![]() |
Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
ПОСТНОЕ СТРАНСТВИЕ 1. НАЧАЛО: ВЕЛИКИЙ КАНОН
Теперь нам надо вернуться к идее и опыту Великого Поста как духовного странствия, цель которого — перенести нас из одного духовного состояния в другое. Как мы уже сказали, большинство современных христиан не понимает этой цели Великого Поста и видит в нем только тот период года, когда они должны исполнить свои религиозные обязанности, причаститься (один раз в год! ) и подчиниться некоторым ограничениям в пище, которые скоро будут возмещены полным «разрешением» Поста в пасхальные дни. И благодаря тому, что не только светские люди, но и многие священники восприняли это простое и формальное понимание Великого Поста, его истинный дух почти исчез из жизни. Восстановление богослужебного и духовного значения Великого Поста — одна из важнейших и насущных задач наших, но восстановление это возможно только на основе подлинного понимания богослужебного ритма и строя великопостного богослужения. В самом начале Великого Поста, как тот исходный тон, которым определяется вся великопостная мелодия, мы находим великий покаянный канон святого Андрея Критского. Он разделен на четыре части и читается за Великим Повечерием, вечером, в первые четыре дня Поста. Его можно описать как покаянный плач, раскрывающий нам всю необъятность, всю бездну греха, потрясающий душу отчаянием, раскаянием и надеждой. С исключительным искусством святой Андрей переплетает великие библейские образы — Адама и Еву, рай и грехопадение, патриарха Ноя и Потоп, Давида, Обетованную Землю и выше всего Христа и Церковь — с исповеданием грехов и раская- 59 в* нием. События священной истории явлены как события моей жизни, дела Божий в прошлом как дела, касающиеся меня и моего спасения, трагедия греха и измены, как моя личная трагедия. Моя жизнь показана мне как часть той великой, всеобъемлющей борьбы между Богом и силами тьмы, которые восстают на Него. Канон начинается с глубоко личного вопля: Откуду начну плакати С чего начну я оплаки- окаянного моего жития вать окаянные дела мо- деяний? Кое ли положу ей жизни? Какое начало начало, Христе, нынеш- положу я, Христос, ны- нему рыданию? нешнему рыданию? Один за другим раскрываются мои грехи в глубокой связи их со все продолжающейся трагедией отношений человека к Богу; история первого грехопадения— это моя личная история:
Я совершил преступление первозданного Адама; я знаю, что я отрешен от Бога и вечного Его Царства и сладости из-за моих грехов... Я потерял все божественные дары:
Я осквернил одежду моей плоти, осквернил то, что было, Спасе, по образу и по подобию. Я омрачил душевную красоту наслаждениями страстей. Ныне я разодрал первую мою одежду, которую мне в начале соткал Зиждитель, и поэтому я наг... Итак, в течение четырех вечеров девять песен Канона говорят снова и снова о духовной истории мира, которая в то же время — история и моей души. Слова 60
Канона призывают меня к ответу, ибо говорят они о событиях и делах прошлого, смысл и сила которых вечны, поскольку каждая человеческая душа — единственная и неповторимая — проходит тем же путем испытаний, стоит перед тем же выбором, встречается с той же высшей и важнейшей реальностью. Примеры из Священного Писания не просто аллегории, как думают многие люди, считающие поэтому, что Великий Канон чересчур перегружен именами и происшествиями, не относящимися к ним. Такие люди спрашивают, . зачем говорить о Каине и Авеле, о Соломоне и Да-с»; виде, когда проще было бы сказать: «Я согрешил». ^ Они не понимают, что самое понятие слова грех в биб-|? 5>, лейском и христианском предании имеет глубину и
насыщенность, которых современный человек просто не в силах понять, и что поэтому исповедание им своих грехов глубоко отлично от настоящего христианского раскаяния. Действительно, та культура, в которой мы живем и которая образует наши современные взгляды, в сущности, просто исключает понятие греха. Потому что грех — это прежде всего падение человека с неизмеримой духовной высоты, отказ его от своего высокого призвания. Но какое значение это может иметь для культуры, которая не знает и отрицает эту духовную высоту, это призвание и оценивает человека не «сверху», а «снизу», для культуры, которая если и не отрицает открыто Бога, то фактически вся, сверху донизу, материалистическая и потому рассматривает жизнь человека только с точки зрения материального благополучия, не признавая его высокого, трансцендентального призвания? В ней грех рассматривается главным образом как естественная слабость, происходящая в основе от социального неустройства и поэтому исправляемая лучшей социальной и экономической организацией. Поэтому современный человек, если он и исповедует свои грехи, уже не раскаивается в них. В зависимости от того или иного понимания им своих религиозных обязанностей он либо формально перечисляет свои прегрешения и нарушения обрядовых правил, либо же говорит с духовником о своих проблемах, ожидая от религии своего рода терапии, лечения, которое вернет ему счастье и спокойствие. Ни в том, ни в другом случае мы не видим раскаяния, потрясения человека, который, узрев себя как 61 образ неизреченной славы, сознает, что он изменил этому образу, запятнал и отверг его своей жизнью; нет раскаяния как печали о грехе, исходящей из самой глубины человеческого сознания, как желания вернуться, как отдачи себя Божьему милосердию и любви. Вот почему недостаточно просто сказать: «Я согрешил». Эти слова приобретают свое подлинное значение и действенность только тогда, когда грех воспринят и пережит во всей его глубине и горести. Значение и цель Великого Канона именно в том и состоят, чтобы явить нам грех и тем самым привести нас к раскаянию. Но он являет нам грех не определениями и перечислениями, а неким глубоким созерцанием библейской истории, которая поистине есть история греха, покаяния и прощения. Это созерцание вводит нас в совершенно иную духовную культуру, призывает нас принять совершенно иное понимание человека, его жизни, его целей, его духовных мотиваций. Канон восстанавливает в нас то духовное мироощущение, внутри которого раскаяние становится снова возможным. Когда мы слышим, например: Авелева, Иисусе, не упо- Я не уподобился, Иису- — мы понимаем, что история первого жертвоприношения, так кратко упоминаемая в Библии, открывает нам нечто основное и в нашей собственной жизни, основное в самом человеке. Мы понимаем, что грех прежде всего есть отказ от жизни как приношения и дара, как жертвы Богу, или, другими словами, — отказ от жизни для Бога и по-Божьему. Мы понимаем, что корень греха — это отклонение нашей любви от высочайшего ее объекта. И благодаря этому откровению становится возможным произнести слова, бесконечно отдаленные от современного опыта жизни, но которые звучат глубочайшей правдой:
, Брение здатель живосоз-дав, вложил еси мне плоть и кости, и дыхание и жизнь: но, о Твор- . че мой, Избавителю мой и Судия, кающася при-ими мя. Для того, чтобы по-настоящему услышать Великий Канон, требуется, конечно, знание Библии и способность усваивать значение библейских образов. Если в наши дни столь многие находят его скучным и не относящимся к нашей жизни, это происходит оттого, что вера их не питается из источника Священного Пи- - сания, которое для Отцов Церкви было именно источником их веры. Мы должны вновь научиться воспри- . нимать мир таким, каким он открывается нам в Библии, научиться жить в этом библейском мире; и нет лучшего способа научиться этому, как именно через церковное богослужение, которое не только передает нам библейское учение, но и открывает нам библейский образ жизни. Вот почему постный путь начинается с возврата .. к исходной точке, к Творению мира, Грехопадению, , Искуплению, к тому миру, где все говорит о Боге, все отражает Божью славу, где все, что происходит, все ' события непосредственно связаны с Богом, где чело- , век находит настоящие измерения своей жизни, и, найдя их, кается. ВЕЛИКОПОСТНЫЕ СУББОТЫ Отцы Церкви часто сравнивали Великий Пост с сорокалетним странствованием избранного народа по пустыне. Из Библии мы знаем, что для того, чтобы народ Его не впадал в отчаяние, а также для того, чтобы открыть ему главную и высшую Свою цель, в течение этого сорокалетнего странствования Господь совершил многие чудеса. По аналогии с этим странствием строят Святые Отцы и свое объяснение сорокадневного Поста. Его конечная цель — Пасха, обетованная земля I Царствия Божия. Однако и в конце каждой недели Великого Поста происходит как бы некая передыш-
62 63 ка, некое предвкушение этой цели. Это два дня — суббота и воскресенье, когда совершается Евхаристия; эти дни на духовном пути поста имеют особое значение. Начнем с субботы. Ее особое положение в церковном уставе, а также исключение ее из великопостного типа богослужения, требуют объяснения. С точки зрения рубрик, о которых мы говорили выше, суббота не есть постный день, а день праздника, установленного Самим Богом: «И благословил Бог седьмой день и освятил его, потому что в этот день Он отдохнул от всех дел Своих» (Бытия 2, 3). Никто не может изменить или упразднить повеление Господне. Правда, многие христиане думают, что божественное установление субботы было просто перенесено на воскресенье, которое, таким образом, стало христианским днем отдыха и покоя. Ничто в Священном Писании или Священном Предании не подтверждает этого. Наоборот, у Святых Отцов и во всем раннем Предании воскресенье называется первым или восьмым днем, и таким образом подчеркивается его особенность и известная противоположность его по отношению к субботе, которая навсегда остается седьмым днем, благословенным и освященным Богом. Это тот день, когда было засвидетельствовано, что мир сотворен «добро зело» (очень хорошо), и таково его значение во всем Ветхом Завете, значение, которое сохранялось при Самом Христе и в Церкви. Это значит, что, несмотря на грех и падение, мир остался добрым Божиим творением; он сохранил то существенное добро, о котором возрадовался Господь: «И увидел Бог все, что Он создал; и вот, очень хорошо». Поэтому хранить субботу с самого начала означало, что жизнь может быть полной смысла, счастливой, творческой; жизнь может быть такою, какой Бог хотел, чтобы она была. И суббота, день отдыха, когда мы радуемся о плодах своих трудов, навсегда хранит благословение Божие, почивающее на мире и на делах его. Но эта преемственность христианского понимания субботы от ветхозаветного не только не исключает, а, наоборот, подразумевает и различие между ними. Во Христе ничто не остается неизменным, ибо в Нем все исполнено, все ограничения преодолены, все наполнено новым смыслом. Если суббота, в своем ь высшем духовном смысле, являет присутствие Боже " ' ственного «добро зело» в самой ткани мира сего, то именно мир сей Христос явил в новом свете и претворил в нечто новое. Христос даровал человеку Царство Небесное, которое «не от мира сего». В этом и есть '• высший просвет, благодаря которому для христианина все делается новым. Все добро мира сего и всего, что в нем, отнесено теперь к исполнению в Царстве Божием, в Царстве будущего века, которое явится во всей своей славе только после конца мира сего. Больше того, этот мир, отвергнувший Христа, показал, что он во власти «князя мира сего», что «весь мир во зле лежит» (1 Иоанн 5, 19) и что путь ко спасению для него не через эволюцию, усовершенствования, про-■; гресс, а через Крест, Смерть и Воскресение. «То, что - ты сеешь, не оживет, если не умрет» (1 Кор. 15, 36). ■ становится предвкушением и приготовлением к Царству Божьему, что каждый его поступок призван стать знаком, утверждением и ожиданием того, что еще должно наступить. Таков смысл кажущегося проти-I воречия в Евангелии: Царство Божие — «посреди нас» §■ и Царство Божие еще должно прийти. Ибо тому, кто,!: не познал Царства «посреди» жизни, не может от-| крыться оно и как объект любви, ожидания и вожде-I ления, к которым призывает нас Евангелие. Можно }; все еще продолжать верить в наказание или награду 9 после смерти, но никогда нельзя понять радость и си-* лу христианской молитвы: «Да приидет Царствие 4-\Твое! » — «Ей, гряди Господи Иисусе». Христос пришел |, для того, чтобы мы могли ждать Его. Он вошел в - жизнь во времени, для того чтобы жизнь и время ста Суббота, день Творения мира, день мира сего, ста-I ла — во Христе — днем ожидания, предшествующим ^ Дню Господню. Претворение субботы произошло в ту? Великую и Святую Субботу, когда Господь, «исполнив все дела Свои», почил (уснул) во гробе. На следующий день, «первый день после Субботы», Жизнь воссияла из животворящего гроба, мироносицам было сказано: «Радуйтесь! », ученики «от радости еще не.верили и дивились» (Лука 24, 41), и начался первый
64 «»'■ 3 А. Шмеман 65
день Нового Творения. В этом новом дне Церковь участвует и вступает в него в воскресенье. Но она все еще живет и странствует в мире сем, который в своей мистической глубине стал субботой, потому что, как говорит святой апостол Павел: «Вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге; когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе» (Кол. 3, 34). Все это объясняет единственное в своем роде место субботы — седьмого дня — в богослужебном предании: ее двойной смысл, как праздника и как дня смерти. Это праздник, потому что в мире сем, в его времени, Христос победил смерть и открыл вход в Свое Царство, потому что Его Воплощение, Смерть и Воскресение являются завершением Творения, которому Бог радовался вначале. Но это и день смерти, потому что в смерти Христовой мир умер, и его спасение, завершение, преображение уже за пределами смерти в будущем веке. Богослужебное значение всех суббот годового круга связано с двумя всерешающи-ми субботами: Воскрешение Лазаря, которое произошло в этом мире и было возвещением и «уверением» общего воскресения; и Великая и Святая Суббота Пасхи, когда смерть сама была побеждена и стала переходом в Новую Жизнь Нового Творения. В течение Великого Поста это значение суббот выявляется особенно ярко, так как цель Поста — именно восстановить христианское значение времени как приготовления и странничества: «...прошу вас, как пришельцев и странников, удаляться от плотских по-хотей, восстающих на душу» (1 Петра. 2, 11). Эти субботы связывают великопостный подвиг с будущим исполнением и, таким образом, придают Посту его особый, духовный ритм. С одной стороны, великопостная суббота есть евхаристический день, отмеченный совершением Божественной Литургии Иоанна Златоуста, — а Евхаристия всегда означает праздник. Однако особый характер этого праздника состоит в отнесенности к Великому Посту как странствию, терпению и подвигу. Это как бы передышка, задача которой — заставить нас задуматься над конечной целью этого паломничества. На это особенно ясно указывает порядок чтений из посланий апостольских, выбранных для великопостных суббот, из Послания к Евреям, Многочастне и многообразие древле Бог глаго-лавый отцем во проро-цех, в последок дний сих глагола нам в Сыне, Егоже положи наследника всем, Имже и веки сотвори... Ты же тойжде еси, и лета Твоя не оскудеют. Блюдите, братия, да не когда будет в некоем от вас сердце лукаво исполнено неверия во еже отступите от Бога жива. Но утешайте себя на всяк день, дондеже днесь нарицается... причастницы бо быхом Христу, аще точию начаток состава даже до конца удержим. Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, в последние дни говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, через Которого и веки сотворил... Ты тот же, и лета Твои не кончатся. Смотрите, братья, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живого. Но наставляйте друг друга каждый день, доколе можно говорить «ныне»... ибо мы сделались причастниками Христу, если только начатую жизнь твердо сохраним до конца.
66 67
имать мздовоздаяние не ли ко. Терпения бо имате потребу, да волю Вожию сотворше, примите обетование: еще бо мало елико елико, грядый приидет и не укоснит Не обидлив бо Бог, за- ся, во еже вознести многих грехи, второе без греха явится, ждущим его во спасение предстоит великое воздаяние. Терпение нужно вам, чтобы, исполнив ши волю Божию, получить обещанное: ибо еще немного, очень немного и Грядущий придет и не умедлит. Ибо не неправеден Бог, несши Себя в жертву, чтобы подъять грехи многих, во второй раз явится не для очищения греха, а для ожидающих его во спасение. Чтения Евангелия для великопостных суббот выбраны из Евангелия от Марка и тоже имеют свою но следовательность. Евангелие первой субботы объясняет нам смысл и значение этой последовательности. Христос опровергает лицемерные запреты еврейских с> ббот и го ворит (Марк 2, 27—28): ...Суббота человека ра-...Суббота для челове- дй бысть, а не человек ка, а не человек для для Субботы. Тем же субботы: посему Сын Господь есть Сын Чело- Человеческий есть гос- веческий и Субботы. подин и субботы. Наступила новая жизнь, началось воссоздание человека. В субботу второй недели Поста мы слышим, как прокаженный говорит Христу: «Если хочешь, можешь меня очистить...». Христос сказал ему: «Хочу, очистись» (Марк. 1, 40—41). В третью субботу мы видим, что вопреки всем запретам Христос «ест с мытарями и грешниками» (Марк. 2, 14—17). В четвертую субботу в ответ на «добро зело» творения мира (Бытия, 1) Евангелие радостно восклицает: «...все хорошо делает: и глухих делает слышащими и немых — говорящими» (Марк. 2, 14—17). Наконец, в пятую субботу все завершается решительным исповеданием Петра: «Ты — Христос...» (Марк. 8, 29). Это принятие человеком тайны Христа, тайны Нового Творения. Великопостные субботы, как мы уже сказали выше, заключают в себе вторую тему или измерение: тему смерти. За исключением первой субботы, которая по церковной традиции посвящена святому Федору Тирону, и пятой — субботы, акафиста, три остающиеся субботы — дни всеобщего поминовения всех «в надежде воскресения и жизни вечной» усопших в Господе. Это поминовение, как мы уже сказали, готовит и предвозвещает субботу Лазарева Воскресения и Великую и Святую Субботу Страстной недели. Его надо рассматривать не только как акт любви, как доброе дело, но и как откровение мира сего в его смертности и умирании. В мире сем мы обречены на смерть, как
68 69 обречен на нее и сам мир. Но во Христе смерть побеждена изнутри, она, как сказал Апостол Павел, потеряла свое жало, стала сама входом в полноту иной жизни, «жизни преизбыточествующей». Для каждого из нас вхождение это началось в нашей крещальной смерти, которая делает мертвыми тех из нас, кто жив («...вы умерли» — Кол. 3, 3) и живыми тех из нас, кто был мертв, потому что «смерти больше нет». В народном благочестии глубокое отклонение от подлинного смысла христианской веры сделало смерть опять чер ной. Это выражается черными (траурными) одеждами на похоронах и панихидах. Мы должны, однако, знать, что для христианина цвет смерти — белый. Молиться за умерших — не означает скорбеть и печалиться, и нигде это лучше не выявляется, как в связи общих поминовений умерших с субботами вообще, а в особенности с великопостными субботами. Радостный день Творения стал в грехопадении днем смерти; потому что «тварь покорилась суете» (Римл. 8, 20) и стала сама смертью. Но Христова смерть восстанавливает седьмой день, делая его днем нового творения, побеждая и уничтожая то, что превратило этот мир в торжество смерти. И главная цель Великого Поста — это восстановить в нас желание и надежду «откровения сынов Божиих» (Рим. 8, 19), этого исполнения христианской веры, любви и надежды. Этой надеждой «мы спасены. Надежда же, когда видит, не есть надежда; ибо, если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда оживаем в терпении...» (Рим. 8, 24—25). Значение христианской смерти и нашей молитвы за умерших — это свет Лазаревой Субботы и радостный покой Святой и Великой Субботы. |
Последнее изменение этой страницы: 2019-04-09; Просмотров: 220; Нарушение авторского права страницы