ВЕЛИКОПОСТНЫЕ БОГОСЛУЖЕНИЯ 1. СВЕТЛАЯ ПЕЧАЛЬ

Для многих, если не для большинства православ­ных христиан Пост состоит из ограниченного количе­ства формальных, большей частью отрицательных пра­вил: воздержание от скоромной пищи (мяса, молочно­го, яиц), танцев, может быть, и кинематографа. Мы до такой степени удалены от настоящего духа Церк­ви, что нам иногда почти невозможно понять, что в Посте есть что-то другое, без чего все эти правила теряют большую часть своего значения. Это что-то другое можно лучше всего определить как некую ат­мосферу, настроение, прежде всего состояние духа, ума и души, которое в течение семи недель наполняет собой всю нашу жизнь. Надо еще раз подчеркнуть, что цель Поста заключается не в том, чтобы принуждать нас к известным формальным обязательствам, но в том, чтобы смягчить наше сердце так, дабы оно могло воспринять духовные реальности, ощутить скрытую до тех пор жажду общения с Богом.

Эта постная атмосфера, это единственное состоя­ние духа создается главным образом богослужениями, различными изменениями, введенными в этот период Поста в литургическую жизнь. Если рассматривать в отдельности эти изменения, они могут показаться не­понятными рубриками, формальными правилами, ко­торые надо формально исполнять; но взятые в целом они открывают и сообщают нам самую сущность По­ста, показывают, заставляют почувствовать ту свет­лую печаль, в которой подлинный дух и дар Поста. Без преувеличения можно сказать, что у святых От­цов, духовных писателей и создателей песнопений По­ стной Триоди, которые мало-помалу разработали об­щую структуру постных богослужений, придали Ли-

25

тургии Преждеосвященных Даров эту особую, свойст­венную ей красоту, было одинаковое, единое понима­ние человеческой души. Они действительно знают ду­ховное искусство покаяния, и каждый год в течение Поста они дают всем, кто имеет уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть, возможность воспользоваться их знанием.

Общее впечатление, как я уже сказал, это настрое­ние светлой печали. Я уверен, что человек, входящий в церковь во время великопостного богослужения, име­ющий только ограниченное понятие о богослужениях, почти сразу поймет, что означает это с виду противо­речивое выражение. С одной стороны, действительно известная тихая печаль преобладает во всем богослу­жении; облачения—-темные, служба — длиннее обыч­ного, более монотонная, почти без движений. Чтение и пение чередуются, но как будто ничего не происходит. Через определенные промежутки времени священник выходит из алтаря и читает одну и ту же короткую молитву, и после каждого прошения этой молитвы все присутствующие в церкви кладут земной поклон. И так в течение долгого времени мы стоим в этом едино­образии молитвы, в этой тихой печали.

Но в конце мы сознаем, что эта продолжительная и единообразная служба необходима для того, чтобы мы почувствовали тайну и сперва незаметное дейст­вие в нашем сердце этого богослужения. Мало-пома­лу мы начинаем понимать или скорее чувствовать, что эта печаль действительно светлая, что какое-то таин­ственное преображение начинает совершаться в нас. Как будто мы попадаем в такое место, куда не дости­гают шум и суета жизни, улицы, всего того, что обыч­но наполняет наши дни и даже ночи, — место, где вся эта суета не имеет над нами власти. Все, что казалось таким важным и наполняло нашу душу, то состояние тревоги, которое стало почти нашей второй природой, куда-то исчезает, и мы начинаем испытывать освобож­дение, чувствуем себя легкими и счастливыми. Это не то шумное, поверхностное счастье, которое приходит и уходит двадцать раз в день, такое хрупкое и непо­стоянное; это — глубокое счастье, которое происходит не от одной определенной причины, но оттого, что душа наша, по словам Достоевского, прикоснулась «к иному миру». И прикоснулась она к тому, что полно

света, мира, радости и невыразимой надежды. Мы по­нимаем тогда, почему службы должны быть длинны­ми и как будто монотонными. Мы понимаем, что совер­шенно невозможно перейти из нормального состояния нашей души, наполненной суетой, спешкой, забо­тами, в тот иной мир без того, чтобы сперва успоко­иться, восстановить в себе известную степень внут­ренней устойчивости. Вот почему те, которые думают о церковных службах только как о каких-то обяза­тельствах, которые всегда спрашивают о «минималь­ных требованиях» («Как часто мы должны ходить в церковь? », «Как часто мы должны молиться? »), ни­когда не смогут понять настоящего значения богослу­жений, переносящих нас в иной мир — в присутствие Самого Бога! — но переносят они нас туда не сразу, а медленно, благодаря нашей падшей природе, потеряв­шей способность естественно входить в этот иной мир. И вот когда мы испытываем это таинственное ос­вобождение, легкость и мир, печальное однообразие богослужения приобретает новый смысл, оно преоб­ражено; оно освещено внутренней красотой, как ран­ним лучом солнца, который начинает освещать вер­шину горы, когда внизу, в долине, еще темно. Этот свет и скрытая радость исходят из частого пения «Аллилуйя», от общего настроения великопостных бо­гослужений. То, что казалось сперва однообразием, превращается теперь в мир; то, что сперва звучало печалью, воспринимается теперь как самые первые движения души, возвращающейся к утерянной глуби­не. Это то, что возвещает нам каждое утро первый стих великопостного «Аллилуйя»:

От нощи утренюет дух С раннего утра мой дух
мой к Тебе, Боже, зане стремится к Тебе, Боже,
свет повеления Твоя.       потому что Твои повеле-

ния— свет (на земле).

Печальный свет: печаль моего изгнания, растра­ченной жизни; свет Божьего присутствия и прощения, радость возродившейся любви к Богу и мир возвра­щения в Дом Отца. Таково настроение великопостного богослужения; таково его первое соприкосновение с моей душой.

27

26

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: