ПУШКИН. Орлов с Истоминой в постеле

В убогой наготе лежал.

Не отличился в жарком деле

Непостоянный генерал.

Не думав милого обидеть

Взяла Лаиса микроскоп

(Берет у К** двойной лорнет, изображает.)

И говорит: «Позволь увидеть,

Чем ты меня мой милый …»

(Делает губами хлопок, похожий на звук открываемой бутылки с шампанским.)

 

К** заходится в приступе хохота, Онегин сдерживает смех.

 

ПУШКИН (увидел кого-то, поспешно). Прошу меня простить! (раскланивается, уходит.)

К** (Пушкину). Куда ты!.. (Онегину.) Кого он там увидел?

ОНЕГИН. Кажется какую-то даму.

К**. Какую же? (Вертит головой.)

ОНЕГИН. Я с нею не знаком.

К** Хорошенькая?..  (Онегину.) А ты не слыхал, что Пушкин дрался на дуэле с Рылеевым?

ОНЕГИН (рассеянно). В самом деле? И почему они дрались?

К**. Как, ты не слышал?! Это превосходнейший анекдот! Я помню, брат, как ты любишь анекдоты! Я сейчас расскажу, только надо, наперед, знать другой анекдот, а тот именно, что граф Милорадович по высочайшему повелению государя вызвал Пушкина в тайную канцелярию Министерства Внутренних Дел, где по тому же все высочайшему повеленью высек его нещадно розгами! (хохочет.) Как тебе сия притча?

ОНЕГИН. Что за вздор!

К**. Это уж как тебе угодно, может, и вздор, но пушкин прознал об анекдоте, да никак не мог сыскать автора! А Рылеев эту сплетню проповедовал с негодованием как истинный, свершенный факт: “В наши дни правительство порет наших лучших поэтов!” (Хохочет.) Пушкин был в бешенстве, послал ему картель, и говорят они дрались… О! Кажется начинают!

 

Занавес закрывается и тут же отворяется вновь.

На сцене – рисованный задник, изображающий бледную луну на сумеречном небосклоне, а также часть мельницы. Большой водяной жернов сделан из картона и фанеры. На сцене присутствует еще мосток, перекинутый через воображаемую речушку. С колосников сыплется в огромных количествах бутафорский снег.

Музыка П. И. Чайковского. “Евгений Онегин”.

Из разных кулис входят: Ленский – из правой, Онегин – из левой – тучные, перетянутые с обильно наложенном на лица гримом актеры лет пятидесяти. На Онегине – картуз, на Ленском – цилиндр (или наоборот). за ними следуют актер-Guillot и актер-Зарецкий. Guillot явно чувствует себя не в своей тарелке, готов провалиться сквозь землю. Глядя на Зарецкого, который слегка пошатывается, и вообще не тверд в движениях, можно предположить, что он (или актер, исполняющий его роль) слегка подшофе.

Тем не менее, Зарецкий широкими шагами, которые создают некоторый комический эффект, вследствие того, что ноги его заплетаются, отмеряет дистанцию.

Ленский и Онегин стоят друг против друга. Взор Ленского устремлен куда-то к галерке и затуманен, должно быть, поэтической грезой. Онегин не сводит взгляда с Ленского. Кажется, он вот-вот готов бросится к нему со словами: “Покончим миром! Я был не прав!”, etс . )

Но этого не происходит. Противники берут пистолеты, поданные Guillot. Зарецкий разводит их по позициям.

Музыка.

 

Зарецкий. Сходитесь!

 

Ленский и Онегин сходятся. Сделав два шага, Онегин стреляет.

Но выстрела не происходит. Замешательство. Онегин опускает пистолет.

 

Зарецкий (пытаясь спасти положение). Осечка!

 

Онегин, вновь вскидывает пистолет, целится, стреляет. Выстрела – нет.

 

ОНЕГИН. Черт!

ЗАРЕЦКИЙ (за кулисы, громким шепотом). Какого вы там делаете?!

 

Онегин опускает пистолет. Грохот выстрела. Пауза.

 

ЗАРЕЦКИЙ. Ну… (Ленскому, разводя руками.) Ну, что ж! – Убит!

 

Ленскому не остается ничего другого, как упасть убитому, под хохот воображаемой публики.

 

ЗАРЕЦКИЙ (склоняется над Ленским, громко, стараясь переорать хохотню зала). Что ж! – Убит!*

 

Смех. Крики: “браво!”, “бис!” Аплодисменты. Свист. Занавес опускается.

 

***

на сцене одновременно две гостиных. Одна в доме Лариных, где за ломберным столом мирно вистируют помещики, соседи Лариных, другая – в доме Онегина, где Онегин и Ленский сначала играют на бильярде, а затем перемещаются в кресла к камину и к ликерам.

 

ЛЕНСКИЙ (с горячностью, продолжает говорить). ...Ужели необходимо для любителя французских актеров и ненавистника русского театра прикинуться кривым и безруким инвалидом, как будто потерянный глаз или оторванная рука дают полное право криво судить и не уметь писать по-русски?

ОНЕГИН. А ты, mon cher, свои элегии сочинять изволишь неужто, все по-русски?

ЛЕНСКИЙ. Речь не обо мне вовсе! Часто певец или певица, заслужившие любовь нашей публики, фальшиво дотягивают арию Боэльде или della Maria… Трагический актер заревет громче, сильнее обыкновенного, оглушенный раек приходит в исступление, театр трещит от рукоплесканий…

ОНЕГИН. Видишь ли, значительная часть нашего партера слишком занята судьбою Европы и Отечества, слишком утомлена трудами, слишком глубокомысленна, слишком важна… (Помолчав, с улыбкой.) В стары годы… И я был… злой законодатель театра, непостоянный обожатель очаровательных актрис, кулис почетный гражданин … Там, там под сению кулис неслись младые мои дни …

г-н ПУСТЯКОВ. Слыхали, господа, какой выкинул фортель этот наш новоявленный сосед?

г-н Флянов. Который сосед? Ленский?

г-н ПУСТЯКОВ. Нет. Другой. Онегин!

г-н Флянов. И что же? И что же?

г-жа ЛАРИНА. Он, батюшка мой, вздумал отменить своим холопам барщину!

г-н Флянов. Да что вы? Вправду ли?

г-жа ЛАРИНА. Ей богу!

г-н ПУСТЯКОВ. Заменил оброком-с!

г-н Флянов. Н-да-с! Это же какое-то якобинство!

г-н ПУСТЯКОВ. А он и есть карбонарий! Красный колпак!

ЛЕНСКИЙ. А не правда ли, что деревня в сущности прелестный уголок?.. Я люблю деревню! Как сказал Гораций: «O, rus!»

СУФЛЕР. О, деревня!

ОНЕГИН. Не любить деревни простительно монастырке, только что выпущенной из клетки, да восемнадцатилетнему камер-юнкеру. Петербург – прихожая, Москва – девичья, деревня же – наш кабинет. Порядочный человек по необходимости проходит через прихожую и редко заглядывает в девичью, а сидит у себя в своем кабинете. Как я вот! (Усмехается.) Звание помещика есть та же служба.

ПУСТЯКОВ. Пароле!

ЛЕНСКИЙ (оглядываясь по сторонам, с улыбкой). Мне милы даже штофные обои и портреты царей на стенах…

ОНЕГИН. Да, в этих апартаментах жил мой покойный дядюшка, человек самых честных правил! Лет сорок к ряду он бранился тут с ключницей, давил мух и смотрел в окно, листал календарь восьмого года, расходную тетрадь, да попивал настойки и яблочную воду. Я, как видно, кончу тем же.

г-н Флянов. Скажу я вам, господа, этот либерализм не доведет Россию до добра! Да-с!

 

Пауза.

 

ОНЕГИН. дядя мой однажды занемог. “Мне скучно, – говорит он, – хотел бы я писать, да не знаю о чем”. – “Пиши все что ни попало – посоветовал ему приятель: – мысли, замечания политические, литературные, сатирические. Так писывал Сенека и Монтень”. Дядя внял совету. Поутру сварили ему дурно кофею, и это его рассердило. Он философично рассудил, что его огорчила безделица, – и написал: “Нас огорчают иногда сущие безделицы”. В эту минуту принесли ему журнал, он в него заглянул и увидел статью о драматическом искусстве в романтическом духе. Дядя написал: “Я предпочитаю Расина и Мольера Шекспиру и Кальдерону, не смотря на крики новейших критиков”. Дядя написал еще дюжину подобных мыслей и лег в постелю. На другой день послал он их журналисту, и вскоре имел удовольствие перечитывать свои мысли напечатанными.

ЛЕНСКИЙ. a propos, ты читал в последнем нумере “Вестника Европы”…

ОНЕГИН (перебивает). Верно опять госпожа Дирто или Bon-nuet Людовика пятнадцатого? Я люблю анекдоты. Из всей Истории я люблю одни только анекдоты. Впрочем, вся История и есть – анекдот. И прескверный. Но я терпеть не могу тех анекдотов, которые для тебя новость, и которые давно позабыты в кофейнях в Париже.

 

Пауза.

 

г-жа ЛАРИНА. Установил один оброк, и более ничего…

г-н Флянов. Он богат разве?

г-н ПУСТЯКОВ. Я знавал его батюшку во времена оны. Помнится мне, тот промотался. Жил все долгами, отдавал в залоги землю.

г-жа ЛАРИНА. А так то покойный дядюшка его, Царствие ему небесное, отписал все племяннику.

г-н Флянов. А много ли?

г-н ПУСТЯКОВ. Я слышал, и земли довольно, и лесу, и заводы, и крестьян. Да-с!

г-н Флянов. Вы подумайте!

г-н ПУСТЯКОВ. А еще слышал, что наш сосед большой любитель до красного вина. Одно красное вино изволит употреблять – стаканом-с!

г-жа ЛАРИНА. Чудачество все это!

г-н Флянов. Фармазонство!

г-н ПУСТЯКОВ. Да-с! Новых взглядов!

г-жа ЛАРИНА. Что это еще за выдумки? Каких же это?

г-н ПУСТЯКОВ. А таких, чтоб не подходить дамам к ручке… не сказать с учтивостию: “да-с”, “нет-с”… ну… и… тому прочих…

ЛЕНСКИЙ (декламирует). “Мир бытия – досадно малый штрих, среди небытия пространств пустых…”* Каково?

ОНЕГИН. Не люблю поэзии мистической. Чем выше к небу – тем холодней.

г-н Флянов. А Ленский? Он что? Он – каков? Он тоже вам сосед? Он каких мнений?

г-н ПУСТЯКОВ. Полагаю, что и он таков же! Либерализм нынче в моде!

г-н Флянов. Это все, вот я вам скажу, французы! Они виноваты! От них эта зараза распространилась. Теперь уж и русского не сыщешь, все какие-то полурусские.

г-н ПУСТЯКОВ. Не возможно с вами не согласиться! Невозможно.

ОНЕГИН (усмехается). Должно быть, тебя везде принимают как жениха? А?

ЛЕНСКИЙ (тоже смеясь). Да! Таков здешний обычай!

ОНЕГИН. Чуть войдешь, так хозяин, крепко вот эдак (показывает), как капкан, ухватит за локоток и заводит, словно стороной, беседу: “Ах, как, чай, скучна холостая жизнь!”

ЛЕНСКИЙ. И тебе, Евгений, вижу, знакома эта притча?

ОНЕГИН. И не отпуская локотка, – ровно опасаясь, что как только отпустит – ты со всех ног на крыльцо, в кибитку, и что есть духу прочь да подалее – тащит к самовару. А Дуня чай разливает; ей шепчут: «Дуня, примечай!» Потом и гитару приносят и она (бог мой!) запищит: «Приди в чертог ко мне златой!..»

 

Смеются.

 

ОНЕГИН. В отличие от тебя, я не имею охоты несть узы брака!

г-н Флянов. А этот Ленский? Он что же? Богат?

г-н ПУСТЯКОВ. Да-с, сударь мой. Средства имеет.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: