Глава двадцать вторая. САНТА-ФЕ
Собственно говоря, до сих пор неизвестно, чем мы руководствовались, выбирая отель в новом для нас городе. Обычно, мы неторопливо катили поулицам, молча пропускали несколько отелей, как будто знали о них что-топлохое, и так же молча, без предварительного уговора, останавливались уследующего отеля, как будто знали о нем что-то хорошее. Неизвестно, что тутиграло большую роль - наше писательское чутье или опытность старогопутешественника, мистера Адамса, но отель всегда удовлетворял нашимтребованиям. Вероятно, отвергнутые отели оказались бы не хуже.Четырехдолларовый номерок на двоих, хорошие, упругие кровати с несколькимиодеялами и плоскими, как доллар, подушками, ванная комната с белым мозаичнымполом и вечно шипящее центральное отопление. Зато нам было точно известно, что скромные путешественники не должныселиться в отелях под названием " Мэйфлауэр". " Мэйфлауэр" назывался корабль, на котором прибыли в Америку первые переселенцы из Англии, и такое названиеобыкновенно дается самому дорогому отелю в городе. В Санта-Фе мы остановились в отеле " Монтезума". Когда мы вступили в холл " Монтезумы", несколько американцев, развалившихся в качалках с газетами в руках, жадно на нас посмотрели. Вглазах у них горело неистребимое желание поговорить с кем-нибудь, поболтать, потрепаться. Как ни странно, но в занятой, сверхделовой Америке такие людиесть. Большей частью это уже не молодые мистеры в приличных костюмчикахприличного докторского цвета. То ли они уже достаточно заработали долларов, то ли потеряли надежду их заработать, во всяком случае времени у них много, и, раскачиваясь в гостиничных качалках, они жадно подстерегают жертву. Недай боже зацепить такого мистера неосторожным вопросом. Он не выпуститсобеседника несколько часов подряд. Крикливым голосом американскогооптимиста он будет рассказывать ему все, что только знает. И в каждой егофразе будет - " шур! ", что значит " конечно! ", или " шурли! ", что тоже значит" конечно! ", или " оф корс! ", что тоже значит " конечно! ". Кроме того, почтя вкаждой фразе обязательно будет слово " найс! " - " прелестно! ". Мы быстро проскользнули мимо людей в качалках, умылись и вышли наулицу, чтоб поискать местечко, где бы поужинать. В действиях этого рода у нас наблюдалась большая систематичность, чем впоисках отеля. За полтора месяца жизни в Штатах нам так надоела американскаякухня, что мы согласны были принимать внутрь любые еды - итальянские, китайские, еврейские, лишь бы не " брекфест намбр ту" или " динер намбр уан", лишь бы не эту нумерованную, стандартизованную и централизованную пищу.Вообще если можно говорить о дурном вкусе в еде, то американская кухня, безусловно, является выражением дурного, вздорного и эксцентрического вкуса, вызвавшего на свет такие ублюдки, как сладкие соленые огурцы, бэкон, зажаренный до крепости фанеры, или ослепляющий белизной и совершеннобезвкусный (нет, имеющий вкус ваты! ) хлеб: Поэтому мы с нежностью посмотрели на светящуюся вывеску " ОриджинэлМексикал Ресторан" - " Настоящий мексиканский ресторан". Вывеска сулилаблаженство, и мы быстро вошли внутрь. На стенах ресторана висели грубые и красивые мексиканские ковры, официанты были в оранжевых рубашках из шелка и сатанинских галстуках цветапечени пьяницы. Очарованные этой, как говорится, оргией красок, мыбеззаботно чирикали, выбирая себе блюда. Заказали суп, название которогосейчас уже забылось, и какую-то штучку, называвшуюся " энчалада". Название супа забылось, потому что уже первая ложка его выбила изголовы все, кроме желания схватить огнетушитель и залить костер во рту. Чтоже касается " энчалады", то это оказались длинные аппетитные блинчики, начиненные красным перцем, тонко нарезанным артиллерийским порохом и политыенитроглицерином. Решительно, сесть за такой обед без пожарной каски наголове - невозможно. Мы выбежали из " Ориджинэл Мексикал Ресторана" голодные, злые, гибнущие от жажды. Через пять минут мы уже сидели в аптеке, самойнастоящей американской " драгстор", и ели (о, унижение! ) централизованную, стандартизованную и нумерованную пищу (которую проклинали всего лишь полчасаназад), выпив предварительно по десяти бутылочек " джинджер-эйла". Еле волоча ноги после этих ужасных приключений, мы отправились гулятьпо Санта-Фе. Американский кирпич и дерево исчезли. Тут стояли испанские домаиз глины, подпертые тяжелыми контрфорсами, из-под крыш торчали концыквадратных или круглых потолочных балок. По улицам гуляли ковбои, постукиваявысокими каблучками. К подъезду кино подкатил автомобиль, из него вышлииндеец с женой. На лбу индейца была широкая ярко-красная повязка. На ногахиндеанки видны были толстенные белые обмотки. Индейцы заперли автомобиль ипошли смотреть картину. На высокой эстраде магазина для чистки обуви сиделичетыре американских мальчика с прилизанными прическами. Им было лет потринадцати - четырнадцати, и вид у них был чрезвычайно независимый. Мистер Адамс долго смотрел на мальчиков и наконец, назвав их " сэрами", осведомился о том, что они предполагают делать сегодня вечером. - Мы чистим ботинки, - сказал один из мальчиков, - потому что идемтанцевать. Больше ничего из молодых сэров не удалось выдоить, и мы отправились всвой отель, где шипящее отопление нагрело воздух в наших комнатах додвадцати пяти градусов. В области температур американцы склонны к крайностям. Работают вчересчур натопленных помещениях и пьют чересчур холодные напитки. Все, чтоне подается горячим, подается ледяным. Середины нет. Жара в номере и не совсем еще потушенное пламя энчалады привели к тому, что утром мы встали высушенные, хорошо прокаленные, готовые к дальнейшимприключениям. Санта-Фе - столица штата Нью-Мексико, самого молодого штата СоединенныхШтатов Америки. Столица самого молодого штата - один из самых старыхамериканских городов. Однако, помимо нескольких действительно старинныхзданий, все остальные дома в городе - чистенькие, новенькие, построенные встиле старых испанских миссий. Весь город какой-то искусственный, как будтосделанный для американских туристов. В длинном здании старого губернаторского дворца помещается теперь музейНью-Мексико, экспонаты которого дают довольно хорошее представление обиндейской, испанской и мексиканской материальной культуре. Древностей уамериканцев очень мало; они увлечены ими, тщательно их охраняют и не смотрятна туристов, интересующихся древностями, как на доходную статью. О, вамбудут показывать без конца, объяснять, снабдят печатными, прекрасноизданными материалами! Все это бесплатно. И за самый вход в музей платы неберут. За городом, среди суровых красных холмов стоит превосходное зданиеРокфеллеровского института антропологии. Институт содержится на средстваодного из сыновей Рокфеллера. Но что было бы, если бы сын Рокфеллера неувлекался антропологией? На это, пожалуй, не ответил бы сам вице-директоринститута, мистер Чэпмен, который знакомил нас с работой института. Показав отлично организованные хранилища, где на тонких металлическихполках были аккуратно расставлены богатые коллекции расписной индейскойпосуды; кладовые, где лежат индейские ковры и ткани, для сохранения которыхподдерживается особая температура; лаборатории, в которых молодые ученыезадумчиво сидят над обыкновенными с виду камнями, - показав нам все это, мистер Чэпмен, человек с великолепным, энергичным и тощим американским лицомсказал: - Индейцам суждено исчезнуть. Мы прекрасно их изучаем, но очень малоделаем для того, чтобы они сохранились как народ. В кафедральный собор мы попали к часу дня, но патер был так любезен, что немножко отложил свой обед. Он отпер собор, быстро и ловко преклонилколени и, поднявшись, повел нас смотреть стену с замечательными испанскимискульптурами. Мы стояли в запыленной кладовочке, где в беспорядке, какпопало, на полках, на полу и шкафах стояли деревянные фигуры Иисусов, богородиц и святых. Фигуры были сделаны примитивно и бесподобно. Этираскрашенные и позолоченные маленькие статуи поражали своим католическимвеликолепием. Узнав, что мы приехали из Советского Союза, патер сделался ещелюбезнее. - Я тоже коммунист, - сказал он, - но, конечно, не такой, как вы.Христос был больше чем человек. Поэтому он поступает не так, как поступаютлюди. И мы не можем об этом рассуждать. Настоятелем старинной церкви святого Мигуэля, построенной в тысячапятьсот сорок первом году, оказался француз из францисканских монахов. Унего дело было поставлено на коммерческую ногу. Первым долгом он взял с насза осмотр по семьдесят пять центов. Само здание церкви очень старо, но всескульптуры новые, фабричной немецкой работы. Алчному настоятелю они, однако, нравились, и он усердно приглашал нас ими любоваться, из чего можно былозаключить, что в искусстве почтенный францисканец ничего не смыслил. Он тоже спросил нас, откуда мы приехали, но не стал говорить обубеждениях. Сказал только, что их францисканский орден теперь никакой работыв России не ведет, и предложил купить открытки с цветными видами церквисвятого Мигуэля. Вернувшись в отель, мы принялись разбирать кипы набранных намирекомендательных писем и освобождаться от тех, которые мы не использовали иуже не используем. Из пачки писем, которые мы получили от знакомогонью-йоркского писателя, одно, адресованное к известному американскому поэтуУитер Бинеру, было нам нужно сегодня, штук двенадцать были адресованы вместа, куда мы еще только попадем, и три письма нам уже не были нужны. Так как рекомендательные письма не запечатываются, то, прежде чем ихуничтожить, мы мельком их проглядели. Письма были очень сердечные, мыобрисовывались в них с наилучшей стороны, но почему-то во всех трех мы былирекомендованы как страстные поклонники Марка Твена. Мы долго не моглисообразить, что натолкнуло доброго писателя выделить эту подробность в нашихбиографиях. Наконец мы вспомнили, что рассказывали однажды ему, как мы былив городе Гартфорде, штат Коннектикут, где Марк Твен жил в те годы, когда былуже знаменит и состоятелен. Мы описывали ему чудный, спокойный особнякТвена, который стоял рядом с домом Бичер-Стоу, написавшей " Хижину дядиТома", рассказывали, что в этом доме сейчас находится библиотека и что настенках библиотеки мы увидели подлинники знакомых с детства иллюстраций к" Принцу и нищему". Мы не бог весть как замечательно говорим по-английски, и, может быть, из-за этого разговор сопровождался энергичной жестикуляцией, которая могласоздать у нью-йоркского писателя впечатление, что мы являемся фанатическимипоклонниками Марка Твена. Захватив с собой рекомендательное письмо, мы отправились к УитерБинеру. На улицах Санта-Фе можно иногда увидеть индейцев племени пуэбло, которые пришли из своей деревни, чтобы продать ковер или чашку. Индейцыприходят и в музей, где покупают их миски и тонкие акварельные рисунки, необыкновенно точно изображающие военные танцы. Костюмы, украшения и оружиевоспроизведены с научной добросовестностью, и эти акварели могут служитьучебным пособием при изучении индейской культуры. Мистер Уитер Бинер живет в доме, который от фундамента до крыши набитиндейскими коврами, посудой и серебряными украшениями. Это настоящий музей. Когда американский поэт прочел рекомендательное письмо, лицо егоозарилось радостной улыбкой. - Друг пишет мне, - сказал он, - что вы безумные почитатели МаркаТвена. Мы переглянулись. - Это замечательно, - продолжал поэт. - Я лично был дружен с Твеном имогу доставить вам сейчас большое удовольствие. Твен подарил мне когда-тосвою фотографию со стихотворным посвящением. Это очень редкая вещь - стихиМарка Твена, и вам как его страстным поклонникам будет интересно прочестьих. И он потащил нас на лестницу, все стены которой были увешаныфотографиями американских и неамериканских писателей. Мы добросовестнопосмотрели портрет Твена и выслушали стихотворное посвящение. Мы провели у мистера Бинера очень интересный вечер и точно узнали отнего, куда именно нам надо завтра отправиться, чтобы посмотреть индейцев. Мистер Бинер сказал нам, что в Санта-Фе, расположенном в центре трехстаринных цивилизаций - индейской, испанской и мексиканской, - живет многописателей, художников и поэтов. Они бегут сюда от современной Америки. НоАмерика гонятся за ними. Вслед за поэтами и художниками в Санта-Фе ринулисьмиллионеры. Они понастроили себе вилл и тоже вдыхают запахи древнихцивилизаций, предварительно напитавшись вполне современными долларами. Здесь живет и Мак-Кормик, известный промышленник, у которого было многопредприятий в старой России. Недавно он поехал в Советский Союз как турист, пробыл одиннадцать дней и, вернувшись, читал в Санта-Фе лекцию о своейпоездке, в которой больше всего сообщалось об " Интуристе", потому что застоль краткий срок он ни с чем больше не успел ознакомиться. - Тут уже собралось столько миллионеров, - сказал Уитер Бинер, - чтопора переезжать куда-нибудь в другое место. Впрочем, они и туда наедут. Отних нет спасения.
