Распределение обязанностей по доказыванию

Как было отмечено, неосуществление субъектом обя­занности доказывания в буржуазном процессе автомати­чески влечет для него проигрыш процесса. В силу этого, а также потому, что в большинстве случаев предметом спора служат не вопросы пр_ава, а^|щ;т1л₁_проблема рас­пределения обязанностей по доказыванию имеет важное как теоретическое, так и практическое значение.

В связи с этим не случайно, что в буржуазной лите­ратуре, особенно в гражданско-процессуальной, предпри­нято немало попыток отыскания общего для всех граж­данских дел принципа распределения обязанностей по доказыванию между сторонами. Например, по класси­фикации Ф. Леонгарда, у которого дан, пожалуй, самый обширный обзор различных взглядов по рассматривае­мому вопросу, к началу XX века в литературе имелось по крайней мере 5 основных с различными подразделе­ниями решений вопроса о критериях распределения обя­занностей по доказыванию ¹.

В советской юридической теории, наряду с отрицанием какой-либо теоретической и практической значимости проблемы распределения обязанностей по доказыванию, предложены и различные общие критерии распределения обязанностей по доказыванию, которые фактически не отличаются от известных буржуазных теорий и оспари­ваются в литературе по существу.

Отметим, что в силу принципа объективной истины \советского правосудия проблема распределения обязан­ностей по доказыванию во многих случаях действитель-

¹ См. Ф. Леонгард. Бремя доказывания. Берлин, 1904, стр. 53—54 (на немецком языке).

115

\

но не имеет существенного практического значения, так как независимо от того, на какой стороне лежит обязан­ность по доказыванию того или иного искомого факта, советский суд, обязанный установить истину, по своей инициативе должен получить все необходимые для это­го доказательства.

Однако в отдельных случаях, как уже отмечалось, у суда по объективным причинам может не оказаться воз­можности для достоверного установления наличия или отсутствия искомого факта. В подобных случаях сразу же приобретает острую практическую значимость вопрос о том, на ком лежала обязанность по представлению не­обходимых для достоверного установления искомого факта доказательств; а в связи с этим — против кого должно быть вынесено решение.

Более того, значение проблемы распределения обя­занностей по доказыванию даже выходит за пределы решения вопроса о последствиях недоказанности: тот или иной порядок распределения доказывания облегчает или усложняет для одной из сторон проведение доказыва­ния, а это может оказать влияние даже на решение во­проса о самом возбуждении процесса.

В настоящее время существующий порядок доказы­вания по делам о защите чести и достоинства приводит к тому, что нередко клеветники уходят от ответственно­сти, ибо потерпевшие, как правило, не требуют привлече­ния клеветников к уголовной ответственности, ограничива­ясь защитой своей чести :и достоинства в гражданском по­рядке, или iBOBce не обращаются всуд. Действительно, для обоснования уголовного обвинения в клевете потерпев­шему надо доказать, что распространенные о нем сведе­ния не соответствуют действительности. Это само по себе унизительно, кро^:ме того, подсудимый, пользуясь своим правом на защиту, может немало полить грязи на потер­певшего '.

А при защите чести и достоинства в гражданско-про­цессуальном порядке потерпевший не обязан доказы­вать свою добропорядочность. Наоборот, ответчик, что-

¹ См. М. Барсукова. Грязное песо. «Известия», 1966, № 69. Автор полагает, что для более успешной борьбы с клеветниками бремя доказывания по делам о клевете должно быть перераспреде­лено: обязанность доказывания соответствия распространенных сведении действительности должна лежать на подсудимом.

116

бы освободиться от ответственности, обязан доказать со­ответствие действительности распространенных о потер­певшем сведений. Процессуальное положение потерпев­шего в силу этого значительно легче, почему потерпев­шие и предпочитают, как правило, требовать защиты сво­ей чести и достоинства не в уголовном, а в гражданском порядке.

В силу указанной значимости проблемы распределе­ния обязанностей по доказыванию нельзя признать спра­ведливым, что она пользуется незначительным внимани­ем со стороны ученых процессуалистов.

Самым древним принципом распределения обязан­ностей по доказыванию, ведущим свою историю со вре­мен Рима, служит правило: «Доказывать должен тот, кто является автором положения, требующего доказа­ тельств» '. Этот принцип нашел отражение даже в нашем ныне действующем гражданско-процессуальном законо­дательстве. В ст. 18 Основ гражданского судопроизвод­ства сказано: «Каждая сторона должна доказать обсто­ятельства, на которые она ссылается как на основание своих требований и возражений».

А. Я. Вышинский полагал, что этот принцип явля­ется общим для гражданского и уголовного процесса, и на этой основе утверждал, что подсудимый также обя­зан доказывать положения, выдвигаемые им в свою за­щиту². Поскольку же А. Я. Вышинский долгое время счи­тался непогрешимым в юридической науке, его положе­ние дало основание Е. Иодловскому и В. Седлецкому, авторам учебника гражданского процесса Польской На­родной Республики, заявить, что проблема распределения обязанностей доказывания в советском гражданском процессуальном праве решается так же, как и в уголов­ном процессе³.

Данное положение не может быть использовано в качестве четкого критерия распределения обязанностей

¹ А. Я. Вышинский. Теория судебных доказательств..,
ар. 243.

² Т а м же.

³ Е. И о д л о в с к и, В. С е д л е ц к и. Гражданский процесс,
часть общая, стр. 393 (на польском языке).

117

 

 

по доказыванию ни для уголовного, ни для гражданско­го процессов в силу его зависимости от субъективного фактора. Например, суд рассматривает иск о выселении

\ по мотивам неплатежа квартирной платы в течение бо­лее трех месяцев. Истец утверждает, что неуплата была обусловлена неуважительными причинами. С точки зре­ния принципа — «доказывает автор положения» — истец обязан доказать неуважительность причин. Но если ис­тец ничего не будет утверждать о причинах неуплаты, а ответчик заявит, что причины были уважительными, то обязанность доказывания характера причин уже пере­местится на ответчика. Вопрос, очевидно, заключается

; не в том, кто и что утверждает, а кто обязан что-то ут-

\ верждать.

* 2 Поэтому вторым, пожалуй, самым распространенным в'литературе общим принципом распределения обязан-

•. ностей по доказыванию служит положение: истец дока­зывает правообразующие факты, ответчик—правопре-пятствующие и правопогашающие; в негативных устано-вительных исках — наоборот¹.

I/ Прежде всего, как было уже отмечено, так называе-мые «правопрепятствующие факты» нельзя рассматри­вать в качестве самостоятельного вида юридических фак­тов и при их помощи в приведенном только что приме­ре совершенно невозможно решить вопрос: должен ли истец доказывать неуважительность причин задолженно­сти по квартирной плате (для истца это — факт правооб-разующий), либо ответчик — уважительность (право-препятствующий факт).

Следовательно, рассматриваемая концепция должна быть сведена к правилу: истец доказывает правообра­зующие факты, ответчик — правопогашающие. Но, во-первых, сразу же заметна неуниверсальность данной концепции, неприменимость ее к случаям, когда ответ­чик строит свою защиту не на наличии правопогашаю-щих фактов, а на утверждении об отсутствии правообра-зующих или части их, например, отрицает свою вину по иску из причинения вреда.

¹ С. Н. Абрамов. Гражданский процесс. М., 1948, стр. 199. Аналогично — Е. Иодловски. В. Седлецки. Указ, соч., стр. 394. Примерно таким же образом — Д. Силяновский, Ж- Сталев. Гражданский протесе, т. 1. София, 1958, стр. 348—349 (на болгар­ском языке).

118

• Во-вторых, тезис правопогашающие факты доказы­вает, что ответчик опять-таки никоим образом ,не объяс­няет, почему, например, отыскивающий долг обязан до­казать только его возникновение, но не обязан доказы­вать, что этот долг не возвращен. "> Следующий довольно распространенный в литературе принцип распределения обязанностей по доказыванию можно условно назвать «теорией интереса», со­гласно которой искомый факт должен быть доказан той стороной, которая заинтересована в его установлении'. Данный принцип известен не только литературе, но и на­шел определенное отражение в законодательстве.

В § 269 Венгерского ГПК 1911 г. было сказано: «Бремя доказывания несет та сторона, в интересах ко­торой необходимо, чтобы эти факты были признаны су­дом» ². Этот принцип по существу сохранен и в ныне дей­ствующем ГПК Венгерской Народной Республики, в § 164 которого (в редакции 1957 г.) говорится: «Необхо­димые факты должна доказать сторона, интересы ко­торой требуют, чтобы суд принял их как соответствую­щими действительности»³.

На наш взгляд, «теория интереса», как и предыду­щие, не решает проблемы распределения обязанностей по доказыванию. Каждый искомый в суде факт доказы­вается со стороны своего бытия или небытия. Если этот факт является спорным, то всегда одна из сторон заин­тересована в установлении его наличия, другая — отсут­ствия. Поэтому «теория интереса» не помогает в ответе на вопрос —• какая же из противоположно заинтересо­ванных сторон обязана доказывать бытие или небытие спорного факта. На основе данной теории, в частности, невозможно решить в приведенном выше примере во­прос:' должен ли истец доказывать неуважительность причин задолженности по квартирной плате (это в его интересах), или ответчик — уважительность (это — в ин­тересах ответчика).

¹ Р. Ш м и д т. Учебник гражданского процессуального права.
Лейпциг, 1910, стр. 477 (на немецком языке).

² Цит. по книге Л. Розенберга (указ, соч., стр. 119). Перевод
с венгерского на немецкий сделан А. Шмидтом; с немецкого —
яами.

³ Перевод сделан кабинетом государства и права зарубежных
стран МГУ.

119

ty_t Четвертая попытка отыскания общего принципа рас­пределения обязанностей по доказыванию была сделана теорией «материального и процессуаль­ного основания и с к а». К материальному осно­ванию иска Т. М. Яблочков, а вслед за ним и К. С. Юдель-сон, относит: 1) наличие всех праворождающих фактов плюс 2) отсутствие всех правопрепятствующих или пра-вопогашающих. Первое — это специфические предполо­жения возникновения права ('положительные и отрица­тельные праворождающие фа&ты); второе — общие пред­положения права. Процессуальное.основание иска до­казывает истец, отсутствие одного из общих предполо­жений права — ответчик.

В предыдущей главе мы попытались показать край­нюю неопределенность границы между общими предпо­ложениями права и фактами специфически правообразу-еощими, в силу чего и эта теория не дает четкого объек­тивного критерия распределения обязанностей по до­казыванию. Не случайно, что и Т. М. Яблочков и К. С. Юдельсон опять-таки говорят о тех же правообразу-ющих фактах с добавлением эпитета «специфические» и, с другой стороны, о правопрепятствующих и правопре-кращающих.

Из советских процессуалистов аналогичную по су­ществу позицию занял Л. П. Смышляев, заявляющий, что «обязанности по доказыванию распределяются зако­ном и что возможность возложения обязанности дока­зывания на ту или другую сторону усмотрением суда ис­ключается», и, как следует из дальнейшего изложения, автор имеет в виду материальный закон¹.

Однако, если бы закон содержал прямые указания о распределении обязанностей доказывания относительно всех возможных случаев, тогда, очевидно, и самой проб­лемы не существовало бы. Но в законе имеются лишь единичные прямые указания относительно распределения обязанностей доказывания в тех или иных делах, да и то не всегда правильно понимаемые судебными органами. Так, в ст. 7 Основ гражданского законодательства пря­мо указывается, что по делам о защите чести и достоин­ства истец не обязан доказывать ложность распростра­ненных о нем позорящих сведений; наоборот, ответчик

¹ Л. П. Смышляев. Указ, соч., стр. 32—33. 120

обязан доказать, что данные сведения соответствуют действительности. Однако, Судебная коллегия по граж­данским делам Верховного Суда СССР в своем обзоре судебной практики по делам о защите чести и достоинст­ва истолковала это указание закона в прямо противопо­ложном смысле и указала — «истец не освобождается от доказывания несоответствия действительности рас­пространенных в нем сведений» '. В качестве обоснова­ния этого вывода Коллегия сослалась на то, что истец обязан доказать основание своего иска.

И, главное, дать в''-законе прямые указания о распре­делении обязанностей/по доказыванию относительно всех мыслимых случаев было бы практически невозможным, так как это, во-первых, привело бы по крайней мере к удвоению всех норм материального права, во-вторых, не исключало бы необходимости толкования этих норм для осложненных случаев.

Презумпции могли бы рассматриваться в каче­стве общего критерия распределения обязанностей по доказыванию, если бы советское процессуальное право знало установленную в законе замкнутую систему дока­зательственных презумпций. Между тем с полной оче­видностью можно говорить о той или иной презумпции , в сравнительно редких случаях, когда она прямо форму­лируется законом. Более того, в этих случаях не вопрос о распределении обязанностей по доказыванию решается на основе презумпции, а наоборот, сама презумпция вы­водится из установленного в законе правила о распреде­лении обязанностей доказывания, например, презумпция вины причинителя вреда ². Что же касается остальных, конструируемых в теории презумпций, которые, напри­мер, по мнению Я. Л. Штутина, «вытекают естественно из ...смысла» закона ³, то круг таковых вытекает «есте­ственно» из смысла закона чуть ли не для каждого ав­тора по-своему ⁴.

\ ¹ «Социалистическая законность», 1964, № 12, стр. 19.

² К. С. Ю д е л ь с о и оспаривает существование даже этой,
казалось бы 'бесспорной, презумпции, заменяя ее презумпцией «неот­
ветственности» (Проблема доказывания.., стр. 288).

³ Я- Л. Ш ту тин. Предмет доказывания.., стр. 149.

⁴ Например, Я. Л. Ш т у т и н конструирует презумпцию смерти-
лица, объявленного судом в установленном порядке умершим (т а м
ж е, стр. 150). Л. П. С 'мы шли ев справедливо, на наш взгляд,
отрицает наличие такой презумпции (указ, соч., стр. 39).

12)

Неудовлетворительность рассмотренных общих прин­ципов распределения обязанностей по доказыванию по­служила причиной попыток скомбинировать эти принципы между собой. Так, А. Я. Вышинский пытался объединить положение «доказывает автор утверждения» с «теорией интереса»¹; К. С. Юдельсон вслед за Т. М. Яблочковым соединяет концепцию «материально­го и процессуального основания иска» с концепцией

сдравоабразуюищх ⁽и правопогашающих факторов»²; Т. А. Лилуашвили соединяет принципы «легкости» до­казывания с «вероятностью»³. Но лротив всех этих ком­бинированных решений вопроса сохраняют силу все при­веденные ранее критические соображения.

Нет необходимости рассматривать иные, выдвинутые

в буржуазной литературе общие принципы распределе­ния О;бязанно'стей то доказыванию, как-то: принцип состязательности, деление фактов на положительные и _х отрицательные и др. Указанные теории получили обстоя­тельную критику в буржуазной литературе и не получи­ли отражения в советской литературе.

Тщетность отыскания общего принципа распределе­ния обязанностей по доказыванию заставила отдельных буржуазных юристов приходить к выводу о невозмож­ности решения проблемы бремени доказывания на ос­нове единого критерия и о том, что эта проблема факти­чески решается на основе справедливости⁴.

¹ А. В. Вышинский Теория судебных доказательств..,
стр. 219, 243.

² К. С. Юдельсон. Указ, соч., стр. 274—275.

³ Т. А. Лилуашвили. Предмет и бремя доказывания..,
стр. 87. Примерно таким же образом поступает Л. П. Смышляев
(указ, соч., стр. 36).

⁴ Р. Ш м и д т. Указ, соч., стр. 477, 481. К аналогичному, по суще­
ству, выводу приходит и Ф. Л е о и г а >р ,д, допускающий, что осно­
вой распределения обязанностей доказывания в некоторых случаях
является требование «практической справедливости». Ф. Леонгард
одновременно признает, что правильное разграничение обязанностей
по доказыванию нельзя признать полностью достигнутым (указ, соч.,
стр. 3),

Л. Розенберг считает, что принципы целесообразности и «справедливого уравнения сторон» являются критерием для законо­дателя при регулировании «бремени доказывания», но не для суда, ибо «в голове у каждого судьи своя справедливость» (указ, соч., стр. 91—92).

,122

На наш взгляд, неверно отрицать наличие общего принципа распределения обязанностей по доказыванию лишь на том основании, что закон иногда устанавливает правила, не отвечающие этому принципу. Наличие изъ ятий из какого-либо принципа (гласности, непосредствен­ности и др.) не отрицает самого принципа. Исключение из правила лишь подтверждает наличие правила.

\

'Основой распределения обязанностей по доказыва-ию в советском гражданском процессе служит не кри­терий справедливости, за которым в буржуазном про­цессе нередко скрываются классовые интересы, а прин­цип объективной истины в пределах, необходимых для Осуществления задач советского правосудия. Принцип объективной истины — правило, задачи правосудия мо­гут дать основание для определенных ограничений дейст­вия этого правила.

Прежде всего принцип объективной истины является руководящим началом для законодателя. Законодатель, руководствуясь данным принципом, распределяет обя­занности по доказыванию таким образом, чтобы было обеспечено достоверное установление всех существенных для дела фактов, а при невозможности такого достовер­ного установления, чтобы вывод суда о фактах был как можно ближе к истине.

Требование — обеспечить достоверность, а при не­возможности достоверности — вероятность выводов су­да,- - одинаково присуще как уголовному, так и граждан- ' скому процессу, но проявляется это требование в них по-разному. Задачи советского правосудия по уголовным делам не позволяют устанавливать на основе вероятно­сти какой-либо факт против интересов подсудимого. На основе вероятности могут быть установлены факты только, в пользу подсудимого. Степень вероятности в этом случае не имеет значения. Самая незначительная веро­ятность может служить основанием для решения вопро­са в пользу подсудимого. Поэтому в уголовно-процессу­альной литературе в качестве принципа распределения обязанностей по доказыванию сконструирована так на­зываемая презумпция невиновности, в силу которой обязанность доказывания всех фактов, обос­новывающих обвинение, лежит на государственном об-

123

Подсудимый не несет какой-либо процессу­альной обязанности по доказыванию.

Доказывание обвинения должно осуществляться как с положительной стороны (наличие всех элементов со­става преступления), так и с отрицательной (отсутствие состояния необходимой обороны, крайней необходимости и т. п.). В силу этого в советском уголовном процессе, по справедливому утверждению М. С. Строговича, недо­пустим какой-либо переход обязанности доказывания от обвинителя к подсудимому².

В отличие от презумпции невиновности, охватываю­щей все самые различные степени вероятности невинов­ности, в основе доказательственных презумпций совет­ского гражданского процессуального права лежит мак­симальная вероятность. Соображения политической и хо­зяйственной целесообразности в определенных случаях могут вынудить законодателя отойти от требования мак­симальной вероятности и при распределении обязанно­стей по доказыванию отдать предпочтение требованию защиты определенных важных с точки зрения государст­ва интересов.

Так, в Постановлении Отдела труда и промышленно­сти при комитете Советских организаций Восточной Си­бири было сказано: «В случае невыдачи рабочему рас­четной книжки, все неясности, .вытекающие из догово­ра иайма... судебными учреждениями и комиссариатом труда будут толковаться ib пользу рабочего»³. Данное правило означало, что независимо от того, высту­пал ли рабочий в роли истца или в роли ответчика по спору, основанному на договоре найма, независимо от степени вероятности наличия или отсутствия спорных обязательств трудового найма, суд обязан был (при от­сутствии расчетной книжки) констатировать спорные факты так, чтобы это соответствовало интересам рабо­чего. На другой стороне в гражданском процессе, в ка­честве которой в то время, как правило, выступали ка­питалистические элементы, лежала обязанность опро­вержения установленной презумпции в пользу"^абочего.

Неверно утверждение буржуазных юристов о том, что законодатель, распределяя обязанности по доказы-

¹ М. С. С трогов и ч. Курс.., стр. 184—187.

² Т а м же, стр. 188.

³ «Власть труда», № 105, от 6 июня 1918 г.

124

ванию между сторонами, руководствуется якобы прин­ципом «'Справедливого уравнения» положения сторон. За «справедливым уравнением» в действительности не­редко скрывается защита интересов господствующего класса.

Неверно также и абстрактное положение, будто со­ветское гражданское процессуальное право защищает больше интересы истца, чем ответчика, или — наоборот'. В 20-х гг., когда у нас существовали капиталистические элементы, гражданское процессуальное право, как было отмечено, защищало в первую очередь интересы трудя­щихся, .независимо от того, выступал трудящийся в про­цессе в роли истца или ответчика.

Таким образом, законодатель, основываясь на прин­ципе объективной истины и принимая во внимание необ­ходимость преимущественной защиты определенных по­литических и хозяйственных интересов, устанавливает для тех или иных категорий дел конкретные правила рас­пределения обязанностей по доказыванию. Отправляясь от этих правил, юридическая теория конструирует соог-1 ветствующие доказательственные презумпции. В подоб­ных случаях решение вопроса о распределении обязан­ностей по доказыванию в судебной практике не вызывает особых сомнений и сводится в необходимых случаях к толкованию соответствующих правовых норм. Поэтому общий критерий распределения обязанностей по доказы-у ванию нужен практически лишь для случаев, в отноше- ' нии которых нет прямых и конкретных указаний закона.

Основой для определения этого критерия, как и для законодателя, юря регулировании обязанностей по дока- ; зыванию служит принцип объективной истины. В силу этого принципа прежде всего проблема распределения обязанностей по доказыванию в советском гражданском процессе, в отличие от буржуазного, должна быть р а с-, / членена на два вопроса: 1) с кого суд вправе потре-*" бовать необходимые доказательства? 2) на кого могут быть возложены неблагоприятные юридические послед­ствия отсутствия доказательств?

¹ Л. И. Фишман в учебнике «Движение гражданского про­цесса» (Харьков, 1926) утверждал, что наш ГПК защищает больше интересы истца, чем ответчика. В. Тадевосян в рецензии на этот учебник («Еженедельник советской юстиции», 1927, № 16) ирони­чески спрашивал — не наоборот ли?!.

125

• . Советский суд устанавливает не победителя в споре,
Ха истину. Для этого он должен требовать доказательства

от того, у кого таковые есть, следовательно, не только со _t стороны, обязанной к доказыванию, но и с противоло-

* ложной стороны, если таковой по обстоятельствам дела
может оказаться легче представить те или иные до­
казательства. Например, согласно существующему по­
рядку расчетов членов касс взаимопомощи, возврат
долга в кассу оформляется ведомостью, хранящейся в
делах кассы. Гражданин, возвративший долг, никаких
доказательств возврата на руки ,не получает. Поэтому
если возникает спор о факте возврата долга, то суд дол­
жен потребовать доказательства в подтверждение этого
правопогашающего факта не от ответчика, обязан­
ного доказать уплату, а от кассы.

Особенно отчетливо данное положение было выраже­но, например, в определении Судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда СССР по делу ис­ка Грузинской конторы «Заготзерно» к Управлению За­кавказской железной дороги о взыскании 510 руб. штра­фа за несвоевременную доставку груза.

Народный суд отказал в иске по мотивам непредстав­ления истцом документов. Отменяя это решение, Колле­гия, ссылаясь на п. 2 Постановления Пленума Верховно­го Суда СССР от 29.1.42 т., указала, что «в случае не­возможности для истца представить документы в под­тверждение иска, ввиду невозвращения их дорогой после рассмотрения претензии, суд... должен истребовать от ответчика материал, предъявленный истцом при заяв­лении претензии» '.

Таким образом, при решении вопроса об истребова­
нии доказательств советский суд, в отличие от буржуаз­
ного, руководствуется не правилами распределения обя­
занностей по доказыванию, а вытекающими из принци­
пов объективной истины и процессуальной экономии со­
ображениями наибольшей легкости пол\'чения дбказа-
_____________________________________________ Т,

¹ «Судебная практика Верховного Суда СССР» (в дальнейшем «Судебная практика...», вып. 2, 1947, стр. 29. В настоящее время су­ды, по общему правилу, не (рассматривают «поров гос. организаций с органами транспорта, но это указание Верховного Суда СССР сохра­няет силу и свое принципиальное значение для исков колхозов и граждан к железной дороге.

126

тельств. Правила же о распределении обязанностей по

доказыванию приобретают практическое значение лишь

\в случае недостаточности доказательств для установле-

\шя наличия или отсутствия того или иного искомого

язакта.

^ Каков же общий критерий решения вопроса о воз­ложении неблагоприятных юридических последствий не­доказанности на ту или иную сторону? Как уже было отмечено, неблагоприятные юридические последствия не­доказанности являются санкцией. Поскольку же необходимым условием предусмотренной в санкции от­ветственности по советскому праву (за исключением случаев прямо указанных в законе), служит вина субъекта ответственности, то и неблагоприятные юридические последствия недоказан­ности возлагаются на ту сторону, ко­торая могла и должна была обеспечить себя необходимыми доказательствами в соответствии с указанием закона либо, при отсутствии таких указаний, в со­ответствии со своими интересами.

Назначение любой санкции — побудить субъекта к угодному государству поведению. Назначение санкции, которой снабжена обязанность по доказыванию — побу­дить стороны гражданских правоотношений обеспечи­вать себя на случай судебного спора необходимыми до­казательствами, хранить их, представлять в суд и тем самым облегчать выполнение задачи по установлению истины.

Формулируя общий принцип возложения ответствен­ности за недоказанность, а отсюда и критерий распреде­ления обязанностей по доказыванию, мы пользуемся признаком «интереса». В связи с этим возникает вопрос, чем же предложенный принцип отличается от подвергну­той ранее критике «теории интереса»?

Отличие — существенное, и состоит оно в том, что согласно теории «интереса» при распределении обязан­ностей по доказыванию принимается во внимание «инте­рес»'стороны в уже возникшем процессе. А в этом случае стороны обладают противоположными интересами. Вследствие этого и невозможно на основе данной теории определить, как, например, должно осу­ществляться доказывание по иску о взыскании долга из

127

договора займа, если ответчик утверждает о возврате долга. Истец заинтересован доказать факт невозврата, ответчик — факт возврата. Любая презумпция в этом случае была бы произвольной. С равным успехом можно исходить как из предположения, что возникшее право­отношение продолжает существовать, так и из противо положного — большинство должников добровольно воз­вращает долги. Поэтому, как было уже отмечено, сторон­ники «теории интереса» при попытке его конкретизации и попадают в лоно теории «правообразующих и право-погашающих фактов».

Защищаемая же концепция имеет в виду прежде, всего до и вне процессуальный интерес; не тот ин­терес, который имеется у сторон в процессе, а интерес, который был при возникновении гражданских правоотно

\ шений, их изменении, прекращении, совершении отдел¹ ных действий. При заключении договора займа, напри мер, заимодавец, а не заемщик заинтересован в полу­чении расписки. И наоборот, при возврате долга не заимодавец, а заемщик заинтересован в получении до­казательств возврата денег.

Итак, отрицательные последствия недоказанности искомого факта падают на ту сторону, которая вино в а т а в непредставлении суду необходимых доказ... тельств. Но критерий «вины» в силу принципа объектив­ной истины вступает в действие лишь при невозможности

. достоверного установления наличия или отсутствия иско­мого факта. В связи с этим возникает вопрос: в каком соотношении критерий «вины» находится с вероят­ностью?

Л. П. Смышляев справедливо утверждает: «Недока­занность факта не исключает вероятности его существо­вания и объявлять на основании недоказанности бытия факта доказанность его небытия, значит принимать ве­роятность за истину» '. Однако отсутствие у стороны до­казательств, которые она обязана была иметь, свиде-

}тельствует в пользу большей вероятности того, что в действительности не существовало и самого факта, который должен был быть подтвержденным доказатель­ствами. Поэтому защищаемый принцип не противоречит «вероятности», а является всего лишь ее конкретизацией,

¹ Л. П. Смышляев. Указ, соч., стр. 39.

128

облегчает ее применение при невозможности достоверно­го установления фактов.

При определении юридических последствий недока­занности по критерию «вины» возникает и другой вопрос: как быть, если будет установлено, что отсутствие дока­зательств ни в какой мере не может быть поставлено в вину стороне, обязанной их иметь? Например, заимода­вец при заключении договора в соответствии с требова­ниями'закона получил расписку, но последняя была у него похищена, сгорела во время пожара и т. п.

На наш взгляд, поставленный вопрос должен решать-•я в соответствии с основным принципом ответственности но советскому праву: нет вины, не должно быть и от­ветственности. Заимодавец в этом случае должен иметь .раво на доказывание обстоятельств, свидетельствую-

х об отсутствии его вины в непредставлении установ-.t-пных законом письменных доказательств, и при дока-..анности этих обстоятельств он вправе воспользоваться всеми иными доказательствами, в том числе и свиде­тельскими показаниями.

В этой связи заслуживает внимания правило, содер­жащееся в ст. 134 ГПК Народной Республики Болгарии: «В тех случаях, в которых закон требует представления . мсьменного документа, свидетельские показания допу-жаются, если будет доказано, что документ утерян или уничтожен не по вине стороны».

В ГПК РСФСР 1923 г. не было подобного правила, хотя, как уже отмечалось, практика отступала от запре­та использования свидетельских показаний. Предложе­ние о внесении в ГПК БССР подобной нормы было от­вергнуто, в действующих ГПК союзных республик такого правила не содержится. Однако в литературе выска­зываются взгляды, что применение правил допустимости не должно носить «формального характера»'. Такие взгляды теоретически обосновывают произвол в решении вопроса о применении правил допустимости доказа­тельств, нарушение процессуального закона, ибо грани­цы «неформального применения закона» находятся только в правосознании судей. В ГПК союзных респуб­лик должна быть внесена норма, аналогичная содержа­щейся в ст. 134 ГПК НРБ. И тогда отпадет необходи-

 

¹ «Советское государство и право», 1964, № 9, стр. 105.
9 Заказ 433                                                                                                129

мость обосновывать «неформальное» применение правил о допустимости доказательств.

Неверно было бы опасаться, что наличие такой нормы будет угрожать принципу объективной истины. Основа правил допустимости доказательств в советском граж­данском процессе является принципиально иной, чем в буржуазном процессе.

«Буржуазия... не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного «чи­стогана»... О.на превратила личное достоинство человека в меновую стоимость...» ' В буржуазном обществе все, что может иметь какую-либо меновую стоимость, выступает в качестве товара. Поэтому даже при установлении правил допустимости доказательств в гражданском про­цессе буржуазный законодатель подходит к свидетель­ским показаниям фактически как к товару. Например, во французской юридической литературе отмечается, что при издании гражданского кодекса обоснованно ру­ководствовались соображениями о том, что по делам с небольшой суммой иска подкупы свидетелей будут ред­кими, ибо расходы на это будут превышать размер сум­мы иска ².

В основе правил допустимости советского граждан­ского процессуального права лежат не соображения о возможном подкупе свидетелей, не опасения вследствие этого за истинность судебных постановлений, а необхо­димость дисциплинирования сторон гражданских право­отношений. Поэтому и применение существующих запре­тов использования свидетельских показаний оправдано лишь в той мере, в которой можно поставить в вину сто­роне в гражданском процессе невыполнение ею требо­ваний закона.

Доказывание отсутствия вины в непредставлении не­обходимых доказательств должно подчиняться установ­ленной в советском гражданском праве презумпции ви­новности.

* * *!

В задачу данной работы не входит рассмотрение предложенного критерия распределения обязанностей

¹ К. Маркс и Ф. Энгельс. Сол., т. 4, стр. 426.

² А. Д. К е и л и н. Указ, соч., стр. 345.

130

по доказыванию относительно всех категорий дел, рас­сматриваемых в порядке гражданского судопроизвод­ства '. Поэтому мы ограничимся применением предложен­ного принципа к наиболее спорным случаям.

Воспроизведем один из таких случаев, приведенных К. С. Юдельсоном. Обосновывая иск к Крохиной об изъятии козы, Мяндин заявил, что в 1941 году, уезжая в связи с эвакуацией из Петрозаводска, он передал козу на хранение мужу ответчицы. Ответчица утверждала, что коза была не оставлена истцом на хранение, а про­дана. Иск был удовлетворен по тем мотивам, что ответ­чица не доказала наличие договора купли-продажи.

Судебная коллегия по гражданским делам Верховно­го Суда СССР, куда в конечном итоге поступило дело на рассмотрение, выдвинула тезис: в соответствии со ст. 118 ГПК РСФСР 1923 г. истец должен доказать осно­вание своего иска, т. е. в данном случае передачу козы по договору хранения. Пока истец этого не сделал, от­ветчица не обязана доказывать приобретение козы в соб­ственность. А поскольку никаких иных доказательств по делу, за исключением объяснений сторон, суду не удалось получить, то, очевидно, иск Мяндина подлежал откло­нению.

Но сразу же возникает вопрос — а как должно ре­шаться дело, если бы Мяндин изменил основание своего иска и предъявил требование о виндикации козы? Осно­ванием такого иска было бы право собственности на спорное имущество, что не отрицалось ответчицей. Сле­довательно, в этом случае уже ответчица была бы обя­зана доказать, что право собственности истца прекрати­лось вследствие продажи козы?! А поскольку такими до­казательствами ответчица не располагала, то иск, Мяндина подлежал бы удовлетворению?!

Таким образом, то или иное разрешение дела зависе­ло бы не от каких-либо объективных обстоятельств, а от поведения истца, от того, каким образом он обосновал бы свой иск, с чем, конечно, согласиться нельзя.

Нетрудно также проследить, что ни один из ранее рассмотренных критериев распределения обязанностей

 

¹ Вопрос о распределении обязанностей по доказыванию по от­дельным категориям дел рассматривает Т. А. Л и л у а ш в и л и \ (указ, соч.,)-  Л. П. Смышляев (указ. соч.).

9*                                                                                                               131

по доказыванию также не мог бы дать убедительного разрешения вопроса.

Применение защищаемого критерия «вины» к данно­му случаю не вызывает особых затруднений и не ставит решение вопроса в зависимость от субъективного факто­ра — поведения истца.

Покупатель при купле-продаже имущества за налич­ный расчет по закону, как правило, не обязан обеспечи­вать себя доказательствами заключенного договора. Установление подобной обязанности поставило бы под сомнение права подавляющего большинства собствен­ников. Поэтому если спорная коза была в действитель­ности продана мужу Крохиной, то он не обязан был иметь и сохранять доказательства договора купли-продажи, отсюда и ответчица Крохина не обязана была представ­лять таковые суду, совершенно независимо от того, был бы иск Мяндина основан на договоре хранения или, как виндикационный, на праве собственности.

С другой стороны, если коза оставлялась истцом на хранение (а не продавалась), то договор хранения был в интересах Мяндина, а не хранителя. Поэтому Мяндин обязан был обеспечить себ:Я доказательствами договора хранения, а поскольку таких доказательств у него но оказалось, иск его подлежал отклонению. Следователь­но, по существу дело было решено правильно, лишь неудачно мотивировано.

Судебная практика испытывает затруднения в реше­нии вопроса о доказывании факта внесения квартирной платы по жилищным делам. Кто должен доказывать этот факт: квартиросъемщик (уплату) или наймодатель (неуплату)?

По иску Сорокина к Пономаревой о выселении (одним из оснований иска была ссылка на неплатеж квартирной платы) судебные инстанции, рассматривавшие дело, при­шли к выводу, что ответчица обязана была доказать факт платежа квартирной платы. Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда СССР, ссылаясь на то, что истец обязан доказать основание своих требо­ваний, признала, что, наоборот, Сорокин обязан был доказать неплатеж квартирной платы '.

¹ См. «Судебная практика...», 1950, № 4, стр. 31—32. 132

Но, спрашивается, как должен был бы решиться вошрос о доказывании данного факта, если бы Сорокин предъявил иск не о выселении по мотивам неплате­жа квартирной платы, а лишь о ее взыскании?! Основа­нием такого иска будет договор жилищного найма. Сле­довательно, при таком иске факт неплатежа истец уже не обязан был бы доказывать. И если ответчица не пред­ставит доказательств в подтверждение уплаты, иск такой будет подлежать удовлетворению; факт невнесения квартирной платы станет преюдициально установлен­ным, и Сорокин сможет после этого уже обращаться и с иском о выселении Пономаревой из занимаемой ею квар­тиры!!?

И совершенно оказался бы неразрешимым вопрос об обязанности доказывания факта внесения (неуплаты) квартирной платы, если был бы предъявлен иск одновре­менно по двум основаниям: с требованием о взыскании квартирной платы и о выселении. При отсутствии дока­зательств уплаты (неуплаты) суд обязан был бы вынести взаимоисключающие решения: по иску о взыскании квар­тирной платы констатировать ее неплатеж; по иску о вы­селении, наоборот, уплату?!

Далее. В конце Великой Отечественной войны и неко­торое время после ее окончания судам приходилось раз­решать иски реэвакуированных о вселении на прежнюю площадь. Такие иски обосновывались ссылкой на исправ­ное выполнение обязанностей квартиросъемщика, в том числе на квартирную плату во время отсутствия. } этом случае, очевидно, обязанность доказывания упла-

(оанование иска) уже лежала на квартиросъемщике.

.оборот, если бы домоуправление предъявило иск о .вторжении договора жилищного найма по мотивам .не­платежа квартирной платы (основание иска), то истец должен был бы доказать неуплату?!

Таким образом, получается, что установление факта знесения квартирной платы зависит не от объективных признаков, а от содержания требования истца и основа-

: иска или от того, будет ли квартиросъемщик высту-

ь в роли истца или ответчика. Такое решение вопроса

: ложно признать соответствующим принципу объек-

м"[ истины. Обязанность доказывания, как и любая

."утая обязанность, должна покоиться на объективных

133

основаниях, а не на обстоятельствах, носящих субъектив­ный или случайный характер¹.

Иначе должен решаться вопрос на основе защищае­мого нами принципа. И это решение опять-таки не будет зависеть от формулировки основания иска или от того, какая из сторон станет выступать в роли истца, а какая -в роли ответчика. Оно будет зависеть от сложивше­гося порядка взаимоотношений сторон по расчетам за квартирную плату и от вытекающих отсюда обязанностей по доказыванию.

Если платежи оформлялись получением расписок квартиросъемщиком, то последний будет обязан доказы­вать факт платежа. Если же расчеты сторон происходили без письменного оформления, обязанность доказывания неуплаты лежит на наймодателе.

Большие трудности иногда возникают при решении вопроса о распределении обязанностей по доказыванию в имущественных спорах супругов. В соответствии со ст. 10 КЗОБСО (ст. 21 КЗОБСО БССР) имущество, при­надлежавшее супругам до брака, считается их раздель­ным имуществом, приобретенное в браке — общим. Но на ком лежит обязанность доказывания времени приобретения имущества?

>/Г-н Д., вернувшись с курорта в Минск, обнаружил, что его жена уехала к матери в Иркутск и туда же от­правила контейнером все их совместно нажитое имуще­ство. Д. обратился в суд с иском о разделе имущества, утверждая, что оно было нажито в браке. Ответчица, возражая против иска, заявила, что спорное имущество было приобретено ею до брака. Кто обязан доказать время приобретения имущества: истец, поскольку ука­занный факт служит основанием его иска, или ответчица, обосновывающая противоположным по значению фак­том свои возражения?

В приводившемся ранее примере иска Б. к Н. об Изъятии спального гарнитура каждая из сторон утверж­дала, что спорное имущество является раздельным, так как было приобретено в день свадьбы исключительно на

¹ Т. М. Яблочков (указ, соч., стр. 79) справедливо замечает, что «спор одной стороны, как таковой, никогда не может сам родить opus probandi другой стороны, который сам по себе на этой стороне не леж!ал».

134

личные средства. Но истцом пришлось ъ. Б., так как при ее отъезде <из Минска в Тбилиси ответ­чик не дал ей взять с собой гарнитур.

Если решать вопрос об обязанности доказывания со­гласно традиционному правилу: первым начинает дока­зывание истец, то судьба дела (при недостаточности до­казательств) будет зависеть от того, кому из супругов удалось удержать в своем владении имущество, а поэто­му стать в положение ответчика. Такое решение вопроса нельзя признать правильным, ибо оно будет лишь тол­кать на самоуправство и фактически брать под защиту лицо, самоуправно завладевшее имуществом.

Защищаемый нами принцип распределения обязан­ностей по доказыванию в спорах супругов об имуществе, нам кажется, помогает правильно решить вопрос, при­том опять независимо от того, которой из сторон придет­ся выступать истцом, а которой ответчиком. Если одна из сторон утверждает, что спорное имущество принадлежа­ло ей до брака, то, очевидно, эта сторона и обязана иметь и хранить доказательства принадлежности ей иму­щества. В противном случае имущество должно быть признано общим. Поэтому и в деле .по иску Б. к Н. каждая из сторон обязана была представить доказатель­ства факта, что спорное имущество приобретено исклю­чительно на личные средства. Но поскольку ни одна из сторон достаточных доказательств в подтверждение своих утверждений не представила (обе стороны винова­ты в отсутствии доказательств), то спорное имущество следовало бы признать общим, если бы в данном случае дело не закончилось заключением мирового соглашения.

Возможен ли при рассмотрении дела переход обязанности доказывания от одной стороны к другой? Ошибочность мнения А. Я. Вышинского о пе­реходе обязанности доказывания от обвинителя к подсу­димому сейчас можно считать общепризнанной'. На наш взгляд, нет никаких оснований выделять вопрос о пере­ходе обязанности доказывания наряду с вопросом о рас-

М. С. С т р о г о в и ч. Курс.., стр. 188.

135

 

делении обязанностей по доказыванию и для совет­ского гражданского процесса '.

Как уже отмечалось, обязанности сторон, как истца, так и ответчика, по доказыванию порождаются возник­новением процесса и в момент его возникновения, а по­этому и не могут переходить от одной стороны к другой во время процесса. Порядок же осуществления обязанностей по доказыванию в соответствии со ст. 167 ГПК (ст. 160 ГПК БССР) определяет суд на основе принципа объективной истины и процессуальной эконо­мии. В силу этого и правило «истец начинает доказыва­ние первым» для советского гражданского процесса не может означать ничего иного, как — первым дает объяс­нения истец (ст. 166 ГПК, ст. 159 ГПК БССР). Вопрос же о том, которая из сторон не смогла осуществить своей обязанности по доказыванию, решается в резуль­тате всего судебного разбирательства по совокупности исследованных доказательств, а не по принципу — кто обязан был доказывать первым.

¹ А. Ники ш, рассматривая вопрос о переходе бремени доказы­вания, указывает, что такой переход осуществляется при помощи законных презумпций, а также исходя из сущности дела или право­сознания (указ, соч., стр. 323—324).

Глава IV СРЕДСТВА ДОКАЗЫВАНИЯ

Понятие доказательства

1. Всеобщая связь явлений — основа познания при помощи доказательств. Как было отмечено ранее, суд в большинстве случаев познает необходимые для разре­шения дела факты при помощи доказательств. Поэтому вопрос о доказательстве, о его сущности составляет одну из центральных проблем доказательственного права -его решение является необходимой предпосылкой для исследования многих других вопросов доказательствен­ного права.

Нередко в литературе, в том числе и в учебной, при определении доказательств пользуются так или иначе понимаемым признаком цели, которому придается глав­ное содержание определения. Одни процессуалисты опре­деляют доказательства как «средства, при помощи кото­рых суд убеждается в существовании или несущество­вании фактов, имеющих значение для дела» '. Другая группа авторов под доказательствами понимает не сред­ства убеждения суда, а средства «установления объек­тивной истинности юридических фактов... (подчеркнуто мной.— С.К.)»².

Однако определение доказательства лишь путем ука­зания на цель, которой оно служит, и при помощи много­значного слова «средство»³ не раскрывает его сущности. Сущность доказательства не в том, что оно служит уста­новлению истины, как говорят одни, или убеждению суда, как считают другие, а в том — почему оно способ-

¹ М. А. Гу р вич. Лекции.., стр. 99.

² С. Н. Абрамов. Советский гражданский процесс. М., 1952,
стр. 183; М. С. Строгопич. Курс.., стр. 159.

³ Из существующих значений «средства», по .крайней мере, два
могут быть отнесены к доказательству — как способ действия и как
орудие деятельности. См. С. И. Ожегов. Словарь русского языка.
М., 1952.

10 Заказ 433

137

но служить средством установления истины, в силу каких свойств оно способно убеждать суд. i , Теоретической основой для формулируемой таким образом проблемы сущности доказательства должен слу­жить закон всеобщей связи и взаимозависимости явле­ний природы и общества. Раз все связано, значит и субъективные явления нашего мышления связаны опре­деленным образом с явлениями объективной действи­тельности. Уже здесь заложена первая самая общая основа возможности познания человеком объективной действительности. Марксистско-ленинская теория позна­ния устанавливает, что наше мышление не только само связано с объективной действительностью, но и способно правильно отражать существующие в объективной дей­ствительности связи и взаимодействия, познавать эту действительность.

I / Но чтобы познавать действительность, надо иметь в своем распоряжении объект познания — явления, пред­меты окружающей нас действительности. А как быть, если эти объекты по каким-то причинам недоступны непосредственному исследованию и познанию, например, были в прошлом и к моменту исследования исчезли? Здесь вновь приходит на помощь диалектический закон всеобщей связи явлений.

Раз мир — единое целое, и все предметы, явления в мире связаны друг с другом, то и наш объект познания связан определенным образом с другими предметами, явлениями, которые в свою очередь связаны с иными предметами, явлениями и т. д. В силу универсальной зависимости и обусловленности всякое изменение в на­шем предмете, явлении будет, с одной стороны, являться результатом определенных причин (изменения обуслов­ливающих явлений, развития самого предмета, явления), во-вторых, оно определенным образом отразится на всех связанных с ним, зависимых от него и обусловливаемых им явлениях, произведя в них также определенные изме­нения; изменения последних вызовут в свою очередь из­менения в иных связанных с ними явлениях и т. д. до бес­конечности.

Поэтому если мы знаем существующие в природе связи, то, пользуясь этим знанием, можем познавать не­известные нам явления природы при помощи известных. Знание связей означает знание того, какие изменения

138

должны происходить в одних явлениях при определенных изменениях в связанных с первыми других явлениях.

Известные явления, при помощи- которых суд, осно-Ь^ываясь на знании объективных связей явлений, познает неизвестные, и служат средствами установления объек­тивной истинности наличия или отсутствия искомых фак­тов, т. е. доказательствами.

Эти известные явления, а также искомые неизвестные могут выступать как в положительной форме (их нали­чие), так и в отрицательной (их отсутствие). В процес-суальной теории все явления, служащие либо доказа­тельствами, либо предметом доказывания, выступающие в положительной или отрицательной форме, называются фактами. Следовательно, доказательство — это изве-стный суду факт, находящийся в определенной связи с неизвестным. Связывая известные факты с неизвестными в сознании, мы тем самым отражаем определенную связь этих фактов в реальной действительности.

Взаимосвязь, взаимообусловленность предметов и явлений как один из наиболее общих законов объектив­ной действительности и является той основой, которая дает возможность осуществлять опосредствованное по­знание неизвестных и недоступных для восприятия фактов при помощи связанных с ними известных фактов-дока­зательств.

\} Наличие связи факта-доказательства с искомымjkaK-i том и является первым и главным существенным призна­ком доказательства, признаком, благодаря которому доказательство и может служить средством установления неизвестных фактов., Исследование тех форм связей, которые известны науке и применяются в судебной практике, анализ судебной практики по применению на­ших знаний о связях явлений — это и является тем путем, по которому должна идти разработка многих проблем доказательственного права: сущности косвен­ного доказательства, принципа относимости доказатель­ств, их оценки и др. Однако вопрос о характере и формах связей доказательства с искомым фактом еще не доста-* точно изучен, он лишь в последние годы стал подвергать- . ся исследованию в процессуальной литературе.

Одни процессуалисты долгое время (а некоторые и сейчас) данный вопрос вообще оставляли без рассмо­трения, ограничиваясь определением доказательства по

139

признаку цели и описанием отдельных видов доказа­тельств, известных процессуальному праву. Особенно это распространено в гражданско-процессуальной литера­туре.

Другая группа авторов упоминает о связи между до­казательством и искомым фактом, однако, сводит эту связь к причинной и рассматривает ее, как правило, при­менительно лишь к косвенным доказательствам '.

Наконец, третья группа процессуалистов не считает признак связи существенным и обязательным признаком доказательства ². В качестве таких доказательств, якобы не обладающих признаком связи, указывают алиби, не­возможность для обвиняемого в изнасиловании, жить половой жизнью и др.

Действительно, алиби не является ни причиной, ни •следствием искомого факта — совершения обвиняемым преступления, больше того, алиби нельзя рассматривать ш как причину несовершения обвиняемым преступления. Но можно ли на этом основании приходить к выводу, что между алиби и искомым фактом вообще нет никакой связи, что связь с искомым фактом не является поэтому существенным признаком доказательства? Правильно ли на этом основании рассматривать, например, относимость доказательств как способность определенных фактов «освещать» искомые факты? Слово «освещение» не больше разъясняет вопрос, чем и слово «относящиеся». Почему, спрашивается, одни факты способны «осве­щать», а другие не способны?

При разрешении этих вопросов надо учитывать сле­дующее.

1. Причинная связь не является единственной формой
связи, существующей в природе, она не является и един­
ственной формой связи, существующей между доказа­
тельством и искомым фактом.

2. Предметом судебного познания служит факт
неизвестный, который ввиду этого должен быть рассма­
триваем одновременно с двух сторон — со стороны нали­
чия и со стороны отсутствия искомого явления. Доказа­
тельства, следовательно, могут быть связаны либо с фак-

¹ См. М. С. С трогов и ч. Курс.., стр. 10; М. А. Чельцов.
Советский уголовный процесс. М., 1962, стр. 136.

² См. Д. М. Ч е ч о т. О сущности судебных доказательств и фор­
мах их нспольз'Ова'иия. '«Вестник Л'ГУ», вып. 2, 1964, № ,11, ст.р. 95.

140

том наличия искомого явления, либо с фактом его отсутствия.

3. Формы связей. Если обратиться к марксистско-ленинской философии, можно увидеть, что классики марксизма-ленинизма не рассматривают причинную связь как единственно существующую форму связей в природе и обществе. В. И. Ленин, например, указывает, что причинность есть «лишь малая частичка всемирной связи» '. В соответствии с этим рассматривают вопрос о связях и советские философы, различающие различные формы связей².

В целях а.нализа форм связей, существующих между судебным доказательством и искомым фактам-"' из всех существующих в природе многочисленных форм связей прежде всего следует выделить: 1) временную связь яв­лений; 2) пространственную связь; 3) связь явления с условиями, необходимыми для его возникновения и су­ществования; 4) причинную связь явлений. При этом не­обходимо отличать связи условия с обусловленным от причинных связей. Связь явления с условиями представ­ляет иной тип связи, чем связь явления с причинами, его породившими.

Условия создают возможность, причина превращает возможность в действительность. Причина порождает следствие, при наличии одних условий — одно, при на­личии других — другое. Условия же без причины ничего не порождают. Плохая охрана социалистической соб­ственности на каком-либо предприятии — условие, спо­собствующее хищению, но плохая охрана — не причина хищения. Связь между хищением и плохой охраной — не причинная связь, а связь явления-следствия с явлением-условием.

Разграничение связей условия с обусловленным и причины со следствием дает возможность правильно ре­шить ряд сложных правовых вопросов, например, вопрос о так называемой «каузальности бездействия». Дискус-сионность данного вопроса является результатом отож­дествления условия и причины.

Бездействие ничего не может породить. Поэтому с философской точки зрения оно не может быть причиной

В. И. Ленин. Философские тетради, 1947, стр. 136. Маркси-етюкю-ленижзкая философии. Л1, 1965, стр. 141.

14»

какого-то бы ни было явления. Это справедливо как для явлений природы_г так и для общественных явлений. По­пытка доказать иное под флагом борьбы с «механиче­ским перенесением положений, правильных для понима­ния закономерностей природы, на изучение обществен­ных явлений»¹ ведет, по существу, к противопоставлению природы и общества в отношении действия причинных связей. Рассмотрение бездействия человека как причины определенных результатов, когда бездействие является «формой поведения», ставит причинную связь в зависи­мость от воли и сознания человека, т. е. ведет фактически к субъективистской трактовке причинных связей в об­ществе.

В этом легко убедиться на любом из примеров, при­водимых сторонниками взгляда о «каузальности бездей­ствия». Мать не кормит грудного ребенка. Ребенок уми­рает. Поэтому бездействие матери — причина смерти ребенка, полагает А. Н- Трайнин ', если, следует доба­вить (рассматривая бездействие матери как форму ее поведения), мать отдавала себе отчет в последствиях бездействия. Наоборот, если мать не кормила ребенка, так как была лишена сознания, или, еще резче, была мертва, то бездействие матери в этом случае — не при­чина смерти, хотя, естественно, никакого отличия в объективной связи между ее бездействием и смертью ребенка во всех этих случаях нет. Вывод о наличии в пер­вом случае или об отсутствии во втором случае причин­ности приходится делать не в зависимости от объективно протекающей связи событий, а в зависимости от субъек­тивного момента.

Но, отрицая за бездействием значение причины, не­верно делать вывод, будто бездействие никакого влияния -на окружающие явления не оказывает, а поэтому, мол, закон, придавая правовое значение бездействию, уста­навливает ответственность за такое поведение человека, которое никаких после'детвий не влечет.

Необходимо помнить, что любое явление природы и общества — это результат не только причины, но и ряда

¹ А. А. П и о н т к о в с к и и. Проблема причинной связи в
праве. «Ученые записки ВИЮН н ВЮА», 1949, стр. 88.

² См. А. Н. Т р а и н и н. Состав преступления по советскому
уголовному праву. М., 1951, стр. 123.

142

необходимых условий. Условия поэтому также связаны с результатами действия причин, но связаны иной связью, а не причинной. Бездействие же как раз и может выступать в качестве такого необходимого условия воз­никновения определенных явлений.

При таком понимании бездействия не будет места и для субъективизма в понимании причинных связей в об­ществе. С хищением на складе одинаково объективно связано как бездействие сторожа склада, так и «бездей­ствие» сторожевой собаки, так и «бездействие» автома­тической сигнализации, но связаны не как причина со следствием, а как условие с обусловленным.

Исходя из разграничения причины и условия, нам ка­жется, надо и не пытаться, как делают некоторые юри­сты, найти во что бы то ни стало причинную связь там, где нет ее; не строить каких-либо сложных, искусствен­ных конструкций ответственности за бездействие, от­правляясь опять-таки от причинных связей ', а просто-напросто признать неправильным общепринятое положе­ние о том, что «возложение ...ответственности невозмож­но без фактора причинной связи».

В числе обязательных условий ответственности может быть не только причинная связь, но также вместо нее, в случаях, предусмотренных законом, и другая форма связи — связь условия с обусловленным.

 

 

 

С вопросом о сущности судебного доказательства тесно связан вопрос о том, что следует понимать под до-\ казательством — «факт» или «сведения о факте», и нельзя •ли в решении вопроса о сущности доказательства вос­пользоваться теорией информации.

Этот вопрос возник в связи с тем, что в законе сейчас дается понятие доказательства как любых фактических данных, на основе которых в определенном законом по­рядке суд устанавливает наличие или отсутствие суще­ственных для дела обстоятельств. Одни юристы под

 

 

¹ См. Е. А. Ф л е и ш и ц. Обязательства из причинения вреда и из неосновательного обогащения. М., 1951, стр. 72.

143

 

«фактическими данными» понимают «факты» ', другие -«сведения о фактах»², третьи — единство фактических данных и средств доказывания, в которых эти данные (сведения) содержатся³. В литературе предпринята и попытка обосновать конструкцию «доказательства-све­дения» категориями теории информации.

«Под информацией в широком смысле обычно пони­мают любые сведения о каких-либо ранее неизвестных событиях» ⁴. С точки зрения данного понятия сообщения лиц (свидетелей и др.), письменные доказательства дей­ствительно можно считать информацией. Но вопрос в другом — можно ли воспользоваться данными теории информации в судебном познании, например, при оценке свидетельских показаний?

Для оценки достоверных свидетельских показаний теория информации, пожалуй, также нужна, как лога­рифмическая линейка для подсчета десятка яблок. Ока­зать же помощь в оценке показаний, достоверность кото­рых неизвестна, теория информации пока бессильна. Применение теории информации ограничено, «поскольку в ней не учитывается смысл и ценность информации». А без такого учета совершенно невозможно производить анализ «психических явлений, в которых содержание этих процессов имеет превалирующее значение» ⁵. Голов­ной мозг до сих пор — величайшая загадка естество­знания.

При дальнейшем развитии биологии и теории инфор­мации, когда осмысленная информация сможет быть описана математическими методами и сможет учитывать ценность и смысл информации, возможно применение теории информации и в оценке свидетельских показаний, в оценке их достоверности.

¹ Наиболее подробно и убедительно этот взгляд аргументирует
Р. Д. Р а х у н о в в статье «О понятии доказательства и главном
факте доказывания». «Советское государство и право», 1965, № 12,
стр. 96.

² Советский гражданский процесс. Под ред. А. Ф. Клейн-
м а н а. М., 1964, стр. 133—134.

³ П. П. Г у р е е в. Проблемы теории судебных доказательств.
«Советское государство и право», 1966, № 8, стр. 56—58.

⁴ В. Д. Моисеев. Центральные идеи и философские основы
кибернетики. М., 1965, стр. 153.

⁵ Т а м же, стр. 160. См. также: И. И. Б л о х. Основные понятия
теории информации. Л., 1959, стр. 24.

144

Еще в меньшей мере теория информации может быть использована в судебном познании при помощи веще­ственных доказательств, которые, во-первых, также мо гут оказаться недостоверными; во-вторых, признаки ве­щей, следы на вещах, иногда само их расположение нельзя рассматривать в качестве тех закодированных сигналов, которыми оперирует сейчас теория информа­ции. В силу этого попытка¹ поставить учение о судебных доказательствах, о сущности судебного доказательства на рельсы теории информации, по крайней мере, преж­девременна и фактически является лишь применением терминологического аппарата этой теории без каких-либо выводов по существу.

Если с точки зрения теории информации к доказа­тельствам можно относить лишь закодированные сооб­щения (явления-следствия), то рассмотрение доказа­тельства с точки зрения связей явлений вообще свободно от такого сужения сферы судебных доказательств; в ка­честве таковых могут выступать явления-причины, явле-.ния-условия и др.

Отметим, наконец, что в тех узких пределах, когда для познания неизвестных фактов можно получить объективные достоверные данные и выразить их матема­тически, уже в настоящее время можно воспользоваться услугами теории информации и кибернетики. Парадок­сально — если это пока невозможно в самых простых с точки зрения суда делах (со свидетельскими показания­ми), то, наоборот, возможно в сложнейших делах, когда суду приходится прибегать к экспертизе, например, при рассмотрении споров об авторстве.

Так, на основе объективных данных стиля Шекспира, полученных путем анализа нескольких его произведений, было исключено авторство Шекспира в отношении одного произведения, по ошибке приписанного ему. В связи с успехами в применении теории информации к учению о наследственности не исключено, что в ближайшее время станет возможным бесспорное установление отцовства или материнства. Таким образом, первая область, в ко-

¹ См. В. Д. А р с е н ь е в. Вопросы общей теории судебных до­казательств, стр. 78; П. П. Г у р е е в. Проблемы теории судебных доказательств.., стр. 57, 59.

145

торой наиболее вероятно ожидать вторжения теории ин­формации в судебное познание, — это область судебной экспертизы.

Любое явление природы и общества существует толь­ко во времени и пространстве, существует только благо­даря наличию определенного комплекса других явлений-условий, без которых данное явление не могло ни возник­нуть, ни существовать; оно появилось и существует только потому, что существовало другое явление-причи­на, которая ему предшествовала и вызвала его к жизни.

Выделение четырех форм связей не является их раз­делением, отрывом друг от друга. Все эти формы связей в свою очередь находятся в определенном отношении друг с другом. Любое явление находится одновременно во всех этих формах связей: в определенных простран­ственных и временных отношениях с другими явлениями, в отношениях с причинами и условиями. Само явление-причина находится в определенных пространственных и временных отношениях с явлением-следствием: она ему предшествует, она находится по отношению к нему в определенной точке пространства; явление-причина на­ходится в определенных пространственных и временных отношениях также с условиями. Это же самое справед­ливо и для условий.

Далее. Причина не может породить данного след­ствия при отсутствии необходимых условий. Наличие не­обходимых условий не вызывает к жизни определенного явления, если отсутствует причина. Всякое явление свя­зано со своей причиной, но оно связано не только с при­чиной, а и с другими явлениями, другими формами связей.

Но эта сложность взаимного переплетения различных форм связей, а также и то, что человеческое познание, идущее от явления к сущности, от сущности первого по­рядка к сущности второго порядка и т. д., не знает еще многих связей природы и общества, что в процессе раз­вития действительности одни связи исчезают, другие появляются — все это не должно препятствовать как с теоретической точки зрения, так и в практических целях различать отдельные формы связей и анализировать их,

146

забывая, конечно, при этом о существовании других форм связей, которые подлежат учету при анализе.

В практической деятельности для нас зачастую ре-• шающее значение имеет одна из форм связей; другие же связи мы можем либо учитывать, либо вовсе от них аб­страгироваться. Для определения скорости движения тела главное значение имеет пространственное и вре­менное отношение между начальным и конечным момен­тами движения. В этом случае можно отвлечься как от причин, вызвавших движение, так и от условий, в кото­рых оно протекало. Знание пространственных отношений позволяет ученым по найденным отдельным костям определять размеры тела ископаемого. Это же знание позволяет криминалисту судить о росте человека, оста­вившего следы ног на месте совершения преступления.

Знание пространственных, временных связей, связей условий с обусловленным, причинных связей позволяет нам определять по наличию (отсутствию) одних из­вестных явлений наличие (отсутствие) других неизве­стных явлений.

Примерно с 1953 г. и особенно в последнее время все большее число юристов начинает усматривать сущность судебного доказательства в его связи с искомым фактом и пытаются выявить наряду с перечисленными нами и иные формы связей '. Однако среди этих различных форм связей указанные выше четыре формы по-прежнему занимают доминирующее положение.

* s 3. Связи однозначные и многозначные. Косвенные доказательства. Наряду с перечисленными четырьмя фор­мами связей необходимо различать также связи одно­значные и многозначные, которыми может характери­зоваться как причинно-следственная связь, так и связь условий с обусловленным.

Однозначная связь — это такая связь явления (при­чины, условия или следствия), которая проистекает только в единственно возможном направлении. Напри­мер, отсечение головы человека (причина) влечет необ­ходимо лишь одно следствие — смерть человека. Или -беременность как следствие может быть результатом единственно возможной причины — зачатия.

¹ См. например, А. А. Э и с м а н. Заключение эксперта в системе судебных доказательств. Автореферат докторской диссертации. М., 1965.

147

Многозначная связь, наоборот, это такая связь явле­ния (причины, условия или следствия), которая может проистекать в различных направлениях. Например, смерть человека как следствие может быть результатом разных причин. Удар по голове, как причина, в зависи­мости от ряда обстоятельств (условий) может влечь разные следствия: либо смерть, либо сотрясение мозга, либо иное тяжкое или легкое телесное повреждение.

Многозначная и однозначная связи существуют объек­тивно. Они существенно отличаются друг от друга. Их разграничение и анализ дает, нам кажется, возможность правильно решить вопрос о сущности косвенного дока­зательства, его отличии от прямого доказательства, дает необходимую теоретическую базу для разработки мето­дики исследования и оценки косвенных доказательств.

Трудно, например, признать удовлетворительными такие существующие определения прямых и косвенных доказательств, которые, по существу, сводятся к тавто­логии: прямые доказательства те, которые прямо уста­навливают искомый факт, косвенные те, которые иско­мый факт устанавливают косвенно¹.

Объективной основой, на которой зиждется существо­вание прямых и косвенных доказательств, которая дает теоретический критерий для их разграничения и оправ­дывает саму необходимость такого разграничения, явля­ется существование в объективной действительности многозначных и однозначных связей.

Прямое доказательство — это такой известный факт, \ который в силу его однозначной связи с неизвестным фактом дает возможность сделать лишь один вывод о неизвестном факте — о наличии его либо отсутствии; косвенное доказательство — это, наоборот, факт, дающий в силу многозначности его связей возможность для раз­личных, вероятных выводов. Поэтому заключение от него к искомому факту носит не характер единственной воз­можности, а лишь характер большей или меньшей ве­роятности.

Отсюда вытекает вывод об отмечаемой в литературе характерной черте косвенного доказательства — недо­статочность его одного без других доказательств для установления искомого факта. Чтобы установить иско-

¹ М. А. Ч е л ь ц о в. Советский уголовный процесс. М., 195), стр. 158.

148

мый факт при помощи косвенных доказательств, много­значность их связей должна быть сведена к единственной связи с искомым фактом путем исключения связей с дру­гими фактами; лишь полное исключение возможных связей, кроме единственной, гарантирует установление абсолютной истины при помощи косвенных доказа­тельств.

Такое исключение осуществляется путем привлечения иных доказательств, необходимый минимум которых определяется в зависимости от характера связей того или иного конкретного случая.

В отличие от косвенных доказательств центральное место в исследовании и оценке прямых доказательств принадлежит лишь определению достоверности доказа­тельства.

Знание однозначных и многозначных связей дает возможность правильно пользоваться прямыми и косвен­ными доказательствами, определять те условия, при ко­торых определенная совокупность косвенных доказа­тельств может быть достаточной для познания искомого факта, устанавливать все возможные связи косвенного доказательства, отыскивать доказательства, необходи­мые для сведения этих связей к единственной.

Возражая против предложенного основания деления доказательств на прямые и косвенные, М. С. Строгович указывает, что прямое доказательство, как и косвенное, также может быть истолковано по-разному, например, показания свидетеля-очевидца нанесения обвиняемым потерпевшему смертельного ранения в зависимости от всей совокупности обстоятельств дела в одном случае будут свидетельствовать об умышленном убийстве, в другом — об умышленном причинении тяжкого телесно­го повреждения, повлекшего смерть, без намерения убить '.

Возражение это основано на искусственной кон­струкции «главного факта» и не может быть признано справедливым. Показание свидетеля-очевидца будет пря­мым доказательством только факта нанесения ранения, и никаких других толкований в отношении данного факта быть не может, как это несколько дальше признает сам

 

 

¹ М. С. С т р о г о в ,и ч. Курс.., стр. 207.

149

М. С. Строгавич '. Что же касается субъективной стороны, состава преступления (было ли намерение убить), по­следствий ранения (оказалось оно смертельным или нет), то указанные факты будут устанавливаться не показа­ниями свидетеля-очевидца, а другими доказательствами: характером орудия преступления, местом, куда был на­несен удар, силой удара и т. д.

4. Формы связей в судебной практике. Обращаясь непосредственно к области судебного познания, можно видеть, что при установлении искомых фактов при по­мощи доказательств могут быть использованы все разо­бранные выше формы связей в тех или иных сочетаниях.

Алиби — типичный пример сочетания трех связей: условия с обусловленным, пространственной и времен­ной. Для того, чтобы совершить какое-либо действие лично, необходимо в момент совершения действия нахо­диться в месте его совершения. Если этого нет, то отсут­ствует одно из необходимых условий для совершения об­виняемым приписываемого ему деяния. Отсутствие необ­ходимого условия, хотя бы одного,означает и отсутствие искомого явления, которое могло иметь место при нали­чии причины и всех необходимых условий. Конечно, в данном случае существует и масса других, в том числе причинных связей, но легко видеть, что все они для уста­новления искомого факта не имеют никакого значения. Не имеет никакого значения причина, в связи с которой лицо находилось в определенном месте, удостоверяющем его алиби. Не имеют значения: были ли у данного лица причины совершать приписываемые ему деяния (возмож­но и были), а также и другие необходимые условия; в силу однозначной связи между необходимым условием и следствием отсутствие одного из необходимых условий неминуемо ведет к отсутствию следствия. Алиби поэтому является прямым доказательством несовершения лицом приписываемого ему деяния. Сущность алиби — в опре­деленной пространственно-временной связи и связи усло­вия с обусловленным.

Факт — невозможность для обвиняемого в изнасило­вании, жить половой жизнью — второй типичный пример связи условия с обусловленным. В данном случае не имеют значения и не помогают установлению искомого

¹ 'М. С. Строгович. Курс.., стр. 209. 150

факта ни пространственно-временные, ни причинные свя­зи. Однако отсутствие одного необходимого условия . (возможности жить половой жизнью) в силу однознач­ности связи необходимо заставляет приходить к един­ственному выводу — отсутствию факта изнасилования обвиняемым. Здесь вновь пример прямого дока­зательства.

Сущность связи условия с обусловленным, а также причинной связи в том-то и заключается, что в силу ее наличие необходимого условия дает возможность суще­ствовать обусловленному (факт наличия условия будет поэтому косвенным доказательством), отсутствие такого условия исключает эту возможность (факт отсутствия условия — прямое доказательство).

Наибольшим распространением среди доказательств в судебной практике пользуются факты, являющиеся следствиями по отношению к искомому факту, который может быть либо причиной, либо условием данного следствия.

Характерный пример однозначной связи (наличия следствия с наличием условия) содержался в определе­нии ЖДК Верховного Суда СССР по делу Рогова. Обра­щение рабочего Рогова к администрации предприятия с просьбой освободить его от предстоящей поездки -прямое доказательство факта осведомленности Рогова о предстоящей поездке'.

Судебная практика знает и случаи, когда суд для познания какого-либо искомого факта ограничивается лишь знанием временной или пространственной связи, не касаясь более глубоких связей, — условия с обуслов­ленным и причинных. Временными и пространственными связями пользуются преимущественно при криминали­стических и судебно-медицинских исследованиях, при установлении достоверности или недостоверности дока­зательств.

Наличие на документе, датированном 1868 годом, во­дяного знака, установленного в 1871 году, является пря­мым доказательством подлога этого документа ².

¹ «Судебная практика...», 1949, № 9, стр. 33.

²         Указанный пример, взятый из работы Г. Гросса, приводит-
В. П. Резеповым в его кандидатской диссертации   «Доку­
менты как доказательство в советском уголовном процессе». Сара­
тов, 1947.

151

 

Показание свидетеля на одном из процессов по обви­нению коммунистов в США о том, что он якобы в 1949 го­ду присутствовал в подпольной марксистско-ленинской школе при обсуждении вопросов, связанных с Корейской войной, являлось лжесвидетельством ввиду нарушения временных связей с прямым доказательством, в данном случае — с общеизвестным фактом, что Корейская война началась в 1950 году '.

Пример использования временных связей можно ви­деть также в определении Верховного Суда СССР по делу 03/302. Временное отношение между моментом причине­ния увечья истцу (11.8.1945) и моментом, с котороги существует ответчик (17.12.1945), дало возможность сделать вывод о том, что увечье истцу было причинено не ответчиком ².

Характерный случай использования пространственных отношений встретился в практике народного суда г. Ир­кутска. По иску Пакулина к Донских об изъятии пальто необходимо было установить факт — является ли спор­ное пальто тем, которое несколько месяцев назад было' отобрано у Пакулина неизвестными грабителями, или оно принадлежит Донских, утверждавшим, что он его купил задолго до ограбления. Предложив сторонам в порядке судебного эксперимента надеть пальто, суд уста­новил, что истцу пальто впору, ответчику же явно мало (пояс расположен почти на высоте груди). Установлен­ные таким образом факты — соответствие пальто разме­ру и росту истца и несоответствие росту ответчика, сов­местно с некоторыми другими доказательствами, привели к признанию иска обоснованным ³.

Отметим, что временные и пространственные отноше­ния определенных явлений скрывают за собой иную, более глубокую связь, в частности, причинную, притом иногда и такую, о которой на настоящем уровне развития науки можно лишь предполагать или вовсе о ней не знать. Однако это незнание более глубоких связей не лишает нас права в определенных пределах пользовать­ся при познании знакомыми поверхностными связями, временными и пространственными, и считать, в частности,

¹ См. «Правда» от 21 марта 1952 г. ³ «Судебная практика...», 1952, № 8, стр. 37. ³ Решение народного суда 3 участка бывшего Сталинского района г. Иркустка от 26 января 1955 г.

152

одно из двух временно связанных явлений доказатель­ством другого; так же как в свое время незнание всего комплекса причинных связей между трением и теплотой не мешало еще доисторическим людям пользоваться на практике знанием того, что трение производит теплоту.

Много, в частности, случаев пользования поверхно­стными связями при установлении искомых фактов знает судебная медицина. До сих пор, например, не исследова­ны полностью связи между смертью от охлаждения и со­путствующим ей появлением на слизистой оболочке же­лудка так называемых пятен Вишневского, но поскольку при смерти от охлаждения пятна Вишневского наблю­даются, как правило ', то факт наличия либо отсутствия пятен Вишневского используется судебной медициной как диагностический признак для смерти от охлаждения.

Заканчивая рассмотрение вопроса о существенном признаке доказательства — связи его с искомым фактом, отметим, что не всякое явление, находящееся в связи с искомым фактом, может служить доказательством. Пре­дел для использования тех или иных явлении в качестве доказательств ограничивает наши знания о связях явлений.

ность или неуверенность при ответах, жесты и другие по­добные обстоятельства, относящиеся к поведению лица, дающего показания суду, не являются доказательствами не в силу того, что эти явления не связаны с искомыми фактами. Факт волнения свидетеля (подсудимого) при показаниях может быть связан как с неправдивостью показаний, так и с искомыми фактами. Но дело в том, что это волнение может быть связано со многими други­ми обстоятельствами — особенностями характера лица, условиями допроса, тяжестью улик, условиями предыду­щей жизни и т. д., т. е. с самыми различными, много­численными и часто очень отдаленными обстоятельства­ми. Самый опытный психолог при современном состоя­нии науки (судебная психология у нас сейчас делает лишь первые шаги) не в силах ни исключить, ни просле­ дить все эти многочисленные и крайне сложные связи,

¹ Пятна Вишневского могут иногда и отсутствовать при смерти jt охлаждения и наблюдаться при смерти другого происхождения (см. Н. В. П о п о в. Судебная медицина. М., 1950, стр. 100; М. П. Авдеев. Курс судебной .медицины. М., 1959, стр. 328).

153

ни тем более сделать доброкачественный анализ этих связей в мотивировочной части судебного постановления; класть же их в качестве доказательства в основу поста­новления суда без анализа, без мотивов недопустимо с процессуальной точки зрения, ибо это исключает воз­можность проверки правильности произведенной судом оценки доказательств.

Ввиду недостаточного знания биологических связей была запрещена так называемая экспертиза сходства ', допущенная в 1929 г.²

Подведем итоги изложенному.

1. Доказательством является факт объективной дей­
ствительности, заключающийся либо в наличии, либо в
отсутствии определенного явления ³.

2. Существенным признаком доказательства служит
наличие у него связи с искомым фактом, знание которой
позволяет делать вывод о наличии или отсутствии иско­
мого явления.

3. Связь факта-доказательства с искомым фактом
может выступать либо в одной из четырех форм связей:
причины и следствия, условия и обусловленного, вре-
меннной и пространственной, либо в различном сочета­
нии этих форм. Возможны и иные формы связей. Боль­
шей частью между фактом-доказательством и искомым
фактом имеет место причинно-следственная связь в соче­
тании с другими формами связей.

4. Неправильным является мнение о том, что доказа­
тельство и искомый факт могут состоять между собой
только в причинно-следственной связи; неправильным
является также взгляд, будто между доказательством и
искомым фактом может отсутствовать вообще связь.

5. По характеру связей следует различать доказа­
тельства .прямые, характеризующиеся однозначной
связью, и доказательства косвенные, характеризующие­
ся .многозначной связю.

¹ Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 15 февра­
ля 1939 г.

² Инструктивное письмо ГКК Верховного суда РСФСР от
11 июня 1929 г. («Судебная практика...», 1929, № 14).

³ О соотношении факта-доказательства с законами природы, с
так называемыми опытными положениями, с логическим доказа­
тельством см. в нашей статье «Сущность судебных доказательств;
(«Труды Иркутского университета», т. (18, вып. 2, 1966).

154

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: