Общая характеристика основных персонажей

 

В этой главе я дам общую характеристику основным персонажам романа «Анна Каренина». Характеристику персонажу буду давать следующим образом: сначала приведу цитаты из текста, дающие описание того или иного персонажа, а потом дам к ним краткие пояснения. Остальных персонажей буду описывать, по мере надобности, при описании «ключевых» событий в романе и построении логической взаимосвязи между ними.

 

К. Д. Левин (alter ego автора)

 

«…помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда не годившиеся люди».

 

«…будущая жена его должна была быть в его воображении повторением того прелестного, святого идеала женщины, каким была для него мать.

Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его понятия о женитьбе поэтому не были похожи на понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом жизни, от которого зависело все ее счастье».

 

Вот так Л. Н. Толстой характеризует отношение Левина к женитьбе. Отношение же его к Кити (К. А. Щербацкая) он характеризует так:

 

«Левин был влюблен, и поэтому ему казалось, что Кити была такое совершенство во всех отношениях, такое существо превыше всего земного, а он такое земное низменное существо, что не могло быть и мысли о том, чтобы другие и она сама признали его достойным ее».

 

А вот как Л. Н. Толстой характеризует отношение Левина к Кити после свадьбы:

 

«Когда они пошли пешком вперед других и вышли из виду дома на накатанную, пыльную и усыпанную ржаными колосьями и зернами дорогу, она крепче оперлась на его руку и прижала ее к себе. Он уже забыл о минутном неприятном впечатлении и наедине с нею испытывал теперь, когда мысль о ее беременности ни на минуту не покидала его, то, еще новое для него и радостное, совершенно чистое от чувственности наслаждение близости к любимой женщине».

 

Из всего этого можно сделать вывод, что Левин, в отличие от окружающих его людей, во-первых, имеет самые правильные представления о жизни, во-вторых он имеет весьма глубокую (глубочайшую! ) нравственную природу (позже объясню, почему).

К. А. Щербацкая (Кити)

 

«Он поспешно вскочил, не чувствуя себя и не спуская с нее глаз, надел халат и остановился, все глядя на нее. Надо было идти, но он не мог оторваться от ее взгляда. Он ли не любил ее лица, не знал ее выражения, ее взгляда, но он никогда не видал ее такою. Как гадок и ужасен он представлялся себе, вспомнив вчерашнее огорчение ее, пред нею, какою она была теперь! Зарумянившееся лицо ее, окруженное выбившимися из-под ночного чепчика мягкими волосами, сияло радостью и решимостью.

Как ни мало было неестественности и условности в общем характере Кити, Левин был все-таки поражен тем, что обнажалось теперь пред ним, когда вдруг все покровы были сняты и самое ядро ее души светилось в ее глазах. И в этой простоте и обнаженности она, та самая, которую он любил, была еще виднее. Она, улыбаясь, смотрела на него; но вдруг брови ее дрогнули, она подняла голову и, быстро подойдя к нему, взяла его за руку и вся прижалась к нему, обдавая его своим горячим дыханием. Она страдала и как будто жаловалась ему на свои страданья. И ему в первую минуту по привычке показалось, что он виноват. Но во взгляде ее была нежность, которая говорила, что она не только не упрекает его, но любит за эти страдания. " Если не я, то кто же виноват в этом? " - невольно подумал он, отыскивая виновника этих страданий, чтобы наказать его; но виновника не было. Она страдала, жаловалась, и торжествовала этими страданиями, и радовалась ими, и любила их. Он видел, что в душе ее совершалось что-то прекрасное, но что? - он не мог понять. Это было выше его понимания».

 

Так описывает Л. Н. Толстой чувства Левина перед родами Кити. У Кити здесь проявляются правдивость и искренность, ставшие причиной того, что Левин полюбил её.

А. А. Каренин

 

«…каждый раз, когда он сталкивался с самою жизнью, он отстранялся от нее. Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, спокойно прошедший над пропастью по мосту и вдруг увидавший, что этот мост разобран и что там пучина. Пучина эта была - сама жизнь, мост - та искусственная жизнь, которую прожил Алексей Александрович. Ему в первый раз пришли вопросы о возможности для его жены полюбить кого-нибудь, и он ужаснулся пред этим».

 

«Переноситься мыслью и чувством в другое существо было душевное действие, чуждое Алексею Александровичу. Он считал это душевное действие вредным и опасным фантазерством».

 

«Он, этот умный и тонкий в служебных делах человек, не понимал всего безумия такого отношения к жене. Он не понимал этого, потому что ему было слишком страшно понять свое настоящее положение, и он в душе своей закрыл, запер и запечатал тот ящик, в котором у него находились его чувства к семье, то есть к жене и сыну».

 

«…он не сознавал того, что он сам выдумывал себе в нынешнем году дела, что это было одно из средств не открывать того ящика, где лежали чувства к жене и семье и мысли о них и которые делались тем страшнее, чем дольше они там лежали».

 

Всё вышеперечисленное относится к последствиям измены Анны своему мужу (А. А. Каренин). То как Каренин пытается «уладить» это сложнейшее дело, выдаёт в нём чёрствого, сухого человека. На эту черствость указывает даже описание его рассуждений:

 

«”Итак, - сказал себе Алексей Александрович, - вопросы о ее чувствах и так далее - суть вопросы ее совести, до которой мне не может быть дела. Моя же обязанность ясно определяется. Как глава семьи, я лицо обязанное руководить ею, и потому отчасти лицо ответственное; я должен указать опасность, которую я вижу, предостеречь и даже употребить власть. Я должен ей высказать”».

 

Однако:

 

«…этот с виду самый холодный и рассудительный человек имел одну, противоречившую общему складу его характера, слабость. Алексей Александрович не мог равнодушно слышать и видеть слезы ребенка или женщины. Вид слез приводил его в растерянное состояние, и он терял совершенно способность соображения».

 

То есть, черствость и сухость обусловлены, прежде всего, родом его деятельности:

 

«Всю жизнь свою Алексей Александрович прожил и проработал в сферах служебных…»

 

Но роды Анны, едва не ставшие причиной её смерти переродили Алексея Александровича:

 

«Он у постели больной жены в первый раз в жизни отдался тому чувству умиленного сострадания, которое в нем вызывали страдания других людей и которого он прежде стыдился, как вредной слабости; и жалость к ней, и раскаяние в том, что он желал ее смерти, и, главное, самая радость прощения сделали то, что он вдруг почувствовал не только утоление своих страданий, но и душевное спокойствие, которого он никогда прежде не испытывал. Он вдруг почувствовал, что то самое, что было источником его страданий, стало источником его духовной радости, то, что казалось неразрешимым, когда он осуждал, упрекал и ненавидел, стало просто и ясно, когда он прощал и любил».

 

Впрочем, более подробно об этом важнейшем («ключевом») событии я расскажу ниже.

А. А. Каренина

 

«…жена одного из важнейших лиц в Петербурге и петербургская grande dame».

 

Её принадлежность к высшему свету способствует развитию в ней многих отрицательных черт, например, способности лгать, не краснея:

 

«…каждый раз, как он начинал говорить с ней, он чувствовал, что тот дух зла и обмана, который владел ею, овладевал и им, и он говорил с ней совсем не то и не тем тоном, каким хотел говорить. Он говорил с ней невольно своим привычным тоном подшучиванья над тем, кто бы так говорил. А в этом тоне нельзя было сказать того, что требовалось сказать ей…»

 

«Но почему она именно сказала про старую фрейлину Вреде, к которой ей нужно было, как и ко многим другим, она не умела бы объяснить, а вместе с тем, как потом оказалось, она, придумывая самые хитрые средства для свидания с Вронским, не могла придумать ничего лучшего».

 

Вот как Л. Н. Толстой характеризует чувства Анны после того, как она вышла (вернее, была выдана) замуж за Алексея Александровича (я привожу выдержку из чернового варианта «Анны Карениной» (с сохранением дореформенного стиля)):

 

 

Все вышеприведённое указывает на то, что Анна, выйдя замуж за Алексея Александровича, не осознавала своего настоящего положения и однажды осознала его (далее текст из последнего варианта «Анны Карениной»):

 

«В Петербурге, только что остановился поезд, и она вышла, первое лицо, обратившее ее внимание, было лицо мужа. " Ах, боже мой! отчего у него стали такие уши? " - подумала она, глядя на его холодную и представительную фигуру и особенно на поразившие ее теперь хрящи ушей, подпиравшие поля круглой шляпы. Увидав ее, он пошел к ней навстречу, сложив губы в привычную ему насмешливую улыбку и прямо глядя на нее большими усталыми глазами. Какое-то неприятное чувство щемило ей сердце, когда она встретила его упорный и усталый взгляд, как будто она ожидала увидеть его другим. В особенности поразило ее чувство недовольства собой, которое она испытала при встрече с ним. Чувство то было давнишнее, знакомое чувство, похожее на состояние притворства, которое она испытывала в отношениях к мужу; но прежде она не замечала этого чувства, теперь она ясно и больно сознала его».

 

Здесь идёт речь о последствиях (для Анны) встречи с Вронским, чувство к которому в корне изменило отношение Анны к окружающей действительности, но, будучи облечённым в недопустимые формы и, находясь в соединении с её неправильными представлениями о жизни (они обусловлены принадлежностью Анны к высшему свету и не идут ни в какое сравнение с представлениями Левина), способствовало, в конечном счёте, тому, что Анна, потеряв нравственную опору, бросилась под поезд. Впрочем, более подробно об этих «формах», причинах их недопустимости и причинах потери нравственной опоры я скажу ниже.

Кстати, на недопустимость форм, в которые Анна и Вронский облекли свои взаимоотношения, указывает следующая выдержка из «Планов и заметок к “Анне Карениной”»:

 

 

То есть то, что Л. Н. Толстой особенно осуждал.

 

А. К. Вронский

 

«Человек, отец которого вылез из ничего пронырством, мать которого бог знает с кем не была в связи...»

 

«Вронский никогда не знал семейной жизни. Мать его была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету. Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском корпусе».

 

«В Москве в первый раз он испытал, после роскошной и грубой петербургской жизни, прелесть сближения со светскою милою и невинною девушкой, которая полюбила его. Ему и в голову не приходило, чтобы могло быть что-нибудь дурное в его отношениях к Кити».

 

«Женитьба для него никогда не представлялась возможностью. Он не только не любил семейной жизни, но в семье, и в особенности в муже, по тому общему взгляду холостого мира, в котором он жил, он представлял себе нечто чуждое, враждебное, а всего более - смешное».

 

А вот как Л. Н. Толстой описывает тот «свод правил», которыми Вронский руководствуется:

 

«Правила эти несомненно определяли, - что нужно заплатить шулеру, а портному не нужно, - что лгать не надо мужчинам, но женщинам можно, - что обманывать нельзя никого, но мужа можно, - что нельзя прощать оскорблений и можно оскорблять и т. д. Все эти правила могли быть неразумны, нехороши, но они были несомненны, и, исполняя их, Вронский чувствовал, что он спокоен и может высоко носить голову. Только в самое последнее время, по поводу своих отношений к Анне, Вронский начинал чувствовать, что свод его правил не вполне определял все условия, и в будущем представлялись трудности и сомнения, в которых Вронский уже не находил руководящей нити».

 

Более подробно об этих правилах и о том, почему они были «несомненны» я расскажу в последующих главах.

 

Такие черты характера тут же выдают материалиста, крайне приземлённого человека, впрочем, Вронский не виноват в этом, т. к. из таких людей состояло (состоит и будет состоять) всё «высшее общество», которое Л. Н. Толстой осуждает на протяжении всего своего повествования.

Но, тем не менее, Вронский не лишён положительных качеств. Например, он не может лгать самому себе:

 

«…Вронский же не мог обманывать и мучать себя и в особенности озлобляться. Он со свойственною ему решительностью характера, ничего не объясняя и не оправдываясь, перестал заниматься живописью».

 

«Главная же причина, почему принц был особенно тяжел Вронскому, была та, что он невольно видел в нем себя самого. И то, что он видел в этом зеркале, не льстило его самолюбию. Это был очень глупый, и очень уверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек, и больше ничего. Он был джентльмен - это была правда, и Вронский не мог отрицать этого. Он был ровен и неискателен с высшими, был свободен и прост в обращении с равными и был презрительно добродушен с низшими. Вронский сам был таковым и считал это большим достоинством; но в отношении принца он был низший, и это презрительно-добродушное отношение к нему возмущало его».

 

К тому же его чувство к Анне изменило его к лучшему, о чем он и говорит ей:

 

«- Я уже давно оставил эту жизнь, - сказал он, удивляясь перемене выражения ее лица и стараясь проникнуть его значение. - И признаюсь, - сказал он, улыбкой выставляя свои плотные белые зубы, - я в эту неделю как в зеркало смотрелся, глядя на эту жизнь, и мне неприятно было».

Кстати, этого нельзя сказать о самой Анне:

 

«Она была совсем не та, какою он видел ее первое время. И нравственно и физически она изменилась к худшему. Она вся расширела, и в лице ее, в то время как она говорила об актрисе, было злое, искажавшее ее лицо выражение. Он смотрел на нее, как смотрит человек на сорванный им и завядший цветок, в котором он с трудом узнает красоту, за которую он сорвал и погубил его».

 

Д. А. Облонская (Долли)

 

«…мать пяти живых и двух умерших детей…»

«…истощенная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая, только добрая мать семейства…»

«…имевшая от отца дар смешно рассказывать, заставляла падать от смеха Вареньку, когда она в третий и четвертый раз, все с новыми юмористическими прибавлениями, рассказывала, как она, только что собралась надеть новые бантики для гостя и выходила уж в гостиную, вдруг услыхала грохот колымаги. И кто же в колымаге? - сам Васенька, с шотландскою шапочкой, и с романсами, и с крагами, сидит на сене».

 

От отца она унаследовала не только «дар смешно рассказывать», но и способность трезво рассуждать и умение отличать искреннее, неподдельное от фальшивого:

 

«Правда, сколько она могла запомнить свое впечатление в Петербурге у Карениных, ей не нравился самый дом их; что-то было фальшивое во всем складе их семейного быта».

 

С. А. Облонский (Стива)

 

«Степан Аркадьич был человек правдивый в отношении к себе самому. Он не мог обманывать себя и уверять себя, что он раскаивается в своем поступке. Он не мог теперь раскаиваться в том, что он, тридцатичетырехлетний, красивый, влюбчивый человек, не был влюблен в жену, мать пяти живых и двух умерших детей, бывшую только годом моложе его. Он раскаивался только в том, что не умел лучше скрыть от жены. Но он чувствовал всю тяжесть своего положения и жалел жену, детей и себя. Может быть, он сумел бы лучше скрыть свои грехи от жены, если б ожидал, что это известие так на нее подействует. Ясно он никогда не обдумывал этого вопроса, но смутно ему представлялось, что жена давно догадывается, что он не верен ей, и смотрит на это сквозь пальцы. Ему даже казалось, что она, истощенная, состарившаяся, уже некрасивая женщина и ничем не замечательная, простая, только добрая мать семейства, по чувству справедливости должна быть снисходительна. Оказалось совсем противное».

 

Поясняю, в этом отрывке речь идет об измене Степана Аркадьича и последовавших за ней событиях описываемых Л. Н. Толстым так:

 

«Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме француженкою-гувернанткой, и объявила мужу, что не может жить с ним в одном доме. Положение это продолжалось уже третий день и мучительно чувствовалось и самими супругами, и всеми членами семьи, и домочадцами. Все члены семьи и домочадцы чувствовали, что нет смысла в их сожительстве и что на каждом постоялом дворе случайно сошедшиеся люди более связаны между собой, чем они, члены семьи и домочадцы Облонских. Жена не выходила из своих комнат, мужа третий день не было дома. Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой и написала записку приятельнице, прося приискать ей новое место; повар ушел еще вчера со двора, во время обеда; черная кухарка и кучер просили расчета».

 

То как Стива отреагировал на уличение его в этом постыдном поступке:

 

«С ним случилось в эту минуту то, что случается с людьми, когда они неожиданно уличены в чем-нибудь слишком постыдном. Он не сумел приготовить свое лицо к тому положению, в которое он становился перед женой после открытия его вины. Вместо того чтоб оскорбиться, отрекаться, оправдываться, просить прощения, оставаться даже равнодушным - все было бы лучше того, что он сделал! - его лицо совершенно невольно (" рефлексы головного мозга", - подумал Степан Аркадьич, который любил физиологию), совершенно невольно вдруг улыбнулось привычною, доброю и потому глупою улыбкой».

 

…и то, какого мнения был он о своей жене (описано выше), выдаёт в нем в высшей степени безнравственного человека, не имеющего никаких принципов, никакой нравственной опоры (ведёт бессмысленную жизнь) и не признающего никакой морали. На все эти его черты указывает его диалог с Левиным (его я приведу ниже).

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: