Постмодернизм и постструктурализм. Постструктурализм как особое явление. Постструктуралистское рассмотрение литературного произведения, критика структурности.

Прежде всего постмодернизм выступает как характеристика оп­ределенного менталитета, специфического способа мировосприя­тия, мироощущения и оценки как познавательных возможностей человека, так и его места и роли в окружающем мире. Постмодер­низм прошел долгую фазу первичного латентного формообразова­ния, датирующуюся приблизительно с конца второй мировой вой­ны (в самых различных сферах искусства: литературе, музыке, живописи, архитектуре и проч.), и лишь с начала 80-х годов был осознан как общеэстетический феномен западной культуры и тео­ретически отрефлексирован как специфическое явление в филосо­фии, эстетике и литературной критике.

Постмодернизм как направление в современной литературной критике (основные теоретики: француз Ж.-Ф. Лиотар, американ­цы И. Хассан, Ф. Джеймсон, голландцы Д. В. Фоккема, Т. Д'ан, англичане Дж. Батлер, Д. Лодж и др.) опирается на тео­рию и практику постструктурализма и деконструктивизма и характеризуется прежде всего как по­пытка выявить на уровне организации художественного текста определенный мировоззренческий комплекс специфическим обра­зом эмоционально окрашенных представлений. Основные поня­тия, которыми оперируют сторонники этого направления: «мир как хаос» и постмодернистская чувствительность, «мир как текст» и «сознание как текст», интертекстуальность, «кризис авторитетов» и эпистемологическая неуверенность, авторская маска, двойной код и «пародийный модус повест­вования», пастиш, противоречивость, дискретность, фрагмен­тарность повествования (принцип нонселекции) итд

В работах теоретиков постмодернизма были радикализированы главные постулаты постструктурализма и деконструктивизма и предприняты попытки синтезировать соперничающие общефило­софские концепции постструктурализма с практикой Йельского деконструктивизма, спроецировав все на современное искусство. Таким образом, постмодернизм синтезировал теорию постструк­турализма, практику литературно-критического анализа деконст­руктивизма и художественную практику современного искусства и попытался дать этому объяснение как «новому видению мира». Все это позволяет говорить о существовании специфического постструктуралистско-деконструктивистско-постмодернистского комплекса общих представлений и установок.

Проблема постмодернизма как целостного феномена совре­менного искусства лишь в начале 80-х гг. была поставлена на по­вестку дня западными теоретиками, пытавшимися объединить в единое целое разрозненные явления культуры последних десяти­летий, которые в различных сферах духовного производства опре­делялись как постмодернистские. Чтобы объединить многочис­ленные «постмодернизмы» в одно большое течение, нужно было найти единую методологическую основу и единообразные средства анализа

Проблема постмодернизма как большого художественного те­чения ставит перед исследователем целый ряд вопросов, и самый главный из них — а существует ли сам феномен постмодернизма? Не очередная ли это фикция, результат искусственного теоретиче­ского построения, бытующего скорее в воображении некоторых западных теоретиков искусства, нежели в реальности современ­ного художественного процесса? Тесно связан с ним и другой во­прос, возникающий тут же, как только на первый дается положи­тельный ответ: а чем, собственно, постмодернизм отличается от модернизма, которому он обязан помимо всего и своим названием? В каком смысле он действительно «пост» — в чисто временном или еще и в качественном отношении?

Все эти вопросы и составляют суть тех дискуссий, которые ве­дутся в настоящее время как сторонниками, так и противниками постмодернизма, и ответы на которые свидетельствуют о том, что в какой-то мере проблема постмодернизма оказалась в начале 80-х гг. неожиданной для западного теоретического сознания. В пре­дисловии к сборнику статей «Приближаясь к проблеме постмо­дернизма» его составители Доуве Фоккема и Ханс Бертенс пи­шут: «К большому замешательству историков литературы, термин «постмодернизм» стал ходячим выражением даже раньше, чем возникла потребность в установлении его смысла. Возможно, это верно как относительно США, так и Европы, и наверняка спра­ведливо по отношению к Германии, Италии и Нидерландам, где этот термин был практически неизвестен три или четыре года на­зад, в то время как сегодня он часто упоминается в дискуссиях о визуальных искусствах, архитектуре, музыке и литературе».

Если постструктурализм в своих исходных формах практически ограничивался относительно узкой сферой философско-литературных интересов, т. е., условно говоря, определялся фран­цузской философской мыслью (постструктурализмом Ж. Дерриды, М. Фуко, Ж. Делеза, Ф. Гваттари и Ю. Кристевой) и аме­риканской теорией литературоведения (деконструктивизмом де Мана, Дж. Хартмана, X. Блума и Дж. X. Миллера), то постмо­дернизм сразу стал восприниматься как глобальное выражение современного ощущения духа своей эпохи, эпохи второй половины и конца XX века.

Проблема формирования постмодернизма и его функциониро­вания в системе современной западной культуры затрагивает сфе­ру, глобальную по своему масштабу, поскольку касается вопросов не столько мировоззрения, сколько мироощущения, т. е. ту об­ласть, где на первый план выходит не рациональная, логически оформленная философская рефлексия, а глубоко эмоциональная, внутренне прочувствованная реакция современного человека на окружающий его мир. При этом осмысление постструктуралист­ских теорий как концептуальной основы постмодернистской чув­ствительности — факт, хронологически более поздний по сравне­нию с временем возникновения постструктурализма и ставший предметом серьезного обсуждения среди западных философов только с середины 80-х годов. Это новое понимание постструкту­рализма и привело к появлению философского течения постструк­турализма, пытающегося осмыслить различные аспекты постмо­дернистской чувствительности (Ж.-Ф. Лиотар, А. Меджилл, В. Вельш).

Постмодернистская чувствительность не могла не отразиться и на современном литературоведении. Общая теоретическая предпосылка современной гуманитарной мысли: отсутствие истины. Есть только локальные и условные «правды», порожденные человеческими сообществами в своих интересах. То, что нами воспринимается как значение, только поверхность глубинных лингвистических, психологических и культурных конфигураций. Современная теория пытается вскрыть эти ускользающие уровни.

Мир, который мы обживаем, сконструирован различными идеологическими практиками. Мы находимся в их власти, и они формируют нас самих. В этом процессе особую роль играет художественная литература. Текст представляет собой собранные ссылки и примечания к другим текстам. В качестве источников имеются в виду не только художественные тексты, но и любые культурные установки. Эти направления ставят литературу в менее привилегированное положение. Открывается возможность анализа нелитературных текстов на основе литературных. То есть литературная теория открывает путь познания социальной жизни.

Франц. POSTSTRUCTURALISME, англ. POSTSTRUCTURALISM. Идейное те­чение западной гуманитарной мысли, оказывающее в последнюю четверть века сильнейшее влияние на литературоведение Запад­ной Европы и США. Получил такое название, поскольку пришел на смену структурализму как целостной системе представлений и явился его своеобразной самокритикой, а также в определенной мере естественным продолжением и развитием изначально прису­щих ему тенденций. Нужно отметить, что постструктурализм не является школой, чем-то единым, а представляет собой группу подходов, объединенных некими общими основаниями, не все из которых будут развиваться всеми представителями постструктурализма. П. не теория, а набор теоретических положений, в центре которых – представление о скользкости, двусмысленности, проблематичности, взаимодействии текстов и их значении. П. связан с отказом от тотальных устойчивых фундаментальных представлениях.

Постструктурализм характеризуется, прежде всего, негативным пафосом по отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального обоснования феноме­нов действительности, и в первую очередь культуры.

Так, например, постструктуралисты рассматривают концепцию «универсализма», т. е. любую объяснительную схему или обоб­щающую теорию, претендующую на логическое обоснование зако­номерностей действительности, как «маску догматизма», называ­ют деятельность подобного рода проявлением «метафизики» (под которой они понимают принципы причинности, идентичности, ис­тины и т. д.), являющейся главным предметом их инвектив. Столь же отрицательно они относятся к идее «роста», или «прогресса», в области научных знаний, а также к проблеме социально-исторического развития. Сам принцип рациональности постструк­туралисты считают проявлением «империализма рассудка», якобы ограничивающим «спонтанность» работы мысли и воображения, и черпают свое вдохновение в бессознательном. Отсюда и происте­кает то явление, которое исследователи называют «болезненно патологической завороженностью» (morbid fascination, по выраже­нию М. Сарупа) (Sarup: 1988, с. 97)иррационализмом, неприятием концепции-целостности и пристрастием ко всему нестабильному, противоречивому, фрагментарному и случайному. Постструктура­лизм проявляется как утверждение принципа «методологического сомнения» по отношению ко всем «позитивным истинам», уста­новкам и убеждениям, существовавшим и существующим в запад­ном обществе и применяющимся для его легитимации, т. е. само­оправдания и узаконивания. В самом общем плане теория пост­структурализма — это выражение философского релятивизма и скептицизма, эпистемологического сомнения, являющегося по своей сути теоретической реакцией на позитивистские представле­ния о природе человеческого знания.

Кроме того, п. отказываются от утверждения, что все феномены можно объяснить первопричиной, а также от идеи существования реальности, независимой от языка и идеологии. П. восстают против того, что означающие системы стабильны и способны репрезентировать реальность, которая изоморфна представлениям о ней человека.

Выявляя во всех формах духовной деятельности человека при­знаки «скрытой, но вездесущей (cachee mais omnipresente) метафи­зики, постструктуралисты выступают прежде всего как критики «метафизического дискурса». На этом основании современные западные классификаторы философских направлений относят постструктурализм к общему течению «критики языка» (la critique du langage), в котором соединяются традиции, ведущие свою родо­словную от Г. Фреге и Ф. Ницше (Л. Витгенштейн, Р. Карнап, Дж. Остин, У. Куайн), с одной стороны, — и от М. Хайдеггера (М. Фуко, Ж. Деррида), с другой. Если классическая философия в основном занималась проблемой познания, т. е, отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся современная западная новейшая философия переживает своеоб­разный «поворот к языку» (a linguistic turn), поставив в центр вни­мания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них чисто языковой характер. В результате и кри­тика метафизики принимает форму критики ее дискурса, или дискурсивных практик, как у Фуко.

Для Фуко знание не может быть нейтральным или объектив­ным, поскольку всегда является «продуктом властных отноше­ний». Вслед за Фуко постструктуралисты видят в современном обществе прежде всего борьбу за «власть интерпретации» различ­ных идеологических систем. «Господствующие идеологии», завла­девая «индустрией культуры», иными словами, средствами массо­вой информации, навязывают индивидам свой язык, т. е., по пред­ставлениям постструктуралистов, отождествляющих мышление с языком, навязывают сам образ мышления, отвечающий потребно­стям этих идеологий. Тем самым «господствующие идеологии» существенно ограничивают способность индивидуумов осознавать свой жизненный опыт, свое «материальное бытие». Современная «индустрия культуры», утверждают постструктуралисты, от­казывая индивиду в адекватном средстве для организации его соб­ственного жизненного опыта, тем самым лишает его необходимого «языка» для понимания (интерпретации) как самого себя, так и окружающего мира.

Таким образом, язык рассматривается не просто как средство познания, но и как инструмент социальной коммуникации, мани­пулирование которым со стороны «господствующей идеологии» касается не только языка наук (так называемых «научных дис­курсов» каждой дисциплины), но главным образом проявляется в «деградации языка» повседневности, служа признаком извраще­ния человеческих отношений, симптомом «отношений господства и подавления». При этом ведущие представители постструктура­лизма (Деррида и Фуко), продолжая традиции Франкфуртской школы Kulturkritik, воспринимают критику языка как критику культуры и цивилизации.

Теория постструктурализма развивалась как критика структу­рализма, которая велась по четырем основным направлени­ям:

Проблемам структурности,

Знаковости,

Коммуникативности и

Целостности субъекта.

Проблема структурности. Структуралисты верят, что текст может быть упорядочен (даже хаотическая структура все равно структура).

П. считают, что структуры как таковой нет. П. против того, что в структуре есть центр и принцип, по которому она организована. Центр для них – это фикция, а не объективность (выдумано наблюдателем). Это хорошо выражено в трудах Дерриды, который предложил понятие деконструкции, а также идею о том, что в любом тексте изначально заложено противоречие.

Проблема знаковости. Прежде всего, в русле той тенденции постструктурализма, которую Р. Барт по аналогии с иконоборчеством назвал «знакоборчеством» была предпринята попытка дезавуировать традиционную структуру знака. Первым против соссюровской концепции знака выступил в 50-х годах Ж. Лакан, отождествив бессознательное со структурой языка, и заявив, что «работа сновидений следует законам озна­чающего». Он утверждал, что означающее и означаемое образует отдельные ряды, «изначально разделенные барьером, сопротивляющимся обозначению». Тем самым Лакан фактически раскрепостил означающее, освобо­див его от зависимости от означаемого, и ввел в употребление по­нятие плавающего означающего.

Позднее Ю. Кристева развила эту мысль, выдвинув концеп­цию текстуальной продуктивности, где принципом, связы­вающим текст, служит процесс «означивания». Смысл этой опе­рации заключается в том, что вместо «обозначения», фиксирую­щего отношения между означающим и означаемым, приходит процесс «означивания», выводимый из отношений одних только означающих. Это окончательно замыкает поэтический текст в кругу других текстов и теоретически отвергает всякую возмож­ность его связи с внеязыковой реальностью.

В этом отношении, пожалуй, можно согласиться с Вельшем, когда он называет постструктурализм тем «течением, которое от­межевывается от постулата структурализма о неснимаемости раз­личия, которое считает, что можно переступить через любое раз­личие по пути к единству». Особое неприятие Дерриды вызывает соссюровская теория знака, основанная на примате звучащего слова над письменным. Когда человек говорит, то, по Дерриде, у него создается «ложное» представление о естественности связи означающего (акустического образа слова) с означаемым (понятием о предмете или даже с самим предметом). Это кажется французскому учено­му абсолютно недопустимым, поскольку в данном случае не учи­тываются ни интенциональная направленность сознания, воспри­нимающего мир по своим внутренним законам и представлениям, ни опосредующая роль контекста культуры.

Рассматривая мир только через призму его осознания, т. е. ис­ключительно как идеологический феномен культуры и, даже более узко, как феномен письменной культуры, постструктуралисты го­товы уподобить самосознание личности некоторой сумме текстов в той массе текстов различного характера, которая, по их мнению, и составляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять Деррида, «ничего не существует вне текста», то и любой индивид в таком случае неизбежно находится «внутри текста», т. е. в рам­ках определенного исторического сознания, что якобы и определя­ет границы «интерпретативного своеволия» критика. Весь мир в конечном счете воспринимается как бесконечный, безграничный текст.

 

Проблема коммуникативности. Проблема трудности или невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. Смысл текста относителен. Практические аспекты критики теории художественной коммуникации более детально были разработаны в концепциях деконструктивизма и постмодернизма, но их общеметодологиче­ские основы были заложены именно в трудах Дерриды, Кристевой, Делеза и Гваттари. Постструктуралистская критика ком­муникативности в основном сводилась к выявлению трудности или просто невозможности адекватно понять и интерпретировать текст. Естественно, что когда постструктуралисты обращались к конкретному анализу художественного произведения, в их поле зрения попадало творчество тех поэтов и писателей (Рембо, Лотреамон, Роб-Грийе, Джойс), у которых смысловая неясность, двусмысленность, многозначность интерпретации выступали на передний план. С этим связано и ключевое для деконструктивизма понятие смысловой неразрешимости (неразрешимость смы­словая) как одного из принципов организации текста, введенного Дерридой.

Проблема целостности субъекта. Связана с концепциями о смерти субъекта, автора. Панъязыковая и пантекстуальная позиция постструктурали­стов, редуцирующих сознание человека до письменного текста, а заодно и рассматривающих как текст (или интертекст) литерату­ру, культуру, общество и историю, обусловливала их постоянную критику суверенной субъективности личности и порож­дала многочисленные концепции о «смерти субъекта», через кото­рого «говорит язык» (М. Фуко), «смерти автора» (Р. Барт), а в конечном счете и «смерти читателя» с его «текстом-сознанием», растворенном в великом интертексте культурной традиции.

 

⇐ Предыдущая22232425262728293031Следующая ⇒

Поделиться: