ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. ТВОРОЖНАЯ.

Сырок — это сокращенно. То ли сырой, то ли советский рок значит. Там очень остроумно назвали свой фестиваль независимые московские менеджеры. Замышлялся он в пику спесивым рок-н-роллами обеих столиц с благой целью: выволочь на обзор из медвежьих углов России крупинки неформальной музыки, поглядеть на них и, тем самым, помочь обнюхаться и пробиться к свету. Через Сырок прокатилась уйма известных теперь команд. Были и очень крупные открытия, такие как Наутилус и Калинов мост. Они, конечно, и сами с усами, но сбрасывать со счетов такие кузницы всесоюзных мифов рисковали немногие.

Фестиваль привлёк внимание. Его патронировали студия Рекорд, программа Взгляд и лица, пожелавшие остаться неизвестными. Все это позволило Сырку малость обуржуазиться и в 1988-м году снять фешенебельный Измайловский комплекс, с комфортом разместив нищую музыкальную братию.

Водопаду выпала дневная тусовка предпоследнего дня. После обильного ночного пива и приступов черноголовского пупизма, они едва продрали глаза и поспешили на начавшийся уже концерт.

Лукашин замешкался. Куда-то запропастилась визитка. Поискал, не нашел, плюнул и пошел так. У входа в фойе концертного зала выяснилось, что он не один такой. О плечистого контролера бился парнишка и кричал:

— Ну, забыл я визитку, забыл! Ты что не понимаешь?

— Я понимаю, но без визитки нельзя.

— Но я же из группы, оператор! Как без меня?

— Какой группы?

— Кепка Ильича.

— Как-как?!

— Кепка Ильича.

— Господи, что только не придумают! Погоди, сейчас гляну. — Контролер поглядел какой-то список. — Нету такой. Вопли Водоплясова есть, а Кепки нету.

— Что ты мне Водоплясовым тычешь? Кто он такой этот Водоплясов? А это Ильич, понимаешь, Ильич!

— Да проходи ты, зануда! — рассердился контролер.— Черт знает, что. Откуда таких только выколупывают?

Паренек шмыгнул под контролерскую мышку и был таков. Подошел Лукашин.

— Простите великодушно. Я, знаете, тоже некоторым образом забыл визитку. Нельзя ли и мне пройти?

— А ты кто такой? — зарычал контролер, разглядывая сильно помятое после пива лицо Лукашина. — Мошонка Тухачевского?... Или может быть Простата Гарибальди?!

— Нет. Я собственно Водопад имени Вахтанга Кикабидзе.

— Кто-о?!

— Водопад имени Вахтанга Кикабидзе.

— О-о! Ну, дурдо-ом! — контролер снова поглядел в списки и удивился. — Точно, есть такие. Чокнуться можно!

— Так я пройду?

— Иди, чего уж там...

... В гримерке шли последние хлопоты

— Мужики, насчет полтинника облом, — кричал Коля, — ставим поливокс, хрен с ним, мы не гордые, Аптекин, ты хоть примочку у соседей возьми. Что ж насухую-то шпилять.

— Иду, Коля, иду!

— А, дед! Переодевайся короче. Там, блин, такой аппарат, такой свет — рехнуться можно. И телевиденье, слышь, в четыре камеры снимает, как работаем-то?

— Ну как, выдаем сплошь хиты. Лёгкий конферанс.

— Лады.

В дверях возник какой-то Смурной.

— Когда ваш выход?

— Через две команды.

— Десять минут и сматываетесь.

— Чего?

— Я говори, три песенки отыграли и гут бай!

— Да ты что? Мы за две тыщи верст приехали из-за трех песенок?

— Всем по три и вам три. Пупы что ли?

— Не пупы, а Водопады.

— А по мне хоть Сандереллы.

За спиной смурного возникла Комарова.

— Чего шумим?

— Наташа, что за обломы? Почему десять минут-то? Издеваетесь, что ли?

— Кто вам сказал?

— А вот.

— Слушай, друг, — обратилась Наташа к смурному, — ты что, не проспался, что ли? Я ж тебе русским языком, еще вчера сказала, всем по десять, чтоб Водопадам пятьдесят осталось... Водопады, вы как уложитесь в пятьдесят?

— Уложимся.

— Ты понял меня?

— Но Наташа, время и так...

— Ты понял маня?

— Понял.

— Чеши тогда отсюда и скажи там на микшере: если Водопад обрубят, я вам тут устрою Варфоломеевскую ночь. Ты меня знаешь.

Смурной убежал. Наташа расцвела.

— Наслышана-наслышана о вашем черноголовском триумфе, мне тут с утра все уши прожужжали: Ах, Водопад! Ох, Водопад!

— А фига ли нам. — расплылись музыканты.

— Ну, смотрите, не зазнайтесь, — Наташа повернулась и ушла. Лукашин сразу завопил:

— Гениально! Гениально! — Что у тебя опять гениально?

— Этюд Комарова срежиссировала гениально!

— Какой этюд?

— С этим болваном. Ты думаешь он не знал, что нам положено пятьдесят минут?... Знал все прекрасно и стоял тут гнал дурочку, между прочим, по личному указанию Комаровой. И с ней еще, якобы, покочевряжился. Классно!

— Зачем ей это надо-то?

— Наши победы — её престиж, Коля, из таких вот лещей и складывается боевой настрой команды. У вас же носы в потолок уперлись, когда она отшила этого упыря. А она еще сверху медком мазнула: ах, мол, Черноголовка!

— А что не так, что ли? Что мы там плохо сыграли?

— То-то и оно, Колюня! Я всю ночь вспоминал тамошнюю шизоту и понял. В Черноголовке любой залетный волосатик ля минор возьмет — уже успех, а ругнет при этом совок — триумф. Там с жиру у всех крыша на этом съехала, и Наташа об этом знает. Затем и послала, чтоб духом укрепли, я те точно говори, Комарова менеджер мирового класса. Учись, Коля. Да перед ней надо... Кстати, где твоя шляпа?

— Пошел ты в баню! Сначала за ту рассчитайся.

... Кто его знает, прав был Лукашин или нет, но настроение действительно шло в гору. Особенно у Славки. А это очень важно, когда Славка в ударе. Это просто сплошной шарм и озорство.

Слава вышел в гулкий коридор и начал разминать голос в диапазоне от Луи Амстронга до Ивана Козловского, с мощностью примерно с полкиловатта. У него была специальная распевочка на музыку великого Дзен-ли-Куна, вы, конечно, знаете.

Тихо и плавно течет Хуанхе

С горсточкой риса бегу я к реке.

 

Из гримерок выглядывали удивленные рокеры. Пялились. Что за идиотизм? Но Славку в ударе смутить было трудно. Он подходил вплотную, глядел в упор и подключал обертона Марио Ланца.

 

Всех, кто отважен и честен, и юн

Звал в свою армию Мао-дзе-дун

Нынче свободен победивший Китай

Ты с нами песню о том, распевай.

 

Двери захлапывались. Распевать со Славкой никто не хотел. Из полумрака, со стороны сцена донесся голос:

— Э! Тут концерт идет, между прочим.

— А тут, между прочим распевка! — отозвался Славка. — У вас в гримерках ни одного рояля, это безобразие! Мы будем жаловаться Горбачеву!

— Кто это вы, такие шустрые?

— Мы Бон Джови из Верхотурья, слыхал?

— Колясников! Прекрати паясничать! — раздался голос Комаровой, -Собирай команду и вперед!

Шли бодро, молодцевато, как выпуск лейтенантов под Сталинград. Навстречу ползли разбитые столичным жлобством, майоры и старшины провинциального рока. Им рубили головы еще до начала прицельной пальбы. Глядя на них Водопад воспитанно явил на лицах братское сострадание и осуждение варварских методов, но сам так тихонечко думал: "Жаль вас_, конечно, братки, но не мешало бы вам сперва научиться играть хорошие песни, а потом уже ездить на фестивали".

Резко заняли окопы и огляделись. Позиция была, что надо: воюй — не хочу. Комфортный зальчик, на тыщу с чем-то, поблескивал очками и объективами телекамер. Слева и справа на авансцене чернели громады акустических порталов обалденного заморского аппарата. И вообще сильно пахло долларами. От всего. От стоек и мониторов, подставок и штеккеров. На этом фоне Поливокс выглядел, как телега в таксопарке и сразу привлёк внимание трех телеоператоров. Четвертого заинтересовал Андрюха... По залу пробежал смешок. Это Андрюха показал наехавшей телекамере фирменный верхотурский кукиш.

"Неплохое начало! — подумал Лукашин. — Хотя дурдома сегодня ожидать не приходится, дневной концерт, все ещё трезвые... Ну, выноси нелёгкая! " Он закатал калачиком носки, поддернул повыше пижамные штаны, нахлобучил на уши шляпу мернеджора и, выкатив брюхо, торжественно пошел к микрофону.

— Выступает лауреат фестивалей в Сан-Ремо, Сан-Донато и Сан-Эпидем-Станции (смех)… панк-фольк-рок-группа Водопад имени Вахтанга Кикабидзе!!! (улыбки и хорошие такие аплодисменты)

Парни взяли первые аккорды и слегка обалдели. Звук из валютных мониторов шел роскошный. Можно сказать, что Водопады впервые услышали, что хоть они такое играют. Им понравилось. Это, конечно, не значит, что партеру тоже. (На таких гонках первые композиции идут псу под хвост, где оператор на ходу выводит звук в зале.) Но уверенности придавало.

Концерт тронулся и очень скоро набрал приличный ход. С точки зрения умного, теплого контакта со зрителем, это был, пожалуй, лучший концерт Водопада. Никто не визжал, никто не прыгал. Телевидение поставило свой свет, что позволяло видеть лица зрителей. Очень доброжелательные лица. Они буквально смаковали каждую фразу, каждый поворот не по силам претенциозной, но вкусной музыки группы. Вскидывали брови, щурили глаза, вытягивали губы, но чаще светились улыбками. Что называется "тащились". И не раз были готовы обласкать ребят аплодисментами прямо посреди песни, но не решалась — боялась пропустить следующий нюанс. Одно удовольствие, а не зритель.

Славка быстренько сообразил, что такой зритель выпадает может быть раз в сто лет и развлекал его на всю катушку. Он придумал смешной прибабах: вынес к микрофону тарелку и лупил по ней со всей силой, когда музыка выходила на сильную долю. Юмор оценили. Так потом и писали: Колясников -тарелка, вокал... "

Арию Дырокола-Компостера он исполнил блестяще и буквально помер вместе со своим любимым героем. Минуты две бездыханным валялся на полу, пока не выжал из зала последней хлопок. А в "Страшном сне" развеселился до того, что на строчках "стоит райком, стоит райком" показал, как он крепко стоит. Сжал кулак, а локоть приложил к тому месту, где по его мнению должны стоять все райкомы.

Телекамеры шарахнулись в стены, будто славкин пластический этюд шел в программу Время в прямом эфире. Зато публика покатилась со смеху и наградила Колесо дополнительными аплодисментами за пропаганду гуманистических идей.

В общем, концерт вышел на Славу, и в прямом и в переносном смысле слова. Светлый от добрых улыбок и умный от пристальных глаз. Правда потом один рок-журнал писал, что выступление было стремным: ни звука, мол, ни оттяга.

Брешет он.

Известное дело, если обозреватель в основном шлондает по цокольным этажам, то какой уж там звук. Да и оттяг там совсем другой. Кондиционерами. Чтоб не пахло.

 

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: