Этос науки. Новые этические проблемы науки в конце XX столетия

В попытках анализа этических аспектов науки невозможно обойти более общую постановку вопроса: в каком соотношении находятся наука и мораль. В истории науки сложились две крайние позиции на этот счет: а) все, что делает наука, есть благо; б) наука и мораль противоречат друг другу, ибо доводы сердца (эмоциональность, естественность), всегда противоречат доводам разума (рациональности, логике, расчету, в целом дискурсу). Данные позиции имеют очень далекие и глубокие исторические корни. Уже в поэме Гесиода «Труды и дни» противопоставляется «золотой век» с его совершенными нравами и «железный век», век развития ремесел, навыков, когда человек теряет «правду и стыд».

В «Теогонии» – другом труде Гесиода – похищение Прометеем огня у богов рассматривается как бунт гордыни, синоним аморальности у греков доклассического и раннеклассического периода.

Разграничение «техне» (рациональности) и «фронезис» (нравственности) проводит Аристотель. «С тех пор, как среди нас стали появляться ученые, – писал Сенека – добродетельные люди исчезли».

В то же время в творчестве Демокрита, Эпикура, Лукреция и др. проводится мысль, что человек становится лучше благодаря в том числе и развитию наук.

В новое время эта проблема получает четкость, и заостренность. На фоне увеличивающегося восторженного отношения к науке продолжает развиваться линия, в которой согласно Шиллеру «просвещение рассудка... мало облагораживает помыслы, что скорее оправдывает развращенность наших нравов» (84. С. 262).

Ж. Ж. Руссо в работе «Способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов? » рисует целую панорамную картину деградации нравственности в связи с ростом научных знаний.

Наконец не менее красочную картину утраты личной моральности вследствие усиления всеподавляющей социальности (вклад науки в формировании которой огромен) рисует Э. Фромм: «Как может нравственность быть существенной частью жизни, в которой индивид становится автоматом? ».

Фактически во всех вышеперечисленных пессимистических позициях по отношению к науке под вопрос поставлена способность науки дать человеку жизненно-практическую ориентацию в мире.

Как сегодня выглядит эта проблема? Наука как специфический тип человеческой деятельности имеет свой этос – свод норм и правил поведения, научного общения, основанный на соответствующих идеалах и ценностях. В

науке, как и в любой другой деятельности, существует определенная система этических норм, охватывающая самые разные стороны деятельности ученых, определяющая, что допустимо и что недопустимо в научном сообществе.

При этом следует отметить, что научные этические нормы «не являются чем-то внешним, сопутствующим поиску истины и обнаруживающим свое значение лишь в «технологическом» применении «готового» научного знания, а входят в само «тело» науки как необходимая часть, как «условие мыслимости» и эффективной реализации истины» (78. С. 13).

Этические ценности в науке непосредственно опираются на общенаучные ценности: поиск истины, новизну, объективность, бескорыстие и др.

Условно в научной этике можно выделить общечеловеческую и профессиональную составляющие. Ученому, как и любому моральному члену общества, должны быть присущи такие общечеловеческие нравственные качества, как скромность, бескорыстие, подвижничество, альтруизм, мужество, честность и принципиальность, упорство в достижении целей и др., являющиеся высшими моральными ценностями в науке.

При этом, как отметил известный этнолог и антрополог А.А. Малиновский «крупные ученые, создающие большие научные ценности, как правило, являются очень добрыми и высокоэтичными людьми» (78. С. 124).

История науки являет множество примеров высоконравственного поведения ее представителей: Сократ, Р. Бэкон, Док. Бруно, М. Ломоносов, Л. Пастер, М. Фарадей, Н. И. Вавилов, П. Флоренский и многие другие работали «не ради славы или награды, а во имя радости открытия» (78. С. 78), демонстрируя примеры подлинного служения науке, жертвенности, джентельменского, альтруистского стиля поведения.

Как говорят в этом случае психологи и социологи; внешние общепринятые, высокоморальные принципы были встроены внутрь этих людей, они были их убеждением и ценностью.

В тоже время плагиат (кража в науке), ложь, корысть, зависть, недальновидность всегда были антиморальными ценностями как в науке, так и за ее пределами. Тем не менее, история науки пестрит, к сожалению, множеством примеров безнравственных поступков, замешанных на таких низменных качествах и чувствах, как: зависть, тугоумие, догматизм, карьеризм и др.

Вызывает например только чувство недоумения тот факт, что известный ученый-химик, физик, изобретатель вольтовой дуги Г. Хэмфри предпринял массу усилий по недопущению М. Фарадея в мир большой науки только на том основании, что тот был на каком-то биографическом отрезке своей жизни посыльным у первого.

То есть сама мысль, что у его бывшего слуги могут быть какие-то оригинальные научные идеи, претила ему. Фарадей же напротив, став известным всему миру ученым, проявил великодушие не только в том, что не предпринял никаких действий против своего обидчика, но и допускал очень сдержанное, корректное осуждение поступков своего старшего научного коллеги.

Противоположным этому примеру является случай, когда никому еще не известный А. Эйнштейн позволил себе иную интерпретацию идеи уже знаменитого в то время Лоренца и последний не занял пренебрежительной позиции к молодому коллеге на том основании, что их научные статусы на тот момент были очень разными.

Продолжением общих этических норм поведения применительно к специфике научной деятельности являются такие нормы, как недопустимость фальсификаций, плагиата, здоровый скептицизм (обязательная проверка достоверности любых научных достижений), отсутствие мотивации на извлечение из результатов научных исследований каких-либо личных выгод и т.д. По существу, вышеперечисленные правила внутренней этики в науке являются производными от общегуманистических принципов и ценностей и также оказывают мощное регулирующее воздействие на развитие научного знания.

Любой ученый, предлагающий новое, нуждается и заинтересован в социальном признании, получении компетентного положительного отзыва со стороны коллег на результаты своей творческой деятельности.

Непризнание со стороны коллег является порой сильно сдерживающим фактором творчества вплоть до прекращения занятия наукой. В частности, как отмечает известный философ науки А.П. Огурцов (85. С. 261), один из создателей неевклидовой геометрии Я. Бойяи ушел по этой причине из науки. И даже признание его заслуг в дальнейшем известным математиком К Гауссом не изменило его решения. В XX в. биолог П. Каммерер покончил с собой после обвинений в фальсификации опытов при разработке теории эволюции.

Известным случаем является факт попытки самоубийства известного физика Р. Майера после случая обличения его в плагиате (не столько коллегами, сколько некомпетентной общественностью) при открытии закона сохранения и превращения энергии (как известно этот закон независимо друг от друга открыли почти одновременно трое ученых, в том числе и Р. Майер).

Наконец становятся понятными и неэтичные поступки отдельных ученых любыми способами завоевать умы свои коллег. Интересный пример на этот счет приводит В. С. Степин в работе «Теоретическое знание» (72. С. 52–53). Речь идет о молодом, подающем надежды биохимике Галлисе. Обуреваемый огромным желанием подтвердить выдвинутую им оригинальную гипотезу, влекущую за собой крупное открытие в науке (гипотеза касалась биохимических процессов, протекающих в мозге), он пошел на подтасовку результатов проводимых им экспериментов. После того как научная общественность потребовала публичного проведения экспериментов, Галлис был вынужден сознаться в фальсификации и прекратить занятия наукой.

Несмотря на то, что признание коллег является для ученого порой более значимым, чем материальная выгода, это своего рода высшая награда в науке. Не менее важной в практике научной деятельности является необходимость ссылок на авторство той или иной идеи при оформлении результатов научных исследований. Такая процедура не только демонстрирует уважение к коллегам, достигшим незаурядных результатов в науке, но и позволяет обеспечивать «четкую селекцию уже известного в науке и новых результатов» (72. С. 51).

Проявление склок, научной зависти, «кулачества» – стремление урвать для себя побольше оборудования, материалов – все это также проявление неэтического поведения в науке.

Рассмотренные выше этические аспекты науки можно отнести к разряду внутренних научных этических проблем. Существуют также внешние этические научные вопросы, связанные с моральным образом науки в глазах общественности, представлениями о науке как элементе культуры, образуемыми самими учеными.

Эта тема достаточно подробно проработана в философии науки, читателей и слушателей можно отослать к таким интересным работам, как (30; 78 и др.).

С момента возникновения науки и вплоть до начала XX в. наука и занятия наукой рассматривались как безусловное благо. Наука виделась как важнейший стимул и основной движущий фактор культурного прогресса. Ученый рассматривался как герой, святой, пророк, вождь, учитель мудрости и т.д. Его образ был предметом восхищения и подражания.

Сами ученые при этом с самых первых шагов существования науки пытались занять максимально объективную позицию в процедурах познания и интерпретации полученных результатов. Субъективизм почему-то ассоциировался с политикой, правом, моралью, религией, с тем, в чем присутствует групповой, классовый интерес. Рождались формулы-афоризмы типа «если бы геометрические теоремы затрагивали чьи-нибудь интересы, они были бы отменены». В уставе Лондонского королевского общества (первой в мире академии наук) «запрещалось прибегать в спорах с оппонентами к религиозным, этическим, политическим аргументам» (30. С. 85).

Социальные науки строились по образу и подобию естественных наук: в XVII в. возникает термин «социальная физика», смысл которого в попытке создания теории человеческого поведения, «науки о человеческой природе» по образцу экспериментальной физики, в XIX в. родоначальник новой науки об обществе – «социологии» – О. Конт еще раз акцентирует внимание на идее создания социальных наук по образу естественных наук.

В результате в Новое время – в эпоху окончательного утверждения и институциализации науки – постепенно формируется идеал «нейтральной», «чистой науки», который сохранялся до середины XX столетия.

XX в. показал ущербность принципа нейтральности науки, поскольку большинство открытий, как выяснилось, имеют две стороны – созидательную и разрушительную, поэтому очень остро встал вопрос моральной ценности научного открытия и социальной ответственности ученых.

Каждое значительное научное достижение, как правило, открывает целый спектр возможных путей его применения, включая использование в антинаучных целях. Поэтому, как отмечал известный биолог В. А. Энгельгард, «дело общественной совести ученых мира... бороться с причинами, вызывающими вредные, губительные последствия научных поисков».

Эксперименты немецких биологов и медиков над узниками концентрационных лагерей (по их словам якобы во имя прогресса науки), взрывы атомной бомбы, милитаризация науки, зреющие экологические проблемы создают в глазах общественности образ науки-монстра, разрушительницы природно-общественных устоев.

Происходит переоценка ценностей, и в качестве защиты науки от нападок со стороны общественности ученые модернизируют концепцию «нейтральной», «чистой науки» следующей мотивацией: ученый ответственен только за качество научного продукта (теории, факты, гипотезы). Сами результаты научных открытий не являются ни добром, ни злом, таковыми делают их последствия материального воплощения этих результатов. Как выразился по этому поводу С. И. Вавилов, «наука, в зависимости от того, в чьих руках находится, может служить либо счастью людей, либо их гибели».

Решения по поводу тех или иных видов материализации научных идей принимают политики, представители военно-промышленного комплекса, монополий и т.д. Вот они-то и ответственны за то зло, которое идет от науки и техники.

Однако подобные аргументы не спасали науку от нападок и от того отрицательного образа, который складывался все четче и четче. Многие ученые ясно осознавали, что необходимо участвовать непосредственно в планировании, регулировании научных исследований, в обсуждении и принятии решений на пути ее перспективного развития. При этом главными критериями оценки правильности или неправильности научного курса являются не формулы типа: «цель оправдывает средство», «научная истина – любым путем», а такие показатели, как здоровье людей, состояние мира и стабильности в обществе, темпы общественного прогресса и др., объединенные в принцип «наука для человека».

Первыми учеными, прямо столкнувшимися с вопросами социальной ответственности перед обществом были физики-ядерщики. После взрывов атомных бомб в японских городах в 1955 г. был создан Манифест Рассела-Эйнштейна, положивший начало известному Пагуошскому движению за мир и разоружение.

Образуются такие институты, как Всемирная хартия научных работников, цель которой признать и реализовывать в конкретных действиях ответственность ученых перед обществом (как отмечает по этому поводу ученый Э. Боэр, «самый опасный результат образования – это прекрасно информированные люди, не отягощенные совестью»).

В частности в «Хартии научных работников» отмечено, что «ответственность за сохранение и дальнейшее благотворное развитие науки лежит... на самих ученых, ибо только они знают характер научной работы и направление, в каком она должна развиваться. Однако ответственность за правильное использование достижений науки несут не только научные работники, но и все общество» (80. С. 37).

На XVIII сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО в 1974 г. были приняты «Рекомендации о статусе научных работников». В них прописывались важнейшие этические принципы, которыми должны руководствоваться научные работники в любом обществе: а) интеллектуальная свобода искать, выражать и защищать научную истину...; б) участие в определении целей и направления научных программ... и методов, исходя из гуманистических, экологических ценностей и возможность выхода из этих программ; в) обязанность вносить вклад в развитие науки, культуры и образования в своем государстве, руководствуясь не только потребностью в решении национальных задач, но и международными идеалами ООН и др. (78. С. 163–164).

Проявлением ответственности ученых является и факт образования в 70-е гг. XX столетия Римского клуба (неправительственного объединения ученых, политиков, бизнесменов), в рамках которого ученые стали первыми подавать сигналы тревоги о надвигающемся глобальном экологическом, энергетическом, демографическом и т.д. кризисе.

Ответственность науки и ученых перед обществом неизмеримо возрастает при развитии таких современных направлений научно-технического прогресса, как конструирование и внедрение в человеческий организм гибридных молекул ДНК, клонирование (выращивание из клеток организма такого же организма), трансплантация искусственных органов, создание новых лекарств и нейрохирургические эксперименты, модифицирующие и регулирующие мотивацию поведения. Все это требует социально-гуманитарной экспертизы научно-технических проектов.

Необходимость такой экспертизы явно обнаруживается, в частности, при обсуждении такой научной проблемы, как клонирование. Существует разнообразные подходы и воззрения касательно этого вопроса.

С одной стороны, существует беспокойство за природу самого человека, ибо граждане общества будут рождаться с заранее определенным генетическим кодом и внешними данными, т.е. появляется опасность фабрикования людей.

Если дать возможность вмешиваться в генетический код, открываются опасности перестройки самих основ человеческой телесности. Возникает возможность резкого ухудшения генофонда человечества. Ликвидация механизма естественного отбора может привести к тому, что в результате установившегося генетического однообразия человечеству грозит деградация.

С другой стороны, бытует мнение, что органы, полученные клонированием, использовать аморально. Кроме того, как считает директор Института молекулярной генетики РАН Е. Свердлов, в процессе клонирования часто имеют место различные аномалии развития: в 99 % случаев существует риск рождения неполноценного человека. В результате в большинстве стран в последние годы были срочно приняты законы о запрете на клонирование.

Следует также учесть и то, что многие ученые считают, что запрет на клонирование антигуманен, поскольку лишает человечество возможности решить кардинальным образом проблему трансплантации органов, способствующей спасению миллионов людей, умирающих по всему миру из-за дефицита органов.

Кроме того, трансплантация клонируемых органов вытеснит антигуманный метод лечения многих болезней путем использования человеческих эмбрионов. Согласно новомодной теории приживление человеческого генетического материала к поврежденному органу позволяет человеческому организму самостоятельно победить болезнь. Не случайно из 200 новейших лекарств, применяемых в развитых странах, больше половины имеют пометку «humen», т. е. они приготовлены с использованием человеческого сырья. Естественно, стоимость подобного рода лекарств высока.

Человеческий эмбрион получают из тех или иных органов зародыша. При этом вес зародыша должен быть не менее 500 граммов, ибо считается, что такой плод жизнеспособен (такой плод можно получить только в случае преждевременных родов). То есть происходит своего рода провоцирование подобных негуманных актов.

При этом следует отметить, что юридическая проработка данного вопроса противоречива – в ФРГ, Испании в конце 80-х гг. были приняты законы, запрещающие любые исследования на эмбрионах человека.

Однако большинство международных и национальных комитетов по биоэтике расценили подобные решения как антинаучные, спровоцированные прессой (попутно встал еще один важный в том числе и научный вопрос: с какого момента эмбрионального или постэмбрионального развития живого существа его можно называть человеком).

Противники запрета на клонирование считают, что при допущении данного действия: а) возникает возможность иметь детей в самых тяжких случаях бесплодия; б) появляется возможность в реконструируемом организме старое заменять молодым; в) клонирование реально открывает возможность возрождать гениальных и талантливых детей (появился даже проект клонировать самого Христа: стоит лишь взять остатки крови Спасителя, сохранившиеся на знаменитой Туринской плащанице, выделить из них ДНК, из ДНК получить эмбрион, эмбрион пересадить в утробу специально отобранной девственницы – и через девять месяцев миру явится точная генетическая копия Иисуса).

Сторонники клонирования считают, что данное явление вовсе не означает копирования личности, ибо личность – это нечто большее, чем набор клеток. Поэтому до шеренг эйнштейнов, гитлеров, Сталиных еще очень далеко.

Существует мнение, что клонирование неизбежно, поскольку в малых странах и странах третьего мира исследования подобного рода вообще юридически не запрещены. Надо отметить еще и то, что субсидирование данных исследований осуществляют в большинстве случаев частные, мелкие фирмы, не контролируемые государством.

Существует также точка зрения, ставящая под сомнение вообще саму идею отрицательных последствий клонирования: в процессе пересадки, оплодотворения клетки-клона многие гены клеток быстро отключаются, и поэтому она уже не представляет собой стопроцентный аналог родительской клетки. Эти же аргументы опровергают возможность клонирования Христа: как утверждают специалисты, из трех миллионов звеньев ДНК человека, который был завернут в Туринскую плащаницу, до настоящего времени уцелели 100, в лучшем случае 300 звеньев. При таком количестве молекул ДНК и возможном количестве их комбинаций о точном копировании «праобраза» не может быть и речи.

К аргументам против идеи возможности получения полностью идентичного организма следует отнести и то, что имеет место действие множества неучтенных внешних факторов, которые влияют на клетку-клон, в частности загрязнение окружающей среды (воздуха, воды и т.д.).

Интенсивные исследования в этой области имеют место во многих странах (одно только китайское правительство выделило 36, 3 миллиона долларов на строительство первого государственного центра клонирования, Япония также одобрила исследования по клонированию).

Однако многие вопросы, связанные с клонированием и трансплантацией органов, продолжают будоражить умы обывателей – нужно и можно ли штамповать одинаковых недочеловеков, когда и при каких условиях можно брать человеческие органы для пересадки больному человеку? Не породит ли это всевозможные злоупотребления: умерщвление людей для этой цели и торговлю органами? Не получится ли в результате клонирования заселение регионов и даже стран полностью одинаковыми людьми? Эти вопросы ждут своего научного, правового и этического осмысления.

Важным околонаучным этическим вопросом, связанным с трансплантацией органов является решение проблемы – когда человеческое существо считать умершим. В середине XX в. существовал критерий остановки дыхания или кровообращения, сегодня таким показателем является прекращение мозговой активности, фиксируемое приборами.

Но в связи с этим возникает целый шлейф этических вопросов: в каких случаях следует, а в каких случаях не следует возвращать человека к жизни (в частности есть случаи, когда родственники обращаются в суд на медиков за то, что они искусственно поддерживают жизнь безнадежно больных людей, видеть которых им очень тяжело).

Знаменитое гиппократовское «не навреди» в полной мере следует отнести не только к медикам, но и к ученым: простая небрежность, некомпетентность при использовании научных данных может привести к непоправимым последствиям. Однако это не значит, что нужно соглашаться с антисциентистами с их страхом перед наукой. Не следует также впадать в слепое преклонение перед наукой (сциентизм).

Опыт истории показывает, что знание – это сила, будущее науки связано с дальнейшими революционными открытиями, продолжающими радикальные изменения наших представлений о действительности. Наука облегчает жизнь и труд людей, увеличивает возможность разумного использования природы, способствует прогрессу общества и человека, открывает человеку источники невиданного могущества.

В то же время современное развитие науки выказывает необходимость этической экспертизы результатов каждого научного исследования. Этические вопросы из околонаучных превращаются в составной элемент научно-исследовательской программы. При этом главной задачей этического регулирования научного исследования остается, с одной стороны, максимальное обеспечение свободы творческого процесса, как составной части продуктивности познавательного процесса, с другой стороны – защита населения от негативных последствий тех или иных научных разработок.

 

⇐ Предыдущая10111213141516171819Следующая ⇒

Поделиться: