Глава девятнадцатая. НА РОДИНЕ МАРКА ТВЕНА
С начала путешествия мы проехали штаты Нью-Йорк, Пенсильванию, Огайо, Мичиган, Индиану и Иллинойс. В памяти засели названия бесчисленных городков, где мы завтракали, обедали, ходили в кино или ночевали. Поукипси, Гудзон, Олбани, Троя, Оберн, Ватерлоо, Эйвон, Фридония, Эри, Сандусскп, Толидо, Пиория, Спрингфильд. Во всех этих городках и в сотне других, здесь не названных, на главнойплощади стоят памятнички солдату гражданской войны Севера с Югом. Это оченьсмирные памятники, маленького роста и совсем не воинственные. Где-нибудь встарой Европе бронзовый или каменный вояка обязательно размахивает саблейили несется на отчаянной лошадке и уж во всяком случае выкрикиваетчто-нибудь вроде: " Вперед, чудо-богатыри! " Но памятники американскихгородков совершенно лишены воодушевления. Солдатик стоит, вяло опершись навинтовку; ранец на спине застегнут по всем правилам, голова склоняется наруки, и вот-вот ярый боец за освобождение негров задремлет, убаюканныйосенней тишиной. Памятники эти ввозились из Германии. Они совершенно одинаковы иразнятся один от другого не больше, чем стандартная модель форда от форда, который снабжен пепельницей и потому стоит на полдоллара дороже. Естьсолдатики совсем дешевые, такие маленькие, что их можно было бы держать вкомнате; есть подороже, вроде уже описанного нами; есть, если так можновыразиться, модель-люкс - солдатик, у ног которого лежит ядро. В общем, немецкий товар имелся на все цены, так что каждый городок выбирал себепамятник по карману. Только сравнительно недавно американцы освободились вэтом смысле от иностранной зависимости и стали наконец изготовлять чугунныхи каменных солдатиков своими руками и из своих материалов. Кроме того, каждый американский городок, жители которого не лишенызаконного чувства патриотизма, располагает еще пушкой времен той же войныСевера с Югом и небольшой кучкой ядер. Пушка и ядра располагаются обычнонеподалеку от солдатика и вкупе образуют военно-исторический раздел городка.Современная его часть нам уже известна и состоит из автомобильных заведений, аптек, ресторанов, магазинов пяти и десятицентовых вещей и лавокколониальных товаров, принадлежащих фирме " Атлантик и Пасифик". Вывески этойкомпании, красные с золотыми буквами, есть в каждом городе. Лавки компаниипостроены по одному образцу, и в каком углу страны ни очутился быпокупатель, он всегда знает, что в магазине " Атлантик и Пасифик" перец лежитна левом прилавке, ваниль - на такой-то полке, а кокосы - на такой-то. Этавеличественная однотипность придает фирме " Атлантик и Паснфик" даже некиечерты бессмертия. Представляется, что в случае гибели нашей планетыпоследними потухнут огни в лавках этой " Атлантической и Тихоокеанскойкомпании": так ревностно и преданно служит она потребителю, предоставляя емуобширный и всегда свежий ассортимент колониальных товаров, от бананов досигарет и сигар, как из отечественных, так и импортных табаков, Одинаково дурная погода провожала нас всю дорогу. Только первый деньпути светило холодноватое, примороженное солнце. Уже в Буффало шел дождь, вКливлэнде он увеличился, в Детройте превратился в чистое наказанье, а вЧикаго сменился свирепым холодным ветром, который срывал шляпы и чуть ли нетушил электрические рекламы. Незадолго до Чикаго, в дожде и тумане, мы увидели мрачное видениеметаллургического завода Гери. Металлургия и непогода вдвоем создали такойансамбль, что мороз подирал по коже. И только на другой день после того, какмы вырвались из Чикаго, мы увидели голубое небо, по которому ветер быстро ибесцеремонно гнал облака. Дорога переменилась - не сама дорога, а все, что ее окружало. Мыпроехали наконец промышленный Восток и очутились на Среднем Западе. Есть три верных приметы, по которым американцы безошибочно определяют, что действительно начался настоящий Запад. С витрин ресторанчиков и аптекисчезают объявления, рекламирующие " хат дог", что означает " горячая собака". " Горячая собака" не так уж далеко отстоит от обыкновенной собаки: этогорячие сосиски. Во всем мире всегда острят насчет сосисок и собачины, нотолько на Востоке Америки эта шутка вошла в обиход, и собака сделаласьофициальным названием сосисок. Вместо " хат дог" рестораны и аптеки выставляют в своих витринахплакаты, рекламирующие чисто западное кушанье: " бар-би-кью" - сандвичи сжареной свининой. Затем, вместо оптимистических " олл райт" и " о'кей" в разговорах жителейЗапада слышится не менее оптимистическое, но чисто местное " ю бет", чтоозначает: " держу пари", но употребляется во всех случаях жизни. Например, если вы для проформы спрашиваете, вкусен ли будет заказанный вами стейк изобеда N 3, девушка с милой улыбкой ответит: - Ю бет! Держу пари! Последняя, самая важная примета-это старые автомобили, - даже нестарые, а старинные. В машинах девятьсот десятого года, на тонких колесах, целыми семьями едут почтенные жители Запада. В старых и высоких фордовскихкупе неторопливо движутся фермеры в синих оверолах, простроченных по швубелыми нитками. Здоровенные лапы фермеров крепко лежат на рулях. Плететсякуда-то семейство негров. Впереди сидит молодой негр, рядом с ним жена. Назаднем сиденье дремлет седая теща, а молодые негритята с невероятнымлюбопытством рассматривают наш желтый нью-йоркский номер. Семья едет, каквидно, далеко, потому что к машине привязаны ведро и деревянная лестница.Высокоухие и долговязые мулы тащат по дороге деревенские фургоны и площадки.Возницы, тоже в оверолах, управляют стоя. Ни разу за всю дорогу мы не виделисидящего в своей повозке погонщика мулов. Это такой стиль - стоять вповозке. Старинных фордов делается все больше. Контуры их старомодны, немножко смешны и в то же время трогательны. В них чувствуется что-топочтенное. Они узенькие, старенькие, но одновременно какие-то прочные. Онивызывают доверие и уважение. Им по двадцать и по двадцать пять лет, а они все идут, возят, работают, честные, дешевые черные кареты. Старик чуть дышит, все в нем трясется, от брезентового навеса осталиськлочья, а от запасного колеса только заржавленный обод, но он движется, делает свое дело, милый и немножко комичный автомобильный ветеран. Мы на Западе. Мы уезжали от зимы и приближались к лету. И мы выигрывалине только во времени года, но и просто во времени, - из атлантического поясамы перешли в центральный и на этом заработали лишний час. Сейчас в Нью-Йоркедесять часов утра, у нас - только девять. По дороге в Сан-Франциско мы ещедва раза отведем часы назад. Из западного пояса мы попадем в горный, а потом- в тихоокеанский. На скрещении трех дорог, против маленького дощатого кафе, объявлявшегокак о новинке, что здесь подается пиво не в бутылках, а в консервных банках, стоял столб, к которому были прикреплены широкие стрелы с названиямигородов. Помимо направления и расстояния, стрелы эти указывали, что наЗападе американцы делают то же самое, что и на Востоке, - выбирают для своихгородов красивые, величественные и знаменитые названия. Приятно было узнатьв этом маленьком городке, что от него до Эдины 42 мили, до Мемфиса - 66, доМексике - 44, а до Парижа всего-навсего 17 миль. Но мы выбрали не Париж и неМемфис. Нам нужен был город Ганнибал. Стрела показывала, что нужно ехатьнаправо и что до Ганнибала остается тридцать девять миль. - Мистеры, - сказал Адамс, - напомните мне, чтоб я рассказал вамвечером про пиво в консервных банках. Это очень, очень интересное дело, сэры. Ровно через тридцать девять миль показался Ганнибал. Чугунная доска, установленная " Историческим обществом штата Миссури" перед въездом в город, извещала, что здесь великий юморист Марк Твен провел свое детство, что вгороде есть домик Марка Твена, парк с видом на реку Миссисипи, памятники, пещеры и так далее. Покуда мы искали ночлег и мистер Адамс узнавал в том доме, который мывыбрали, как идут дела в городе, как здесь отразился кризис и что нашахозяюшка, опрятная старая американка, думает о Рузвельте, - уже стемнело.Осмотр достопримечательностей, рекомендованных " Историческим обществом штатаМиссури", пришлось отложить до утра. Покамест старушка хозяйкараспространялась насчет того, что дела в Ганнибале идут ничего себе и городудоставляют довольно большой доход туристы, приезжающие осматриватьмарк-твеновские реликвии, что кризис в свое время был довольно силен, новсе-таки обошлось гораздо благополучнее, чем на Востоке, и что президентРузвельт очень хороший человек и заботится о бедных людях, - стало ещетемнее. В этот вечер мы успели побывать в музее Марка Твена, помещавшемся наглавной улице. Это был временный музей, устроенный к празднованию столетия со днярождения Марка Твена. Помещался он в здании банка " Ганнибал Траст Компани", лопнувшего как раз незадолго до юбилея. Поэтому фотографии и различныереликвии странно перемешивались здесь с конторскими перегородками истальными запорами банковских кладовых. Над огромной (увы, навекопустевшей! ) несгораемой кассой висело рулевое колесо речного парохода.Точно такое колесо вертел Марк Твен, когда юношей плавал матросом поМиссисипи. Кроме нас, был только еще один посетитель. Судя по его печальномулицу, он, несомненно, состоял в свое время вкладчиком банка " Ганнибал ТрастКомпани" и пришел сюда лишь затем, чтобы еще раз посмотреть навеличественную и совершенно пустую банковскую кассу, где когда-то лежали егоскромные сбережения. На стенах висели фотографии. В особой комнатке стояла привезеннаяспециально к юбилею кровать, на которой умер писатель, всюду лежалирукописи, первые издания его книг, ботиночки, шарфики и черные кружевныевеера той девочки, с которой Твен писал свою Бекки Тачер. В общем, музей былсобран кое-как и особенного интереса не вызывал. Еще имелась в музее гипсовая модель памятника, на постройку которогоуже объявлена национальная подписка. Здесь великий писатель окружен своимигероями. Тут понаставлено пятьдесят, если не больше, фигур. Памятникобойдется в миллион долларов и при такой сравнительно небольшой цене будет, судя по модели, одним из самых безобразных памятников в мире. Мы обедали, вернее - ужинали, в ресторанчике напротив музея. МистерАдамс, который никогда ничего не пил, внезапно потребовал пива. Молодойвэйтер принес две консервных банки, - в таких у нас продается зеленыйгорошек. - Это громадное дело, - сказал мистер Адамс, глядя, как вэйтервскрывает пивные баночки, - и до сих пор, сэры, оно никому не удавалось.Мешал запах жести. Пиво обязательно требует дубовой бочки и стекляннойпосуды. Но вы, мистеры, должны понять, что перевозить пиво в бутылкахнеудобно и дорого. Бутылки занимают слишком много места. Это лишний расходпри перевозке. Недавно нашли такой лак, запах которого в точностисоответствует, как бы сказать, запаху пивной бочки. Между прочим, этот лакискали для нужд одного электрического производства, но вовсе не для пива.Теперь им покрывают внутренность консервных банок и пиво не имеет никакогопостороннего привкуса. Это громадное дело, мистеры! Он даже выпил два бокала пива, которого вообще не любил. Выпил изуважения к технике. Пиво действительно было хорошее. Выйдя утром из туристгауза, мы увидели маленький, старый и совсемнебогатый городок. Он красиво лежит на холмах, спускающихся к Миссисипи.Подъемы и скаты здесь - совсем как в волжском городке, стоящем на высокомберегу. Названий уличек мы не узнавали, но, казалось, они называются так же, как волжские улицы - Обвальная или Осыпная. Вот он какой-город Ганнибал, город Тома Сойера и Гека Финна. Удивительное дело! Город знаменит не производством автомобилей, какДетройт, не бойнями и бандитами, как Чикаго! Его сделали знаменитымлитературные герои " Приключений Тома Сойера", самых милых и веселыхприключений, существовавших когда-либо в мировой литературе. Как и всюду, людей на улицах почти не было. Зато те, которыевстречались, были настоящие твеновские типы - пугливые и добродушные негры, почтенный судья, спозаранку вцепившийся зубами в недорогую сигару, имальчики в бархатных неизносимых штанах, державшихся на бархатных помочах.Собравшись в кучки мальчики во что-то играли. Судя по тому, как ониоглядывались по сторонам, они, может быть, играли на деньги. Улица, где провел детство Марк Твен, тогда еще босоногий Сэм Клеменс, сохранилась почти в полной неприкосновенности. Над входом в домик писателявисит круглый белый фонарь с надписью: " Дом Марка Твена". Кстати, американцыговорят не Твен, а Твейн, и не Том Сойер, а Там Сойер. И даже самыйсерьезный, самый деловитый американец, когда говорят об этомвсемирно-знаменитом мальчишке, начинает улыбаться, глаза у него добреют. В домике живут две бедные, почти нищие старушки, дальние родственницысемьи Клеменсов. Они такие старые и тощие, что колеблются, как былинки. Вэтом домике опасно вздохнуть, - можно выдуть старушек в окно. В двух комнатках первого этажа тесно и пыльно. Нет, мистерКлеменс-старший, папа Марка Твена, хотя и был редактором местнойганнибальской газеты, но жил чрезвычайно скромно. Стоят кресла с вылезшиминаружу пружинами и трясущиеся столики с фотографиями. - На этом кресле, - сказала одна из старушек, - сидела тетя Полли, а вэто окошко выскочил кот Питер, после того как Том Сойер дал ему касторки. Аза этим столом сидела вся семья, когда все думали, что Том утонул, а он вэто время стоял вот здесь и подслушивал. Старушка говорила так, как будто бы все, что рассказал Твен в " ТомеСойере", точно происходило в действительности. Кончила она тем, чтопредложила купить фотографии. Старушки существуют единственно этим. Каждыйиз нас взял по полдолларовой фотографии. - К нам так редко приходят, - со вздохом сказала старушка. В комнате, ближайшей к выходу, висела на стене мемориальная доска сизображением писателя и идеологически выдержанной подписью, составленнойместным банкиром - бескорыстным почитателем Марка Твена. " Жизнь Марка Твена учит, что бедность есть скорее жизненный стимул, чемзадерживающее начало". Однако вид нищих, забытых старушек красноречиво опровергал эту стройнуюфилософскую концепцию Рядом с домом стоял маленький обыкновенный забор. Но бойкое" Историческое общество штата Миссури" уже успело укрепить на нем чугуннуюдоску, гласящую, что это - заместитель того забора, который Том Сойерразрешил покрасить своим друзьям в обмен на яблоко, синий стеклянный шарик ипрочие прекрасные предметы Вообще " Историческое общество штата Миссури" действует чистопо-американски. Все точно и определенно. Пишется не " Вот дом, в котором жиладевочка, послужившая прообразом Бекки Тачер из " Тома Сойера". Нет, это былобы, может быть, и правдиво, но слишком расплывчато для американскоготуриста. Ему надо сказать точно - та эта девочка или не та. Ему и отвечают" Да, да, не беспокойтесь, та самая. Вы не тратили напрасно газолин и времяна поездку. Это она и есть" И вот у домика, стоящего напротив жилья старого Клеменса, висит ещеодна чугунная доска - " Здесь был дом Бекки Тачер, первой любви Тома Сойера". Старушки продали нам несколько фотографий. На одной была изображенасама Бекки Тачер в старости. Она вышла замуж, кажется, за адвоката.Незадолго до своей смерти Марк Твен приезжал в Ганнибал и сфотографировалсявместе с ней. Большая фотография этих двух стариков висит в музее строгательной подписью: " Том Сойер и Бекки Тачер". На другой фотографии представлен индеец, выведенный Твеном под именем" индейца Джо". Этот снимок сделан в 1921 году. Индейцу тогда было сто лет.Так по крайней мере утверждает город Ганнибал. В заключение мы отправились к Кардифскому холму, где стоит один изсамых редких памятников в мире - памятник литературным героям. Чугунные ТомСойер и Гек Финн отправляются куда-то по своим веселым делишкам. Недалеко отпамятника играли довольно взрослые мальчишки. Они ничем не отличались отсвоих чугунных прообразов. Веселый крик стоял у подножья памятника. Было еще довольно рано, когда мы покинули Ганнибал. По дороге во весьдух летели заспанные коммивояжеры. Днем они работают, вечером отсыпаются, аночью переезжают с места на место. Ночью дорога пуста, и эти демоныкоммерции имеют возможность мчаться полным ходом. Мы катили между сжатыми полями кукурузы и пшеницы, мимо красныхфермерских амбаров и дворов, где металлические ветряки качают воду изколодцев, и к середине дня достигли города Канзаса. Грубо говоря, Канзаснаходится в центре Америки. Отсюда приблизительно одинаковое расстояние и доНью-Йорка, и до Сан-Франциско, и до Нью-Орлеана, и до канадской границы. Итак, мы были в центре Соединенных Штатов, в центре прерий, в городеКанзасе, расположенном на реке Миссури. Что может быть более американским, чем такое место? Тем не менее хозяин ресторанчика, куда мы вбежали наминуту, чтобы согреться чашкой кофе, оказался бессарабским евреем из городаБендеры. Микроскопическая масонская звездочка сверкала в петлице егопиджака. Бендеры, Миссури, Бессарабия, масонство-тут было от чегозакружиться голове! Он вытащил из кармана коричневые маленькие фотографии и показал их нам.Это были его родственники, которые остались в Вендорах, - два провинциальныхмолодых человека, нежные курчавые головы которых подпирали стоячиеворотники. Заодно хозяин ресторана показал и свою масонскую карточку.Фамилия нашего вольного каменщика была Морген, и он приехал в Америкутридцать лет тому назад. - Морген, - повторил он, - вы, наверно, слышали - гут морген. Так этовот я и есть. Почти Морган! - Где же ваши пятьдесят тысяч долларов, мистер Морган? - весело спросилАдамс. - Какие пятьдесят тысяч долларов? - удивился хозяин. - Но, но, сэр, не говорите так - " какие"! Ваши! Ваши пятьдесят тысячдолларов! Вы ведь приехали в Америку зарабатывать деньги! Где они, этиденьги? - В банке! - с мрачным юмором ответил мистер Морген. - Там они всележат, до одной копеечки, только не на мое имя. В его потрепанной годами и борьбой фигуре, в его отчаянном юморе что-топоказалось нам знакомым. Уже потом, уносясь по дороге в Амарилло, шгатТехас, мы вспомнили, на кого похож наш бендерский масон. В тысяча девятьсот тридцать третьем году мы были в Афинах.Распространяться о том, как мы бегали смотреть Акрополь и прочие древности, долгая история. Но один случай надо рассказать, Томимые школьными воспоминаниями, мы решили поехать из Афин в Марафон.Нам рассказали, как это сделать. Надо пойти на площадь, откуда отправляютсямарафонские автобусы, там купить билеты и ехать, - вот и все. Мы бодродвинулись в путь и где-то, уже у самой площади, заблудились. Парикмахер, укоторого мы спросили дорогу, бросил брить клиента и вышел на улицу, чтобыобъяснить нам, как лучше пройти. Клиент тоже вышел из заведения и, несмущаясь тем, что был в мыле, принял участие в выработке маршрута для нас.Понемножку собралась небольшая толпа, в центре которой мы застенчивопереминались, сами уже смущенные вызванным нами ажиотажем. Под конец дляверности нам дали в провожатые пятилетнего мальчика. Мальчик по-гречески называется " микро". Микро вел нас, время от времениманя пальцем и благожелательно раздвигая свои толстые алжирские губы. На площади мы увидели старые автобусы, к задку которых веревками былипривязаны потертые чемоданы. Это были марафонские автобусы. Нам сразу сталаясна вздорность и скука нашей затеи. Не сказав друг другу ни слова, мырешили отказаться от поездки. Микро получил пять драхм за беспокойство, а мыотправились в кофейню, расположенную напротив автобусной остановки, отдохнуть и выпить замечательного греческого кофе. Четыре красивых и бедно одетых молодых бездельника играли в карты навойлочном коврике, покрывавшем мраморный столик. За стойкой находилсяхозяин, опустившийся человек. Он был в жилетке, но без воротничка. Выбрит, но не причесан. В общем, это был человек, который уже ни на что не обращалвнимания - тянет свою лямку. Есть посетители - хорошо, нет - тоже не беда.Все равно ничего особенного в жизни уже не произойдет. Он равнодушно принялу нас заказ и ушел за стойку варить кофе. И тут мы увидели висящий на стенке фотографический портрет хозяина вмолодости. Круглая энергическая голова, победоносный взгляд, усы, подымающиеся к самому небу, мраморный воротничок, вечный бантик, сила иблеск молодости. Ах, сколько нужно было лет, сколько потребовалось неудач вжизни, чтобы такого усача-афинянина привести в то жалкое состояние, вкотором застали его мы. Просто страшно было сравнивать портрет с егохозяином. Не надо было никаких объяснений. Вся жизнь неудачливого грека былаперед нами. Вот что напомнил нам мистер Морген, бессарабец, еврей и масон идКанзас-сити.
