ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ. АУСТЕРЛИЦ.

 

Наташа Комарова, во главе привычной свиты тусовщиков и кредиторов, стремительно вошла в зрительный зал.

Кажется, было готово почти всё. Аппарат гудел, техники ругались, музыканты слонялись, билеты проданы. Если кто-то думает, что это было легко, то он напрасно так думает. Пусть попробует сам в Москве, в июне, в канун уик-энда продать 800 билетов на темную рок-лошадку из Тьму-таракани. Тем более, что на эти же часы во дворце Спорта объявлен концерт Алисы, а комсомол затевает большую тусовку в парке Горького.

Нет, Наташе укорять себя было решительно не в чем. Она сработала по высшему пилотажу, Замысел обретал плоть. Нечто вроде слоеного пирога. Нижняя корка — группы разогрева: местный смутноватый Калий и красноярская Амальгама. Верхняя — двухсерийная соловьёвская АССА. Ну, а посередке, как положено, суперначинка, функцию которой на этот раз выполнял Водопад имени Вахтанга Кикабидзе.

Совместить все это во времени и пространстве, обеспечить крышей, зрителем, аппаратом и кормом в условиях оголтелого совка, — это ли не подвиг менеджера. Да случись на Наташином месте какой-нибудь Брайан Эпстайн, Битлз бы до сих пор бы сшибали червонцы на танцульках в тамошних клубах мелиораторов. И все же Наташа нервничала. От неудач — будь они неладны! — не застрахован никто, Тем более в таком рискованном деле, как запуск на пресыщенную столичную орбиту провинциальных звезд андеграунда. Это на своих бобинах они звезды, а на сцене — умора! Спектакль внутри спектакля. Истинные рок-гурманы это понимали, но их было мало, и не они определяли настроение зала.

А судя по поведению этих Водопадов, провал весьма и весьма вероятен. Ну от силы мужики пятый раз на сцене. Амальгама с Калием их в два счета оттерли. И подключились уже и репетнули, а эти валенки с чунями всё тыкаются. Эх, деревня!

Наташа подошла к Дёмину и сказала:

— Ну-ка, длинный, сядь-ка вот тут сбоку и не мешайся. А ты, толстый, — обратилась она к своему оператору, — вообще у меня вылетишь, понял?

— За что, Наташа?

— А за то! Почему Водопады до сих пор не подключены?

— А я причем? Кто зацепился, с тем и работаю. А у этих одних микрофонов чуть не десяток, не считая барабанов. Фоно, дудки, ксилофоны, акустика…

— Мне это все по фигу. Я тебе авторитетно заявляю: если хоть одно слово у Водопадов пропадет, не получишь ни гроша. Понял?

— Понял.

Наташа закурила. Ну, что ж, проваливаться, так с треском, чтоб круги по всей Москве. Эту аксиому советского, с позволения сказать, шоу-бизнеса она знала тверда и умела претворять в жизнь. Можно, например, устроить драчку с ментами или в стельку накачать музыкантов. Маленький пожар на сцене тоже хорошо. И неудачу есть на что списать, и тусовка твёрдо усвоит: у Наташи бывает обломно, но скучно никогда. В следующий раз обязательно пойдем... А как же! Легенды и мифы надо бережно взращивать, и тогда их благородная тень сохранит тебя от ожогов. Но это все крайние меры, на случай явного провала. Может еще и обойдется.

— Наташа! — донеслось от дверей, — Народ ломится. Впускать, что ли?

— Давай! Бог не выдаст — свинья не съест.

 

Водопад тоже нервничал, но по-своему. Его занимали этические проблемы. Поскольку Рейган в этот день тоже ошивался в Москве, встал вопрос: уместно ли исполнять марш уральских панков "Рейган-какашечка"? С одной стороны как-то неудобно, а с другой — выбросишь этот суперхит — от программы останется только пшик. Решили, хрен с ним, с Рейганом. Их там не поймешь: то враги, то друганы.

В гримерку заглянули.

— Мужики, началось! Градский пришел!

— Где?

— В шестом ряде, в черном пальте.

Ну надо же! Александр Борисыч, уважил-уважил. Мандраж сбили Стрелецкой. По сто фронтовых грамм и больше ни -ни! Еще раз прикинули стратегию выступления. Никаких театров, чуть-чуть грима и все. Разве что Радисев с баяном. Садим его в углу на авансцене и пусть сидит там молодой-молодой и грустный-грустный. А в перерывах сексуально так наигрывает "Я хочу быть с тобой". В эти же паузы вклинивается Лукашин с дурацким конферансом типа: (громко, зычно, по-маяковски) ПАРРРТИЯ!!! (и через паузу) НА ГИТАРРЕ!!! (и через паузу) ИГРАТЬ НЕ УМЕЕТ!!! (и уже спокойней). Но иногда это недурно выходит у Юрки Аптекина!

В гримерку ввалился вспотевший и не очень довольный Калий, раздался лязг и скрежет. Это врубала свои мартены Амальгама. Лукашин отправился посмотреть. Амальгама рубилась вполне профессионально. Зал был вежлив и сдержан, лишь у самой сцены скакало десятка полтора металлофэнов. Менты хмуро косились на них, но агрессивных действий не предпринимали. Лукашина, впрочем, больше интересовал Александр Борисович Градский. Он старательно шарил глазами в "шестом ряде", пока не наткнулся на небольшого дяденьку в "черном пальте" и темных очках.

"Он! — подумал Лукашин. — Соизволил-с! Почтил-с, так сказать!" Лукашин стал надуваться величием. Пуговицы на брюхе лопнули, и оно вывалилось из-за портала…И вдруг!..

Из-за чего разгорелся сыр-бор понять было невозможно. Зал взревел, засвистел, затопал. Закричали администраторы. Милиция врезалась в ряды. Кому-то заломили руки, потащили, отбиваясь от визжащих девиц. По сцене забегали пожарники, выдергивая все подряд. Комарова схватилась с директрисой. Только что морды друг другу не били, а так все по правилам.

В кулису высыпали встревоженные Водопады.

— Что случилось

— Похоже, лом, ребята. Наигрались.

— Эх, говорили нам умные люди!

В довершении всего погас свет.

Зал преисполнился праведным гневом. Ему совсем не улыбалось оставить здесь 800 пятерочек, бог знает за что.

Свет дали. Скандал, как-то так сам собой утих. По сцене, врубая аппаратуру, забегали техники. Вышла расхристанная Комарова и сказала:

— Меня просили извиниться. Я, мля, извиняюсь! Хотя вообще-то плевала я на эти извинения.

Публика оживилась.

— А теперь, как я вам и обещала... (очень профессиональная пауза) ... Водопад имени Вахтанга Кикабидзе!

И зал снова взревел. На этот раз доброжелательно. Аплодисменты, переходящие в скандирование — так, кажется говаривали в добрые застойные времена.

Ответить черной неблагодарностью на столь щедрый прием было немыслимо, и Водопад впрягся не на шутку. Колесо работал как бог, умирая и возрождаясь с каждой новой песней. Особо радовал Юрка Аптекин. Черт знает откуда взялась в нем эта пластика. Обычно сдержанный, он вдруг начал выписывать такие коленца, так в жилу потряхивать хайером, что любой треш-металлюга просто лопнул бы от зависти, взгляни он на Юрку в тот блистательный для Водопада час.

Остальные тоже кряхтели и дрыгались, как могли, как бы крича залу:

— Люди! Мы же такие хорошие! Любите нас, люди!

И зал отвечал взаимностью: танцевали, размахивали майками, устраивали театр. Почтить память дружинника Дубова встал весь зал с зажженными спичками. На Рейганке строились в колонны и маршировали в проходах. Знакомые песни распевали хором, к незнакомым прислушивались, затаив дыхание, с точной реакцией на юмор. Услышав на Рейганке какую-то лажу, Коля рванул на сцену подсказать ребятам, но был схвачен за руку милиционером. "Ну все, допелись."— подумал Коля.

— Твои ребята? — спросил милиционер.

— Мои, а что?

— Передай им, что они самая клевая группа в союзе.

Около Юрки Радисева весь концерт резвилась стайка девочек.

— Слушайте, вы такой хороший! А почему у вас гармошки не слышно?

— Это не гармошка а баян.

— А все равно не слышно.

— А вы сбегайте к пульту, скажите, чтоб добавили.

— Ладно, мы мигом! — пропищали девицы, упорхнули и почти сразу вернулись, — Мы им сказали.

— Ну и молодцы.

— А можно мы вас поцелуем?

— А чего ж... Только кнопочки не задевайте.

— Спасибо, мы аккуратно.

Но что стоили пять Юркиных поцелуев, в сравнении с тем количеством, которое получил Славка, когда отработал последнюю песню. Его просто накрыла девичья волна, а когда отхлынула, Слава остался без майки, зато по пояс в помаде.

Другая волна — менеджеров осаждала Колю, требуя осенних ангажементов.

— Будут, будут вам, братки, и гажименты, будет и всякое — такое, — мирно урчал Коля, раздавая направо и налево номера телефонов верхотурского ДК.

Лукашина никто не целовал, и он опять надулся величием, сбивая им микрофонные стойки.

— Послушайте, — сказала ему директриса, — до вашей команды я ненавидела рок-н-ролл и терпела его лишь по долгу службы. Но вы перевернули мои взгляды. Пожалуйста, приезжайте к нам еще.

— Угу. — ответил Лукашин и опрокинул рабочий барабан.

Директриса отошла к сияющей Комаровой и стала беседовать с ней так мирно, что Лукашин только диву давался: "Вот же бабы! Ну, народ! Ведь только что чуть кочки друг другу не вырвали! Часа не прошло, а уже воркуют. Ну, народ!"

 

Обратно ехали молча. Поглядывали в окно, вкусно отрывали Стрелецкой , улыбались. Каждый вновь и вновь перебирал в памяти фрагменты столичного триумфа. Только Лукашин не улыбался. Его гнобила потаенная мысль:

"Быть того не может, — думал Лукашин, — чтоб две бабы, разругавшись в доску, через час ворковали, как лучшие подруги! Это ж после такого-то скандалища... О!!!... А что если они и не ругались?"

— Твою мать, так это же режиссура!

— Что режиссура? — спросили Водопады.

— Скандал в конце выступления Амальгамы был нарочно устроен Комаровой!

— Зачем?

— Затем, чтоб зал нагреть. Поставить его перед перспективой облома нашего концерта.

— Зачем?

— Затем, чтоб встретили как героев. Соответственно и мы не могли не выложиться, раз так встречают.

— Не может быть.

— А я вам точно говорю: Комарова гений! Не знаю, забашляла она кому за это или нет, но она гений! Да перед ней надо...

И Лукашин снял шляпу и выбросил её в окно.

Коля потом долго ворчал:

— На хрена ты чужие шляпы выбрасываешь? … Орёл какой. Заимей сначала свою, а потом выбрасывай.

 

⇐ Предыдущая45678910111213Следующая ⇒

Поделиться: