ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. РЕКОРДНАЯ.

Прогноз Кутейникова попал в точку. Затмить Агату не удалось никому, это окончательно определил последний концерт, куда Водопады пришли в качестве зрителей, поглядеть, что хоть это за Сырок такой из партера. Они сидели на ступеньках и, надо сказать, не испытывали больших потрясений. Команды рубились средненько, и атмосфера в зале была какая-то затхлая. Очень много дешевого понту, вызывающих одежд, причесок и поз. Курили, базарили, валялись в проходах, всячески подчеркивая свое небрежение происходящему на сцене. Даже великолепным Братьям Гадюкиным не удалось объединить этот псевдобогемный бедлам. В общем, апофеоза пока не получалось, но видимо, по замыслам устроителей, все должно было с лихвой окупиться выступлением Гражданской обороны. (ГО)

Слава Егора Летова росла по мере политизации общества. А поскольку общество политизировалось круто, то и слава ГО росла как красноголовик после теплой июльской грозы. Махровые столичные революционеры требовали все большой крутизны и Егор пришелся им как раз в пору. Круче его могла быть только подмосковная группа стремного рока "Хуй забей", но в ту пору она была еще в эмбриональном состоянии, и Егору повезло. Под его песни о разных гадах из КГБ срочно подводили до опупения умные эстетические концепции, его приглашали, тиражировали и возлагали надежды.

Все ждали чуда. Чудо по заказу делать трудно. Егор очевидно перенервничал, сразу врубил четвертую скорость и унесся вон из зала в божественные выси сибирского панка, близкого по гармонии к звучанию силосоуборочного комбайна. И как не старались догнать его сотни полторы трясущихся у сцены фанатов, этого им не удавалось.

— Кто это? — спросил Андрюха в одну из дырок между песнями.

— Это? Егор Летов в и Гражданская оборона. ГО сокращенно.

— Не знаю как кто, а я это ГО наслушался по гроб жизни своей. Пойду-ка я лучше вермута попью. — сказал Андрюха и ушел.

— А я вот что думаю, — сказал Славка, — Логика поисков, наверное, может привести художника к примитиву, но дорога должна быть от школы и опыта.

— Что ты имеешь ввиду?— спросил Лукашин.

— Ну вот Малевич нарисовал "Черный квадрат", так ведь он прежде академию кончил и перепробовал десятки стилей.

— Значит, по-твоему, здесь академией и не пахнет.

— Книгами сильно пахнет, а по музыке — "Черный квадрат". Изначально, понимаешь?! Родился здесь, вырос и живу!

— Понимаю. На дне_, так сказать. Зато какие перспективы для всплытия! От Черного квадрата до Явления Христа народу.

— Дай-то бог.

— Не то что мы, навсегда подвешенные на уровне наскальных рисунков неолита.

— Не прибедняйся, дед. Наши мамонты уже с глазами мадонн.

— И с хоботом Планта. Трехметровым.

Славка хохотнул

— Нет, понимаешь, Чайковский имеет право на "партию отбойного молотка", поскольку до этого написал несколько "партий бога". И если он сочтет, что для точного воспроизведения мира в музыке ему не хватает отбойного молотка — на здоровье! А тут же все шиворот навыворот. Отбойные молотки утверждают, что они и есть законченная картина мира.

А что, в этом что-то есть. Мир он по сути и есть система ритмов.

— Вот именно система! Ритм волн, времен года, вращающихся планет...

— Жующих челюстей, трассирующих пуль, вздымающихся задниц.

— Все правильно. Но ведь когда откинешь задницу на траву, над тобой же космос!

— А почем ты знаешь, может космос — это тоже очень большая вздымающаяся задница, с периодом колебаний в сорок миллиардов лет?

— Если космос — большая задница, то ты, Лукашин сидишь в ней глубже всех.

— Не, Слав, тут нам без вермута не разобраться. Пошли пропустим по стаканчику?

— Давай все-таки глянем, чем дело кончится.

Дело кончилось тем же аккордом, на котором, собственно, и шло все выступление ГО. Егор спустился на грешную сцену, как-то сразу стушевался и бочком-бочком ушел в кулисы.

Апофеоза не вышло. Меж барабанов, стоек и мониторов металась безумная Комарова. Она была наслышана о грандиозном финале свердловского фестиваля, когда на сцену вышло сразу пятьдесят музыкантов, схватили гитары, дудки, швабры и с полчаса веселили публику, пародируя популярные хиты собственных репертуаров.

Наташе тоже очень хотелось эдакого братства под занавес. Она за руки выволакивала на сцену музыкантов и кричала:

— Джем! Я требую джем-сэйшн!

Музыканты согласно кивали головами, но, освободив запястья, пулями уносились в кулуары, чтобы больше уже не вернуться. Одного удалось уговорить. Он просто не смог убежать, поскольку был пьян в доску. Для начала он ругнул в микрофон комиссаров, затем минуты полторы мычал туда же что-то невразумительное и, наконец, упал за портал, придавленный тяжестью собственной гитары.

Зал обрадовался. Апофеоз вышел как раз под стать ему. Аплодировать было ниже его достоинств. Он издал нечто вроде сексуального призыва молодого ишака и с гвалтом потащился на выход.

Комарова почти рыдала. Но и музыкантов можно было понять.

Большинству из них программы кастрировали до унизительного обрубка. Какое уж тут братанье? Око за око, лом за лом.

— Нда, — сказали Водопады, — это не Рио де Жанейро. Однако, братки, нам пора на студию.

 

До горбачевских идеологических послаблений огромная страна задыхалась от нехватки профессиональных студий. Их было от силы десяток на 250 миллионов человек. Несколько на фирме "Мелодия", несколько на ЦТ, может и еще где-то, но все под строжайшим контролем выживших из ума худсоветов, за которыми маячила зловещая тень КГБ. Ни один областной радиотелецентр, не говоря уж о Дворцах Культуры, не имел многоканального магнитофона — основы основ профессиональной студийной работы. Десятки тысяч молодых людей, пробующих свои силы в музыке, были обречены на безмолвие, лишены элементарного права качественно записать свою композицию, размножить её и, тем самым, попытаться добиться успеха. По сути система с рождения лишала их права на мечту, на сказку, "верным путем" направляя в загоны для быдла. Сколько их неоткрытых талантов закопано по городам и весям нашим, знает лишь господь.

Но голь на выдумки горазда. Сопротивлялась. В крупных центрах появились великолепные звукорежиссеры, творящие чудеса звукозаписи на обычной бытовой технике. Именно они спровоцировали взрыв отечественной кассетной культуры, и именно вокруг них начали формироваться первые независимые студии, получившие в годы перестройки легальный статус. Одной из них и была студия "Рекорд".

В конце 1988 года она представляла собой быстро растущее предприятие средней руки. В его недрах ковалась кадры молодого советского шоу-бизнеса, была налажена комплектация и выпуск мощных аппаратов, а в нескольких тон-ателье почти круглосуточно шла запись магнитоальбомов различных групп и вокалистов. Условия работы были просты: плати, занимай студию и записывайся, пока не кончатся деньги. От желающих на было отбоя. Студия внимательно следила за их работой и наиболее интересные вещи пускала в "раскрутку". За этим термином стоит очень многое из того, что определяет судьбу музыканта. Подставки на радио, телевидение, фестивали, организациям, занимающимся концертной деятельностью. Нажатие каких-то тайных пружин, благодаря которым альбом или отдельная песня моментально тиражируются и расходится по стране, заявки на выпуск диска и другие профессиональные услуги.

Но бывали редчайшие случаи, когда студия сама приглашала полюбившуюся ей молодую группу на льготных условиях со всем шлейфом последующих услуг. На Сырке-88 такой чести удостоились Агата Кристи и Водопад имени Вахтанга Кикабидзе.

... Они прибыли в студию к назначенному ночному часу, отпустили такси и вошли в холл. В холле было темно и пусто, а в душах смурновато. Откровенно говоря, они побаивались. С принципами профессиональной студийной работы они были знакомы понаслышке. Это значит им предстояло пройти стадию учебы, и добро бы в классе, на уроке, с наглядными пособиями и толковым профессором, но таких чудес студия Рекорд не предусматривала, резонно полагая, что если уж ты залез в её чрево — стало быть где-то нахватался, а разные там тонкости тебе подскажет дежурный инженер.

В общем, плыви, малыш, от Анапы до Турции — рукой подать. Только постарайся не утонуть в обеденный перерыв Скорой помощи.

У Водопада навыков было немного. Не успели еще нахвататься в такой-то кутерьме. Единственный современный музыкальный инструмент клавиша КОРГ ДС-8 выдавала любой звук, но, увы, только при непосредственном участии исполнителя. Внутренней возможностью для записи партий, их совмещения и воспроизведения она не обладала. Подобные навыки можно было приобрести на синтезаторе рангом повыше. При дружеской помощи да со светлыми головами Мазанова и Пахалуева это было бы совсем нетрудно. Да где их взять-то? Выпадал один раз на концерте в Метрострое и то на один час, за двести рублей, между прочим.

Крутые синтезаторы у Рекорда предполагались. Стало быть предстояло сходу, отбросив спесь и обнажив свою допетровскую дремучесть, тыкаться, как слепые котята в разные кнопки, униженно вымаливая у равнодушных знатоков недостающую информацию. И кому?! Почиющему на лаврах Водопаду имени Вахтанга Кикабидзе!... Воистину, самое трудное на белом света — не выглядеть невежей.

Приблизительно такие ощущения мелькали в тот момент в душах Водопада, помноженные на сонливость и легкий похмельный синдром... Из глубины коридора доносился какой-то мерзкий попс и экзальтированные возгласы.

— Ну, и что? — спросил Андрюха.

— А хрен его знает. — сказал Коля. — Сейчас выясним. — Он набрал в легкие воздух и гаркнул, — Эй, есть тут кто-нибудь?

— Кто-нибудь, желающий провести с нами ночку! — добавил Мазанов. На него цыкнули. Послышалось шарканье. В холл вошел заспанный дежурный и опасливо оглядел пеструю команду.

— Что вы тут делаете? — строго спросил он, отступив на всякий случай поближе к коридору.

— Мы Водопад. Записываться.

— А-а, да-да, в курсе.— Он посмотрел на часы. — Действительно сейчас ваше время. Но там пока занято. Подождите, я выясню в чем дело.

Дежурный ушел. Дёмин сказал:

— Мазанов, тебе как по заказу.

— Что?

— Дяденька на ночь хороший.

— Так я ж для тебя старался, длинный!

Водопады похихикали. Из коридора выскочил, взъерошенный, вертлявый паренек.

— Ребята! Умоляем! Потерпите! Полчасика! Последние такты вгоняем!

— Завтра вгоните. — отрезал Андрюха.

— Так все уже! Смен-то нет. И так без штанов отсюда уезжаем.

— Песни хорошие надо играть, тогда вам за так смены дадут. — сказал Андрюха. На него все сильнее действовал вермут.

"Вот еще тоже папаша Кураж выискался!"— подумал сердобольный Лукашин и посмотрел на вертлявого.

Вертлявый сдержался. С буграми на скулах, но сдержался.

— Парни, но войдите в положение! Альбом, понимаете?

— Да ладно, брат, чего там. Заканчивайте. Мы покурим пока. — сказал Аптекин.

— Спасибо, спасибо! — сквозь зубы выдавил паренек и умчался. Прошло минут пятьдесят. Мандраж нарастал.

— Ну, блин, это уже ни в какие ворота! — сказал Коля. — Пошли, что ль, глянем?

Опыт их студийных экскурсий равнялся количеству посещения кинобудки верхотурского РДК, поэтому они были слегка ошарашены открывшейся за дверью картиной. Столько фирменной аппаратуры в одном месте сразу им ещё не приходилось видеть. Хотелось перекреститься и благоговейно выйти, но ступни как приклеились. Настоящая пещера Али-Бабы. За обалденным микшером дремал дежурный. Вертлявый со товарищи колдовал над синтезатором.

— А-а, пришли! Еще полчасика, ребята. — Вертлявый только сейчас как следует рассмотрел Водопад и понял, что перед ним обыкновенная оробевшая деревня, разодетая в варенки от "тёти Груни". — Тут же, ребята, ноты! Ноты надо загонять на треки. Ноты, понимаете?— съязвил он, пытаясь отомстить за "хорошие песни" Андрюхи.

— Ноты, это такие закорючки черненькие, что ли? — спросил Лукашин, пожалев о своей давешной сердобольности.

— Ну. Сольфеджио, глиссандо, пианиссимо. Знаешь?

— Генералиссимо слыхал, а пианиссимо не-а!

— Оно и видно.

— Слушай ты! — вспылил Коля. — Ты чего тут выламываешься? Влез в наше время и еще выламываешься, мля! Ночь на дворе. Ты, значит, тут пишешься, а мы должны попсу твою сраную слушать в свои-то часики?! Два прихлопа — три притопа, глистанда, мля!

— Тихо-тихо-тихо! — Вмешался дежурный. — Ребятки, давайте выйдем. Сейчас-сейчас все уладим.

Он вывел Водопадов за дверь.

— Сейчас все уладим. Накладочка вышла. Ребята из Минска, утром самолет. Каково им с обрубком лететь?

— Да нам чихать. Выламываться не надо.

— Я понимаю. Сядьте, успокойтесь. Сейчас все уладим. — сказал дежурный.

И уладил бы, ей-богу! Но тут вмешался Андрюха и произошел может быть самый главный...

 

ЧЕТВЕРТЫЙ КАЗУС ВОДОПАДА.

— Слушай, а чего у вас там барабанов нет? — спросил Андрюха.

— Барабанов? — переспросил дежурный. — А зачем?... Есть драммашина РХ-5, синтезаторы Д-20 и Д-50. Какие ще нужны барабаны? Любой звук на выбор.

— Не-е, нам нужны живые барабаны. — сказал Андрюха. В драммашинах он понимал ровно столько же, сколько в синхрофазотроне.

— Ой, ребятки, это дорого будет стоить. Аренда полной установки — рублей пятьдесят смена, плюс доставка. К ней надо комплект микрофонов — тоже деньги. И потом время.

— А вокальный микрофон? — спросил Славка. — Только хороший.

— Да у нас здесь нормальные микрофоны. Ну если уж какой-нибудь супер — тоже не меньше двухсот.

Славка присвистнул.

— А чего нам эти бабки считать. — сказал Коля. — Нас же бесплатно пригласили.

— Не знаю, ребятки, не знаю. Бесплатно — это только то, что установлено в студии. А все остальное мы арендуем у частных владельцев. Надо платить.

— Ничего себе.

— А как же! Только я не пойму, зачем вам это все надо? Загоняйте пока, что есть, а там сориентируйтесь. Время-то идет.

— А чего это мы будем лоскуты сшивать? — вмешался Андрюха. — Нам надо сразу.

— Зачем? — недоумевал дежурный.

— Чего зачем? — Вермут в Андрюхе разгулялся вовсю. — Что ты нам мозги пудришь? Пригласили бесплатно — будьте любезны обеспечьте! А ты заладил: за это башляйте, за то башляйте! Барабанов нет, пишите неизвестно как! .

— Во-первых, как вы разговариваете? А во-вторых я действительно не пойму, что вам надо?

— Нам надо, чтоб мы отстроились, репетнули и записали сразу.

— Но, Андрюха! — попытался вставить Мазанов, — Это раньше так писали, при царе Горохе...

— Что я, студий не видел, что ли?! — продолжал наезжать Андрюха.— С ребятами на радио в Благовещенске писались — милое дело. Главное отстроиться по уму, а потом — бах-тарарах — и готово! А у вас даже барабанов нет! Не фига себе бесплатно! Из каких нам сундуков платить?

— Ну, не знаю. — развел руками дежурный.

— А вот начальство утром придет — оно тебе объяснит. А я чихал тут сидеть. Надо будет — найдете. В Измайлово я!

Он нахлобучил свою потертую шапчонку и вышел.

Паузу нарушил Коля.

— Действительно, что мы тут сидим, как попса подзаборная. Найдут, коли приспичит. Пошли, ребята!

— Верно! — поддакнул Лукашин.

— Парни, одумайтесь! — взмолился Мазанов, но его никто не слушал, и через минуту холл был пуст. Лишь посередке одиноко торчал дежурный.

"Одно из двух, думал он, либо крутые, либо тупые. Но уж искать-то таких наглецов никто не собирается! "

— А чего тут думать!— скажем мы с высоты теперешного положения. — Конечно, тупые! Это еще мягко говоря. Трусы, невежды, зазнайки и круглые идиоты! Такого шанса зацепиться на поверхности Водопаду больше шанса не представится.

А вот Агата Кристи свой не упустила. И теперь если заглянешь в отдел грампластинок, то, пожалуйста! Вот вам Агата Вадимовна. В конвертике. И смеем вас уверить — не последняя. Дорожка накатана будь-будь!

 

Предвидя сколько еще молодых талантов могут споткнуться о студиофобию, внешнем выражением которой является самый дешевый понт, хотелось бы, опять же с высоты теперешней колокольни, несколько рассеять мрак технического невежества, дабы юные музыканты не боялись таинственного слова "студия".

Все очень просто, ребята:

Началось с того, что три музыканта Иванов, Петров и Сидоров никак не могли хорошо записать на магнитофон одну песню. То Иванов споткнется, то Петров соврет, то Сидоров струну порвёт…Что делать? Решили так: возьмем три магнитофона, на один запишем Иванова, на другой Петрова, на третий Сидорова. Кто собьется, сотрем и перепишем снова. А потом все разом включим и перепишем на четвертый. Сказано-сделано. Записали по отдельности, потом все разом включили и переписали на четвертый. Начали слушать, что получилось. А получился полный разнобой. Одна музыка на другую наезжает, каша, короче. Партия Иванова кончилась первой, Петрова второй, а Сидорова последней... Задумались они и поняли, что как не старайся магнитофоны включить одновременно, все равно кто-нибудь да опоздает.— не рука, так механизм внутренний.

— Не, ребята, — сказал Иванов, — так у нас ничего не выйдет. Надо писать на одну ленту, но по отдельности, то-есть как бы разбить ленту на три полоски или дорожки.

— А как? — спросили Петров и Сидоров.

— Для этого надо головку, которая записывает и воспроизводит разделить на три изолированные части, чтоб каждая управлялась по отдельности. Ну и стирающую тоже разделить, чтоб стереть, кто наврет.

А Иванова звали Данила. Такое имя, как известно, большим мастерам дают. Вот он и сделал эти самые головки, которые наша промышленность никак не научится изготовлять. Да и некогда ей. Танки же надо делать и блюминги. Сделал Иванов, поставил и сам записался на верхнюю дорожку. Потом Петров приготовился. Иванов включил свою музыку, чтоб Петрову слышно было, и тот прямо под нее шпарит, только на среднюю дорожку. Потом включили сразу обе, послушали — красота! Все ровненько, никто не опаздывает. Где потише надо Иванова, можно убавить, где погромче Петрова — прибавить.

— А ну-ка давай теперь ты, Сидоров.

Сидоров записался на самую нижнюю дорожку. Послушали — отлично! Каждую дорожку отрегулировали до громкости, по тембру и все вместе переписали на нормальный магнитофон, чтоб каждый парнишка мог послушать. Включили — обалдеть можно! Стали обниматься, целоваться.

Вот эта Ивановская придумка, ребята и называется многоканальным магнитофоном — основа основ современной студии. Так что не надо выпучивать глаза, когда увидите микшерский пульт размером в двухспальную кровать. Это просто управление многоканальным магнитофоном на 48 дорожек. Там одна пленка шириной в партбилет. А все остальное, если присмотреться, тоже самое: тембр, громкость, индикатор, — каждый на свой канал.

А Иванов с тех пор поверил в свою звезду. Начал лудить, паять и раз приносит на репетицию маленькое такое, плоское электропианино. Сверху ручки и десять кнопок под номерами от 0 до 9-ти.

— Что это?— спрашивает его Сидоров и Петров.

— Синтезатор. — отвечает Иванов.

— А кнопки зачем?

— Ну, допустим, какой тебе номер нравится?

— Не знаю. Давай тринадцать.

— Пожалуйста! — отвечает Иванов. Нажимает кнопку 1 и кнопку 3. — Пробуй!

Петров по клавишам — брынь!, а оттуда саксофон: фа-фа!

— Ух ты, саксофон!

— Нравится?

— Да.

— Вот и запиши себе: №13 — саксофон. Есть и другие саксофоны хорошие: №21, №37. А тебе, Сидоров, какой номер набрать?

— 95!

— Набирай сам.

Сидоров девятку с пятеркой набрал — батюшки! — струнный оркестр! Начали они опять Иванова целовать. Вдохновился Иванов, взял синтезатор и ушел. Приходит на другой день и говорит:

— Ну-ка, Петров, сыграй нам на саксофоне. Петров набрал №13 и сыграл "В лесу родилась ёлочка". Иванов нажал какую-то новую кнопку и синтезатор всё в точности повторил.

— Ух ты! — сказал Петров.

— Теперь ты, Сидоров, саккомпанируй саксофону аккордами струнного оркестра. Включил опять саксофон, а Сидоров под него струнным оркестром.(№95). И ведь все в точности машинка повторила.

— Почему так? — спросили Петров и Сидоров.

— А я туда магнитофон многоканальный встроил.— сказал Иванов. — Только не такой дурачий, а цифровой — вам не понять.

— А этот теперь куда? Выбрасывать?

— Зачем? Пригодится, голос записывать, инструменты живые.

— А-а! — сказали Петров и Сидоров.

А Иванов пуще того разошелся. Через день приносит синтезатор, а на нем махонький такой экранчик.

— А это зачем? — спросили ребята.

— Для особой точности. — ответил Иванов. — Там будет высвечиваться как бы нотный стан на каждую дорожку, и я теперь могу прямо по одной нотке вогнать все партии в нужное место. Хоть восьмые, хоть тридцать вторые, хоть шестьдесят четвертые.

Сказал он так и вогнал все партии первого куплета одной популярной песни. Довольно долго вгонял, зато уж вогнал — придраться не к чему. Весь куплет как с иголочки прозвучал.

— Хорошо, но больно долго. — сказали Петров и Сидоров.— Один куплет полчаса вгонял, в песне их шесть — до ночи провозишься.

— А я что, дурак, что ли! — сказал Иванов. — Берем этот куплет и помножаем на шесть! — Он нажал кнопку и машинка сыграла шесть куплетов.

— А в третьем куплете должна быть дудка и больше нигде. — сказали ребята.

— Пожалуйста! — сказал Иванов, поколдовал чего-то, и дудка по лучилась ровно в том месте где ей положено быть.

— Ура! — закричали Петров и Сидоров и побежали за пивом, чтоб на славу угостить великого мастера Данилу Иванова.

Вот что, ребята, представляет из себя хороший синтезатор. Это в принципе. А за деталями и терминологией — это уж вы к звукоинженерам. И понастырней с ними. Всю плешь им переешьте, но докопайтесь до сути. И тогда вам никакая студия не страшна. Заиграете не хуже Ласкового мая, ей-богу!

А Данила, ребята, все думает. Сейчас он думает над тем, чтобы у каждого пацана была такая игрушка, чтоб не зависели они от всякой сволочи, чтоб земля наша кишела Моцартами и Сальери и кругом была музыка — хошь тебе Мираж, хошь — Прокофьев. Молодец он Данила. Пусть думает.

Только сказка эта ненашенская. Сказка эта японская. И мастера, конечно, зовут по-другому. То ли Закира Накаяма, то ли как там еще, по ихнему.

Такие вот дела.

 

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться: