Свара в «святом» семействе

 

Догма и Власть всегда были

проклятием человечества,

великими гасителями света

и истины.

4, т. 3, с. 158.

 

Все религиозные догмы

служат только затемнению

человеческого разума.

Вьяса Майа, инд. поэт.

 

Я позволю себе в весьма кратком виде пройтись по догмато-теологическому словоблудию епископата раннего христианства Запада и непримиримой борьбе вокруг него, оттолкнувшись от «Истории догматов» А. Гарнака; посмотрев на всё сие с критической точки зрения.

Борьба с теологическими воззрениями еретиков, в среду которых епископат Запада записал буквально всех и вся, а также за Власть и влияние в епархиях и Церкви в целом, велась не только до Никейского (325 г.) собора. Отнюдь! После него она развернулась с ещё большей силой, широтой и размахом; как вокруг отдельных положений главного догмата «христианства» – Символа веры, в частности вокруг сущности И. Христа, так и вокруг отдельных мнений высказанных тем или иным епископом, религиозным деятелем, главой секты, общины или религиозного направления. Эта борьба не могла не вызвать определённого брожения в религиозном сознании как самих верующих, так и догматическом словоблудии совершенно «святых отцов».

Уход епископата от гностических воззрений И. Христа и ап. Павла, в части приобщения паствы к Познанию Божества, а также стремление церковников к Власти; понижение требовательности к духовно-нравственной составляющей христиан; ликвидация епископами странствующих харизматичных пророков и апостолов и даже осуждение их честных и правдивых проповедей, что сказывалось на забвении христианских чаяний и надежд на скорое Пришествие Христово; насаждение своих, угодных только клиру религиозных взглядов; стремление к примирению с властями империи и привилегированными слоями римского общества, которые не отреклись от рабовладения даже приняв христианство, что приводило к всё более усиливающемуся омирению Церкви; нежелание епископата прислушаться к голосу своих прихожан; эти и подобные им негативные деяния не могли пройти бесследно и не оказать, в последующем, своего влияния на умонастроение людей.

Истинные христиане прекрасно понимали, в какой загон, фигурально выражаясь, или в какую кошару под названием западная (Римская) Церковь, загоняют пастухи своих овец. Они видели, как меняется положение дел в религии и вере. Как планомерно и целеустремлённо идёт отход от всего того, что проповедовал ап. Павел. Как радостный порыв к Богопознанию (Гностицизм), заменяется совершенно бездуховным ритуализмом культовой обрядности. В этом сложном процессе формирования теологических воззрений угодных только Иерархам ортодоксальной Церкви, стало проявляться и усиливаться противостояние – как противоборство – между клиром и массой простых верующих. Последние чувствовали себя отчуждёнными, отстранёнными и даже отвергнутыми от тех дискуссий догматического и теологического характера, как между различными течениями в самом христианстве, так и между отдельными епархиями или общинами, в которых они были лишены возможности принимать какое-либо участие.

И как ответ на эти действия церковников, пожелавших по-своему, на свой лад, решать все насущные религиозные вопросы, стал назревать своеобразный духовный протест. Со временем – (2-3 века), этот протест выразился в появлении и формировании большого количества всевозможных партий, группировок, направлений, объединений, сект, общин, толков, богословских школ и т. п. Они начали проповедовать свои религиозные воззрения, свои взгляды на веру в Г. Бога и Сущность И. Христа; старались выразить своё мнение по тем или иным вопросам религиозной жизни, которые не везде и не всегда соответствовали духу «христианской» Церкви.

Все эти школы, партии, движения и направления, особенно те, которые выступали против – или хотя бы не соответствовали духу – укоренившихся религиозных воззрений Церкви, впоследствии, когда последняя стала у руля религиозной власти, став государственной религией, все они были преданы огульному осуждению, на них был навешан ярлык еретиков, а значит, они подлежали ликвидации.

Но ещё на начальной стадии становления папистского христианства (2 век), когда его епископат окончательно взял религиозную власть в общинах в свои руки, а странствующие пророки и апостолы были выдавлены из общин усилиями церковной бюрократии, в лице пресвитеров, дьяконов, и т. п., тоска рядовых христиан по исчезнувшим мессианским проповедям не могла заглохнуть. Ностальгия по искренним, душевным, самозабвенным и правдивым беседам харизматичных пророков и апостолов столь долго – начиная ещё со времён экклесий – владевших умами и сознанием людей христианских общин не могла исчезнуть в одночасье. Она толкала людей к возрождению мессианского движения, которое к тому времени уже было заменено лоном Церкви, к переоценке, вопреки епископату, роли странствующих пророков и апостолов, к тем порывам духовного экстаза и общинного (ап Павла) братства, которое они потеряли; или, точнее – сами отреклись в угоду единовластия епископата. Это мессианство зрело как нарыв. Со временем оно прорвалось и вылилось в движение под названием – монтанизм (по имени его руководителя – Монтана). Оно не могло зародиться в бездуховном и омирщвлённом Западе (Рим). Его ростки могли появиться только на почве удобренной духовностью Востока. Там, в Малой Азии, оно и проросло. Именно на Востоке, где обретался, и ещё не выветрился Павловский дух религиозного свободомыслия и процветал Гностицизм, как Путь к Познанию Бога, там движение монтанистов нашло самую широкую поддержку.

Монтан и его две пророчицы – Прискилла и Максимилла вновь повернули христианские общины к некогда пользовавшимся большим уважением, странствующим пророкам и апостолам; к их нестандартным, импровизированным, а самое главное – честным и правдивым проповедям, которые в своё время занимали такое важное место в религиозно-духовной составляющей общин раннего христианства.

Сначала монтанизм заимел огромную поддержку во всей Фригии, а затем широкой волной прокатилось по всем азийским Церквям. Успех этого движения был необычайно велик. В течение всего нескольких лет, оно охватило своим влиянием все общины Востока, а потом победным маршем стало продвигаться на Запад, вплоть до Рима и Галлии (Франция). В Северной Африке влияние монтанизма оказалось настолько сильным, что к нему примкнул бывший до этого ярым апологетом ортодоксального (епископского) «христианства» знаменитый Тертуллиан.

В отличие от папистского «христианства», провозгласившего Иисуса богом истинным (официально это было закреплено в Символе веры), монтанисты, как и ап. Павел проповедовали Единство Г. Бога. Что Бог Один и Един во всей Вселенной и никакого другого бога истинного быть не может. Что касается И. Христа, то его миссия и роль, как Посредника между Богом и людьми – вторична, а роль Святого Духа – всеопределяюща. Тем самым монтанисты своими правдивыми проповедями стали подрывать зыбкий авторитет Церкви, и её ещё не устоявшуюся и не утвердившуюся догматику. Между епископатом Запада и монтанистами Востока развернулась ожесточённая религиозно-теологическая борьба. Монтанисты критиковали епископское «христианство» за его уход от древних мессианских надежд и чаяний, за бездуховность Церкви, за присвоение епископатом права на отпущение грехов, которое ему никто не давал и т. п.

С другой стороны епископы, сами себе присвоившие право отпущения грехов при исповедании и покаянии, ссылались на свой священный сан, якобы переданный им по наследству через рукоположение от самих святых Апостолов. Данное, ничем не обоснованное право на отпущение грехов, в принципе, противоречило утверждениям самих же епископов. Ранее они сами признавали незыблемым и не подлежащим обсуждению такое положение дел в религии и вере, что только крещением снимается с человека как первородный, так и последующие грехи. В своё время этот тезис подтвердил римский теолог Йовиниан, утверждавший:

что не требуется специальных усилий для спасения, поскольку крещение делает верующего неспособным на грех, и, следовательно, всё должно быть ему позволено (18, с.236).

Йовиниан, по сути дела повторил то, что утверждала и сама «христианская» Церковь.

По учению Церкви, крещение «есть духовное рождение1; вторичное рождение, баня возрождения, воскресение» (33, с.15).

Иерархи епископского «христианства» повели ожесточённую борьбу с дьявольским пророчеством монтанистов, которые, не долго думая, сами покинули лоно Церкви, назвав её бездуховной, что, в принципе, было совершенно верно. В результате этой борьбы

 

Епископы отстояли состав Церкви, жертвуя её [ап. Павла] христианским духом. На место христианства, имевшего [Павловский] дух в свое среде, стало Церковное учреждение, обладающее Новым Заветом и духовным саном (50, т. 2, с.175).

Такое положение дел в Церкви не могло оставить равнодушным честных, порядочных и духовно богатых христиан, одним из которых в Риме был Новатиан. Он не требовал многого; просил епископов только о том, чтобы они не прощали отступничество падших от веры. Иначе это будет не христианство по существу, как Учение об Откровении И. Христа

 

…как божественная мудрость, которая с давних времён была возвещена пророками (50, т. 2, с.185),

а нечто невразумительное и языческое. Более того, Церковь, в связи с этим, потеряет ореол святости.

Но епископат Запада наплевал на требования новатиан, точно также как и на религиозно-нравственные требования монтанистов. Для епископата самым главным было сохранить как можно большее количество овец стада Христова, нисколько не считаясь с их качеством. В конечном итоге, в христианстве произошёл раскол, и образовалась вторая, более духовная Церковь Новатиана, распространившая своё влияние на пространство от Испании до Малой Азии. Это была своеобразная трещина в том глубоком расколе, который последует в будущем. Отказавшись от духовности гностицизма, взяв курс на бездуховный ритуализм культовой обрядности, Власть и Богатство, западная (Рим) Церковь уже тогда подписала себе смертный приговор.

Монтанизм представлял собой вызов епископскому «христианству». Это был своеобразный протест верующих против этической и духовной нетребовательности, против жестокости организационной структуры Церкви, с каждым годом всё более и более подминавшей под себя всю ранее существовавшую демократию. Хотя к моменту расцвета монтанизма Церковь уже имела под ногами хорошую опору, тем не менее, в действиях монтанистов она увидела для себя большую опасность. Эта опасность состояла в возрождении утраченных мессианских чаяний и надежд, в восстановлении пророческих традиций и первых христианских заповедей, которые с таким восторгом принимали всем сердцем и душой простые христиане.

Епископы увидели в монтанизме возрождение ещё одного теологического врага – как разновидность гностицизма и снова бросили в бой весь свой теологический арсенал, дабы предотвратить расползание пророческой заразы. Точно также как это было в отношении гностиков, епископы обвиняли монтанистов во всех смертных грехах. Например, римский епископ Сотир (Сотер) (166-174), следуя ещё не высказанному речению Геббельса: «ложь должна быть чудовищной, чтобы в неё поверили» лгал, утверждая, что монтанисты совершают ритуальные убийства младенцев, а их кровь используют во время своих трапез (57). Выдвигая в адрес монтанистов такие чудовищные обвинения, епископы рассчитывали возбудить отвращение к этому движению не только у простых верующих, но и у римских властей; за что получили прозвище – пророкоубийцы.

Монтанизм, как религиозно-духовная разновидность гностицизма сошёл со сцены, в основном, в 3-м столетии в результате усилий церковников по дискредитации новых пророков и огульному осуждению их религиозного верования. Но в сознании верующих и во многих христианских общинах он существовал ещё довольно долго; о чём свидетельствует указ императора Юстиниана – а это 6 век – о запрете совместных трапез сторонниками монтанистов.

 

Тем не менее, и гностицизм и монтанизм – не случайные явления, и не случайно они содействовали развитию догмата. Монтанизм представлял собой самое древнее христианство (каковым оно должно быть около 170 г.), а корни гностицизма также восходят к древнейшему христианству (50, т.2, с.158).

Епископат Запада задавил монтанизм как, впрочем, и гностицизм не столько непомерной пропагандой и агитацией своих идей замешанных на инсинуациях, а порой и откровенной лжи, сколько действиями императоров – в первую очередь Феодосия. Однако убить в сознании духовно богатых людей дух свободомыслия он был бессилен. Этот дух продолжал носиться над водою религиозного верования и в последующие – или параллельные времена – выливаясь в новые антицерковные движения в виде манихейства, маркионства, монархианства, новатианства, арианства, донатизма, павликианства и т. п

Почти параллельно с монтанизмом Фригии, дальше на Востоке в Персии во 2 веке зародилось ещё одно религиозно-философское учение – манихейство, по имени его создателя перса Мани. Основой этого учения стали религиозные воззрения Будды, Заратустры, и во многом были созвучны с идеями гностицизма.

Первоначально Мани проповедовал в Средней Азии, Персии и Индии, но его учение со временем распространилось по широкому фронту от Китая до Испании. Его идеи настолько совпадали с зороастризмом, что в некотором роде его можно назвать преемником Заратустры: тот же дуализм, как учение о мире добра и зла, света и тьмы и т. п. А его учение о морали и нравственности во многом было тождественно учению руководителей христианских общин гностического толка.

Ортодоксальная Церковь Запада увидела в манихействе своего рода продолжение проповедования гностицизма, и была вынуждена приложить немало усилий по дискредитации, умалении его роли и ликвидации. Характерной чертой манихейских – как, впрочем, и гностических – общин была их обособленность и замкнутость, так как ни манихейство, ни гностицизм, ни, в последующем, митраизм не являлись религиями толпы, что представляло собой епископское «христианство».

Манихейство, распространяясь с Востока, дошло до Рима и пошло далее на Запад. В силу того, что в этой религии имели место идеи античной философии, восточной мистики, обильно сдобренные религиозными воззрениями греческого неоплатонизма, она быстро нашла хорошую поддержку в кругах образованных людей империи, но только не в кругах жалкой голытьбы епископата Запада. В Риме манихейство не только нашло своих приверженцев, но имело хорошо организованный религиозный аппарат, построенный по христианскому образцу (18, с. 288). Это движение настолько укоренилось в Римской империи, что папа Сириций (384-398) упросил императора Феодосия издать в 389 году декрет о запрещении манихейства.

Ещё не ушли в небытие гностицизм, монтанизм и манихейство, как на религиозно-теологической сцене появилось новое направление под названием монархианство. Это был своеобразный протест против фетишизации Церковью И. Христа как бога истинного и подмене им Его Отца. В противовес догме ортодоксальной Церкви Запада, монархиане не только не признавали Иисуса богом истинным, но и отвергали тринитаризм – идею Троицы (Отец, Сын и Святой Дух). Они признавали и поклонялись только Единому Г. Богу как Абсолюту; как и должно, быть на самом деле согласно Учению И. Христа и проповедям ап. Павла. Отсюда и название монархиане – от Монарха (Единого Бога).

Что касается Иисуса, то одни из них как, например, Феодот – весьма образованный византиец, руководитель римской адоптианской партии, считали Иисуса простым смертным, хотя и видели в нём человека наделённого определённой божественной силой («dinamis»-динамис). Таких монархиан называли динамистами, а впоследствии – адоптианами.

На Востоке адоптианское движение возглавил Антиохийский митрополит Павел из Самосаты. Он, как и Феодот представлял Г. Бога Единой Сущностью. В отношении двух других ипостасей Троицы – Сына и Св. Духа, Павел считал их не сущностями, а свойствами. По убеждению митрополита Павла Спаситель (И. Христос) как и у Феодота, был земным человеком, но поскольку в Него посредством божественного Откровения вселился Логос (Слово), то с этого момента Он был наделён божественной благодатью. Время вселения – умозрительно. Связь между И. Христом и Г. Богом – как синтез единых мыслей и воли достигалась посредством любви Сына к Отцу. На соборе в 227 г. митрополит был смещён и отлучён от Церкви, но его идея не умерла. Напротив, она обрела новую силу в знаменитой александрийской школе учёных, которую возглавил Лукиан – Вольтер классической древности (Ф. Энгельс) тоже из Самосаты. Эта школа большой духовности, как синтез Науки и Культуры, стала впоследствии колыбелью арианства и несторианства. Её теологическое направление не устраивало бездуховный Запад, и была ему костью в горле. Не без требований епископата, папистский «Герострат» император «христианин»

⇐ Предыдущая27282930313233343536Следующая ⇒

Поделиться: