ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ. КРЕМЕНКУЛО-КОПЕЙСКАЯ.

Хотелось кушать. С недельку, после поездки, питались сладкими воспоминаниями, еще три дня закусывали радужными перспективами. Потом пришел Коля, отобрал гитары, раздал всем лопаты и ломы и увел на ремонт сгоревшего намедни Верхотурского завода коньков.

— А как же мы? — спросила группа Красный Хач, сойдя с электрички.

Коля вздохнул и принес еще четыре кувалды.

На уцелевшие заводские стены развесили панк-плакаты и красочное панно:

ВОЗРОЖДЕНИЕ ФЕНИКСА!

Ударная рокынрольная стройка,

6-го тупика 12 пятилетки.

Работы производит бригада

КРАСНАЯ ВОДОХАЧКА!

 

Лукашин лежал на диване и потел над либретто панк-оперы. Потелось хорошо, писалось плохо. Одолевали разные мысли. В чем играть?... На чем играть?... Слава богу, кое где побывали, кое что повидали: в чем играют, на чем играют. Все, конечно, нищие, но не до такой же степени!

Лукашин отлип от дивана и пошел куда глаза глядят. Глаза его глядели на кременкульский спорткомплекс. "Зайти что ли?" — подумал Лукашин и зашел. Тренер Вова Глинкин разбирал старое хоккейное барахло. Сонливость Лукашина, как ветром сдуло.

— Вова, это что?

— Это?... Свитера хоккейные, списанные. Надоели, таскаются по всему комплексу. Хочу сдать в мастерские на ветошь.

— Вова, не надо отдавать на ветошь. Отдай мне.

— Зачем?

— Панков одену. На сцену.

— Да ты что? На них же живого места нет. Все по локоть оборваны, просвечивают.

— Вова, это то, что надо. Жанр такой, понимаешь?

— Бери. Господи, дерьма-то. Мне меньше возиться.

Лукашин обрадовался, сгреб кучу в охапку и попер домой. Валентина обрадовалась несколько меньше.

— Ты что, во вторсырьё устроился?

— Это сценодежда для Водопада.

— Ступай отсюда вместе с этим барахлом.

— Ну, Валь...

— Ступай, я сказала! Не хватало тут еще...

— Валь, а хочешь я тебе пару штук дам на половые тряпки? Классные тряпочки, шерсть 100%.

Валентина заинтересовалась. Пока она вертела в руках пару хламид, Лукашин быстренько запихал остальные под диван, а сам улегся сверху. "Так, — думал Лукашин, — "в чём?" вопрос решен, теперь "на чём?". Может с горя письмо черкнуть какой-нибудь японской шишке?... Потом его спеть, записать, а кассету подкинуть в японское посольство?... А что? Самые бредовые идеи порой дают удивительный результат. Надо попробовать!" Лукашин попробовал. Вышло вот что.

Товарищ японский начальник!

Заведующий фирмой Ямаха.

Вам пишут советские парни,

Которых все гонят на фиг

Мы бедные панк-музыканты

Гремим на худых бандурах

Загублены наши таланты

Советской аппаратурой

 

Пришлите аппарат на пару киловатт

В город Верхотурье, группе Водопад.

 

О, наш желтолицый брат!

Мы стерли по локоть пальцы,

А звуки не извлекаются.

Хреновый у нас аппарат

Такой верзошник, поверьте,

Воняет, кряхтит и стонет.

Недавно у нас на концерте

Помер один японец.

 

Пришлите аппарат на пару киловатт

В город Верхотурье, группе Водопад.

 

К тому же попса заела

Махра повалила в мажор.

И никому нет дела,

Товарищ японский бугор.

Единственный видим способ

Накостылять им жестоко

Сделать Ямаху спонсором

Русского панк-фольк-рока

 

Пришлите аппарат на сорок киловатт

В город Верхотурье, группе Водопад.

 

Да здравствует мир и дружба

С страной восходящего солнца!

И чтобы у нас на концертах

больше не гибли японцы

Попса повалилась со страху,

Музончик катил идеальный,

Пришлите, пожалуйста Ямаху,

Товарищ японский начальник!

 

Пришлите аппарат на сорок мегаватт

В город Верхотурье, группе Водопад.

 

Лукашин хмыкнул, лег на диван и включил телевизор. Там полыхали дебаты 19-ой партконференции. Нога зачесалась. "К чему бы это? — подумал Лукашин. — Может к тому, что назрел момент дать легкого, но точного пинка под зад родной коммунистической партии?

— Давно пора! — сказал внутренний голос. — Уже 71 год как надо дать. Долой!

— Заткнись,зануда! — сказал Лукашин. — Задним числом мы все герои.

Он терпеть не мог как лозунгов, так и невнятного бреда, претендующего на звание высокой поэзии. Он считал, что если ты не можешь через ясный образ выразить свое чувство, значит грош тебе цена, как поэту, сколько бы эффектной околесицы ты не наплел. Свои сатиры он обычно строил в форме узкого логического туннеля, куда заманивал предполагаемого читателя яркой первой строфой. Тот входил и — куда деваться? — шел вперед, пока не выходил на свет божий в строго определенном месте. И вот здесь-то, по замыслу Лукашина, предполагаемый читатель и должен был хлопнуть себя по лбу.

— Так вот оно, оказывается что! А ведь верно, едрена копоть!

"Вот и сейчас надо также. — думал Лукашин. — причем не по верхушке. С ними все ясно — пауки в банке. Мы их еще в "Папане" раздели. Бить надо по задам, по фундаментам."

Ночью ему приснились объятья Егора Лигачева. Лукашин вздрогнул и проснулся. Валентина дышала ровно. Он выбрался из её дорической ноги, ушел на кухню и распечатал пачку "Родопи"… После третьей сигареты рука потянулась к ручке.

Когда сигареты кончились, Лукашин стряхнул пепел с листа и прочел нижеследующее.

 

СТРАШНЫЙ СОН (навеяно 19 партконференцией):

 

Недавно, граждане увидел страшный сон я

Как будто вышел утром на балкон я

Стою-курю, в пижаме, босиком.

Гляжу и думаю:"А где теперь райком?"

Там, где стояло здание райкома

Пивной ларек посереди газона.

В ларьке мужик заведует пивком,

На месте том, где был вчера райком.

 

Но я же помню: вечерком,

Хоть был немного под хмельком

Когда с завода шел пешком

Стоял на площади райком.

 

Сперва я думал: "Это глаукома!

Не может быть, чтоб не было райкома."

Протер глаза пижамным уголком,

В надежде, что появится райком.

Открыл глаза и загремел с балкона!

Нет, граждане, на площади райкома!

Хрясь, — об асфальт! Встаю и босиком

Лечу туда, где был вчера райком.

 

Бац! — по киоску кулаком.

"Куда — кричу — девал райком?

И кто тебе, едрена мать,

Велел тут пивом торговать?"

 

Пивной мужик мне тихо так ответил:

"Ты посмотри, как хорошо на свете!

Сияет солнце, облака плывут,

Цветёт сирень и соловьи поют.

Деревья, птицы, рыбы, насекомые,-

живут себе прекрасно без райкома!

И ты, браток, за фрезерным станком

Трудись и пой! Зачем тебе райком?

 

Перед работою пока,

Возьми вот кружечку пивка,

Заешь сушеным чебачком,

И позабудешь про райком!"

 

"Но я ж советский сапиенс и гомо!

Мне не прожить и суток без райкома!

О чем гласит наш основной закон?

Ведь я имею право на райком.

Откуда, понимаешь, взяли моду

менять райкомы на пивные морды?

Вали отсюда со своим ларьком!

Но прежде, брат, верни назад райком!

 

Затем ли дед мой Зимний брал,

чтоб ты тут пивом торговал?

Катись отсюда кувырком!

Но прежде, гад, верни райком!"

 

И тут жена меня толкает: "Слава!

Ты что орёшь, как пьяная халява?

Не надо было на ночь есть чеснок.

Прошу, перевернись на правый бок."

И я встаю насквозь от поту мокрый,

и открываю настежь свои окна.

И на душе становится легко:

Стоит на месте наш родной райком!

 

Стоит райком! Стоит райком!

И все, что надо— все при нём.

Построен крепко, на века.. .

И все же жалко мужика.

 

"Вроде ничо! — хмыкнул Лукашин и пошел выносить из ведра, куда за ночь набежало четыре капли его раба.

— Подумаешь герои! — хмыкнет в свою очередь молодой читатель. — Да я способен прям щас выйти на Красную площадь и послать на три буквы все партии мира.

— Эх, браток, — вздохнем мы, может потому-то и можешь.

 

Страна оттаивала. Культпросветчики вдруг решили, что народу остро не хватает ночной культурной жизни. Каждый захудалый провинциальный клуб считал своим долгом устроить в три часа ночи лекцию о вреде спида. Публику загоняли с танцулек, а потом сонных выковыривали из кресел и заставляли снова танцевать. По замыслам массовиков-затейников это должно было хоть как-то компенсировать советскому обывателю отсутствие ночной жизни.

Не избежал подобной участи и шахтерский городок Копейск. Его затейники были побогаче других и решили разбавить ночные танцульки не только лекцией о спиде, но и выступлением какой-нибудь известной рок-группы. 300 рублей за ночь, плюс концерт на процентах.

Водопады ответили: "В самый раз." Они немного кривили душой, но хотелось развеяться и провести маленький тренинг перед новым сезоном.

— А как же мы? — спросила группа Красный Хач. Коля вздохнул и принес еще четыре билета.

 

Копейск Водохачке в общем-то приглянулся. Было в нем что-то родственное их душам. Представьте себе громадный пустырь, заросший крапивой, сиренью и лопухами, на котором гений архитектора разбросал там и сям одинокие пятиэтажные хрущобы. И стоят они там безнадеги, как острова абсурда в океане сюреализма.

Ночь в ДК шахтеров тоже была достойна кисти Дали или пера Сэмюэля Беккета. Когда измотанных четырехчасовой дискотекой отпрысков углекопов загнали в зал, они старательно вытаращили глаза и даже сумели создать отдаленное подобие аплодисментов. После чего начали выпадать рядами и к концу 8-ой песни весь партер дружно всхрапывал на четвертую долю каждого такта.

Водопад сражался до последнего. До того самого момента, когда ощутил в своей музыке отсутствие чего-то важного. Парни оглянулись и увидели спину уходящего за кулису Щербакова.

— Серега, ты куда?

— Чихал я на такой концерт! — ответил Серега.

Все изобразили возмущение, но в душе были благодарны Сереге. Наступившая тишина подействовала на зал, как будильник. Кто-то искренне закричал ура!, и все ломанулись к выходу. Но не тут-то было. На советских любителей культурного ночного отдыха уже надвигались массовики-затейники.

 — Не спешите, товарищи! Сейчас мы с вами проведем кулинарную викторину. Главный приз — мясорубка "Нежность". А потом, дорогие друзья, все вместе пойдем встречать восход солнца над терриконом шахты имени Патриса Лумумбы!

Некоторые любители советского ночного отдыха зарыдали, а Водопад дунул огородами в общагу, по пути давая клятву: в такое дерьмо больше не влипать даже за 350 рублей.

На другой день состоялся концерт под проценты. Получилось как у Чехова: на сцене три сестры, в зале дядя Ваня. Помимо дядя Вани контролера там сидело еще десятка два замороченных жарой девиц. Выступление Хачей перепугало девиц насмерть. Таранта опять требовал своего Ленина и ругал проституток с Красной площади. Девчонки сидели не живы — не мертвы и мысленно прощались с невинностью. Они думали, что в кульминации концерта Володя их непременно трахнет. Пришлось вмешаться. Женя Никонов надел Айболитову башку и давай валять дурака. А тут и Водопад вышел на сцену. Все закончилось славно. Девчонки отмякли, стали пищать и кокетничать.

Вечер, последовавший за концертом, вошел в историю под названием "Миллион пива". Правда пива было всего два ящика, но не вводить же в историю такое прозаическое название. Сидели у озера, жгли костер, слушали Славкину цыганщину и Володины стихи.

Всем очень хотелось счастья.

 

⇐ Предыдущая567891011121314Следующая ⇒

Поделиться: