ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. МОСКОВСКАЯ ОСОБАЯ.

 

Вагон шел мягко, ходко, умело постукивая на стыках. Хорошо спалось, смотрелось в окно, а еще лучше игралось в шахматы. Был задуман грандиозный турнир в 4 круга с поголовным участием.

Исключение составили для Колясникова, не умеющего отличить ферзя от шестерошного дупля. Зато Мазанова, который не путал пешку с конем, привлекли в обязательном порядке. И напрасно он кричал, что первый и последний раз играл в третьем классе с младшим братом, никто ему не верил. Его стыдили, уповали на сознательность и солидарность, льстили, говоря, что с его-то интеллектом давно можно сдать на третий юношеский разряд. И он дрогнул. Мазанова занесли в реестр под №.5. На практике это значило, что в любой час дня и ночи к нему могли подойти, разбудить и сказать:

— Саня, ты сейчас играешь с четвертым номером.

— С каким ещё четвертым? — кричал Саня.

— С Аптекиным.

— Мужики! Ради бога, запишите мне все нули и отвяньте. Все равно я продую, — молил Саня.

Ему возражали, глядя в турнирную таблицу.

— Хм... интересно. В хорошенькое же положение ты тогда поставишь Демина, который сыграл вничью с Щербаковым. А Лукашин теперь по-твоему съезжает на четвертое место?

— Чихать я хотел на Лукашина, — кричал Саня. — Пускай он хоть на унитаз съезжает!

Но его снова стыдили, говоря, что нечего было тогда записываться, и, понимая тщетность своих возражений, Саня, плача, усаживался продувать очередную партию.

Посмотреть, как играет Мазанов сперва сбегался весь вагон. Потом стали приходить из других, а поближе к Горькому даже официантки из вагона-ресторана. Вспыхивали споры, заключались пари по поводу того, на каком ходу Мазанов получит мат. Образовался стихийный тотализатор. Планировался сеанс одновременной игры на семнадцати досках — по количеству вагонов. Суть сеанса заключалась в том, что Мазанов должен был ходить из вагона в вагон и делать ходы и, тем самым, веселить публику. Предприимчивый Пахалуев даже стал продавать на сеанс билеты. Узнав об этом, Мазанов потребовал 75%. Ему предложили 20%. Тогда Мазанов перевернул деску и с криком "Достали!" побежал бросаться под откос. На его беду и счастье Водопада поезд как раз пересекал Волгу. Под мостом плыла длинющая баржа, и Саня пожалел баржу... В связи с досрочной победой Мазанова турнир завершился.

Поближе к Москве по внутреннему радио каждый час стали транслировать лекцию о величии столицы нашей родины. Лукашин выяснил мнение ребят и написал свой вариант лекции.

Дорогие пассажиры! Срочно просим всех умыться.

Закрываются сортиры, открывается столица.

Город мира, город славы, ненаглядный пуп державы,

Её сердце и желудок. Здесь живут такие лица:

 

Два миллиона крупных ученых

Денно и нощно пихают прогресс

 Слева — направо, справа — налево,

В общих пределах насиженных мест.

 

Что угодно дяде Ване, что потребно тете Мане,

Все в столице обсчитают и поправочки внесут.

Ведь на каждого пижона — стали сорок два вагона,

На сосиски три талона. От того тут и живут:

 

Три миллиона дьяков чиновных

Распределяют народу блага:

Этим дубленки, этим сгущенки.

Этим копыта, а этим рога.

 

Что носить нам, что нам кушать, что любить, смотреть и слушать

Обо всем напишут в Правде. Только, чтоб без баловства.

Мы хлебаем правду ложкой. Нам мозги большая роскошь,

Потому что проживают в славном городе Москва:

 

Гордость столицы — её журналисты

Перья по ветру, как флюгера.

Запросто могут морду начистить,

Тем, кому, зад целовали вчера.

 

От Карпат и до Камчатки весь народ живет в достатке

В холодильниках — минтаи, в конституциях — права,

В небах звезды, в реках воды, в атмосферах кислороды,

Потому что проживает в славном городе Москва:

 

Тысяча триста толстых министра

Денно и нощно печатью стучат.

Бах! — ускоренья., ба-бах! — торможенье

Бах-тарарах! — жигули для внучат.

 

Дорогие пассажиры! Не до жиру — быть бы живу.

Не пихайтесь, не лягайтесь, поезд малость опоздал.

Не забудьте по запарке рюкзаки для отоварки,

До свиданья!. Прибываем на Савеловский вокзал.

 

Водопады сказали:

— Это хорошая лекция. Её обязательно надо прокрутить по местному радио. Быстренько положили лекцию на три аккорда и пошли к бригадиру поезда. Бригадир собрал худсовет. Худсовет запретил лекцию. Лукашин пошел в туалет. Его тошнило от худсоветов. Увы, по случаю санитарной зоны Москвы туалет был закрыт.

Поезд ловко обогнул последней буерак и глазам Водопада предстал выпендристый перрон Ярославского вокзала, главным украшением которого был мернеджор Ваймер.

 

Коля, в красных штанах с лампасами и зеленой майке с надписью "Ай вонт ю!" произвел на Водопад неизгладимое столичное впечатление. Мернеджор уже два дня крутился в Москве и весь пропитался какой-то жуткой разговорной смесью: местного сленга, марок зарубежных фирм и загадочного "уровня соотношений".

— Короче, мужики, — сотрясал Коля перекрытия перрона, — расклад по уровню соотношений такой. Пивэй на пять кило мне обломили, но я выкатываю на передок полтора Динакорда и Шур для Славки вдогонку. Я им сразу сказал: не будет по уровню соотношений хотя бы Динаккорда, пусть они тогда тут свой местный жопкин хор слушают. Вечером у меня забита стрелочка на Шаболовке, насчет пультяры и второй клавиши. Я там ещё на них наеду, чтобы уровень соотношений по оконцовке соответствовал, верно?

Для того, чтоб возразить Коле, надо было, как минимум его понять. Звучало это все очень солидно. Кто его знает, какой тут у них в Москве уровень соотношений. Столица все-таки. Вон еще какой-то чернявый подходит. Сейчас завернет чего-нибудь эдакое тоже. На всякий случай Водопад изобразил на лицах полное понимание вообще всех мировых проблем. Но чернявый, подойдя, сказал простенько:

— Здравствуйте, ребята. Меня зовут Миша Симонов. Я ваш московский опекун. Сейчас мы с вами сядем на электричку и поедем в дом отдыха "Болшево", где вы будете отдыхать до концерта.

Радисев заржал, как конь. Он упал на баян и гоготал до изнеможения. Ситуация становилась неприличной. Что тут смешного-то?.. Свихнулся, что ли?... Насилу от него добились, что смеялся он не над перспективой поездки в Болшево, а над "уровнем соотношений". Унять Радисева удалось только в электричке, отсадив от Коли в соседний вагон. Иначе при любой попытке мернеджора обрисовать ситуацию он просто загибался от хохота. Радисев был новичком на ярмарке тщеславия и ещё не разучился видеть голых королей там, где остальные видели горностаевые мантии.

 

... Болшево — это полчаса от Москвы. Чудный утопающий в зелени дачный поселок. Дом отдыха с одноименным названием располагался в великолепном смешанном лесу на крутом берегу речки Клязьма.

Водопаду отвели роскошную четырехкомнатную хибару в густом ельнике, и радость переполнила загрубелые души. Наступил момент истины, момент счастья жить на этой благословенной земле. И долго еще в этот вечер не смолкали восторженные возгласы:

— Во, гляди! Это чо?

— Ясень, поди..

— О, ясень!..! А это вааще!

— А это дуб,

— Ого, какой дубяра! Мамочки!

— Гля, мужики, а вон комарик. Почти как наш. Лови его!

Ловили редкого в тех местах комарика, ходили на Клязьму, слушали звезды. Хорошо!

 

Утром разбудил птичий гомон.

В столовой обнаружили, что здесь они не одни такие волосатые. Выяснилось, что по линии комсомола намечался грандиозный фестиваль «Рок-перефирия». Но по случаю пребывания в Москве Нэнси и Рональда Рейганов фестиваль решили похерить. Удалось пробиться лишь четырем группам... Водопад решил проявить инициативу и организовать вечерком легкий сэйшн на траве, с горячительными напитками. Провели зондаж. Три группы из четырех шарахнулись от них, как черти от ладана. Высказывались по-разному: "Нет-нет, что вы! Как можно!" Или: "Извините, мы не употребляем." Или, того круче: "Свалите! Надоели, алкаши! "... Такой вот рок-н-ролл, ей-богу! Как в пансионе благородных девиц.

Теряя веру в человечество, разведчики двинулись в сторону четвертой команды. Открыли было рты и услышали:

— Только сухонького, мужики. Ну можно и крепленого. Да и водка, на худой конец, потянет. Давайте вечером, часиков в семь, на лужайке за шашлычной.

Так группа ГПД из города Дзержинска спасла Водопадную веру в человечество.

Позавтракав, отправились поглазеть на Москву.

 

Ну, что такое Москва описывать не будем. Для непосвященных лишь скажем: это как много-много Алапаевсков, некстати собранных в одном месте.

За углом у ярославского наткнулись на будку звукозаписи. Посмотрели каталог: ага, есть. "Водопад 87"

— Это у вас Водопад имени Вахтанга Кикабидзе?

— Да, а что?

— А ничего, Это мы и есть Водопад имени Вахтанга Кикабидзе.

— Ну и что?

— А ничего. Отстегни-ка нам, браток, пятерочку со своих барышей, похмелиться надо.

Окошечко — хрясь! — и захлопнулось.

— Ах,. ты ворюга! Еще и разговаривать не хочет.

— Качнем его, ребята?

— Давай.

Покачали будку, покачали — будочник там поорал, переворачивать уж не стали. Мало ли: жена — дети, сам в декрете. Пускай живет. Шли злые, много матерились. "Господи, — думали, в нормальной стране давно бы у нас и аппаратик был, и студийка какая-нито, а тут! Делают одни — живут другие. И-эх...

 

Горбатая, залитая солнцем Красная площадь произвела тягостное впечатление. Преобладали два цвета: ослепительно серый и багровый — запёкшейся крови. На багровом, среди бутафорских елей, торчали белые идолы. Мерзкое капище… Василий Блаженный — азиатский варвар в пестрых хламидах, логично разрушал весь ансамбль Наперекор всем стройным башенкам он по-татарски сидел на жирной заднице и по-татарски щурился на Минина и Пожарского. Складывалось впечатление, что великие граждане приехали в Орду, вымаливать ярлык на княжение.

— Какой же это Вася? — сказал Лукашин, кивнув головой в сторону храма. — Это самый настоящий Чойбалсан, квинтэссенция русского духа.

— Что-то у тебя, дед, концы с концами не сходятся. — сказал Славка.

— Да все прекрасно сходится. Мы в европейцы только рылом вышли, а душа у нас вся там, в азии, причем средних веков. С виду, как павлин, а внутри тесная, тёмная и закоулистая. Рабская короче. Ни свету в ней, ни стройности. Понт один наружный.

— Между прочим этот понт Сталин тоже взорвать хотел, да один чудик не дал.

— Сталину?! Не дал?!

— Ну. Заперся там и кричит: "Если будете взрывать, то только вместе со мной!" Сталин и отступился. И чудика, главное, не тронул.

— Видать обалдел от того, что в этой стране нашелся хоть один порядочный мужик. Еврей, наверное.

— Пойдемте отсюда, ребята. Что-то мне тут гадостно.

... Окончательно им испортили настроение в Гуме. Истолкали, обступали и выпихнули в какие-то подземелья, так и не дав отовариться на предмет подарков родным и близким. Злость нарастала. Решили разобраться с этой Москвой раз и навсегда.

ТРЕТИЙ КАЗУС ВОДОПАДА.

Вспомнили ругательное письмо металлистов и поехали искать Большую Грузинскую №1, чтобы выяснить, кто все-таки из нас козлы. Чуть ноги до пупа не стерли, пока нашли эту Грузинскую — кривая такая. Пошли вниз по ней, по правой нечетной стороне. Дома кончились, потянулся забор из чугунных прутьев. Шли-шли вдоль него, вот те на! Большая Грузинская, 1 — Московский зоопарк!.. Тьфу, мать твою растак и разэдак!

— А ну её на фиг, ребята, эту Москву! Пыль, жара, толкучка, надувают на каждом шагу. Не могу больше! Поехали в Болшево!

— Золотые слова! И чо мы вообще сюда приперлись? Поехали.

Дети! В одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году, даже в жаркое летнее время, в Москве можно было приобрести чудесный напиток — советский вариант французкого Сидра. Назывался он Салют, Стоил всего 2,50, а крепость, между прочим, 12°— 14° — не хухры-мухры. Шипучий, светлый, прозрачный, в меру подслащеный, ну просто прелесть, что за напиток. Вам-то уж, дети, такого видать не отведать, а тогда был.

Вот Водопад его тогда и набрал полный футляр из-под баяна. Изнутри футляр был обит красной фланелью. Представляете, дети, на красной фланели бутылочки с серебренными головками?! Загляденье! ГПД тоже не ударили в грязь лицом — приволокли сумку марочного портвейна. Расставили все это на зеленой лужайке. Рядом три батона: два хлебных, один колбасный. Взяли гитары в руки, да как заиграли, как запели! О-о!

 

Я помню чудное мнгновенье

Передо мной явились вы-ы!

( в смысле Салют с портвейном)

 

Да что там говорить, дети. Сэйшн удался на славу. Лидер ГПД Сережа Чиж до сих пор стоит в глазах и звучит в ушах. Водопад еще удивлялся: на природе такие песни хорошие, а на сцене металл? Сережа Чиж впоследствии и сам это понял. Понял и удрал в другую ГПД, харьковскую, где и закрепился. А после её развала, остался в составе «Разных людей», дай им бог всем счастья-здоровья.

Вот так вот, дети!

И спустилась ночь. Что там наутро: Аустерлиц или Ватерлоо?

 

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться: