ГЛАВА 12. ДОКТРИНА ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ДОКАЗЫВАНИЯ: ОБЩЕТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ПОДХОД

 

Теория процессуального доказывания и теория процессуального права связаны как часть и целое, причем внутренне организованное целое, образующее упорядоченную систему научных знаний, охватывающего все отрасли науки. Характер связей между теорией процессуального доказывания и другими отраслями научного знания весьма различен. «Различия эти касаются степениблизости, наличия или отсутствия субординации, содержательных сторон взаимосвязи»[413].

Основные концепции, руководящие научные идеи теории процессуального доказывания включают в себя философское учение об истине, о путях и методах познания действительности, о критерии практики и другое. При этом теория процессуального доказывания изучает закономерности, определяющие условия формирования доказательственной информации, ее сохранения и использования. На этой основе теория процессуального доказывания исследует закономерности процесса познания, присущие специфической (юридической) сфере познавательной деятельности, вырабатывает и обосновывает виды источников и средств доказывания, способы собирания, проверки и оценки доказательств, и др.

Развитие теории процессуального доказывания направлено на совершенствование процессуальных форм, средств, гарантий, обеспечивающих субъектам доказывания[414]условия для выполнения целей и назначений доказательственной деятельности.

В изучении задач, функций, системы и эффективности доказательственного права (системы правовых норм), особенностей правоотношений, видов и особенностей его норм и деятельности по их применению, процессуальных форм, гарантий и других элементов своего предмета теория процессуального доказывания основывается на принципах, категориях, концепциях общей теории права. Как справедливо отмечал П. Е. Недбайло, все основные понятия и концепции общей теории права приобретают методологическое значение в отраслевых юридических науках[415].

Конечно, эффективность теории процессуального доказывания зависит не только от теоретической проработанности и обоснованности доказательственных механизмов – институтов и отдельных норм, но и от того как они реализуются в юридической деятельности.

При этом необходимо помнить, что юридическая деятельность – это всегда деятельность доказательственная, поскольку любые выводы по исследуемому событию должны быть подтверждены ссылками на какие-то объективные данные, т.е. аргументированы, в противном случае, вывод, даже если он объективно истинный, должен быть признан ничтожным, т.е. не имеющим юридического значения. Только доказанные выводы являются убедительными и порождают соответствующие правоотношения^[416].

В литературе подчеркивается, что отличительной чертой процессуального познания является правовая регламентация процесса познания и возможности использования тех или иных средств в качестве доказательств истинности выводов, а в отличие от доказывания в логическом смысле как мыслительной деятельности в чистом виде судебное доказывание представляет собой органический сплав мыслительной и процессуальной деятельности суда и участвующих в деле лиц.При этом процессуальное доказывание справедливо считают самостоятельной разновидностью познания, его «следственно-судебным познанием»^[417], целью которого является достижение достоверного знания обо всех обстоятельствах происшедшего, имеющих значение для принятия правильного решения.

Таким образом, теория процессуального доказывания является доктринальной основой всей процессуальной деятельности, служит средством реализации правового статуса личности, показателем эффективности правосудия, потребности общества и государства обеспечивать свои фундаментальные ценности.

Разработанная теорией процессуального доказывания система теоретических положений, категорий и механизмов (составляющих часть науки теории процессуального права) должны найти свое отражение в доказательственном праве -системе правовых норм, регулирующих доказывание и практику его применения[418].

Современная доктрина процессуального доказывания предоставляет, субъекту доказывания определеннуюсвободу выбора процессуальных форм познания, принятия решений, определение предмета познания, оценки полученных доказательств и др.

Однако, познание всегда сопровождается определенными эмоциями, чувствами, которые делают его более активным, окрашивают личным отношением (восприятием) к предмету познания, явлениям общественной жизни, поведению других людей, к самому себе и своим действиям.

При этом субъективный фактор не всегда действует во благо. Поэтому, чтобы обеспечить реализацию основных целей доказывания, объективные и субъективные факторы познания в процессе доказывания должны выступать в единой совокупности, как одно целое.

Правильным представляется замечание П. А. Лупинской о необходимости исследования как объективных, так и субъективных причин, приводящих к принятию неправильных решений, снижающих эффективность правосудия, нарушающих права и интересы граждан^[419].

Попытки выявить зависимость между рядом (объективных и субъективных) факторов и качеством процессуальных решений не раз предпринималась в процессуальной науке.

К субъективным причинам неправильных решений, безусловно, относятся, в частности, свойства личности «противопоказанные» для профессии судьи: неуважение к людям, безволие, формализм, карьеризм. Негативные свойства могут проявиться: в стремлении к внешне хорошим показателям работы вопреки фактическому выполнению обязанностей; пренебрежении к требованиям закона; необъективном отношении к делу и к отдельным его участникам; неумении или нежелании противостоять посторонним влияниям; боязни ответственности. Неправильные решения могут быть результатом эмоционального отношения следователя: излишнее доверие к одним доказательствам и необоснованное недоверие к другим, сострадание к потерпевшему, непринятие ценностных установок и образа жизни подследственного. Это может быть и сиюминутное состояние рефлексии, в котором находится лицо, осуществляющее производство по уголовному делу^[420].

Субъектам доказывания, как носителям определенного набора социально-факторных (этнических, религиозных стереотипов,этноцентризма и др.) элементов, присущ специфический способ восприятия и понимания окружающей действительности, поэтому определенная система представлений об окружающем мире становится социально признанной в качестве реальности^[421].

А поскольку такая «реальность» социально относительна, постольку то, что «реально» для жителей Крайнего Севера, не может быть «реальным» для представителей народов Кавказа.

Поэтому субъект доказывания, столкнувшись в процессе познания с «реальностью» иной социально-культурной (этнической, религиозной, языковой) общности, подсознательно воспринимает ее с позиции своего этнопсихологического склада, так как в собственной культуре освоение реальности происходит автоматически, с применением привычных «осей координат»^[422].

Поскольку использование такого подхода при контакте с чужой социально-факторной «реальностью» чревато неожиданностями и ошибками, процесс познания должен осуществляться в модифицированном виде, сознательно и осторожно, с заблоговременным настроем на необходимость преодоления социально-детерминированных барьеров.

Для адекватного восприятия познаваемого явления субъект доказывания должен иметь представление о системе социально-нравственных ценностей и этнических, религиозных стереотипах той общности, с которой он столкнулся в процессе доказывания. Но даже при этом доказывание будет осуществляться на основе жизненного, профессионального опыта субъекта доказывания, в том числе его этнических, религиозных и языковых стереотипов.

Осуществляя познавательную деятельность, субъект доказывания, с одной стороны, включается в познавательный процесс со всем богатством своего внутреннего мира, в том числе и с этническими, религиозными, языковыми компонентами, с другой стороны, он как должностное лицо руководствуется требованиями закона. Отсюда в доказывании проявляются в первую очередь объективные потребности общества, но через субъективное сознание (основанное в том числе, и на указанных выше компонентах) индивида.

Решения и действия субъекта доказывания основываются на внутреннем убеждении, которое в значительной мере формируется на подсознательном (предсознательном) уровне, не сводящемся к формально-логическим построениям (хотя и под воздействием ряда объективных факторов)^[423].

В теории процессуального доказывания выработаны две основные системы оценки доказательств: формальная и на основе внутреннего убеждения. Достоинства и недостатки имеются у обеих систем, но именно система оценки доказательств по внутреннему убеждению получила  нормативное закрепление в отечественном юридическом процессе, где допустимость доказательств, всегда определяется по формальному признаку соответствия процедуры получения доказательства закону^[424].

В современной доктрине процессуального доказывания вопрос о внутреннем убеждении как критерии оценки доказательств является дискуссионным.

Одни авторы считают, что внутреннее убеждение выступает в оценке доказательств в качестве субъективного критерия их достаточности^[425].

Другие полагают, что о внутреннем убеждении вообще недопустимо говорить как о критерии, в том числе и субъективном, ибо критерий должен лежать вне субъекта, а не внутри его^[426], либо даже усматривают в такой трактовке крен в сторону субъективизма^[427]. По мнению Ю. К. Орлова, внутреннее убеждение является критерием истинности вывода, но при этом ученый оговаривается, что было бы крайне упрощенным думать, что внутреннее убеждение при оценке доказательств – прямой и однозначный показатель ее правильности. Внутреннее убеждение субъекта доказывания не обязательно для других, более того, оно не имеет правового значения. Внутреннее убеждение выступает критерием истины лишь как отражение объективного в субъективном^[428]. Данной позиции придерживается и П. Г. Марфицин^[429].

По нашему мнению, убеждение субъекта доказывания, формируется не только на основе объективных факторов, но и под влиянием различных социальных, личностных факторов (этносоциальных, религиозных и др.). Субъект доказывания в процессе познания стремится достичь объективности убеждения, но в любом случае его убеждение будет субъективным. При этом нельзя отождествлять понятие субъективного убеждения с ошибочным, неправильным убеждением.

Субъективный фактор в деятельности субъекта доказывания, выступает довольно значимым явлением процессуальных отношений. Поскольку даже по одному и том же делу разные лица, осуществляющие процессуальную деятельность, могут принять диаметрально противоположные решения.

Однако, по нашему мнению, для обеспечения эффективности процесса доказывания, а также для обеспечения прав и законных интересов участников процесса, субъекты доказывания при оценке доказательств должны учитывать и контролировать особенности своего этнического, религиозного и языкового восприятия с тем, чтобы стремясь к выяснению всех обстоятельств, входящих в предмет доказывания, уменьшить вероятность ошибочной оценки познаваемого явления.

В юридическом процессе исследуются обстоятельства, имевшие место в прошлом, которые субъект доказывания лично не наблюдал. Поэтому познание обстоятельств исследуемого события осуществляется путем, который в философской науке именуется ретросказанием^[430]. Следы отражения прошлого несут сведения, на которых основывается ретросказательное исследование. Но и в этом также заключается определенная сложность, поскольку, получая, например, показания очевидца произошедшего, мы сталкиваемся с субъективным восприятием и оценкой окружающей действительности, основанным, в числе иных факторах, и на особенностях этнического, религиозного, языкового восприятия и мышления лица – носителя информации. Являясь обладателем определенных стереотипов, субъект подсознательно эмоционально перерабатывает воспринятый зрительный или иной образ и передает субъекту доказывания уже свою интерпретацию происшедшего. Точность передачи интерпретированных образов реальных событий зависит от множества факторов, в том числе от впечатлительности, степени внушаемости конкретного лица и, безусловно, уровня влияния этнического, религиозного и языкового опыта на его жизнедеятельность, а также от того, какие социально-факторные элементы сильнее выражены у конкретного человека.

Процессуально доказывание включает в себя взаимосвязаные, взаимообусловленые и присутствующие одновременно на всех этапах доказательственной деятельности элементы - собирание, проверку и оценку доказательств.

Отечественной процессуальной наукой достаточно полно и основательно разработаны все элементы процесса доказывания, однако реалии современной жизни, требуют уточнения, а в некоторых и изменения определенных процессуальных механизмов доказывания. Так, реализация концепции «прав человека и основных свобод» и национальных приоритетов России кроме всего прочего потребовала разработки новых доктринальных положений учета социально-факторных особенностей процессуального доказывания.

При этом, надо учитывать, что на процессуальное доказывание влияют разнообразные субъективные факторы. Так, определенные этнические, религиозные, языковые стереотипы могут скрыть от субъекта доказывания, некоторые направления поиска или затруднить такой поиск. Именно поэтому мы остановимся на социально-факторных особенностях процесса доказывания подробнее.

Социально-факторная детерминация собирания доказательств. Из анализа изученных дел следует, что в процессе собирания доказательств допускаются определенные ошибки, обусловленные игнорированием социально-факторной детерминации возникновения информации оисследуемом событии и его участниках, что приводит к трудностям последующей проверки и оценки доказательств, на всех стадиях производства по делу.

Поэтому нельзя обойти вниманием необходимость учета социально-факторных особенностей лиц, вовлеченных в процессуальную деятельность. Игнорирование указанных особенностей ведет к некачественному собиранию доказательств, нарушению прав и законных интересов граждан и признанию полученных доказательств недопустимыми. Подобная правовая характеристика выдвигает в качестве научной задачи исследование вопроса об учете социально-факторных особенностей лиц, участвующих в собирании доказательств, а также о том, в какой мере указанные особенности применимы на отдельных стадиях юридического процесса. В правовой литературе достаточно широко исследовались все процессуальные, психологические особенности различных способов собирания доказательств^[431]. Вместе с тем социально-факторные аспекты собирания доказательств необоснованно обойдены вниманием.

Безусловно, производство процессуальных действий – сложная и ответственная работа, и потому к ней следует готовиться особенно тщательно. Так, например, коренные малочисленные народы Крайнего Севера и сегодня придерживаются многих этнических, религиозных традиций и обычаев, что обусловлено их традиционным образом жизни и особенностями понимания окружающей действительности. Это влияет на поведение представителей данных народов, на их взаимоотношения как внутри этнической общности, так и вне ее, на хранение тех или иных материальных объектов жизнедеятельности, т. е. на все то, с чем может столкнуться субъект доказывания.

Не зная национальных и религиозных традиций этих народов, особенностей их образа жизни и миропонимания, субъект доказывания, либо вообще не найдет искомых объектов, либо затратит для этого слишком много времени и сил, причем (не желая того) может нанести представителям некоторых народов вред (оскорбление их чести и достоинству).

Так как надлежащее закрепление полученных в ходе проведения определенных процессуальных действия сведений (информации) об обстоятельствах, имеющих значение для дела, является одним из условий их использования в процессе доказывания, как самим субъектом доказывания, так и другими участниками юридического процесса.

В ходе процессуальной деятельности, субъект доказывания, может использовать любое из предусмотренных законом процессуальных действий для достижения целей юридического процесса по конкретному делу, но это не означает, что он полностью свободен в их выборе. Многое зависит от опыта и квалификациисубъекта доказывания , его умения ориентироваться в складывающейся ситуации, знания возможностей каждого процессуального действия, а также от социально-факторныхособенностей лиц, вовлеченных в сферу процессуальной деятельности, поскольку механизм образования сведений об исследуемом событии во многом зависит от этнических, религиозных, региональных и иных стереотипов поведения лиц, их оставивших.

Поэтому деятельность субъекта доказывания, должна базироваться на знании определенных социально-факторных закономерностей формирования сведений об исследуемом событии, тогда поиск доказательств, станет деятельностью сознательной, целеустремленной и эффективной.

Как справедливо отмечают Т. В. Аверьянова, Р. С. Белкин, Ю. Г. Корухов «определение круга ситуационно типичных доказательств на базе закономерностей их возникновения создает необходимые объективные предпосылки к их распознанию в той среде, где они находятся»^[432].

Выявление и учет социально-факторных детерминант формирования доказательственной информации делает возможным из многообразия явлений на основе познания закономерностей механизма отражения выделить только те факты, которые могут стать доказательствами, и указать на специфические особенности лиц, вовлеченных в юридический процесс. Однако в некоторых случаях социально-факторные детерминанты могут быть, и не обнаружены по следующим причинам.

Во-первых, такое возможно, если процесс формирования доказательств под влиянием тех или иных условий протекал с отступлением от присущих ему закономерностей, носил случайный характер.

Во-вторых, доказательства не обнаружены, поскольку были уничтожены. Этому может способствовать ошибки в выборе процессуального действия, подмена одного действия другим, что может вызвать необратимые последствия.

Субъект доказывания, знающий судебную практику, обладающий творческим, аналитическим подходом к процессуальной деятельности, учитывающий социально-факторныеособенности поведения представителей отдельных социально-культурных общностей, знание среды, в которой деятельность их протекает, как правило, способен избежать грубых ошибок в выборе процессуального действия и выделить из имеющейся информации лишь те сигналы, которые имеют доказательственное значение.

Процессуальные действия, будучи эффективным средством познания истины, всегда связаны с необходимостью соблюдения нравственных норм. Необходимо согласиться с мнением М. С. Строговича, Т. Н. Москальковой, О. Б. Зелинской, согласно которому при осуществлении процессуальной деятельности нельзя говорить о соблюдении профессиональной морали, а речь должна идти о применении общих норм морали (нравственности)^[433].

Субъект доказывания, вторгаясь в сферу субъективных прав и нанося правомочный ущерб интересам личности, обязан постоянно сочетать соблюдение норм закона с социально-ценностными нормами.

Цели, стоящие перед субъектом доказывания, должны достигаться только в совокупности правовых и нравственных средств. При этом необходимо помнить, что основу нравственных принципов и норм составляют формируемые под воздействием этнических и религиозных традиций и обычаев, образа жизни, национально-культурногомировосприятия, представления о добре и зле, справедливом и несправедливом, о чести и бесчестии, о достойном и недостойном, которые и лежат в основе социальных норм, регулирующих поступки людей.

Таким образом, собирание доказательств должно основываться на надлежащих нравственных принципах и нормах, при обязательном учете национальных, в том числе религиозных, и иных традиций. Игнорирование последних может привести не только к различным конфликтам на почве оскорбления религиозных и национальных чувств, но и к утрате доказательств, также нарушению прав и свобод человека.

«Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства» (ч. 3 ст. 55 Конституции РФ). А поскольку право индивида на соблюдение этнических, религиозных традиций и обычаев не противоречит требованиям ч. 3 ст. 55 Конституции РФ, регламентировано международными стандартами процессуальной деятельности, то и безосновательное ограничение этого права субъектом доказывания недопустимо.

Социально-факторная обусловленность проверки доказательств. Проверка доказательств начинается уже в ходе их собирания (формирования) при производстве соответствующего процессуального действия, а не только после того, как они все будут собраны. В то же время пока не закончено собирание доказательств, завершить их проверку невозможно.

Проверка доказательств – это правоотношения и деятельность участников процесса при определяющей роли субъекта доказывания по установлению противоречий между доказательствами и их устранению.

Сегодня в науке процессуального права отсутствуют разногласия относительно механизма проверки доказательств, которое осуществляется путем сопоставления их с другими доказательствами, имеющимися в деле, а также установления их источников, получения других доказательств, подтверждающих или опровергающих проверяемое доказательство.

Приступая к проверке доказательства, прежде всего, необходимо убедиться в том, что оно является допустимым и достоверным^[434].

Методы анализа и синтеза, собранных по делу доказательств, позволяют выявить дальнейшие направления и формы проверки доказательства, те его стороны, связи, которые можно и нужно сопоставить с другими, строго определенными доказательствами.

Сопоставляя имеющиеся в деле, а также вновь полученные доказательства, с другими имеющимися на данный момент доказательствами, лица, осуществляющие юрисдикционное производство, всякий раз вновь возвращаются к их проверке и с учетом всего того нового, что привнесла в процесс доказывания проверка, устанавливают их относимость, допустимость и достоверность. О признании необходимости и важности сопоставления доказательств между собой при их проверке говорит и судебная практика, расценивающая как необоснованные случаи «обвинения», построенные на переоценке доказательственного значения признания лицом своей вины, а не на оценке всех доказательств, имеющихся в деле^[435].

Однако проверка доказательства посредством сопоставления с другими не всегда дает знание обо всех его качествах и свойствах. В таких случаях дальнейшая проверка возможна только посредством собирания новых доказательств.

Каждое вновь собираемое доказательство по делу, в свою очередь, должно быть проверено по общим правилам, после чего его надлежит сопоставить с тем доказательством, ради проверки которого оно собиралось.

На огромное значение богатого житейского опыта, разнообразных житейских знаний об окружающей действительности для правильной проверки и оценки отдельных доказательств обращал внимание Л. Е. Владимиров: «… Доказательства берутся из жизни. Это не абстрактные доводы, а факты, клочки действительности. Правильная их оценка предполагает знание общества, его жизнь, его характера. Оценка, например, показаний свидетелей обусловлена знанием известного класса, из которого они вышли, его нравов, обычаев, – словом, быта народного»^[436].

Эти знания помогают лучше понять доказательственное значение определенных сведений, что является обязательной предпосылкой их эффективного использования в процессе доказывания.

В структуре обыденных знаний об окружающей действительности важное значениев обнаружении надежных фактических оснований для определения главных направлений поиска дополнительной доказательственной информации, объективной проверки и оценки исследуемых доказательств, имеют неконцептуализированные элементы знаний, составляющие обыденный контекст жизнедеятельности человека^[437].

Как отмечал социолог С. А. Белановский, в своем повседневном поведении человек, как правило, руководствуется не концепциями, а своего рода доконцептуальными знаниями и представлениями. Например, знание о том, как добраться от дома до работы, за исключением каких-то особых случаев, не требует специальной рефлексии и концептуальной проработки. Повседневный контекст жизнедеятельности человека, неконцептуализированный в силу своей привычности и «беспроблемности», может служить источником важной информации для исследователя, плохо знакомого с конкретными условиями на изучаемом объекте. То, что привычно и почти не осознаваемо для членов определенной социальной среды или субкультуры, для внешнего наблюдателя может быть поразительным и неожиданным^[438].

В нашем многонациональном государстве до сих пор живут социально-культурные общности, у которых сохранилась так называемая система «элементарного и полуэлементарного общества»^[439]. В данных общественных системах основными средствами, регулирующими взаимоотношения внутри этноса, религиозной общины, являются мифы, обычаи и религиозные тексты. При совершении каких-либо правонарушений внутри общины (племени) ее члены сами пытаются установить виновного и собрать «доказательства». Для этого прибегают к способам (присяге, испытанию, божьему суду, пророчеству и др.), которые у современного, цивилизованного человека в лучшем случае вызывают недоумение.

Эти и другие способы опираются на определенную социопсихологическую рациональность. Так, тот, кто не виновен, идет на испытание добровольно, потому что он уверен в своей правоте; но если испытание оборачивается против него, то очень часто бывает так, что в этом случае он сам себя убеждает в своей виновности. «Виновный» объясняет свой поступок тем, что находился под властью «невидимых темных сил» и не мог себя контролировать, поэтому не помнит о произошедшем, но готов нести за содеянное кару.

Члены общины и сам «виновный» будут давать официальные показания в соответствии с результатом испытания или пророчества, при этом не сообщая о способе получения «доказательств», поскольку это является тайной общины и тщательного оберегается от посторонних. Поэтому при проверке доказательств необходимо учитывать данные обстоятельства и принимать меры для получения дополнительных сведений из иных источников.

Особенности проверки доказательств заключаются в необходимости установления определенных социально-факторных признаков совершенного деяния. Кроме того, обязателен учет социально-факторных особенностей лиц, участвующих в производимых процессуальных действиях, поскольку, например, рассмотрение личности представителя малых народов в отрыве от социальной, этнической, религиозной, языковой среды, игнорирование ее специфики может повлечь за собой нарушение его основных прав и свобод. Информация, которая исходит от лица, принадлежащего к одному из таких народов, при его участии в процессе должна восприниматься так же с учетом специфики этого народа. Поэтому при проверке доказательств необходимо обращаться за помощью к специалисту-этнологу, религиоведу и др. специалистам по всем случаям, когда в деле участвуют представители малых социокультурных общностей^[440].

Результаты проверки доказательств отражаются в материалах дела, в частности, в обвинительном заключении, решении суда. При этом нельзя ограничиваться лишь указанием на источники доказательств, следует приводить содержание доказательств, излагать результаты их проверки^[441].

Социально-факторная обусловленность оценки доказательств. Познание истины в юридическом процессе предполагает диалектику процесса познания: от незнания – к знанию; от неполного и неточного знания – к более полному и точному; от субъективного – к объективному; то есть – к истине.Следователь, дознаватель, прокурор и суд должны установить истину, т. е. познать объект, существующий независимо от них как лиц, осуществляющих доказывание. При этом, как справедливо отмечают В. М. Быков и Г. А. Печников, истина как цель познания в юридическом процессе должна именно доказываться, а не презюмироваться^[442].

Интерес ученых к оценке доказательств существовал еще в дореволюционной юриспруденции^[443], а в последние годы заметно усилился. И это не случайно, так как оценка доказательств представляет собой одну из самых сложных частей процесса доказывания, соответствующую логической ступени познания, в ходе которой на основе совокупности собранных и проверенных частных знаний (доказательств) оценивается выводное знание о предмете познания (обстоятельствах, входящих в предмет доказывания) и устанавливается истина по делу. Недаром В. Д. Арсеньев назвал оценку доказательств «душой процессуального доказывания»^[444], поскольку ошибка в оценке доказательств может привести к неверному решению по делу.

Оценка всей совокупности доказательств по делу является последним этапом в достижении истины, т. е. достоверном установлении всех элементов предмета доказывания^[445].

Конечно же, оценка доказательств представляет собой мыслительно-логическую деятельность субъекта доказывания, по оперированию совокупностью доказательств с целью установления истинности полученных знаний о части или обо всем исследуемом событии^[446]. Но без раскрытия ее характера и содержания, выделения промежуточных и конечных целей, процесса формирования, форм, в которых она реализуется, нельзя уяснить сущность оценки доказательств в целом.

И действительно, психические процессы – восприятие, внимание, воображение, память, мышление и другие – выступают важнейшими компонентами деятельности по оценке доказательств в юридическом процессе.

Для того чтобы субъект доказываниямог произвести оценку имеющихся в деле доказательств, он должен воспринять окружающий мир, обратить внимание на те или иные моменты или компоненты деятельности, представлять то, что нужно сделать, обдумывать, высказывать суждения. Следовательно, без учета психических процессов деятельность субъекта доказывания по оценке доказательств невозможна, поскольку она выступает как ее неотъемлемый внутренний момент^[447].

Например, показания подозреваемого-японца могут быть необоснованно оценены следователем-славянином как недостоверные на основании таких «славянских» признаков лжи, как отсутствие подробностей в изложении обстоятельств устанавливаемого события, медлительность речи, неуверенность в ответах. Однако указанные признаки поведения японца в действительности являются не результатом сокрытия правды, а внешним выражением этнопсихологических качеств японского народа: приверженность к абстракциям, неуверенность в себе, медлительность и боязнь «потерять лицо».^[448]

Несмотря на то, что оценку доказательств по внутреннему убеждению и называют «свободной», нельзя отрицать наличия в ней некоторых элементов формализации. Так, ст. 75 УПК РФ дает четкие и однозначные указания о допустимости доказательств. В таких ситуациях допустимость доказательства определяется «не на основе внутреннего убеждения, а по заранее заданному правилу»^[449].

Оценка является субъективным отношением к объекту познания^[450]. Опираясь на данное определение, некоторые российские ученые, не вникая в сущность оценки доказательств, сводят ее к сугубо мыслительной деятельности^[451]. Например, Л. М. Карнеева отмечает, что «оценка доказательств – всегда мыслительная деятельность, логическая операция, выражающаяся в оценочных суждениях»^[452].

Действительно, оценивая доказательства,  субъект доказывания логически рассуждает о выдвижении, проверке или опровержении построенных версий, об объединении имеющихся сведений о фактах в единую систему доказательств; «взвешивает» доказательства, проводит логические операции по анализу доказательств, их относимости к делу и т. д.^[453]

Принятию любого процессуального решения предшествуют изучение и предварительная оценка тех доказательств, которые уже представлены. Но определение оценки доказательств как мыслительного процесса не раскрывает ее характера как процессуальной категории.

Оценочные акты мысли всегда проявляются в конкретных процессуальных действиях по собиранию и проверке доказательств, т. е. оценка доказательств подвергается в определенных пределах правовому регулированию, воздействию норм процессуального права. Эти нормы устанавливают не порядок мышления и ход рассуждений, а условия и цель оценки доказательств, внешнее выражение в процессуальных документах ее результатов.

Заслуживает внимания точка зрения Е. А. Доли, который считает необходимым закрепить в законе процессуальную форму оценки доказательств^[454].

Умственная, логическая деятельность, составляющая содержание оценки доказательств, действительно, не регулируется нормами права. Однако эти нормы влияют на лиц, осуществляющих оценку доказательств так, чтобы процесс мышления соответствовал предусмотренной законом процессуальной процедуре и целям закона. «Полностью свободной от правовых норм данная часть процесса (имеется в виду мыслительная работа следователя, прокурора, судей) быть не может»^[455].

При оценке доказательств субъект доказывания также должен учитывать этнокультурные и этнопсихологические, конфессиональные и др. особенности делинквентного поведения лиц, в отношении которых осуществляется производство по делу, чье поведение обусловлено подчас бессознательно-стереотипными действиями субъекта, а также сохранением различных этнических, религиозных и др. традиций и обычаев в повседневной жизни, о которых говорилось выше. В конечном счете, учет социально-факторных особенностей совершенных деяний, при осуществлении оценки имеющихся в деле доказательств может повлиять на квалификацию преступления (правонарушения), а иногда повлечь и декриминализацию содеянного.

Каждое должностное лицо, в задачу которого входит вынесение справедливого, объективного, обоснованного, законного решения, понимает значение доказательств, исследуемых в ходе производства по делу, которое возможно лишь с учетом социально-факторных особенностей участников процесса, так как каждая устойчивая социальная общность имеет свои неповторимые стереотипы поведения, обычаи и традиции и другие признаки, часто чуждые для восприятия представителями иной социальной группы.

При оценке доказательств особенно опасны отрицательные стереотипы, в основе которых лежат предвзятое мнение, необъективное отношение к людям другой национальности, религии, социальной группы. Отрицательное влияние подобных стереотипов на способность человека правильно понимать других людей, объективно оценивать их поступки приводит к необоснованному обвинительному или оправдательному уклону, игнорированию презумпции невиновности или же прав потерпевшего, ошибочному выводу по вопросам виновности и др.

Так, присяжные Московского областного суда оправдали Р. Полусмяка, обвиняемого в убийстве 19-летнего Артура Сардаряна на национальной почве. Присяжных не убедили показания двух десятков свидетелей и другие доказательства, и тот факт, что уже в ходе процесса обвиняемый был осужден за избиение еще одного человека также на национальной почве^[456].

Анализ поведения присяжных указывает на то, что при принятии решения присяжные заседатели подсознательно руководствовались отрицательной комплементарностью и негативными этническими, религиозными стереотипами в отношении потерпевшего и, наоборот, проявили симпатию к обвиняемому как «борцу за интересы России».

Сильная подверженность влиянию подобных стереотипов – один из характерных признаков дефицита здравого смысла, являющегося основой внутреннего убеждения, недостаточного развития естественной логической способности суждения^[457].

Поэтому необходимо согласиться с мнением комиссии Общественной палаты по вопросам толерантности и свободы совести, которая предложила в июне 2006 г. законодательно отстранить присяжных от разбирательства преступлений на национальной почве, а вместо них ввести институт «судей со специальной подготовкой», что позволит нивелировать влияние гетеростереотипов на формирование внутреннего убеждения судей.

На формирование внутреннего убеждения лица, осуществляющего доказывание, влияет:

– интеллектуальный потенциал естественной логической способности рассуждать и делать логические выводы из рассуждений;

– личный жизненный и профессиональный опыт;

– общие и частные знания об окружающей действительности, а также основанные на них знания и умения, приобретенные и освоенные ими как в процессе личной познавательно-практической деятельности, так и путем приобщения в процессе рассмотрения данного дела к внешним социальным накопителям опыта (знания о реалиях повседневной жизни, о практической психологии людей разных социальных типов, об их нравах, обычаях и т. п.);

– наличие подсознательных стереотипов восприятия, мышления и поведения.

Возникают вопросы. Может ли судья, руководствующийся при вынесении решения своим внутренним убеждением, правильно его сформировать, например, по делам, где основным является оценочный анализ мотивации делинкветного поведения субъекта иной этнической, религиозной, языковой группы? Способен ли он самостоятельно, не прибегая к помощи специалиста, правильно оценить внутреннюю мотивацию человека, поступившего, по мнению судьи, нелогично, но нелогично именно в системе координат, привычных для данного конкретного судьи – представителя превалирующего этноса, религии, языка?

Ответить на эти вопросы односложно было бы в корне не верно. Очевидно, что славянские стереотипы поведения и стереотипы поведения представителей, например, малых этнических общностей (коренных малочисленных народов и др.) очень далеки друг от друга.

Разные ценностные ориентиры и установки неизбежно порождают и разные внутренние оценки одних и тех же действий^[458]. Поэтому при производстве по любым делам лица, осуществляющие доказывание, оценив доказательство, источник которого обладает чуждым лицу, осуществляющему доказывание, этническими, религиозными, языковыми особенностями, должен привлекать к оценке доказательств специалиста - этнолога, этнопсихолога, этолога, религиоведа, лингвиста. Такой специалист может пояснить, например, непонятные должностному лицу, осуществляющему процессуальную деятельность, аспекты поведения представителя малых этнических общностей или особенности его восприятия и интерпретации действительности, без чего правильная оценка доказательства, источником которого является упомянутый представитель, невозможна.

Поэтому, по делам с участием лиц из числа, например, представителей малочисленных этнических (коренных малочисленных народов и других категорий), религиозных, языковых общностей инициатива по привлечению к участию в оценке доказательств соответствующего специалиста должна исходить от лица, осуществляющего оценку доказательств, поскольку в юрисдикционном (уголовном, административно-делинквентном) процессе  действует механизм презумпции невиновности, в соответствии с которым бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту подозреваемого или обвиняемого, лежит на стороне «обвинения». Кроме того, в предмет доказывания по уголовному делу входят обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого (ст. 73 УПК РФ), имеющие значение для правильной квалификации содеянного, установления мотивов преступления.

При назначении наказания учитывается личность виновного, влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи (ч. 3 ст. 60 УК РФ). Для характеристики личности обвиняемого, если он относится к представителям малых этнических или религиозной общностей (малых народов, коренных малочисленных народов и др.), знания специалиста-этнолога, религиоведа и др. являются незаменимым средством получения информации. Получить достаточные сведения о таких лицах каким-либо иным способом практически невозможно, так как особенности их жизни и культуры слишком отличаются от общераспространенных.

Личный жизненный опыт лица, осуществляющего доказывание, система представлений и социальных ценностей, обусловленная этнической, конфессиональной, языковой средой его воспитания, на основании которых он может сделать самостоятельный вывод о личности интересуемых субъектов процессуальной деятельности, как правило, ограничены рамками его собственной этничности или религиозности, и не позволят ему реально исследовать личность в том объеме, в каком это необходимо для целей, определяемых процессуальным законом.

В свою очередь, не исследованность личности интересуемых субъектов процессуальной деятельности (напр., обвиняемого, свидетеля и т.д.) является основанием для отмены судебного решения, поскольку это свидетельствует о существенной неполноте произведенных процессуальных действий. Исходя из этого можно настаивать на обязательности вовлечения специалиста-этнолога, религиоведа в юрисдикционном процесс с участием лиц, принадлежащих к малым этническим или религиозным общностям. Это гарантирует реализацию всего комплекса прав лиц, вовлеченных в процессуальную деятельность, неукоснительное соблюдение процессуальных норм субъектами, осуществляющими процессуальную деятельность.

Игнорирование этнических, религиозных, языковых и др. особенностей личности субъектов процессуальной деятельности нарушает право представителя малочисленной этнической, религиозной общности на защиту, что является существенным нарушением процессуального закона и влечет отмену принятого решения. Так, в связи со ст. 73 УПК РФ (обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу) этнические, религиозные обычаи и традиции должны приниматься во внимание как обстоятельства, характеризующие личность обвиняемого и необходимые для полноты исследования обстоятельств дела^[459].

Процессуальный закон предусматривает основные правила оценки доказательств. «Не предписывая... хода мыслей, не предрешая... выводов и суждений об обстоятельствах дела, – пишет А. М. Ларин, – процессуальное право... устанавливает принципиальные условия формирования этих суждений и выводов»^[460]. В этом смысле ст. 17 УПК РФ указывает, что судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по внутреннему убеждению, руководствуясь при этом законом и совестью.

В процессе доказывания совесть выступает одним из критериев оценки доказательств, проявляется как способность лиц, осуществляющих доказывание, к нравственной саморегуляции и самоконтролю в соответствии с требованиями процессуального закона и нравственными нормами.

Как отмечает А. В. Агутин «совесть в уголовном судопроизводстве, в отличие от уголовно-процессуальных норм, является «внутренним» побудителем и контролером деятельности субъектов доказывания»^[461].

Таким образом, совесть представляет собой эмоционально-субъективный элемент психической деятельности человека, в основе которого лежат нравственно-эмоциональные стереопизированные нормы, сформировавшиеся на протяжении жизни субъекта. Поэтому говорить о совести как об эффективном элементе оценки доказательств не приходится.

Совесть как критерий доказывания носит декларативный характер. Ее декларативность обусловливается тем, что процессуальный закон ограничивает совесть лиц, осуществляющих доказывание правилами теории формальной оценки доказательств.

С одной стороны, пренебрежение совестью ведет к кризису уголовной юстиции и как следствие к разрушению социальных устоев государства и общности. С другой стороны, абсолютизация совести при неготовности общества и государства (особенно судей и других должностных лиц, осуществляющих производство по делу) приведет к тому, что под видом судейской совести будет осуществляться самый откровенный произвол^[462].

Выводы, основанные на совокупности совести и внутреннего убеждения не обладают достаточной достоверностью, поскольку и тот и другой элементы являются сугубо субъективными составляющими. Поэтому обеспечить необходимый баланс оценки доказательств возможно только путем совершенствования внешней (правовой) стороны оценки доказательств. Таким образом, лишь совершенствование процессуальных норм, регламентирующих оценку доказательств, позволит обеспечить гарантии обеспечения достоверности выводов и соблюдения прав и законных интересов граждан.

На основании вышеизложенного представляется, что при необходимости в оценке доказательств по делу должны участвовать специалисты в конкретной области знания, применительно к данному случаю – этнолог, этнопсихолог, этолог, религиовед и т.д. При этом нельзя говорить о том, что оценка доказательств осуществляется субъектом доказывания под внешним воздействием, поскольку судья, присяжные, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в деле доказательств, но нуждающихся в некоторых разъяснениях со стороны специалиста, руководствуясь при этом законом и совестью. Поэтому обращение лица, осуществляющего оценку доказательств, за помощью к специалисту никоим образом не нарушает требования свободы оценки доказательств, предусмотренного процессуальным законодательством.

В целом соглашаясь с доводом о том, что оценка доказательств имеет внешнюю (правовую) и внутреннюю (логическую) стороны^[463], автор считает важным отметить стереотипизированную обусловленность логической стороны, в основе которой лежит социально-факторная составляющая.

Оценку доказательств по делу нельзя относить только к заключительному этапу доказывания, либо только к окончанию каждой стадии процесса. Оценка доказательств неотделима от всего существа рассматриваемого дела; она сопутствует всей процессуальной деятельности субъектов осуществляющих процессуальную деятельность.

Невозможно понять природу истины, устанавливаемой в процессе доказывания, рассматривая ее только как «голый результат», как готовое знание, в отрыве от способа его получения. Содержание истины по делу, устанавливаемой на заключительном этапе при оценке всех доказательств в их совокупности, связано с содержанием относительных истин, достигаемых в ходе всего доказывания по делу. В противном же случае мы невольно ставим под сомнение осмысленность всех действий участников процесса.

Завершающую оценку доказательств можно считать обоснованной только тогда, когда на каждой стадии процесса доказывания, выполняя те или иные процессуальные действия по собиранию и проверке доказательств, а также исследованию различных версий, следователь и суд приходят к определенному частному выводу об относимости, допустимости и достоверности каждого доказательства, о его значении и доказательственной силе и на основании этих частных выводов делают общий вывод о том, какие обстоятельства по делу доказывают имеющиеся факты, достаточны ли они для решения вопроса о виновности или невиновности обвиняемого.

Разница между заключительной и промежуточными оценками доказательств состоит в предмете, формах реализации и в конечном итоге (результате).

Предметом оценки на заключительном этапе доказывания является вся совокупность собранных и проверенных доказательств по делу.

Предметом оценки на промежуточных этапах выступает та совокупность собранных и проверенных доказательств, которая собрана на момент оценки.

Результат оценки доказательств на заключительном этапе доказывания – это достижение истины по делу, а на предыдущих этапах – установление относительных истин, представляющих собой лишь части истины по делу.

Установление истины по делу перед этапом оценки доказательств невозможно. Истина по делу может быть установлена в ходе доказывания только после оценки совокупности всех собранных и проверенных доказательств.

Доказывание, как познавательная, так и удостоверительная его сторона, не смотря на регламентацию юридическими нормами, не исчерпывает всех путей познания в юридическом процессе. Тем не менее, юридической наукой на национальном уровне достаточно полно разработана доктрина, концепция процессуального доказывания, которая представляет собой совокупностьруководящих теоретических представленийо процессуальной форме доказывания, целях, принципах,способах доказывания.Современная доктрина процессуального доказываниясложилась из теоретических и профессиональных представлений признанных авторитетов в области теории процессуального доказывания и отшлифована многолетней практикой.

Хотя в России доктрина процессуального доказывания в качестве источника процессуального права официально не признается, однако фактически им является.

Поскольку действующее процессуальное законодательство не в состоянии досконально регламентировать все особенности процессуального доказывания, то основные процессуальные понятия и механизмы (элементы предмета доказывания; познавательные методы собирания, проверки и оценки доказательств; презумпции и преюдиции в доказывании), знания о них и порядок их применения воспринимаются как обязательные правила иприобретаются в процессу профессиональной подготовки.

Роль доктрины процессуального доказывания проявляется в создании конструкций, понятий, определений, которыми пользуется правотворческий орган, а также органы, осуществляющие процессуальное доказывание.При этом развитие доктрины процессуального доказывания продолжается о чем, свидетельствуют научные исследования, и в рамках действующего законодательства применяются новые научно-обоснованные подходы процессуального доказывания. 

 

Пулик Алексей Владимирович,

магистр права, аспирант юридического факультета Университета в Белостоке (Польша), аспирант направления государственная безопасность Института Общественных наук и Безопасности Естественно-Гуманитарного Университета в г. Седльце (Польша)

 

 

⇐ Предыдущая12131415161718192021Следующая ⇒

Поделиться: