А тот, кто в личный выходной

Летит в Москву за колбасой!

 

Тамбовы, Курски и Орлы!

Мы ваши вечные послы.

Держитесь, братья, день-другой

И мы вернемся с колбасой!

 

Во имя наших матерей.

Что слезно просят сыновей:

"Сыночек мой! Вернись живой!

Но с колбасой! Но с колбасой!"

 

Колбаньева насторожилась.

— Чего-чего вы там поете?

— Да это мы так, столичные зарисовки.

— Прямо скажем, неуместные зарисовочки!

— Что вы, Света! Мы исключительно для бодрости духа. Умоляем вас, продолжайте!

— Прямо перед вами, — продолжала Света, — неопровержимое доказательство существования господа бога. С его строительством давнишний спор, между идеализмом и материализмом, окончательно решился в пользу верующих.

— Что вот эта вот хибара и есть доказательство?

— Да, это тринадцатиэтажное здание, в живописной излучине реки, замышлялось архитекторами как обком партии, гнездовье убежденных материалистов. До этого здесь стоял древний готический храм — солидный такой. Его рвали и бомбили лет десять, а потом на фундаменте стали возводить обком. Только возвели последний этаж — фундамент поплыл. До этого стоял тыщу лет, а тут поплыл. Здание набок. Согнали саперов, инженеров, солдат, черта лысого — давай укреплять. Слева укрепят — он вправо плывет, справа — он влево опять. Так вот и бьются вторую пятилетку, никак заехать не могут. Народ, естественно, балдеет. Валом в церковь повалил.

— Ишь ты! — сказал Коля. — А у нас в Свердловске дура стоит этажей в тридцать и ни хрена ей не делается.

— Так она ж не на месте храма. — сказал Лукашин. — И потом, кто строил-то?.. Я ведь его начинал, в 74-ом.

— Вон ты оказывается какой козлик двуличный! — сказал Коля.

— Ну а уж ты у нас прямо белая гвардия! — впрягся Лукашин. Перед Соколовым, небось, скакал на задних лапках.

— Вас обоих надо повесить. — сказал Андрюха.— Погодите, вот придут наши, вы, мля, зашкрябаете воздух ботами…Слушай, Света, меня что-то уже тошнит от культуры. Как тут насчет портвейна? Вечер уже. Мы ж там с тоски загнемся, в своих казематах.

— А экскурсия, молодой человек, между прочим еще не закончена! — отрезала Света и рванула дальше.

Андрюху никто никогда не называл "молодой человек". Пока он раздумывал обидеться или погодить, экскурсия махом пролетела еще три квартала и уперлась в очень смешной памятник. На внушительном постаменте стояли два громадных быка. Как живые, только раза в четыре больше.

— О! — удивился Коля. — А это кто?

— Это Свердлов и Луначарский. — ответил Лукашин. — В петроградском подполье. Собрались к Ленину в Разлив и немного загримировались для конспирации. Чтоб не угодить в лапы царской охранки.

— Не надо пороть чуши! — сказала Светлана, — Быки у древних германцев — символ достатка и плодородия. Это уникальное проявление народного мифотворчества, по сути то же, что и египетский сфинкс или русалка в Копенгагене. К сожалению, в советский период, жизнь быков часто омрачается варварскими обстоятельствами, рассказать о которых мне опять же мешает девичий стыд.

— Ну, Светочка! Ну, пожалуйста! — взмолились Водопады.

— Никаких пожалуйста! Лучше дайте мне ещё хорошую сигарету.

Я отойду покурю, а варварские обстоятельства вам объяснит... Товарищ, вы местный? — обратилась Света к прохожему пареньку.

— Да.

— Это наши гости. — сказала Света, указав на Водопадов. — Группа "Аквариум". Наверное слышали. Так вот они хотят непременно знать, что происходит с этими быками ежегодно, в пасхальную ночь. Расскажите им, пожалуйста, а я пойду покурю.

Светлана отошла. Паренек заулыбался.

— Так это, парни... умора в общем. Им на пасху каждый раз ночью кто-то яйца красит. Утром народ сюда валит, как на митинг. Целыми семьями идут. Праздник, короче. Потом менты всех разгоняют и начинают мыть. Часа по три скребут. А народ все равно поблизости гуляет. С песнями, С бутылочками. Хорошо! Сколько себя помню — каждую пасху тут так. I

Водопадам калининградский народный обычай очень понравился. Славка сказал:

— До чего ж у вас народ религиозный!

— Ну.— ответил паренек. — Ребята, а кто у вас этот... Гребенщиков.

— А вон. — Славка указал на Пахалуева, который тщательно осматривал пространство под хвостом ближнего быка.

Паренек подошел к Пахалуеву.

— Разрешите взять у вас автограф?

— У меня? — Пахалуев заморгал глазами. — А почему у меня?

— Ну как же! Такой человек!

Валера машинально поставил свою закорючку в блокнот. Паренек убежал счастливый. Водопады давили в себе готовый прорваться наружу смех. Пахалуев подозрительно осмотрел их лица.

— Э, вы чего это?

— Борис Борисыч, может вас подсадить? — спросил Славка. — Может там осталась красочка кой-где. Сколупнете на память.

Смех прорвался. Не смеялся только Андрюха. Андрюха ворчал:

— Я что сюда приехал — бычьи мошонки разглядывать?! "Посмотрите направо!" "Посмотрите налево!" Резьбу уже сорвал под затылком. Мы ж точно с выпивкой пролетим, как фанера над Парижем!

— Не надо нервничать, молодой человек! — подошла Светлана Колбаньева. — Лучше гоните по пятерочке. С выпивкой вопрос давно решен. Даже столы накрыты. Сейчас садимся на трамвай и едем на явку, где вас ждет встреча с местной тусовкой.

— Все-таки запад накладывает отпечаток на Россию-матушку.— сказал Лукашин — уже в трамвае. — Какой сервис и на чистом энтузиазме!

 

И был стол. И был кир. И были рыбные консервы, которые ещё не вывелись в приморских магазинах. Местная тусовка по количеству оказалась просто очаровательной: хозяин явки Саня, его друг с гитарой и Андрей Коломийцев, издатель местного рок-журнала "Рот". Он же журналист, редактор, наборщик, подписчик и, кажется, единственный читатель своего детища. Пили, пели, трепались о рок-делишках, о местной легенде Великом Олди из группы Комитет Охраны Тепла. Хорошо было. Пока не пришел участковый. Отшить-то его отшили, но кровушки он попил изрядно. Впрочем, алкоголя в ней было достаточно на всех и в гостиницу вернулись умиротворенные. Кошмары не снились.

 

Серия калининградских концертов была для Водопада настоящим подарком обезумевшей судьбы. До этого она крутила их, как песчинку, в огромной аэродинамической трубе перестройки, швыряла на борта, сталкивала с тысячью тоже несущихся куда-то лиц, и вдруг — на тебе! — островок! Зазубринка! Шесть концертов в одном месте. Работай — не хочу! Оттачивай мастерство! Твори-выдумывай-пробуй! И не в пустом стылом зале верхотурского РДК, а в теплом, уютном, по-немецки добротном, полном внимательных глаз.

А отношение?... Это вам не разовая авантюра, когда организаторы концерта, стремясь хапнуть побольше, экономят на всем чем угодно: на гостинице, на рекламе, даже на грузчиках. А тут автобус до, автобус после. На сцену поднимешься — аппаратик урчит, свет помигивает... Что вам еще?... Аванс?... Пожалуйста, ребята! Четыреста рэ с концерта — не ахти какой навар, но жить можно. Прибарахлитесь, подумайте о подарках родным и близким... Культурная программа?... Извольте. Светочка всегда готова… Билеты на Питер? Ради бога! Давно заказаны. Как последний концерт отыграете, так сразу автобус — прямо к вагону. Только работайте! Работайте, ребятки, старайтесь.

А чего ж не работать-то, коли так?... Работали, старались. Триумфов, по правде говоря не было. На первом концерте с десяток местных огольцов рванули было к авансцене построить козы, но наткнулись на трибуну с Айболитом и сразу сели. Стали глядеть спектакль "Палата №6 площадью 22 млн. кв. км.." На последующих выступлениях спектакля не показывали, только наиболее яркие фрагменты. По городу сразу поползли слухи, что спектакль запретили. Но это было неправдой. Просто трибуна там была генеральская, примерно с двухэтажный дом. Никто не хотел её таскать, а Лукашин один не справлялся. Зато в целом концерты стали полегче.. Первое отделение — фрагменты спектакля, потом занавес, стишки и второе отделение. А после уж Спарринг или, попросту говоря, трёп с залом. И к чести Водопада ни один зритель не покидал партер до окончания трёпа. Володя Янке умело вёл беседу, провоцируя не слишком каверзные вопросы, отвечать на которые было легко и приятно.

Со второго концерта в гримерке регулярно толклось с пяток закоренелых фанатов, а однажды заглянул какой-то морячок. Чуть увлажненные глаза его светились торжеством и гордостью.

— Здравствуйте, ребята! Вы меня не узнаете? — робко спросил он.

— Ну как же! Как же мы не узнаем адмирала Нахимова! — сказал Лукашин. — Присаживайтесь, господин адмирал. У вас, наверное, прохудилось судно?

— Лукашин, ты ещё не натрепался на сцене? — буркнул Коля и обратился к морячку, — Чего тебе, браток?

— Парни, так я ж верхотурский! С поселка Фура! Второй год здесь трублю, я просто обалдел, когда узнал, что вы здесь с концертами. Такую рекламу дал — мы всей ротой пришли. Кое-как уболтали командира. Две недели по струнке ходили.

Морячок заморгал глазами часто-часто. Все сразу прониклись земляческим духом. Объятья пошли, всхлипы. И действительно, каково черт знает где, встретить земляков черт знает откуда, да еще в качестве "великих артистов"! Верхотурье-то оно махонький прыщик на карте нашей державы, и то если карта размером со стену гостиной. И вот, поди ж ты!... Как тут не растрогаешься?... Сфотографировались на память. Скинулись по пятерочке — подарили морячку. А когда он уходил, у всех под сердцем ка-ак защемит! Образы хлынули: родные избы с дымком над трубами, развалины церквей, галки да вороны, мамка с вилами в сарайку идет. И усталость навалилась, как мешок с картофелем. И даже мыслишка такая греховная пробежала: "Господи, и на хрена нам все это надо!"

Зато Светлана Колбаньева не знала усталости. Ежедневно, в десять утра, она будила Водопад и требовала немедленно собираться в морской порт, зоопарк и к черту на кулички. Кому-то может это и нравилось, но только не Андрюхе. На одной из экскурсий он поравнялся с отставшим Лукашиным и спросил:

— Лукашин, ты чо, правда хочешь попасть в этот янтарный музей?

— А хочу спать, Андрюха. — отвечал Лукашин. — Я хронически хочу спать. Кабы моя воля, я лег бы и спал до собственных поминок.

— А выпить?

— Выпить я тоже хочу, Андрюха. Меня хронически знобит к этом морском климате. В нашей гостинице, как в дырявой подводной лодке. Сегодня ночью ко мне под одеяло заползла морская звезда. Бр-р-р...

— Бежим тогда.

— Куда, Андрюха, куда? Местность открытая.

— А вон за то бомбоубежище! Там пока схоронимся.

Они рванули, за бомбоубежище. Дверь туда была открыта, и они решили схорониться капитально. Спустились по лестнице, открыли еще одну дверцу и обомлели!... Барчик такой, на три зальчика. В каждом по накрахмаленной официантке.

— Вам чего, мальчики? — спросила одна из них.

Вместо ответа Андрюха показал ей российский жест, обозначающий выпивку. Официантка осторожно оглянулась и процедила:

— Коньяк, три псят сто грм... Те-сс... Схой зкон.

— Годится! — сказал Лукашин и тоже процедил, — Два по стопсят. Тс-с... 3мерзли...

Официантка кивнула и принесла им, якобы, две чашечки чая, с ложечками и сахарком на блюдечке. Водопады пивнули и заулыбались. Коньяк был, если и разбавленным, то совсем немного.

— В такие минуты, — сказал Лукашин, — я начинаю верить в великий разум русского народа, в его могучую волю и несгибаемость перед идиотами из верхнего эшелона!

— Ну, сказал Андрюха, — а кому делать не фиг, тот пускай ходит в музеи янтаря, каменюги глядеть.

— Здесь ты не прав, старина. — сказал Лукашин. — Надо просто разумно сочетать и то, и другое. Янтарь — это красиво. Это поэма желтого цвета.

— А по мне так лучше желтого цвета, чем цвет этой бурды. — Андрюха залпом осушил чашку и повернулся к официантке. — Пожалуйста, девушка, еще по стаканчику чая. Такого же, тс-сс…

Вечером был боевой концерт, на котором Андрюха сломал 20 палочек, а Лукашин Айболитовой головой оборвал 4 кулисы. Наутро Светлана Колбаньева, разумеется, наказала культурных дезертиров. Она взяла их под руки и не выпускала до тех пор, пока не впихнула в вагон электрички, увозивший Водопад на экскурсию к морю.

Ах, море-море! Серое, декабрьское, штормовое! Тысячи волн, вздымая гребни, как заломленные руки, с ревом кидались грудью на прибрежные камни и разорванные ими на части, шипя, уползали в материнское лоно. По небу под стать волнам неслись рваные брюхатые тучи, хлеща мокрыми обшлагами по щекам притихших Водопадов. Ветер трепал волосы и ноздри, и почему-то пахло рыжими апельсинами. Видимо из шведских супермаркетов.

— Слав, а там что? — тихо спросил Коля, кивнув в сторону скалистого мыса.

— А там, Колюня, наверное, уже Польша.

— Это где Бзданеки что ли живут?

— Не, Коль, Бзданеки — это в Чехословакии. А в Польше живут Бздигневы.

— А Калифорния далёко?

— Оттуда, — Славка тоже кивнул в сторону мыса, — рукой подать, а отсюда пока далеко.

— Как думаешь, съездим когда-нибудь?

— Да надо бы как-то.

И бились волны. И каждый думал о своем. Лукашин почему-то вспомнил своего маленького батьку, его рассказ о том, как в мае сорок пятого сидел он солдатик-заморыш на берегу Эльбы и стирал в ней на вечерней зорьке солдатские портянки. А на том берегу, под разноцветными лампочками, гудел веселый американский джаз, танцевала здоровенные негры и смеялись ихние девчонки. Сидел Лукашинский батька и думал: "Рвануть, что ли?... Что в ней, в России-то?... Отца в тридцать седьмом шлепнули. Братья-сестры невесть где беспризорничают. Сам сожрал всю крапиву от Курска до Хабаровска в собачьих ящиках под вагонами, пока в сорок третьем не угодил под начало Рокоссовского."... Совсем уже было рванул лукашинский батька на тот берег, даже гимнастерку снял, да мамку жалко стало. Как она там с младшею Нюркой, в хоромах с провалившейся соломенной крышей и земляным полом? Как она там при лучине-то, в глухой тамбовской деревушке Оброшиновка, что стоит на речке Сухая Панда?.." Не-е, — подымал тогда Лукашинский батька, — мамку я не брошу!"... Подумал он так, помочился в эту самую Эльбу и пошел хлебать солдатскою баланду.

... . И бились волны. И каждый думал о своем.

— Эге-гей! — крикнул Пахалуев, сложив руки рупором в сторону Швеции.

Лукашин понял, что хотел Валера вложить в этот крик и зычно расшифровал:

— Эй, вы! Шведы! Снимите шляпу, мы идем!...

А дальне цитировать не стал, чтоб не сломить боевого духа.

 

Последний концерт получился хороший. Веселый такой. Зал — чуть не тысячник — был забит до отказа. Даже в кулисах мотались какие-то безбилетники с банками браги. Андрюха, естественно, оттуда хлебнул, но играл сначала ровно. Однако брага была замедленного действия. Она подействовала ближе к " Рейганке". Там все с Андрюхи начиналось. Он как вжарит — раза в три быстрей, чем нужно. Получился не марш, получился чарльстон. Парни только догонят Андрея, он того круче сыпанет. Все вымокли. Славка не успевает слова проговаривать. Аптекин шипит:

— Сбавь! Сбавь, Андрюха!

Куда там! Бражка фирменная. Уши заложила, пульс — 180, улыбка в пол-лица. К окончаний песни команда походила то ли на секту трясунов, то ли на Гражданскою оборону. Кое-как добрались до паузы. Андрюха улыбается, Пахалуев у виска вертит, Аптекин снова шипит:

— Медленней, медленней надо было!

Андрюха все услышал, кроме слова "было" и следующую композицию заиграл медленнее, раз "надо". А композиция "Гой-еси". Она и так девять минут звучит. Андрюха сделал тринадцать. Пахалуев, исполнявший её у рояля, ошизел насмерть. Будто он Анну Каренину спел.

К счастью Лукашин пошел читать стихи, и ребята а кулисах привели Андрюху в чувство.

Лукашин сперва почел одно стихотворение из проверенных, а потом думает: "Дай-ка я им еще "колбасный марш" прочту, который мы с Мазановым замыслили. Погляжу, какая реакция пойдет."

Реакция пошла какая-то аллергическая. Так все ничо, но как только Лукашин колбасу упомянет, зал заливается-хохочет. А колбаса в тексте раз двадцать встречается. К концу стихотворение с залом просто истерика. Даже ноги задрали, как в "Панк-съезде". Лукашин довольнехонек, откланялся, уходит, думает : "Ну, надо же какой веселый стих вышел! Кто бы мог предположить. Хохотали, аж до упаду. Надо его всегда читать этот стих. Нет, талантливый все-таки я поэт!"

Заходит он в кулису гордый, а там Светлана Колбаньева стоит. Разъярённая! Нимб её золотой дыбом торчит, протуберанцами. Как медуза-горгона, и ногти наружу.

— Ну, Лукашин, спасибо! Ну, удружил! На тебя бы я никогда не подумала.

— В чем дело, Светочка? Что-то случалось?

— Ты зачем этот стих последний прочел?

— А чо, хороший стих. Зал в лежку лежал. Так хохотали, так хохотали. Я сам чуть не заржал.

— Да они над чем хохотали-то?... Ты думаешь над стихом твоим дурацким, бездарным, кстати?!. Они ж надо мной хохотали! Они ж меня как облупленную знают! И фамилию мою!

— Ой, Света, я как-то не подумал.

— Не прикидывайся идиотом! Кабы не моя девичья стыдливость, я бы тебе сейчас сказала пару ласковых, рифмоплет ты хренов!

Лукашин так расстроился — так расстроился, не столько из-за Светланы, сколько из-за стиха. Неужели, думает плохой стих?... Да не может быть! Такая ржа стояла. Надо где-нибудь еще проверить.

Концерт закончился акцией в поддержку Александра Новикова. Специально откладывали до последнего выступления, чтоб не осложнить всю серию. Спели "Бардам России", собрали штук триста подписей и пошли в гримерку получать гонорар. К этому событию тусовка принесла кое-что в клюве. Разлили, подали Володе Янке. Володя улыбнулся и сказал:

— Ну, ребята, большое вам спасибо. Как будет готова новая программа ждем в гости еще.

— Да ладно_, Володя. Это вам спасибо. Вы ж святое дело делаете. У вас настоящая работа. А школа для нас какая, а условия! Дай вам бог счастья-здоровья!

В кулисах техники сматывали кабеля. Все шесть концертов они сработали просто здорово — ни единой накладочки.

— Парни, зайдите попрощаться!— позвал Коля.

Парни зашли и удивленно уставились на два полнехоньких стакана.

— Это что, нам?

— Ну. За окончание гастролей. Ну чего вы очумели-то? Язвенники что ли?

— Да нет. Просто 16 команд обслужили и хоть бы кто спасибо сказал, а тут...

— Команд ребята много, а Водопад — он один такой! Супергруппа! Особенно по этому делу.

— Ну тогда ваше здоровье и в добрый путь!

... В автобус тронулись навеселе и налегке. Фанаты не позволили таскать баулы. Приехали на вокзал, погрузились в поезд, вышли на перрон и расцеловали всю калининградскую тусовку: и Саню, и его друга с гитарой, и Андрея Коломийцева, а особенно Светлану Колбаньеву.

Лукашин спросил:

— Свет, а можно я этот стих в Питере читну? Или еще где? Светлана засмеялась. Засмеялись и Водопады, а тусовка так та, чуть животики не надорвала. В вагон прыгали уже на ходу.

Но долго еще светился на уползающем перроне не то шар, не то нимб, не то лампада в ночи.

 

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться: