САРМАТСКИЕ И СКИФСКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ В АНТРОПОМОРФНЫХ ИЗОБРАЖЕНИЯХ ПРИКУБАНЬЯ КОНЦА IV—ПЕРВОЙ ПОЛ. Ill вв. до н. э.

Недавно для уточнения восточной границы Боспорского царства во второй пол. IV – первой пол. III в. до н. э. А. 3. Аптекарев использовал такой важный источник, как нумиз­матический материал – клады. Их картирование позволяет определить границу Боспора по линии Старонижнестеблиев-ская – Крымск – Новороссийск (1, с. 30). Рассмотрение ан­тропоморфных изображений Прикубанья этого времени по­казывает, что по обе стороны выделенной границы внешний облик персонажей имеет существенную специфику. Для вы­явления и оценки синдо-меотских, скифских и сарматских элементов в этих изображениях необходимо учитывать поли­тическую ситуацию в регионе.

Скифы, по-видимому, господствовали в Прикубанье в конце VII–VI вв. до н. э. и оказали значительное влияние на культуру аборигенов-меотов. И в V в. до н. э., судя по данным Геродота, скифы из Крыма совершали сезонные пе­рекочевки в Западное Прикубанье (2), играя там, вероятно, значительную политическую роль.

В IV в. до н. э. Прикубанье определенно выходит из-под влияния Великой Скифии, а соседние с ним скифские терри­тории постепенно переходят под контроль Боспора. Послед­ний при Левконе I в 80-х гг. присоединяет Восточный Крым, а около 290 г. до н. э. – устье Дона (3, с. 11). Вместе с тем некоторые авторы склонны связывать ряд сюжетов антропо­морфных изображений и сами изделия со скифами (напр. Карагодеуашх, Мерджаны), не приводя необходимых аргу­ментов.

 

Сарматы-сираки впервые зафиксированы в Западном Прикубанье не позднее 310 г. до н. э. (Диодор Сицилийский). Их роль в данном районе дискуссионна. Как правило, пред­полагается, что участие сираков в войне на стороне Евмела связано с кратковременным их пребыванием на Кубани (4, с. 36). Вместе с тем Ю. М. Десятчиков обратил внимание на описание замка сиракского царя Арифарна, рассчитанного на длительное использование (5, с. 34), и на наличие в некро­полях этого времени на Тамани ряда чисто сарматских ве­щей и характерных элементов погребальной обрядности (6, с. 70 сл.).

Явное отсутствие прямых связей со Скифией и отрицание активной роли сарматов автоматически приводит большин­ство исследователей к выводу о синдо-меотской принадлеж­ности антропоморфных изображений конца IV – нач. III вв. до н. э. Этот тезис не бесспорен и нуждается в проверке.

В Прикубанье отмечены изобразительные мотивы и ком­позиции, отсутствующие на соседних территориях. Точнее, без натяжек можно утверждать, что все кубанские сюжеты не имеют близких скифских, тем более фракийских, анало­гов. Это мотив отрубленной мужской головы и обезглавлен­ные трупы в контексте изображения сражений и военного триумфа (Карагодеуашх, Курджипс, свх. «Юбилейный», а также пластина из «коллекции Романовича» – из Зубов­ских курганов нач. I в. н. э). И. Ю. Шауб справедливо отме­чает своеобразие культа отрубленной человеческой головы в Прикубанье (7, с. 16). Своеобразны также изображение бо­гини с двумя стоящими по бокам мужскими персонажами с сосудами в руках (головной убор из Карагодеуашха, три установленных в ряд статуи в святилище у ст. Преградной) (8, с. 198), многоярусная композиция с изображением битвы разноэтничных конных и пеших «варваров» («Кубанский» ритон, рельеф с «амазономахией» из свх. «Юбилейный»), всадник с ритоном, предстоящий божеству (ритоны из Кара­годеуашха и Мерджан). Композиции на предметах торевти­ки всегда многофигурные. Чаще всего они изображались на ритонах, что совершенно несвойственно искусству Скифии.

К группе 1 относятся памятники, найденные к востоку от границы Боспора. Изображения на них, видимо, отража­ют меотскую мифологию и эпос. Внешний облик персонажей имеет много общего со скифским (Ср.: ритон и головной убор из Карагодеуашха, «колпачок» из Курджипса (оба комплекса конца IV в. до н. э.), три изваяния конца IV–

нач. Ш вв. до н. э. из ст. Преградной (8, с. 201), «кубанский» ритон первой четв. III в. до н. э. (9, с. 178; 10, с 223) из Эр­митажа).

Для «скифоидов» характерны основные специфические черты скифского костюма: опущенные мыском спереди по­лы кафтана (Курджипс, статуя из Преградной: 11, с. 33), длинные до плеч волосы с прямым пробором, орнамент на кафтане сисирне и шароварах в виде «бегущей спирали», треугольники из точек, женский длинный до земли халат, накинутый на плечи (Карагодеуашх). Это, безусловно, объ­ясняется многовековыми связями со Скифией. Вместе с тем костюм «скифоидов» Закубанья в некоторых отношениях более однообразен (шаровары всегда заправлены в сапожки-скифики, ремешок на обуви, проходящий под сводом стопы, никогда не изображался, тип прически во всех случаях оди­наков), что, вероятно, свидетельствует об относительной эт­нической однородности. В то же время костюм «скифоидов»-меотов в некоторых важных элементах отличен от скифско­го: длинная женская безрукавная накидка (ст. Преградная), длинный мужской кафтан (Карагодеуашх: персонаж справа от богини), орнамент на шароварах в виде ряда крупных завитков (Курджипс, «кубанский» ритон), застегивание каф­тана на пуговицы и ряд крупных орнаментальных треуголь­ников по его борту («кубанский» ритон). Исследовавший «кубанский» ритон И. Маразов не замечает ярко выражен­ные специфические черты костюма персонажей. Вызывают недоумение его утверждения о том, что мастер «лишь на первый взгляд» старался передать детали силуэта и декора одежды, а в действительности они одеты в «персидский кандис» и поэтому якобы изображают «варваров вообще» (10, с. 219 сл.).

К группе 2 относятся два чрезвычайно интересных изо­бражения, найденные на боспорской территории, заслужи­вающие подробного рассмотрения.

1. Сцена на ритоне нач. III в. до н. э. из с. Мерджаны (12, с. 77). Передатировка памятника Ю. М. Десятчиковым рубежом н. э. в настоящее время не представляется мне до­статочно обоснованной (6, с. 70 сл.). Автор опирался при этом на анализ костюма мужского персонажа (короткая стрижка без пробора, верхняя нераспашная одежда с гори­зонтальным воротом, короткий плащ) и сравнение компози­ции на ритоне с изображением в пантикапейском склепе Ан-

фестерия (I в. н. э.), сходных зачастую в мельчайших дета­лях. Действительно, основные элементы костюма мужского персонажа на ритоне до III в. до н„ э. в степной зоне Восточ­ной Европы неизвестны. Прическа такого типа получает осо­бое распространение в сарматских памятниках рубежа н. э., хотя и во II в. до н. э. известна на фаларах из могильника Кривая Лука (Астраханская обл.). Короткий мужской плащ у северопричерноморских варваров еще дореволюционными исследователями справедливо связывался с проникновением сарматов (13, с. 18).

Представленная в Мерджанах нераспашная верхняя одежда неизвестна в скифское время и распространяется вместе с сарматами (14, с. 30), она широко бытует у племен сако-юэджийского круга в Средней и Центральной Азии. Древнейшее изображение такого плаща представлено на сходной сцене у саков Алтая в V в. до н. э. на ковре из 5-го Пазырыкского кургана.

Сцена в склепе Анфестерия связана с идеологией ското­водов-кочевников, что подтверждается бытовыми реалиями (войлочная сарматская юрта, не известная ни скифам-зем­ледельцам европейского Боспора, ни тем более земледельцам-меотам, длинное сарматское копье). Есть основания по­лагать, что и в Мерджанах и в склепе Анфестерия изобра­жено одно и то же женское божество, но в разных ипостасях. Основа композиции одинакова: сидящая на троне анфас бо­гиня, справа от которой представлено «мировое дерево», а слева – приближающийся всадник в коротком плаще. Одна­ко в Мерджанах «мировое дерево» – «мертвое», без листьев, а справа на кол надет череп убитого (принесенного в жерт­ву) коня. В склепе Анфестерия, наоборот, дерево «живое», а справа композицию замыкает живой неоседланный конь по­койного, явно не ездовой, которого ведет слуга (товарищ) по­следнего. В композициях «богиня и всадник у «мирового де­рева» у ранних кочевников лук героя бывает подвешен лишь к «живому» дереву с листьями, в том числе и на застежке из Сибирской коллекции Петра I. Безлистное дерево может быть с цветами, как в 5-м Пазырыкском кургане. Некоторые детали (приносимый в жертву конь) характерны, таким об­разом, именно для сарматского искусства. У сарматов обна­ружены и святилища с женской деревянной статуей и при­носимыми ей в, жертву лошадиными головами (15, с. 158).

В свете сказанного господствующая в литературе версия о том, что на мерджанском ритоне изображены божества

синдо-меотов (16, с. 173; 17, с. 135 сл.), не может быть при­нята.

2. Известняковый рельеф из пос. Юбилейный на Тамани, Датирован Е. А. Савостиной концом IV – нач. III вв. до н. э. Автором находки подчеркивается уникальный характер композиции, не свойственный греческому искусству, и мест­ные черты в одежде персонажей (18). Тем не менее Е. А. Са­востиной высказано мнение, что на рельефе изображена бит­ва греков с амазонками под стенами Трои, причем в нижнем ярусе представлен Ахилл, поражающий царицу Пенфесилию. Многое заставляет усомниться в справедливости такой трактовки. Условия поединка совершенно не соответствуют текстам греческого эпоса. В изложении Овидия и Вергилия, Ахилл сражался пешим, со щитом и поразил Пенфесилию копьем, в то время как на рельефе видим прямо противопо­ложное: «Ахилл» – всадник и сражается мечом явно негре­ческого облика, щита у него нет. Вопреки текстам, «Пенфесилия» сражается пешей и перед смертью держит в руках копье, а не меч и т. п.

Негреческий облик «Ахилла» выражен типом одежды, оружием, более чем странной для грека манерой подвеши­вать к конской узде отрубленные головы врагов (кстати, не женщин, а мужчин), известной, как уже отмечалось, имен­но в варварском искусстве Прикубанья.

Все сражающиеся, как пешие, так и всадники, – юноши. У пеших воинов – шаровары, распашной кафтан и длинные, рассыпающиеся по плечам волосы, как это обычно представ­лено у скифов. У всадников совершенно другой облик: верх­няя одежда – нераспашная, с треугольным вырезом ворота, прическа очень короткая, что характерно для сарматского костюма. Всадники явно побеждают.

Все детали рельефа отражают местные реалии рубежа IV–III вв. до н. э. Реальным является и то, что именно здесь – в Западном Прикубанье и именно в это время, с 310 г. до н. э., в ходе междоусобной войны сыновей Перисада I, впервые столкнулись скифы – союзники Сатира и Притана и сарматы – союзники Евмела. Речь идет фактически о первом сарматском вторжении в Северное Причерноморье. Вскоре, вероятно ок. 275 г. до н. э., произошло другое столк­новение сарматских и скифских отрядов после захвата сар­матами у Боспора дельты Дона (3, с. 11).

Выводы. На рубеже IV–IIIвв. до н. э. скифские элемен­ты костюма сохранили меоты, находившиеся вне пределов Боспора и не подвергшиеся эллинизации.

На боспорской территории известны изображения, где мужские персонажи имеют выраженный сарматский облик, т. е. такие элементы костюма, которые распространились у варваров Северного Причерноморья с приходом сарматов. Интересно, что наиболее древние изображения короткого мужского варварского плаща, нераспашной верхней одеж­ды и короткой прически особого типа в Северном Причерно­морье найдены на Кубани и относятся к концу IV – нач. III вв. до н. э. (ритоны «кубанский» и из Мерджан, рельеф из «Юбилейного»).

Появление этих изделий объясняется политической си­туацией в Западном Прикубанье. Известно, что Евмел одер­жал победу над братьями в борьбе за боспорский престол, в первую очередь благодаря многолетней помощи царя сираков Арифарна. Не исключено, что победитель предоставил часть своей территории для поселения сиракам, либо описан­ные памятники просто фиксируют пребывание сиракских дружин на Боспоре. Мерджанский ритон нельзя считать и отражением «сарматизации» меотов, так как контакт двух этносов к моменту его создания был очень кратковременным.

В III в. до н. э. антропоморфные образы в искусстве мео­тов практически исчезают, за исключением надгробной скульптуры синдов, подвергшихся значительной эллиниза­ции. Это как-то связано с сиракским, а затем аланским гос­подством в регионе. Дальнейшая сарматизация привела к тому, что с конца I в. до н. э. по 1-ю пол. IIв. н. э. в искус­стве Прикубанья господствуют антропоморфные образы, чуждые предшествующему периоду. В комплексах аспурги-анской, сирако-меотской и аланской знати известны только одиночные изображения женских божеств с особо тщатель­но переданными специфическими головными уборами.

ЛИТЕРАТУРА

1. Аптекарев А. 3. К вопросу о восточной границе Боспорского царства во второй пол. VI – первой пол. III вв. до н. э.– АЦВМ, Новочеркасск, 1987.

2. Вахтина М. Ю., Виноградов Ю. А., Горончаров-
с к и й В. А., Рогов Е. Я. Некоторые вопросы греческой колонизации Крыма. – Проблемы греческой колонизации Северного и Восточного Причерноморья. Тбилиси, 1979.

3. Г о р о н ч а р о в с к и й В. А. К вопросу о времени существования боспорского эмпория в дельте Дона (по нумизматическим данным).– АЦВМ, Новочеркасск, 1987.

4. Шилов В. П. Аорсы (историко-археологический очерк). В кн.: История и культура сарматов. Саратов, 1983.

5. Десятчиков Ю. М. К вопросу о локализации замка сарматского царя Арифарна. – X Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (тезисы докладов). М., 1980.

6. ДесятчиковЮ. М. Сарматы на Таманском полуострове.– СА, 1973, №4.

7. Ш а у б И. Ю. К вопросу о культе отрубленной человеческой голо­вы у варваров Северного Причерноморья и Приазовья. – АЦВМ, Новочеркасск, 1987.

8. Шульц П. Н., Навротский Н. И. Прикубанские изваяния скифского времени. – С А, 1973, № 4.

9. П р и д и к Е. М. Два серебряных ритона из коллекции Императорского Эрмитажа. — ЗООИД, т. XXX, 1912.

10. Маразов И. Керченский ритон с протомой коня из Эрмитажа. – Studia Thracica, вып. 1. София, 1975.

11. Горелик В. М. Скифский мужской костюм в системе комплекса одежды ираноязычных народов древности. В кн.: Искусство и археология Ирана и его связь с искусством народов СССР с древнейших времен (тезисы докладов). М., 1979.

12. Артамонов М. И. Сокровища скифских курганов в собрании Гос. Эрмитажа. Ленинград–Прага, 1966.

13. Ростовцев М. И., Степанов П. К. История русской одежды. Вып. I, Пгр., 1915.

14. Я ц е н к о С. А. О древних прототипах мужской плечевой одежды осетин. – Археология и традиционная этнография Северной Осетии. Орджо­никидзе, 1985.

15. Лагоцкий К. С, Шилов В. П. Исследования Волго-Донской экспедиции.– АО, 1976. М., 1977.

16. О н а й к о Н. А. Антропоморфные изображения в меото-скифской торевтике. В кн.: Художественная культура и археология античного мира М., 1976.

17. Анфимов Н. В. Древнее золото Кубани. Краснодар, 1987.

18. «Вокруг света», 1986, № 4; Московские новости, 1986, № 5.

 

 

 

А. Д. Бабаев

 

⇐ Предыдущая123456789Следующая ⇒

Поделиться: