Особенности судебного доказательства

1. Источник доказательства. Факт, способный служить доказательством искомого факта, может быть непосред­ственно познан лишь в том случае, если суду будет пред­ставлен для восприятия и исследования тот объект внешнего мира, который является материальным суб­стратом, как иногда говорят, «носителем» или источни­ком явления-доказательства, будь то предмет неоду-' шевленной природы или наделенный сознанием человек.

Правда, в процессуальной теории под источником до­казательств нередко понимают не объекты внешнего мира — носители доказательств, а так называемые сред­ства доказывания — показания свидетелей, объяснения обвиняемого (или сторон в гражданском процессе), заключения экспертов, письменные и вещественные дока­зательства.

Однако этот взгляд и непоследователен и .неправилен по существу. Непоследователен потому, что в отношении личных доказательств источником называется само дока­зательство — свидетельское показание и пр., в отношении вещественных — источником называется носитель дока­зательства — вещь. Неправилен потому, что он под источником доказательств понимает сами доказатель­ства — показания свидетелей, заключения экспертов и т. д. Это легко обнаруживается в случаях, когда, напри­мер, показание свидетеля является доказательством самого искомого факта. Если здесь считать источником доказательства показание свидетеля, то, опрашивается, что же будет доказательством? Доказываемый факт, со­общение и котором содержится в показаниях свидетеля? Но ведь он и является доказываемым фактом, а не дока­зательством его. Итак, есть источник доказательства, есть доказываемый факт,~1 о... исчезло само доказа­тельство.

Понимание под источником доказательств не самих свидетелей, сторон в гражданском процессе и т. д., а свидетельских показаний и проч. автоматически ведет к исключению из числа доказательств, как не имеющих источника в указанном смысле, фактов, относящихся к поведению участников дела, ка.к-то: представление об­виняемым (стороной в гражданском процессе) фальси­фицированных доказательств, дача ложных показаний,

155

 

ышленное уклонение от суда и др. А это не согласует­ся с сущностью доказательства и неправомерно умень­шает число тех средств, которыми суд может восполь­зоваться для установления истины.

В философском смысле под «источником» понимают то, «из чего исходит, проистекает, возникает интересую­щее явление» ', и никто не объяснил, почему процессуаль­ная теория должна отступать от этого смысла, называть -источником не свидетеля, из которого «истекает» показа­ние, а само показание, из которого ничего не истекает. Никто не показал, почему произнесенные стороной (обви­няемым) имеющие значение для дела слова вне суда, на­пример, признание, должны считаться доказательствен­ным фактам, а те же слова, произнесенные в суде, — не фактом, а лишь источником фактов-доказательств или источником сведений о фактах, по терминологии ряда авторов.

Сообщение лица о воспринятом — это, как и другие явления, — факт объективной действительности, и он яв­ляется таковым независимо от того, делается ли это со­общение вне суда или в суде.

\^ Следовательно, под источниками доказательств сле­дует понимать материальные предметы, с которыми про­исходят или на которых отражены явления-доказатель­ства, Только к такого рода источникам-носителям дока­зательств применимы правила о собирании, хранении, представлении, правила об осмотрах, обысках и выемках вещей, об освидетельствованиях и допросе лиц. Нельзя, например, хранить факты, свидетельские показания, можно хранить лишь вещи или документы.

Понимая под источником доказательства не средство

казывания (вещественное доказательство и др.), а ма­териальный объект (вещь), заметим, что с точки зрения общеупотребительного смысла слов «источник», «носи­тель» было бы правильным по отношению к людям гово­рить об источнике доказательств, по отношению же к вещам — о носителе доказательств. Однако в литерату­ре в обоих случаях пользуются термином «источник до­казательств», которого в дальнейшем будем придержи­ваться и мы. Справедливо утверждение С. С. Алексеева,

. .               н труды .ВИЮН», •зып. 8, 1946, стр. 4 !56

¹ Н. Г. Александров. Понятие источника права. «Ученые •

что «недопустимо, без особо важных причин, отказывать-.ся от ранее используемой терминологии» '.

Не всякий источник факта, находящегося в связи с искомым фактом и способного поэтому служить доказа­тельством, может быть в настоящее время источником доказательства в действительности, В свете законов, из­вестных науке и, в частности, теории отражения, являет-

' ся несомненным, что тот или иной факт действительно­сти при восприятии его органами чувств оставляет след — «образы внешнего мира»²— в психике воспринимающего этот факт человека и не только у психически здорового, но и у душевнобольного, у ребенка и даже в «психике» животного (например, запах у собаки-ищейки). Однако эти явления-следы, хотя теоретически и могли бы во всех случаях служить доказательствами, но при существую­щем уровне науки сами они доступны для познания лишь в очень ограниченных пределах, недостаточных для их достоверного познания, а поэтому они и не могут слу­жить доброкачественными средствами для познания искомых фактов.

\/ По этой причине советское процессуальное право, исходящее из задачи установления истины, с одной сто­роны, не ограничивает суд в привлечении источников доказательств, которые могут доставить суду средства для познания, с другой, не допускает тех источников, ко­торые доброкачественных средств для познания доста­вить не могут.

Кроме сказанного, необходимо отметить и следующее. Так как установление истины является не самоцелью, а лишь средством для осуществления задач правосудия, | то доказательственное право, в частности, гражданское| процессуальное, устанавливая правила допустимости до- • казательств наряду с задачей установления истины по любому делу, учитывает и иные соображения, вытекаю- \ щие из задач, преследуемых гражданским правом, имен­но: задачу — побудить граждан обеспечивать себя зара- ; нее наиболее надежными источниками доказательств и: тем самым облегчать суду задачу установления истины!

 

¹ С. С. Алексеев. Общая теория социалистического права,
вып. 3. Свердловск, 1965, стр. 161.

² В. И. Л е н и н. Поли. собр. соч., т. 18, стр. 88.

157

~ора. Л з силу специфики гражданских право­отношений такое обеспечение себя указанными в законе источниками доказательств во многих случаях не со­ставляет для сторон гражданских правоотношений за­труднений. В свете этих соображений гражданское процессуальное право для установления определенных фактов не разрешает пользоваться суду в качестве дока­зательств фактами, полученными из непредусмотренных в законе источников, например, от свидетелей.

Следовательно, источник доказательства служит пер-гьтм сущргтптйТТТУгпщцднлким судебного Доказательства, отграничивает его от иных доказательств,"испго1ьзуемых в других областях познания.

^ 2. Процессуальная форма доказательства. Если источ­ник доказательства служит признаком, отвечающим на вопрос — откуда получено доказательство, то на во­прос — как оно получено, отвечает другой признак судеб­ного доказательства — процессуальная форма, в которой доказательство получено.

Для того, чтобы факт, предназначенный служить доказательством, мог быть доброкачественным доказа­тельством, закон устанавливает правила, в соответствии с которыми должны быть получены доказательства. Эти правила обусловливаются природой различных до­казательств, особенностями их процесса формирования-. Совокупность правил, регулирующих процесс извлечения и исследования доказательств, и образует процессуаль­ную форму доказательства. Эти правила в основном сво­дятся к следующему.

1. Доказательства должны быть получены в установ­ленном законом порядке (судом в стадии судебного следствия, с соблюдением принципов гласности, состяза­тельности, непосредственности и др.) и только путем действий, предусмотренных процессуальным законом, — допроса свидетеля, участвующего в деле лица, эксперта; исследования письменных доказательств, осмотра и ис­следования вещественных доказательств; опознания и судебного З'хсперимента. Правда, последние два действия предусмотрены лишь в ГПК БССР (ст.ст. 171, 173—174); ГПК РСФСР и других союзных республик таких процес­суальных действий не предусматривают.

Факты, ставшие известными суду не в результате предусмотренных законом процессуальных действий, а

158

иным непр       льным путем, не мс                    :еб-

ными доказательствами, даже в тех случаях, если они получены и из процессуальных источников, например, от лица, являющегося свидетелем или экспертом по делу, из документов, находящихся в деле, но не рассмотренных в судебном заседании, и т. д.

Верховный Суд СССР неизменно отменяет приговоры и решения судов, вынесенные с нарушением указанного правила. Так, в определении по делу 36/354 ГСК Верхов­ного Суда СССР, отменяя решение народного суда и указывая на допущенные нарушения, отмечала: «В нару­шение ст. 122 ГПК (в настоящее время см. ст. 175 ГПК.— С. К.) народный суд истребовал справку о стоимости кольца из Ювелирторга после окончания судебного за­седания. Полученная от Ювелирторга справка не была предметом обсуждения сторон» '.

Более того, исходя из задачи установления истины, а следовательно, обеспечения правильного проведения со­стязательности, являющейся средством ее установления, Верховный Суд СССР учитывает не только формальный момент — положены ли в основу постановления суда факты, ставшие известными суду в непроцессуальной форме, но, если так можно выразиться, и материальный момент — были ли суду вообще известны внепроцес-суальным путем факты, могущие служить доказатель­ствами по делу. Верховный Суд исходит из того, что фак­ты, ставшие известными суду внепроцессуальным путем, хотя и не положены в основу судебного постановления, не могут не отразиться на формировании внутреннего убеждения суда, причем это отражение в последнем случае происходит с существенным нарушением преду­смотренных законом гарантий установления истины — с нарушением прав сторон на исследование доказательств. По делу Синелобова УС К Верховного Суда СССР указала, что судьи, которым из внепроцессуального

 

¹ «Судебная практика...», вып. 5, 1946, стр. 32. См. также име­ющее принципиальное значение в рассматриваемом отношении По­становление Пленума Верховного Суда СССР от 16.11.1944 г. по делу Телкова-Ширяева (Вопросы уголовного процесса в практике Вер­ховного Суда СССР, составители Г. Р. С м о л и ц к и и и М. Л. Ш и ф-м а н. М., 1948, стр. 208), а также определение ГСК Верховного Суда СССР № 222 (Сборник постановлений Пленума и определений колле­гии Верховного Суда СССР, 1941, стр. 156—157),

159

материала стали известны имеющие значение для дела факты, подлежат отводу '.

Верховный Суд СССР не считает доказательством факт, полученный после окончания судебного следствия, например, признание подсудимого во время прений сто­рон ². Доказывание заканчивается перед прениями. Не имеют значения судебных доказательств сообщения лиц (сторон в гражданском процессе, свидетелей и др.). полученные судом по телефону ³.

^ 2. Кроме указанных общих гарантий достоверности доказательств, относящихся ко всем доказательствам, судом (следователем) при их получении должны быть соблюдены и предусмотренные законом специальные га­рантии достоверности, то есть гарантии, относящиеся к тому или другому виду доказательств, например, пра­вила допроса обвиняемых, свидетелей, производства осмотра и т. д.

Нарушение тех или иных гарантий достоверности мо­жет привести к тому, что представленные суду с наруше­нием формы материалы не могут быть использованы в качестве доказательств. Так, ГКК Верховного суда РСФСР в определении по делу Кручининой-Харченко указала: «Суд неправильно принял за доказательство письменные объяснения свидетеля, некоего больного Швеца. Свидетельскими показаниями признаются, ...только данные лично в суде и после предварительного разъяснения об ответственности за ложные показания» ⁴.

Особенность процессуальной формы доказательств, используемых при рассмотрении уголовных дел, состоит в том, что здесь важно соблюдение формы не только во время судебного разбирательства, но и на предваритель­ном следствии. Так, нарушения правил проведения опознания во время предварительного следствия устра­нить при судебном разбирательстве уже невозможно; даже ошибки, допущенные при допросе свидетелей, в суде бывает затруднительно исправлять ввиду того, что

¹ «Судебная практика...», вып. 5, -1943, стр. 22—23. См. также:
«Судебная практика...», iBbin. ll, '1046, стр. 26 (отвод судьи, состав­
лявшего документы, являющиеся доказательствами по делу).

² Вопросы уголовного процесса.., стр. 191.

³ Сборник постановлений Пленума и определений коллегий Вер­
ховного Суда СССР, 1942. М„ 1947, стр. 230.

⁴ «Советская юстиция», 1938, № 22, стр. 52—53.

160

свидетель чувствует себя связанным данными ранее показаниями.

Следует отметить, что процессуальная форма судеб­ного доказательства, как вообще любая форма, не может иметь приоритета над содержанием. А поэтому взятый сам по себе факт несоблюдения той или иной гарантии достоверности доказательства, например, нарушение ст. 168 ГПК (ст. 161 ГПК БССР), ст. 283 УПК (ст- 286 УПК БССР) при допросе свидетеля еще не делает дока­зательство порочным. Все зависит от характера допу­щенного нарушения и тех последствий, которые оно могло оказать на достоверность доказательства. Дока­зательство, полученное судом с нарушением той или иной гарантии достоверности, не может служить судеб­ным доказательством, если данное нарушение не испра­вимо, если его действие не может быть парализовано определенными процессуальными мероприятиями, за­ключающимися в восстановлении достоверности доказа­тельства путем учета тех влияний, которые могло ока-

зать на доказательство какое-либо из нарушений гаран­тии его достоверности.

Если истинность фактов, установленных при помощи экспертизы, вызывает сомнения ввиду того, что экспер­тиза проводилась без участия сторон, данные факты еще не утрачивают своего значения как доказательств. До­пущенное нарушение может быть ликвидировано при • помощи дополнительной экспертизы, оно может не повлиять на судьбу дела и при отсутствии возражений участников дела но выводам экспертизы.

Если свидетель допрошен судом с нарушением ст. 168 ГПК (ст. 283 УПК), то действие указанного нарушения может быть парализовано как определенными процес­суальными действиями (очная ставка, перекрестный до­прос и др.), так и учетом влияния данного нарушения при оценке судом доказательств по совокупности. Дока­зательство, полученное во время прений участников дела, может быть принято во внимаеие, если оно бу­дет исследовано после возобновления судебного след­ствия.

Все сказанное имеет существенное значение ввиду того, что, во-первых, суд не всегда имеет возможность по­лучить в свое распоряжение безграничное количество доказательств, достаточных для установления искомого

11 V* Заказ 433                                                                                       161

факта, поэтому исключение из числа имеющихся дока­зательств какого-либо из них может затруднить установ­ление истины; во-вторых, потому, что несоблюдение су­дом каких-либо правил, гарантирующих достоверность доказательства, может явиться не только следствием вольного или невольного нарушения судом закона, но оно может оказаться результатом и объективно сложив­шихся обстоятельств. Лицо, которое могло бы быть сви­детелем, не было известно ни суду, ни участникам дела и поэтому не вызывалось в суд в качестве свидетеля, но оно оказалось присутствующим при разбирательстве дела. В подобных случаях было бы неправомерно лишать суд права пользоваться, может быть, важнейшим и не­заменимым доказательством лишь по одному тому, что, например, свидетель не был своевременно удален из зала судебного заседания.

Вследствие этого Пленум Верховного Суда СССР по делу Бондарева в Постановлении от 25.6.1940 г. дал прин­ципиального порядка указание: «Лицо, не вызванное в суд в качестве свидетеля и присутствовавшее в зале су­дебного заседания при рассмотрении дела, может быть допрошено судом в качестве свидетеля независимо от его присутствия при допросе предшествовавших свиде­телей; это обстоятельство должно быть учтено судом при оценке его показаний» '.

\/ Таким образом, признак процессуальной формы до­казательства является вторым существенным признаком судебного доказательства. Доказательство, полученное судом с существенным нарушением предусмотренной для него процессуальной формы, не может служить су­дебным доказательством. Те или иные частные отступле­ния от процессуальной формы лишают судебное доказа­тельство его качества только в том случае, если они не могут быть исправлены или их действие не может быть парализовано исследованием влияния, которое могло оказать нарушение процессуальной формы на достовер­ность доказательства, и учетом его при оценке доказа­тельств по совокупности. Нельзя поэтому признать пра­вильным мнение, вытекающее из исследований отдель­ных авторов, будто при любом нарушении процессуаль­ной формы доказательство «теряет доказательственную

Вопросы уголовного процесса.., стр. 163.

162

силу, перестает быть законным средством доказы­вания»¹.

Обобщая в качестве признаков разобранные выше требования, которым должно отвечать судебное доказа­тельство, можно его определить следующим образом. \/ Судебным доказательством является факт, получен­ный из предусмотренных законом источников и преду­смотренным законом способом, находящийся в опреде­ленной связи с искомым фактом, благодаря которой он может служить средством установления объективной истинности искомого факта.

3. Формирование доказательства. Следующим вопро­сом, который должен быть исследован при анализе проблемы сущности доказательства, является вопрос о процессе его формирования. Понятие процесса формиро­вания судебного доказательства постепенно начинает за­воевывать право гражданства в учении о доказатель­ственном праве в качестве его самостоятельной кате­гории ².

Что следует понимать под процессом формирования доказательства? Связь между искомым фактом и фак­том-доказательством может быть предельно близкой, выражающейся в одном звене, например, причинная связь между фактом повреждения имущества с искомым фактом — действиями лица, которыми причинен указан­ный вред имуществу. Эта связь может быть и более от­даленной, состоять из многих звеньев, например, связь показания свидетеля об искомом факте с самим этим фактом. В последнем .случае связь состоит, л о крайней мере, «3 трех звеньев: 1) восприятие свидетелем искомого\/ факта, которое приводит к запечатлению «образа» факта в психике свидетеля; 2) сохранение этого образа в па­мяти свидетеля; 3) воспроизведение образа перед судом (следователем) в форме свидетельских показаний. Но

¹ М. С. Строгович. Материальная истина.., стр. 288.

^а В литературе вопрос о формировании доказательства долгое время или вовсе не рассматривался или рассматривался примени­тельно лишь к свидетельским показаниям (см. М. С. Строгав и ч. Уголовный процесс. М., 1946, стр. 181). В настоящее время ряд процессуалистов рассматривает процесс формирования приме­нительно к любому доказательству (см. П. П. Г у р е е в. О понятии судебных доказательств... «Советское государство и право», 1966. № 8, стр. 57).

11 '/а Заказ 433                                                                                         163

если свидетель воспринимает не сам искомый факт, а другой, связанный с ним, если свидетель сообщает суду о факте сведения, полученные им от другого лица, вос­принявшего этот факт, то в этих случаях число звеньев связи еще более возрастает.

Совокупность указанных отдельных явлений, через которые проходит связь факта-доказательства с искомым фактом, и составляет процесс формирования доказа­тельства.

Кроме рассмотренной связи с искомым фактом, фор­мирование доказательства может быть осложнено свя­зями с иными посторонними явлениями, связями, вплета­ющимися в основную связь и накладывающими на нее определенный отпечаток. Например, при формировании свидетельского показания связь его с искомым фактом может быть значительно осложнена посторонними свя­зями с самыми различными обстоятельствами, как, .на­пример, внешними условиями восприятия — погодой, видимостью и т. п.; обстоятельствами, характеризующи­ми свойства, относящиеся к самому воспринимающему субъекту — острота зрения (слуха), внимание, уровень развития, род занятий, свойства .памяти и т. п.; внешними условиями сохранения вопринятого — истекшим време­нем между моментом восприятия и воспроизведения, «обновление памяти» путем допросов, наслоение на «об­раз» воспринятого иных восприятий или рассказов о том же событии других лиц и т. д.

Все эти условия, в которых происходит процесс фор­мирования доказательства, подлежат учету при исследо­вании и оценке доказательства. Употребляемое в процес­суальной литературе понятие «проверка доказательства» в качестве своего основного содержания именно и озна­чает исследование комплекса явлений, составляющих процесс формирования доказательства, с целью установ­ления его достоверности. Когда, например, суд иссле­дует — откуда свидетель узнал сообщаемые им сведения или условия, в которых происходило наблюдение свиде­телем факта и т. п., то суд в данном случае исследует (проверяет) доказательство с точки зрения процесса его формирования.

Далее. Нередко в процессуальной литературе разли­чают два момента в оценке доказательств: 1) оценку достоверности источника доказательства и 2) оценку

164

достоверности самого доказательства '. Такая интерпре­тация методики оценки, на наш взгляд, является бес­плодной или ошибочной. Она не имеет практической цен­ности, если под источником доказательств понимать средства доказывания, гак как в этом случае, по справед­ливому замечанию Н. Н. Полянского, достоверность исто­чника будет автоматически означать достоверность дока­зательственного факта ². Наоборот, если под источником понимать носителя доказательства (свидетеля, вещь), то

/

казанная методика оценки будет неправильной. Достоверность источника доказательства, например, правдивость свидетеля, подлинность документа, как и до­стоверность извлекаемого из него факта, не могут быть установлены без оценки процесса формирования доказа­тельства.

Показание свидетеля может не соответствовать дей­ствительности не только ввиду его неправдивости, но также ввиду ошибок в восприятии, недостатков в сохра­нении и воспроизведении воспринятого. Суд может пра­вильно оценить такое показание, лишь исследовав и оце­нив все звенья процесса формирования.

Теоретическая разработка учения о доказательстве должна помочь суду пользоваться доказательствами, т. е. в первую очередь отвечать на вопросы, как исследовать и как оценивать доказательства. Чтобы исследование доказательств было целеустремленным и плодотворным. / чтобы оценка доказательств была правильной, надо-' знать — что именно исследовать в доказательстве и что надо учитывать при оценке доказательств.

Процесс же формирования различных видов судеб­ных доказательств имеет свои специфические особен­ности, теоретический анализ которых может дать важные рекомендации для исследования и оценки доказательств на практике. И нам представляется, что предметом ис-! следования и оценки должны являться не только источ­ник доказательства и само доказательство, но прежде всего его процесс формирования, без чего не может быть определена ни доброкачественность источника доказа-^ тельства, ни достоверность самого доказательства.

' М. А. Гу р вич. Лекции.., стр. 112.

² «Советское государство и право», 1951, № 7, стр. 34.

165

Так, по делу Одинцовой и Новосельцевой с Тырсиной и Горшковой ГСК Верховного Суда СССР признала не­достаточным доказательством вины ответчиков в возник­новении пожара имевшуюся в деле справку пожарной охраны, в которой удостоверялось наличие вины ответ­чиков. Основанием для такого вывода послужила неис-следованность процесса формирования справки. Отменяя решение суда, ГСК справедливо указала: «Поскольку в деле имеются данные о том, что пожарная команда при­была на место пожара много времени спустя после его возникновения и ответчики отрицают факт возникнове­ния пожара в их кладовой, суд должен потребовать от пожарной команды материалы, на основании которых была дана вышеуказанная справка, и проверить обо­снованность выводов о возникновении пожара в кладо­вой Горшковой» '.

Лишь путем исследования процесса формирования ^доказательства может быть раскрыт и правильно уста­новлен весь тот комплекс связей, который соединяет до­казательство с искомым фактом. Правильное представ-^ ление об этом комплексе я.вленнй и дает возможность'^ знать: что именно, какие явления и как должны быть исследованы и с учетом каких обстоятельств оценены.

Процесс формирования доказательства, источником которого является человек, его психика, существенно от­личается от формирования доказательств —«следов-* явлений на вещах, животном или на теле человека. По­следнее делает закономерным деление доказательств на личные и вещественные, которое будет рассмотрено дальше. Здесь же остановимся на требованиях, которые должны быть предъявлены к процессу формирования и на высказанных в процессуальной литературе взглядах об объединении нескольких звеньев процесса формиро­вания в единое понятие доказательства в качестве его элементов.

.^ Процесс формирования доказательства — это цепь явлений развивающейся действительности от одного фак­та, неизвестного суду, до другого известного факта-дока­зательства, например, от факта проживания лица на определенной жилищной площади до справки домоуправ­ления об этом факте. Мысль судей, устанавливающих

¹ «Судебная практика...», вып. 5, 1945, стр. 28. 166

неизвестный факт, движется в обратном направлении: от известного факта — свидетельского показания, справки и т. д. через все звенья процесса формирования к не­известному факту. Поэтому первым и главным требова-t нием, которому должен отвечать процесс формирования] доказательства, является доступность для исследования и познания всех его звеньев, т. е. всех промежуточных фак­тов между искомым и доказательством. Не отвечают этому требованию и не могут быть поэтому допущены в качестве доказательств такие факты, как анонимные сообщения, свидетельства о фактах, первоначальный источник которых не может быть указан (ст. 74 УПК, ст. 68 УПК БССР).

Далее. В тех случаях, когда какой-либо отрезок про­цесса формирования доказательства доступен контролю со стороны лиц, которые определенным образом уча­ствуют в процессе его формирования (следователь, судьи, стороны в гражданских правоотношениях, нота­риус), закон устанавливает правила процесса формиро­вания, гарантирующие его правильность и облегчающие возможность его проверки. Это в первую очередь отно­сится к производным и смешанным доказательствам (о чем будет сказано дальше), различным актам, прото­колам осмотров, освидетельствований и других процес­суальных действий, показаниям свидетелей, заключе­ниям экспертов.

Требование ст. 77 ГПК (ст. 53 ГПК БССР) и ст. 191 УПК (ст. 190 УПК БССР) о том, что заключение экспер­тов должно содержать в себе описание произведенных исследований и обоснование всех выводов, является тре­бованием о том, чтобы в заключении экспертов был отражен процесс формирования выводов, как необходи­мое условие для проверки правильности заключения.

УПК и ГПК союзных республик не содержат прямых указаний о том, что и в показаниях свидетелей должен быть отражен процесс их формирования, в частности, его важнейшее звено — факт восприятия (факт сохране­ния подразумевается), однако, анализ ст. 74 УПК (ст. 68 УПК БССР) показывает, что такое отражение должно иметь место. Не могут, следовательно, считаться доказательствами такие сообщения свидетелей, в кото­рых не содержится указания о том, каким образом со­общаемое стало известно свидетелю.

12 Заказ 433                                                                                          167

Между тем суды иногда допускают ошибки в этом отношении. С. Н. Абрамов, обобщая данные судебной практики по делам об установлении юридических фак­тов, в числе ее недостатков справедливо отметил: «...не­редко определение суда основано на неопределенных по­казаниях свидетеля, вроде голословного утверждения: «знаю заявительницу, как жену умершего такого-то» '., Даже в определениях Верховного Суда СССР иногда встречаются ссылки на подобного рода свидетельские показания без каких-либо указаний нижестоящим судам о необходимости проверки их процесса формирования, что следует признать неправильным.

Так, в определении ГСК Верховного Суда СССР по делу 36/1117 содержится ссылка без всяких оговорок и указаний нижестоящему суду на показания Черновой: «Я могу подтвердить, что ответчица деньги не брала...», заявление Ульяновой, что «Буканова расписку поддела­ла» ². Такие показания не могут служить доказательства­ми, так как не отражают процесса формирования выска­зываемых фактически мнений свидетелей.

4. Средства доказывания и доказательственные фак­ты. Вопрос об источнике как элементе доказательства. Сообщение лица (участника дела, свидетеля, эксперта и др.) о фактах при условии достоверности этого доказа­тельства (отсутствии искажений в процессе формирова­ния) является прямым доказательством сообщаемого факта. Однако сам сообщаемый факт может быть как элементом искомого фактического состава, так и иным фактом, состоящим с фактами искомого состава в опре­деленном отношении (связи) и способным благодаря этому служить доказательством искомого факта.

Таким образом, определенный факт, будучи познан опосредствованным путем (при помощи факта — сооб­щения свидетеля),сам после этого становится средством познания следующего связанного с ним факта и т. д., вплоть до конечного искомого факта. При этом все эти промежуточные факты-средства познания могут быть как

¹ С. Н. Абрамов. Судебное установление юридических фак­
тов. М., 1948, стр. 24.

² «Судебная практика...», 1951, № 3, стр. 47. См. также: «Су­
дебная практика...», 1950, № 6, стр. 35; «Бюллетень...», 1966, № 4,
стр. 34 (показания Пискорской).

163

\

прямыми, так и косвенными доказательствами в зависи­мости от характера их связи с устанавливаемыми фактами.

Следовательно, доказательствами в процессе в пер­вую очередь являются непосредственно воспринимаемые судом факты (сообщения свидетелей и других лиц, за­ключения экспертов, состояния или признаки вещей и др.), а затем все остальные факты, (познанные при по­мощи первых опосредствованным путем. Первые факты называют средствами доказывания, вторые — доказа-тельствешшми фактами.

Разграничение фактов-доказательств на средства доказывания и доказательственные факты в настоящее время проведено в законе (ст. 16 Основ уголовного судопроизводства, ст. 17 Основ гражданского судопроиз­водства). Однако терминологически это сделано не со­всем удачно, т. к. при буквальном понимании закона по­лучается, что доказательствами служат лишь доказа­тельственные факты («фактические данные»), а средства доказывания (свидетельские показания и т. д.) будто бы и не факты и не доказательства, а нечто иное '.

Терминологическое разграничение средств доказыва­ния и доказательственных фактов необходимо. Но надо-' помнить, что оно является условным, ибо и те и другие служат средствами познания, значит и средствами дока­зывания. Поэтому, с другой стороны, было бы и невер­ным не относить к судебным доказательствам доказа­тельственные факты, как поступают некоторые юристы ².

Доказательственные факты отвечают всем рассмот­ренным выше признакам судебных доказательств. Все различие между средствами доказывания и доказатель­ственными фактами состоит только в форме их познания судом: средства доказывания воспринимаются и позна­ются непосредственно, доказательственные факты -опосредствованно; когда же они познаны тем или иным путем, то в равной мере служат средствами установления истины, конечных искомых фактов.

¹ Такой вывод, в частности, делает М. _;А. Чельдов (Совет­
ский уголовный процесс. 1962, стр. 134). \

² О. В. Иванов. Вопросы дальнейшего развития теории су­
дебных доказательств в гражданском процессе. «Труды Иркутского
университета», т. 30, вып. 7, ч. II, ili965, стр. 29.

12*

169

 

Если некоторые процессуалисты рассматривают в ка­честве судебного доказательства лишь конечное звено процесса формирования доказательства — непосредст­венно воспринимаемые судом факты (сообщения свиде­телей и т. д.), если другие процессуалисты, наоборот, это конечное звено считают не доказательством, а источни-¹ ком доказательства, то третья группа процессуалистов объединяет в едином понятии доказательства "в качестве его элементов ряд звеньев процесса формирования, на­пример, средства доказывания, именуемые ими источни­ками доказательств, и доказательственные факты, назы­ваемые или «содержанием» доказательства или «сведе-•ниями о существовании факта» '. С таким взглядом так­же нельзя согласиться.

Источник, носитель какого-либо явления, в том чис­ле и доказательства, не может быть одновременно и эле­ментом этого явления, т. е. его составной частью; источ­ник явления должен находиться вне этого явления.

Есть доказательства, которые могут быть извлече­ны лишь из нескольких источников. Например, у доказа­тельства-факта идентификации два источника — иден­тифицируемый объект и опытный объект. Могут, наобо­рот, быть источники, содержащие несколько доказатель­ств, например, несколько сообщений о различных дока­зательственных фактах, сделанных одним и тем же сви­детелем; в этих случаях критикуемый взгляд не дает возможности правильно ответить на имеющий сущест­венное практическое значение при пользовании косвен­ными доказательствами вопрос, сколько будет доказа­тельств — сколько источников или сколько фактов. Не случайно поэтому М. С. Строгович приходит к выводу, что если источником косвенных доказательств служит показание одного свидетеля, то такое показание не мо­жет считаться достаточным для установления искомого <фа.кта ².

! Однако М. А. Чельцов справедливо указывает на не­правильность данного вывода ³. Соглашаясь с М. А. Чель-

~М. А. Г у р в и ч. Лекции.., стр. 99. В. Я- Лившиц пошел еще дальше, распространив понятие доказательства на весь про­цесс его формирования, включая даже предмет доказывания (Принцип непосредственности, стр. 23).

² М. С. Строгович. Курс.., стр. 212—213 (Учебник 1946 г.).

³ Рецензия М. А. Чельцова на учебник (^Социалистическая
законность», 1947, № 9, стр. 31).

170

цовым по существу, нельзя присоединиться к его аргу­ментации, расценивающей высказывание М. С. Строго-вича как рецепцию теории формальных доказательств. Одно косвенное доказательство не может быть достаточ­ным для установления искомого факта. Таково свойство косвенного доказательства, и теория формальных дока­зательств здесь ни при чем. Ошибка М. С. Строговича состоит не в оценке косвенного доказательства как не­достаточного, а в том, что он видит одно косвенное до­казательство там, где их несколько. А к этому неизбеж­но ведет взгляд на структуру доказательства, включаю­щую в качестве элементов источник и доказательствен­ный факт.

Таким образом, объединение в понятии доказательст­ва в качестве его элементов источника доказательства и самого доказательства (доказательственного факта) сво­дит в некоторых случаях на нет большое практическое значение классификации доказательств на прямые и кос­венные.

Вторым неизбежным следствием взгляда на источник доказательств как на элемент самого доказательства на­ряду с другим элементом — доказательственным фак­том — является попытка провести разграничение между прямыми и косвенными доказательствами по их структу­ре, т. е. по признаку наличия доказательственного факта в косвенных доказательствах и отсутствия в прямых¹. Эта попытка, скооперированная с искусственной конструк­цией «главного факта», представляется по меньшей ме­ре бесплодной. Различие между прямыми и косвенными доказательствами, как было рассмотрено, заключается не в их элементарном составе, а в характере связи с ис­комыми фактами. Критикуемое мнение противоречит су­дебной практике, которая знает немало доказательствен­ных фактов, являющихся прямыми, а не косвенными до­казательствами ², и считать их косвенными доказательст­вами было бы ошибочным, без основания ведущим к оценке их как недостаточных доказательств. А процессу-слисты, пытающиеся различать прямые и косвенные до-

¹ М. С. С трогов и ч. Курс.., стр. 206.

² См. примеры, приведенные в начале § 1 данной главы, а так­
же — «Судебная практика...», 1949, № 7, стр. 45 (наличие снега на
ящиках с грузом расценено судом в качестве прямого доказательст­
ва того, что ящики хранились не в закрытом помещении).

171

тсазательства по их структуре, неизбежно приходят к та­ким ошибкам, например, относят внесудебное признание к элементу косвенного доказательства.

Однако доказанное внесудебное признание ничем не отличается по своему доказательственному значению от судебного признания. Если рассматриваемый взгляд по­следовательно продолжить, то придется признать косвен­ными доказательствами все доказательственные факты, происходящие вне суда и познаваемые судом при помо­щи средств доказывания, например, алиби и т- п. Посколь­ку неправильность такого вывода очевидна, М. С. Стро­гович, определяющий косвенное доказательство по приз­наку наличия в нем доказательственного факта, вынуж­ден объявить алиби главным фактом: алиби — не дока­зательство невиновности, а доказанная невиновность. Но •нетрудно видеть, что оснований для такой модификации нет. Алиби, т. е. нахождение обвиняемого в момент со­вершения преступления в другом месте, и несовершение •обвиняемым приписываемых ему действий суть различ­ные факты. И сам М. С. Строгович сразу же после ут­верждения, что алиби — не доказательство, начинает рассматривать его в'Качестве доказательства '.

Доказательство, если под ним понимать только факт, имеет определенную самостоятельность по отношению к его источнику. Важно лишь то, чтобы источник был один из допускаемых процессуальным правом. В частности, .фиксация доказательств в уголовном процессе или обес­печение доказательств в гражданском процессе, произ­водимые главным образом путем формирования произ­водных доказательств, могут осуществляться при по­мощи различных источников (протокола осмотра, фото­снимка, слепка и т. д.). Однако сущность доказательст­ва от способа его фиксации на том или ином источнике не меняется.

Особенно отчетливо видна самостоятельность дока­зательства (факта) по отношению к его источнику на та­ких доказательствах, как заключения экспертов и резуль-

¹ М. С. Строгович. Материальная истина.., етр. 257 . В кн.: Курс.., стр.207 автор уже прямо именут алиби «прямым оправда­тельным доказательством». Процессуалисты, отказывающиеся от конструкции «главного факта», пересматривают и традиционный взгляд на понятие косвенных доказательств (А. Винберг, Т. К о-ч а р о в, Г. М и н ь к о в с к и и. «Социалистическая законность». 1963, № 3, стр. 31).

172

таты судебного (следственного) эксперимента. Поэтому внешне привлекательная формула о «единстве и нераз­рывной связи» фактических данных и средств доказыва­ния, в совокупности своей якобы и образующих судебное доказательство¹, вряд л>и удачна и плодотворна.

С чем «неразрывно связаны» результаты судебного эксперимента в приведенном ранее примере (несоответ­ствие спорного пальто фигуре и росту ответчика и соот­ветствие фигуре истца): с истцом, с ответчиком, со спор­ным пальто, с судом, производившим данный экспери­мент?

Судебное доказательство может быть получено толь­ко из предусмотренных в законе источников и только в определенной процессуальной форме, однако, как про­цессуальная форма, так и источник доказательства, в силу этого должны считаться лишь необходимыми при­знаками судебного доказательства, но не его элементами.

§ 3. Классификация доказательств по источнику

1. Личные и вещественные доказательства. Высказы­вания о делении доказательств на личные и веществен­ные содержатся в работах многих процессуалистов. Од­нако вопрос о том, какое теоретическое и практическое значение имеет это деление, имеет ли оно таковое вооб­ще, обычно оставляется без рассмотрения. Между тем это деление имеет существенное значение.

Процессуальный закон содержит различные правила, относящиеся к источнику доказательств и его процессу­альной форме. Эти правила могут быть сгруппированы в зависимости от того, к какого рода источнику они отно­сятся. Понятие процессуального положения эксперта или заинтересованности свидетеля, способ исследования дан­ных доказательств (допрос), естественно, не могут быть отнесены к вещественным доказательствам. В судебной практике нередко различают доказательства субъектив­ные и объективные, по разному подходят к их исследо­ванию и оценке; это есть не что иное, как различие лич­ных и вещественных доказательств ².

¹ К. С. Юд е л ь с о н. Судебные доказательства в гражданском процессе. М., 1956, стр. 21, 24.

'См., например, определения УСК Верховного Суда СССР по делу Болдуреску и Визитиу («Судебная практика...», 1951, № 7, стр. IS) по делу Либерова (там же, стр. 8).

Личное z ^;-;---.:ьство характеризуется следуют особенн

1. Источником личного доказательства является че­
ловек, его психика. Следовательно, источником данного
доказательства, во-первых, не может быть учреждение
или организация, во-вторых, человек как источник дока­
зательства должен обладать способностью свидетель­
ствовать, т. е. правильно воспринимать, сохранять в па­
мяти и воспроизводить воспринятое.

2. Процесс формирования личного доказательства
слагается из трех звеньев: восприятия, сохранения и вос­
произведения.

3. Указанные звенья процесса формирования носят
субъективный характер, присущий лишь мыслящей ма­
терии и накладывающий определенный отпечаток на со­
держание доказательства.

«Подход ума (человека) к отдельной вещи, снятие слепка (понятия) с нее не есть простой, непосредст­венный, зеркально мертвый акт, а сложный, раздвоен­ный, зигзагообразный, включающий в себя воз­можность отлета фантазии от жизни» '.

След-образ воспринятого явления в психике субъек­та -недоступен 'пока непосредственному познанию, как, например, изображение на фотоснимке; однако это не означает, что такой след не доступен для познания во­обще.

Явления сознания — учит советская материалистиче­ская психология — доступны для познания сторонним наблюдателем, доступны потому, что «психическое име­ет двоякую форму существования», ib том числе объектив­ную форму, выражающуюся в жизни и деятельности че­ловека. Психические факты — это прежде всего реаль­ные свойства индивида и реальные процессы, выража­ющиеся в его деятельности '.

Таким образом, советская психологическая наука, ос­новывающаяся на закономерностях материалистической диалектики, указывает теоретическую основу познания психических явлений. Следовательно, доступны нашему познанию и те психические явления, с которыми закон

¹ В. И. Л е н и и. Философские тетради. М., 1947, стр. 308. ¹ С. Л. Р у б и н ш т е и н. Основы общей психологии. М., 1946, стр. 11 — 14.

174

связывает юр:

ческое отношение ответчика (обвиняемого) к совершен­ному им действию. Доступны нашему познанию и те пси­хические явления, которые могут служить средствами по­знания искомых фактов. Такими явлениями служат «сле­ды-образы» фактов действительности в психике воспри­нявшего эти факты субъекта. Познание этих явлений осуществимо при помощи их объективной формы, т. е. других внешне объективированных явлений, доступных для непосредственного восприятия — действий, поступ­ков, сообщений лиц. Каждое из этих явлений и может служить судебным доказательством, замыкающим цепь процесса его формирования.

Необходимым условием использования одного из этих явлений в качестве доказательства является знание влияния субъективного момента в процессе формирова­ния такого доказательства (знание психических зако­номерностей) и его учет судом. Это. знание, конечно, до­стигается не только академическим изучением науки пси­хологии, но, не в меньшей степени, — практической дея­тельностью человека, опытом общения его с другими людьми, взаимоотношений с ними в процессе дея­тельности, в том числе и профессиональным опытом судей.

Самыми распространенными личными доказательст­вами в судебном процессе являются сообщения лиц: по­казания свидетелей, объяснения подсудимого (сторон и третьих лиц в гражданском процессе). Общим для этих доказательств является источник, а следовательно, и требования, к нему предъявляемые (способность лица правильно воспринимать явления действительности и воспроизводить воспринятое- ч. 2 ст. 72 УПК. 66 УПК БССР; ч. 2 ст. 61 ГПК, 41 ГПК БССР).

Различие проводится по признаку процессуального положения источника — сторона в гражданском процес­се, подсудимый, потерпевший в уголовном процессе, сви­детель и др.

Но различие в процессуальном положении источника не является просто формальным моментом, имеющим якобы значение только с точки зрения объема и содер­жания процессуальных прав и обязанностей, с точки зре­ния процессуальной роли этих лиц, но не имеющим зна­чения со стороны сущности сообщений данных лиц как

175

доказательства. Процессуальное положение источника доказательства (лица) может служить основанием де­ления доказательств на подвиды в силу того, что оно определенным образом отражает различия в самих до­казательствах, извлекаемых из этих источников, в част­ности, различия в процессе их формирования, которые и должны учитываться при исследовании и оценке раз­ных личных доказательств. Разграничение личных и ве­щественных доказательств, выяснение их особенностей вовсе не означает противопоставления данных видов до­казательств, как этого опасается М. С. Строгович, отри­цающий правомерность данной классификации '.

Далеко не одинаково в литературе решается вопрос о природе письменных доказательств. Одни процессуали­сты, основываясь на том, что документы являются пи­сьменными сообщениями лиц, .которые могли бы ъ ряде случаев сделать их в виде свидетельских показаний, от­носят письменные материалы к личным доказательст­вам '; другие, отправляясь от того, что источником пи­сьменных доказательств являются предметы, причисляют их к вещественным доказательствам³. Нам представля­ется правильным взгляд на письменные доказательства, как на разновидность вещественных.

Деление доказательств на личные и вещественные проводится по источнику. Источником же письменных доказательств служит предмет, вещь, а не человек. Ав­тора документа нельзя считать процессуальным источ­ником доказательства, так как в сфере процессуальной деятельности автор документа не выступает, предме­том исследования не является. Вследствие этого и про­цессуальная форма письменных доказательств в основ­ных чертах совпадает с процессуальной формой веще-

¹ М. С. Строгович. Материальная истина.., стр. 310—311.

² М. С. Строгович. Там же. К. С. Ю д е л ъ с о н. Судебные
доказательства.., стр. 192—193.

³ С. В. П о з н ы ш е в. Доказательства в уголовном процессе.
М., 1929, стр. 122. Такой взгляд был широко распространен в русской
дореволюционной литературе (см. И. Я. Ф о и н и ц к и и. Курс уго­
ловного судопроизводства, т. 2. СПб., 1916, ,стр. 304).

176

ственных доказательств в собственном смысле слова н, наоборот, существенным образом отличается от процес­суальной формы личных доказательств. Например, к письменным доказательствам не применима основная форма исследования личных доказательств — допрос и его правила.

.Аналогичным образом обстоит дело и с процессом фор­мирования письменных доказательств, в котором отсутст­вует специфическое для личных доказательств звено вос­произведения. «След-образ» факта, запечатленный на документе, в отличие от «следа-образа» факта в сознании человека, суд воспринимает непосредственно.

Особенность письменных доказательств состоит в их производном, как правило¹, характере. Однако это об­стоятельство, а также и тот факт, что первоначальными по отношению к письменным доказательствам нередко служат личные доказательства, естественно, нельзя рас­сматривать как основание для отнесения письменных материалов к личным доказательствам. Характер пер­воначального доказательства не может менять природу производного. Свидетельское показание остается лич­ным доказательством даже в том случае, если оно было производным от вещественного (свидетель описывает признаки вещи, которая может служить доказательст­вом).

2. Смешанные доказательства. При классификации доказательств по их источнику, нам кажется, кроме личных и вещественных доказательств, необходимо раз­личать третий подвид, если можно так сказать — смешан­ных доказательств.

Смешанные доказательства существенно отличаются от личных и вещественных как по источнику, так и по процессу формирования. Главными из них являются заключения экспертов. В. Я. Колдин, критикуя высказан­ное в литературе мнение, что заключение эксперта мо-

¹ Письменные доказательства будут первоначальным!!, если их содержанием служит волеизъявление, действительность которого по закону связывается с обязательным письменным оформлением (су­дебное решение, завещание и т. п.). Такое доказательство не пред­ставляет собой воспроизведения знания о факте из какого-либо иного источника, что характерно для производных доказательств, о которых см. дальше.

177

 

жег являться про

во отмечает: «            ie экспертизы всегда устанавли-

вает по существу новые факты по отношению к фак­там, подвергнутым исследованию» '². Следует к этому до­бавить, что в заключении эксперта устанавливаются та­кие факты-доказательства, источником которых для су­да не может быть ни эксперт, ни материалы, которыми он пользовался, если брать их в отдельности. Суд потому-то и прибегает к помощи эксперта, что он сам из-за отсут­ствия необходимых специальных знаний не может на основании имеющихся у него источников доказательств установить определенный факт, способный служить до­казательством по делу. Источником фактов, устанавли­ваемых экспертом, являются, с одной стороны, сведущее, лицо, с другой — в большинстве случаев, вещи.

Недоброкачественность заключения эксперта как до­казательства может явиться результатом недоброкаче­ственности как одного источника (например, некомпе­тентности эксперта), так и другого (недоброкачесгвенно-' сти материалов, на которых основано это заключение). Следовательно, при оценке заключения эксперта дояж-на быть определена доброкачественность обоих источни­ков данного доказательства.

Заключение эксперта отличается от других личных доказательств, в частности показаний свидетелей, и по процессу формирования. Эксперт отличается от сви­детеля, во-первых, тем, что он, как правило, восприни­мает не факты, имеющие юридическое значение для де­ла, а факты-доказательства. Следовательно, процессу формирования заключения эксперта предшествует про­цесс формирования этих воспринимаемых и исследуемых экспертом доказательств (дефектность этого процесса формирования ведет и к дефектности заключения экспер­та)- Во-вторых, и это — главное, отличие состоит в том что эксперт не только воспринимает определенные яв­ления, но и оценивает их с точки зрения своих научных знаний о связях явлений, познавая в результате такой оценки «новые» факты, не данные непосредственно в ис-

¹ Р. Д. Р а х у н о в. Теория и практика экспертизы в советском
уголовном процессе. М., 1950, стр. 28—29.

² В. Я. Кол дин. Основные вопросы теории и практики иден­
тификации в советской криминалистике. Автореферат кандидатской
диссертации. М., 1952, стр. 14—15.

178

следуемых и оцениваемых им явления:.     :-оченне

эксперта отличается от показания свидетеля по пр^. су формирования тем, что процесс сохранения восприня­того в сознании эксперта является одновременно и про­цессом качественного преобразования воспринятого, а в связи с чем и явление воспроизведения будет служить не только воспроизведением «образа» воспринятого фак­та, но и воспроизведением «нового» установленного эк­спертом факта. Употребляемая в литературе характери­стика отличия свидетеля от эксперта — свидетель сооб­щает суду факты, эксперт — мнения, и выражает именно это отличие в процессе формирования заключения эк­сперта.

К смешанным доказательствам относятся также и некоторые другие факты. В частности, ими всегда явля­ются так называемые факты опознания, имеющие два источника: личный — опознающий субъект, и веществен­ный — опознаваемый объект. Смешанными доказатель­ствами зачастую являются факты, служащие результа­том судебного (следственного) эксперимента. Отсутствие в прежнем процессуальном законодательстве прямого указания о смешанных доказательствах и являлось той причиной, которая вынуждала процессуалистов отри­цать самостоятельный характер указанных доказательств (опознания и результатов эксперимента) ' или вела к попыткам сведения их к одному из указанных в законе видов доказательств ².

Смешанные доказательства имеют самостоятельную природу, они извлекаются судом из двух источников -личного и вещественного. Процесс их формирования со­стоит из двух качественно различных частей, которые должны исследоваться и оцениваться судом с учетом их специфики: объективно происходящего процесса форми­рования вещественных доказательств и происходящего в субъективной форме процесса формирования доказа­тельств, носителями которых являются люди.

Если процесс формирования личных и вещественных доказательств целиком или в основной своей части про-

¹ «Социалистическая законность», 1954. № 12, стр. 78.

² М. А. Ч е л ь ц о в. Советский уголовный процесс. М., 1951,
стр. 253, 271—272; М. С. С т р о г о в и ч. Уголовный процесс. М.,
1946, стр. 199, 249.

179

>дит до суда и вне суда, вне процессуальной фор­мы (исключение составляют производные доказатель­ства, создаваемые судом — протоколы, планы, фотогра­фии и др.), то процесс формирования смешанных до­казательств целиком происходит в суде, в процессуаль­ных формах. Правда, экспертные исследования, опозна­ние и следственный эксперимент по уголовным делам не­редко .производятся в стадии предварительного следствия, т. е. вне суда, но и в этом случае они также облекаются в процессуальную форму.

Самостоятельная природа смешанных доказательств привела к тому, что практика в отношении этих доказа­тельств выработала специальные правила, несоблюдение которых делает указанные доказательства порочными.

Основные правила формирования данных доказа­тельств сейчас закреплены в УПК союзных республик и в ГПК БССР (ст. 173—174). К сожалению, в ГПК других союзных республик такие правила отсутствуют, чем, ви­димо, и объясняется ошибочное и противоречащее практике мнение некоторых юристов, будто эксперимент и опознание не известны гражданскому судопроизвод­ству '.

3. Первоначальные и производные доказательства. Понятие процесса формирования доказательства дает возможность выяснить различие между первоначальны­ми и производными доказательствами, определить зна­чение производных доказательств.

Производное доказательство — это факт, заключаю­щийся в воспроизведении содержания первоначального доказательства.

При образовании производного доказательства про­исходит соответствующее увеличение звеньев процесса формирования без качественного изменения самого со­держания доказательства (например, в личных доказа­тельствах — удвоение, утроение и т. д. явлений восприя­тия, сохранения и воспроизведения). В соответствии с этим в процессуальной литературе иногда употребляют поиятие «степени 'Производного доказательства»³.

¹ О. В. И в а н о в. Вопросы дальнейшего развития теории судеб­
ных доказательств.., стр. 24.

² П. И. Л ю б л и н с к и и. Предисловие к книге Д. С т и ф е н а
«Очерк доказательственного права». СПб., 1910, стр. 37.

180

Производное доказательство характериз        \'ыя

моментами: 1) оно может появиться при существ :шании первоначального доказательства; 2) производное дока­зательство воспроизводит содержание первоначального. В связи с этим оно обладает свойством заменимости, которое имеет важное практическое значение. Производ­ное доказательство может быть заменено другим производным доказательством или первоначальным, если таковые не исчезли или не стали недоступными для ис­следования по каким-либо причинам.

Указанное понимание сущности производного доказа­тельства дает возможность сделать ряд выводов.

Нельзя признать правильным распространенный в ли­тературе взгляд, что заменимость — это якобы свойство письменных доказательств, отличающее их от веществен­ных '. Письменное доказательство заменимо не потому, что оно письменное, а потому, что оно, как правило, яв­ляется производным доказательством. В тех же случа­ях, когда письменное доказательство служит первона­чальным доказательством (например, завещание), оно незаменимо. Наоборот, вещественное доказательство не­заменимо лишь потому, что оно в большинстве случаев используется как первоначальное доказательство. В тех же случаях, когда вещественное доказательство яв­ляется производным, например, гипсовый слепок следа, оно заменимо. Поэтому правильно поступают те процес­суалисты, которые начинают отказываться от традици­онного взгляда о незаменимости вещественных доказа­тельств ².

Далее. Проводимое обычно в советской процессуаль­ной литературе разграничение первоначальных и произ­водных доказательств по признаку источника доказа­тельства ³ способно привести к ошибочному отнесению заключений экспертов к производным доказательствам. Необходимо согласиться с В. Я- Колдиным, обосновыва­ющим взгляд, что заключение эксперта всегда является первоначальным доказательством. В самом деле, если

¹ М. С. С т р о г о в и ч. Материальная истина.., стр. 334—335;
М. А. Г у р в и ч. Лекций.., стр. 135.

² Р. С. Белки н. Собирание, исследование и оценка доказа­
тельств. М., 1966, стр. 24.

³ М. А. Г у р в и ч. Лекции.., стр. 100; М. С. С т рогов и ч.
Курс.., стр. 203—204.

181

ч

производное доказательство всегда можно заменить пер­воначальным при наличии первоначального источника, то по отношению к заключению эксперта никогда нельзя осуществить такую замену.

В процессуальной литературе иногда утверждают, что во всех случаях «первоначальное доказательство лучше производного» ', что, исходя из принципа непосред­ственности, суд обязан «пользоваться непосредственными доказательствами и только в случае невозможности по­лучить непосредственные доказательства допустить по­средственные доказательства» ². Знание специфических особенностей процесса формирования личных и вещест­венных доказательств позволяет сделать вывод, что пер­воначальное доказательство вовсе не обязательно име­ет большую достоверность, чем производное.

В частности, достоверность доказательства, получен­ного из первоначального источника, например, от сви­детеля, может быть ниже достоверности доказательства, полученного из производного источника — звукозаписи показаний такого свидетеля, которая наряду с другими современными способами создания производных дока­зательств (киносъемка, стенографирование) ныне пре­дусмотрена Указом Президиума Верховного Совета РСФСР от 31 августа 1966 г.³ Эта достоверность может оказаться ниже в результате того, что с течением вре­мени утрачивается сохранение в памяти воспринятых свидетелем фактов. Недостоверность первоначального и достоверность производного доказательства возможны и по другим причинам, например, в силу появившейся у лица, дающего показания, заинтересованности в сокры­тии истины⁴.

И наконец отметим, что ввиду особых свойств некото­рых доказательств суд не в состоянии пользоваться ими как первоначальными. Например, факт обнаружения ве­щи у обвиняемого при обыске или у ответчика при про­изводстве действий по обеспечению доказательств суд может установить только из производного доказательст­ва — протокола осмотра. В подобных случаях происхо-

¹ М. С. С т р о г о в и ч. Курс.., стр. 204—205.

² См. С. Н. А б р а м о в. Гражданский процесс. М., 1948, стр. 185;

М. С. С т р о г о в и ч. Курс.., стр. 20Р

³ «Советская юстиция», 1966, № 19, стр. 30—31,

⁴ «Комсомольская правда» от 11 июня 1960 г.

182

 

дит сознательно организуемый процесс создания произ­водных доказательств.

В процессе формирования таких производных дока­зательств определенным образом участвует либо следо­ватель, либо суд. Закон для этих случаев устанавлива­ет определенные гарантии того, чтобы создаваемое про­изводное доказательство наиболее точно и правильно передавало содержание первоначального доказательст­ва, например, подпись протокола участвовавшими в ос­мотре лицами, участие понятых при обыске и др.¹, но не больше. Закон не запрещает суду (следователю) в этих случаях участвовать в формировании производных дока­зательств.

Более того, суд определенным образом участвует не только в формировании производных доказательств, но даже и таких первоначальных, как показания участни­ков дела, свидетелей, экспертов. И это участие суда, осуществляемое путем допроса указанных лиц, может существенно отразиться на правильности формирования этих доказательств (например, при постановке наводя­щих вопросов). В связи с этим следственная и судеб­ная практика выработала ряд правил методики допроса, соблюдение которых является обязательным для обеспе­чения достоверности указанных личных доказательств.

Поэтому противоречащими закону, неправильными по существу и дезориентирующими судебную практику яв­ляются высказывания противоположного рода. Напри­мер, С. С. Аксельрод, обосновывая утверждение, будто протокол судебного заседания и протокол осмотра на месте являются отражением процессуальных действий, но нс доказательством ², пишет, что признать их доказа­тельствами, значит «признать за судом права па созда­ние, составление доказательства, которое этот же суд должен впоследствии проверить и оценить...» А это, по

¹ Обширные гарантии достоверности протоколов следственных
действий, обеспечивающие возможность проверки процесса их фор­
мирования, предусмотрены ст. 141 УПК. в редакции, принятой Укч-
:юм Президиума Верховного Совета РСФСР от 31.8.1966 г. (киносъём­
ка, звукозапись и др.).

² С. С. А к с. с л ь р о д. Основные вопросы оценки доказательств
судом I инстанции в советском гражданском процессе, кандидат­
ская диссертация. М., 195!, стр. 67—69. См. также: С. Н. Абра-
м о в. Проверка обоснованности судебных решений вышестоящим
судом по советскому праву. М„ 1950, стр. 71—72.

183

мнению Аксельрод, несовместимо с отправными принци­пами доказывания, с самой сущностью доказательств, ибо последние не могут возникнуть по усмотрению суда, а определяются, диктуются самой 'Природой данного кон­кретного дела; в противном случае нет гарантии, что в результате исследования этих материалов будет установ­лена материальная истина.

Указанные высказывания, пожалуй, были бы спра­ведливы для буржуазного суда, который, участвуя в фор­мировании доказательств, может их фальсифицировать, так как ни сам закон, ни действующая практика судов не дают достаточных гарантий против такой фальсифи­кации. Однако приведенные аргументы должны быть признаны не имеющими силы для советского суда, обя­занного действовать на основе принципа законности, а не на основе усмотрения, для суда, обязанного пресле­довать цель достижения истины по делу, а не ее фальси­фикации; эти аргументы не имеют силы для советского процесса, содержащего гарантии, мы сказали бы, более высокие для правильности процесса формирования, чем они возможны при всяком другом формировании доказа­тельств, при участии иных несудебных органов и лиц.

Нетрудно заметить — к каким неприемлемым выво­дам должна вести критикуемая концепция. Если считать, что суд не уполномочен на «составление доказательств», то придется ликвидировать институт обеспечения доказа­тельств судом, ибо основной способ обеспечения — это создание производных доказательств; надо признать не имеющими доказательственного значения результаты су­дебного (следственного) эксперимента.

II далее. К воспринимаемым в порядке местного ос­мотра вещественным доказательствам (которыми, кста­ти, могут быть довольно громоздкие «вещи», например, участок местности) надо будет применять все правила о собирании, хранении и исследовании вещественных до­казательств, а поскольку последнее невыполнимо — за­претить делать осмотр суду, поручая это иным лицам.

Так .как протоколы осмотра, судебного заседания~ это не доказательства, то ни вышестоящий суд, ни дру­гой суд, повторно рассматривающий дело, не имеет пра­ва пользоваться ими как доказательствами, а при та­ком положении вышестоящий суд -будет лишен возмож­ности оценивать большинство доказательств и, следова-

184

тельно, проверять законность и обоснованность поста­новлений нижестоящего суда.

Отрицание возможности или допустимости участия суда (следователя) в сознательно организуемом процес­се формирования производных доказательств при соблю­дении необходимых процессуальных гарантий является причиной разделявшегося ранее многими процессуали­стами мнения, что «фотоснимки, слепки и иные копии, сделанные работниками следственных органов при обыс­ках или осмотра», не могут считаться доказательства­ми. Это — лишь «иллюстрации», «приложение» (?!) к протоколу следственных действий '.

Практически такой вывод означает, что если само ве­щественное доказательство окажется недоступным для суда и будет утрачен или приведен в негодность прото­кол осмотра, обыска, то воспользоваться для установле­ния истины в качестве судебных доказательств фотосним­ками, слепками нельзя, хотя последние по полноте и точ­ности воспроизведения первоначальных доказательств нередко превышают протоколы осмотра.

По всем этим соображениям критикуемая конструк­ция представляется глубоко ошибочной, исходящей и:» априорно взятых и неправильных посылок. Именно эта конструкция до самого последнего времени была главным тормозом в принятии на вооружение наших судебно-следственных органов таких средств формирования про­изводных доказательств, как стенографирование, кино­съемка, звукозапись. Правильно поступают те юристы, которые начинают отказываться постепенно от этого ког­да-то традиционного взгляда ².

Рассматривая протоколы различных следственных и судебных действий в качестве доказательств, нельзя вместе с тем разделить мнение, что протоколы осмотра должны считаться первоначальными доказательствами в тех случаях, когда предметом осмотра служит место пре­ступления, которое в дальнейшем может изменить свое состояние, и имеющиеся следы преступления могут утра­тить свое доказательственное значение³. Действительно,

¹ Во Всесоюзном научно-исследовательском институте кримина­листики Прокуратуры СССР. «Социалистическая законность», 1954, № 12, стр. 77.

⁸ «Социалистическая законность», 1963, № 3, стр. 26—27.

³ М. С. Строго вич. Материальная истина.., стр. 298.

185

могут быть случаи, когда вещественные или другие дока­зательства ввиду своих особых свойств не могут быть использованы судом в первоисточнике или ввиду невоз­можности доставки их в суд (участок местности) или вследствие утраты ими качеств, необходимых для ис­пользования их в качестве источников доказательств (скоропортящиеся продукты, находящийся при смерти свидетель и т. д.). Но это, естественно, не основание для того, чтобы протоколы осмотра таких доказательств (протоколы допросов свидетеля) превращать из произ­водных доказательств в первоначальные. Квалификация доказательств как первоначальных зависит от их приро­ды, а не от того — может ли суд получить в свое распо­ряжение первоисточники.

Фиксация в протоколах содержания показаний сви­детелей, участников дела, описание вещественных дока­зательств (фотоснимки, слепки, звукозашкь) является не чем иным, как созданием производных доказательств, воспроизведением на ином источнике содержания пер­воначальных доказательств. Естественно, что следова­тель или суд, непосредственно воспринимающие перво­начальные доказательства — показания свидетелей, ве­щественные доказательства и др., исследуют и оценива­ют именно последние, а не создаваемые следователем пли судом производные доказательства в виде протоко­лов, фотокопий и т. д. Но всякий иной суд, рассматриваю­щий дело (вышестоящий суд, суд, пересматривающий дело после отмены первоначального постановления су­да), не воспринимающий уже непосредственно рассмот­ренные ранее первоначальные доказательства, вынуж­ден по необходимости пользоваться доказательствами, получаемыми из производных источников: протокола судебного заседания и т. д.

И задача суда состоит не в исключении из числа средств установления истины указанных производных доказательств, а в проверке правильности их формиро­вания, в учете при оценке возможных искажений при формировании. Задача теории — обобщать установлен­ные законом и вырабатываемые практикой гарантии, обеспечивающие достоверность создаваемых производ­ных доказательств, находить пути усиления этих гаран­тий.

186

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: