ли не самые одаренные политические деятели – писатели. Литература в России всегда была проводником ко всем областям жизни.

Вот почему и вот в каком смысле «Числа» задуманы, как сборники по преимуществу литературные.

Не навязывая писателям каких бы то ни было особых задач, лежащих вне литературы, «Числа» будут все же стремиться через нее и ее методами затронуть все, что сейчас совершается в мире. Отзывы писателя не только о литературе, философии, общественных идеях, но и о живописи, музыке, театре, кинематографе и проч., перемешиваясь с отзывами специалистов, должны, по нашему замыслу, дать какой-то единый уровень всем отделам “Чисел”»^[132].

Как мы видим, единственной целью создателей журнала было оградить «Числа» от того, чтобы «политика» заняла в них главенствующее место, вытеснив литературу, как это случалось в других эмигрантских изданиях, например, тех же «Современных Записках». На первое место в журнале ставилась литература.

Вместе с тем декларация аполитичности «Чисел» – пусть даже и с такими оговорками – не могла оставить равнодушными сотрудничавших в журнале представителей старшего литературного поколения, имевших твердые политические – прежде всего, конечно, антикоммунистические – позиции. Началась дискуссия между З.Гиппиус (Антоном Крайним), поддержанной Д.Мережковским, с одной стороны, и Н.Оцупом – с другой.

В своей статье «Литературные размышления» (№ 2 – 3) З.Гиппиус со свойственной ей иронией сравнила «Числа» и «Современные Записки» (к этому журналу она в целом относилась критически) с точки зрения выполнения ими своей основной задачи. Сравнение оказалось далеко не в пользу «Чисел». «Современные Записки» четко видят свою задачу – сохранение русской культуры за рубежом, и, по мнению З.Гиппиус, стараются выполнять ее. Однако общее «задание» «Чисел», смысл их появления пока не понятен: «...по редакционной статье судя, это… не ясно и для самих устроителей журнала. Они не знают, что из него «выйдет»…

Среди этих неопределенностей и еще многих других, – вдруг очень важное, по характерности, заявление: на страницах «Чисел» не будет места « политике » (выделение автора – Н.З.)»^[133].

По мнению З.Гиппиус, если литературный журнал декларирует отказ от общественно-политических вопросов, он должен служить «чистому искусству». Однако «Числа» не только печатают «рисуночки Шагала, мистико-лирические вздохи Адамовича о поэзии, отчеты о достижениях синема»^[134], но и «шепчут... что-то и об эмиграции, и о многом еще, с известной точки зрения незаконном»^[135].

По мнению З.Гиппиус, существуют два противоположных начала – «личности и общности». Видя одну крайность, – поглощение человеческой индивидуальности коллективом в СССР, – легко броситься в другую, провозгласив полный «отказ от политики». Но для успешного существования человека и общества в целом оба начала должны пребывать в равновесии.

Далее, иронически выступив против издательской аполитичности, З.Гиппиус в риторичной форме поставила перед оппонентами вопрос о том, что такое в их понимании «политика»?

Если этим словом подразумевались только материалы, посвященные сугубо политическим вопросам, – писала З.Гиппиус, – «и если “Числа”, заявляя о своей аполитичности, хотят предупредить, что у них не появится статья о налоговой системе, о причинах биржевого краха в Америке, – это одно; и это понятно. Ни в журналах, ни просто в человеке, особого ущерба не происходит, если он не разбирается во взаимоотношениях Японии и Америки»^[136].

Однако, отказываясь в журнале от «политики», легко можно отказаться и вовсе от «всякой общественности». Если «Числа» собираются идти по этому пути, их положение опасно. Ведь практически каждый жизненно важный, по мнению З.Гиппиус, для русских людей вопрос – «эмиграция, Россия, ее паденье, ее страданье, ее гибель, ее воскресенье»^[137] – связан с «политикой»; а отказываясь от обсуждения этих вопросов, «Числа» могут оказаться не только вне политики, но и вне жизни.

В свою очередь, Н.Оцуп в статье «Из дневника» полемизировал с З.Гиппиус. Он обращал внимание на то, что уже отвечал на главный задаваемый ею вопрос на одном публичном собрании (имеется в виду вечер «Зеленой Лампы» под названием «“Чего они хотят? ” (“Современные Записки” и “Числа”)», состоявшийся 1 апреля 1930-го года^[138]): «“Числа”, по замыслу их основателей, не против политики, а против ее тирании»^[139].

Он говорит и о том, что именно старшее поколение «зарубежной России», от лица которого выступила З.Гиппиус, требовало «...не простого равенства общественно-политических вопросов с другими человеческими, но полное и подавляющее превосходство первых»^[140]. От этой тирании политики, этого «большевизма наизнанку», при котором даже «философию Бергсона и романы Пруста придется обсуждать не иначе, как в смысле пригодности их для борьбы с коммунизмом»^[141], и отказались «Числа».

При этом под «политикой» редактор «Чисел» понимал только профессионально-политические вопросы, которые, как ему виделось, неуместны в журнале, посвященном литературе и искусству.

Говорить об эмиграции, по мнению Н.Оцупа, можно было не только на глобальном уровне. Он обращал внимание на то, что «русские» – понятие собирательное, это миллионы отдельных единиц, «из которых каждая, каждый эмигрант, как и каждый человек, стоит в потоке времени, меняется, любит, стареет, приближается к смерти»^[142].

Так в журнале обозначились две позиции в отображении трагедии русского изгнания. Идеологом первой позиции был Д.Мережковский, им декларировалось уделение максимального внимания борьбе с большевизмом. Сторонники другой позиции предусматривали ту же борьбу, но средствами искусства, созданием совершенных художественных произведений о человеке, о личной жизни эмигранта.

Вопрос об искусстве и политике заинтересовал как читателей журнала, так и многих литераторов «русского Парижа», в связи с чем 12 декабря 1930 г. в зале Дебюсси состоялся организованный редакцией журнала диспут на тему «Искусство и политика». Председательствовал на вечере Г.Иванов; активное участие в диспуте принимали, кроме Н.Оцупа и З.Гиппиус, Г.Адамович, Д. Мережковский, П. Милюков и Г.Федотов. Отчет о вечере был напечатан в «Числах» (№ 4), причем было отмечено, что «...по напряженности спора и по значительности высказанных идей и мнений вечер был знаменателен, быть может, не только для выяснения линии журнала, но и, до известной степени, отношения эмиграции к одному из самых живых для нее вопросов. Зал был переполнен, публика следила за диспутом с неослабевавшим интересом»^[143].

В ходе диспута Н.Оцуп, говорил о том, что политика и искусство, конечно же, взаимосвязаны и иногда трудно решить, где кончается одно и начинается другое. Однако главенствовать над всеми сферами жизни политика может только «в момент всеобщей катастрофы»^[144]. В эмиграции же, несмотря на весь ее трагизм, возможны и жизнь, и искусство вне политики.

З.Гиппиус на вечере повторила основные положения своих «Литературных размышлений», добавив, что она так и смогла получить ответ на свой вопрос «что же такое политика, которую “Числа” отвергают? »

Г.Адамович согласился с тем, что в жизни не существует отдельных политики, искусства, литературы; говоря о современном мире писатель не может избежать разговора о политике, и, напротив, политик не может быть изолирован от искусства. Вместе с тем он напомнил, что данный спор – отнюдь не академический; в нем говорится не столько об общих вопросах политики и искусства, сколько о направлении «Чисел», о молодом поколении, представленном в журнале. В своем выступлении Г.Адамович отстаивал право литературной «молодежи» на свое видение мира, на темы новой литературы – «смерть, Бог, судьба...»^[145] По его словам, это поколение не говорит о России, но помнит о ней, и «не занимаясь политикой, все же участвует в ней»^[146].

П. Милюков в своем выступлении от лица политиков согласился с Н.Оцупом в том, что искусство не должно подчиняться политике. Он также обратил внимание на то, что, по его словам, как старшие писатели (Д. Мережковский, З.Гиппиус), так и руководящая группа «Чисел» являются сторонниками «отрыва литературы от жизни», то есть, по его словам, «неоромантизма» или символизма^[147], а не реалистических традиций, которые преобладали в русской классической литературе и развиваются в Советском Союзе. Поэтому разрыв между двумя группами литераторов по поводу влияния политики на искусство ничем не оправдан.

Г.Федотов, в свою очередь, критиковал «Числа» за то, что они отошли не от политики в целом, а от России, денационализировались, оторвавшись от своих корней.

Н.Оцуп возразил Г.Федотову, сказав, что сегодня искренне – как это делал Блок после революции – спрашивать: «как бы получше послужить народу? », нельзя. На Западе эти вопросы решаются проще. «Но не следует ли нам, ради России, внимательней присмотреться к Западу? »^[148].

Далее Д. Мережковский начал полемику с П. Милюковым, не согласившись с его трактовкой истории литературы, к этому спору постепенно присоединились и все участники вечера. При этом разговор ушел в сторону от изначально выбранной темы; больше внимания уделялось вопросу о том, возможно ли существование настоящей литературы в советской России.

Кроме этого вечера, проводились и другие собрания литературных обществ русского зарубежья, на которых обсуждались вопросы искусства и политики в журнале. Отчеты о двух таких собраниях также были помещены в четвертом номере «Чисел». Это вечер литературного объединения «Кочевье» и вечер Союза молодых поэтов. На данных вечерах, которые посетили в основном представители молодого литературного поколения, к «аполитичности» журнала отнеслись положительно^[149]. Так, выступавший на вечере «Кочевья» А. Эйснер приветствовал в журнале, по словам автора отчета, «свободу от “политиканства”, которым так часто в иных изданиях подменяют политику, и возможность, благодаря этой свободе, обратить все внимание на вопросы искусства»^[150]. На вечере Союза молодых поэтов об этом же говорил Ю. Софиев.

Дискуссия продолжилась на страницах четвертого номера «Чисел», в котором были опубликованы следующая часть «Литературных размышлений» Антона Крайнего и статья Н.Оцупа «Вместо ответа».

В «Литературных размышлениях» (№ 4), а точнее, во второй их части, названной З.Гиппиус «Pro domo non sua» («Не в свою защиту», буквально – «В защиту не своего дома», парафраз названия одной из речей Цицерона), она продолжила размышлять на тему искусства и политики в «Числах», утверждая, что так и не услышала от «числовцев» ответа на свой вопрос о сущности политики: «Узнал только в виде ответа, что редакция Чисел “против тирании политики”. Говорю “в виде ответа”, потому что какой же это ответ, раз я о тирании не спрашивал, не заикался даже, будучи заранее уверен, что ни к каким тиранствам “Числа” симпатии не питают»^[151]. Далее З.Гиппиус иронически писала о том, что пыталась даже действовать способом исключения – то, чего в журнале не окажется, и нужно считать «политикой» – но «слишком многих вещей там нет, которая же “политика”? »^[152].

Впрочем, действительно, по мнению З.Гиппиус, ничего, хотя бы отдаленно похожего на политику, в «Числах» не было и нет («даже дипломатии нет! »^[153]). Есть лишь рассуждения Г.Адамовича и Б.Поплавского о стремлении к смерти, к которым З.Гиппиус также относилась с иронией:

«Вопрос огромный, даже слишком огромный. Что перед ним мои скромные вопрошания насчет политики? Но все же, пока всеобъемлющий вопрос этот не решен (и скорого решения не предвидится) почему бы нам не заняться вопросами с виду маленькими, обыденными, находящимися, как мы сами, во времени? Вопросами просто – жизни? Подвернется непременно тут и «политика». Кроме окончательных высот и широт, – нигде сегодня от нее не спастись: ни в Париже, ни в России... ни в журнале.

Журнал «Числа», пока что, спасается...

И все-таки я продолжаю думать, что «неинтересный» мой вопрос, – о политике (и какой? ) о связи или несвязи ее с искусством, о ее смысле в жизни в разные моменты истории, – не такой уж неинтересный вопрос. Кто знает, может и к «миру», и к «вечности» имеет он большее отношение, чем это кажется с первого взгляда? »^[154].

В постскриптуме, написанном уже после вечера «Чисел» об искусстве и политике, З.Гиппиус поясняла, что позиция журнала на этом вечере сделалась ей ясна. Оказывается, «Числа» просто хотели подчеркнуть свою литературную преимущественность, оговорить, что в журнале не будет сугубо политических статей. «Это опять только естественно, и вряд ли кто-нибудь пожелал бы (и я менее всего), чтоб было иначе, чтоб “пирожник” принялся “тачать сапоги”^[155]». При этом З.Гиппиус подчеркивала, что политика может пониматься и широко, как стихия общественной жизни, от которой не может отказаться ни один истинно литературный журнал – ведь настоящая литература имеет самое непосредственное отношение к жизни. Но в целом позиция журнала по отношению к политике З.Гиппиус теперь ясна и, по ее мнению, «в существе, правильна^[156]».

В своей статье, названной «Вместо ответа», Н.Оцуп говорит о том, что вечер «Чисел» подвел черту под вопросом об искусстве и политике, а «послесловие Антона Крайнего как будто кладет конец спору этого писателя с “Числами”. На вечере о политике и искусстве Крайний услышал то, чего не хотел прочесть между строк на этих страницах^[157]». По мнению Н.Оцупа, на этом завершился один цикл важных для журнала вопросов, который должен быть вскоре сменен другими темами.

Впрочем, З.Гиппиус еще однажды, в своей рецензии на книгу редактора «Современных Записок» М. Вишняка «Два пути» вернется вскользь к этой теме, говоря о том, что кто-то упрекнет ее за суждения об этой книге – мол, книга политическая, и автор ее – «специальный политик», а сама Гиппиус – литературный критик, в «политике» вовсе не разбирающийся. «Нужно ли в сотый раз повторять, что над всеми «специальными» точками зрения есть высшая, специализмы нивелирующая? Есть и книги, которых иначе, как с этой высшей точки зрения, и нельзя судить^[158]», – утверждает З.Гиппиус.

Существенную поддержку точке зрения Н.Оцупа на отношения искусства и политики высказал представитель молодежного поколения А.Алферов, выступивший со статьей «Эмигрантские будни» против «тирании политики» и за внимание к частной жизни, к человеку, его переживаниям:

«В борьбе за существование, за самооправдание, в политическом хаосе последних лет мы забыли о человеке (в оригинале разрядка автора – Н. З.)... Мы не умеем и боимся замечать подлинно-человеческое»^[159].

И, наконец, итог спора о политике на страницах «Чисел» подвел один из самых известных сегодня представителей «младшего» литературного поколения – Б.Поплавский.

В своей статье «Вокруг «“Чисел”» он писал, характеризуя «Числа» как журнал молодых эмигрантских литераторов:

«В “Числах” впервые кончился политиканский террор эмигрантщины и поэтому новая литература вздохнула свободнее, освободившись от невыносимого лицемерия общественников, не удостаивавших внимания личную жизнь, над которыми так горько смеялся Розанов, говоря что они “при свете огарка не разглядели святого православного брака”»^[160].

Эти слова дают яркую характеристику представлениям молодых «числовцев» о задачах литературы. «Числа» впервые в эмиграции предоставили молодым возможность говорить в полный голос не о политике, а о личной жизни. Такая позиция, на наш взгляд, была во многом обусловлена влиянием новейшей западноевропейской литературы, которая описывала прежде всего интимные переживания личности, в то время как общественное начало было ей во многом чуждо.

 

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: