Глава двадцать пятая. ПУСТЫНЯ
Америка готовилась к рождеству. В маленьких городках уже сияли передмагазинами разноцветные электрические лампочки картонных елок, надетых науличные фонари. Традиционный Санта Клаус, добрый рождественский дед сбольшой белой бородой, разъезжал по улицам в раззолоченной колеснице.Электрические вентиляторы выбрасывали изнутри колесницы искусственный снег.Хоры радиоангелов исполняли старые английские песни. Санта Клаус держал вруках плакат универсального магазина: " Рождественские подарки - в кредит".Газеты писали, что предпраздничная торговля идет лучше, чем в прошлом году. Чем дальше мы подвигались по направлению к Калифорнии, чем жарчестановилось солнце, а небо чище и голубее, тем больше было искусственногоснега, картонных елей, седых бород, тем шире становился кредит на покупкурождественских подарков. Мы переехали границу Аризоны. Резкий и сильный свет пустыни лежал напревосходной дороге, ведущей во Флагстаф. Надоедливые рекламные плакатыпочти исчезли, и только изредка из-за кактуса или пожелтевшего" перекати-поле" высовывался на палочке нахальный плакатик " Кока-кола".Газолиновые станции попадались все реже. Зато шляпы редких здесь жителейстановились все шире. Мы еще никогда не видели и, вероятно, не увидим такихбольших шляп, как в Аризоне, стране пустынь и кэньонов. Едва ли можно найти на свете что-либо величественнее и прекраснееамериканской пустыни. Целую неделю мы мчались по ней, не уставаявосхищаться. Нам повезло. Зима в пустыне - это то же светлое и чистое лето, только без удручающей жары и пыли. Край, в который мы заехали, был совершенно глух и дик, но мы нечувствовали себя оторванными от мира. Дорога и автомобиль приблизилипустыню, сдернули с нее покрывало тайны, не сделав ее менее привлекательной.Напротив того - красота, созданная природой, дополнена красотой, созданнойискусными руками человека. Любуясь чистыми красками пустыни, со сложноймогучей архитектурой, мы никогда не переставали любоваться широким ровнымшоссе, серебристыми мостиками, аккуратно уложенными водоотводными трубами, насыпями и выемками. Даже газолиновые станции, которые надоели на Востоке иСреднем Западе, здесь, в пустыне, выглядели гордыми памятникамичеловеческого могущества. И автомобиль в пустыне казался вдвое красивей, чемв городе, - его обтекаемая полированная поверхность отражала солнце, а теньего, глубокая и резкая, властно лежала на девственных песках. Дороги в пустыне - вероятно, одно из самых замечательных достиженийамериканской техники. Они так же хороши, как и в населенных местах. Те жечеткие и ясные желто-черные таблицы напоминают о поворотах, узких мостах изигзагах. Те же белые с черной каемкой знаки указывают номера дорог, адеревянные стрелы с названиями городков - расстояние до этих городков. Впустыне есть также особые дорожные сооружения, которые встречаются довольночасто и называются " каттл гард". Огромные земельные участки скотоводовотделены друг от друга колючей проволокой, чтобы скот не переходил с участкана участок, чтобы не было тяжб и живописным ковбоям не приходилось пускать вход свои кольты. Но как сделать, чтобы скот не переходил с участка научасток через шоссе? Ведь шоссе не перегородишь колючей проволокой! И вотнекий безымянный изобретатель додумался. Проволока доходит до шоссе. Здесьна дороге лежит металлическая решетка, покрывающая канаву. Автомобилям этонисколько не мешает, а коровы боятся, что их ноги провалятся сквозь прутья, и поэтому воздерживаются от нежелательных экскурсий в чужие участки.По-американски просто! В Америке путешественника не угнетают обычные дорожные сомнения: " Гдемы сейчас? Найдем ли мы ночлег? Не врет ли спидометр? Уж слишком мызабрались на Запад, - не пора ли передвинуть стрелку часов? " Нет.Путешественника не волнует вопрос о ночлеге. Он привык к тому, что на дорогеего поджидают кэмпы, то есть лагери, состоящие из нескольких маленькихдомиков (в каждом домике - комната, душ и газовая кухня, а рядом с домиком -гараж). Ежедневно на дороге можно встретить на маленьком столбике плакат: " Через полмили - проверка спидометра". И действительно, через полмили стоитновый столбик. И от этого столбика до следующего будет пять миль, и выможете проверить правильность своего спидометра-прибора, отмечающегопройденное расстояние. Встретится вам и совсем уже заботливый плакат: " Порапередвинуть стрелку часов". А на вопрос: " Где мы сейчас? " - есть точный, даже несколько торжественный ответ: " Покидаете Нью-Мексико. Въезжаете в Аризону". Звучит это так, как будто вы покидаете землю и въезжаете на небо. Мы весело катили по пустыне, совершенно позабыв о вчерашних ужасах. Ужеказалось невероятным, что на свете существуют грязь, снег и холод. МистерАдамс, хорошенько выспавшийся в Галлопе и основательно закусивший на дорогу, чувствовал себя великолепно. Он был полон идей и томился желаниемпоговорить. Мы перебрали десяток тем; выслушали мысли мистера Адамса оположении в Германии после фашистского переворота, о состоянии школьногодела в Америке и о шансах Рузвельта на новых выборах. Но мистеру Адамсу всего этого казалось мало. Он нетерпеливо поглядывална дорогу в надежде увидеть человека с поднятым кверху пальцем. Навстречумашине летел красный придорожный песок. Людей в пустыне не было. Но тутмистеру Адамсу пришла на помощь природа, которой он и отдал весь распиравшийего запас чувств. Мы проезжали " painted desert" - " окрашенную пустыню". До самого горизонта, подобно штормовому океану, волны которого внезапноокаменели, тянулись гладкие песчаные холмы. Они налезали друг на друга, образовывали гребни и жирные круглые складки. Они были чудесно и яркораскрашены природой в синий, розовый, красно-коричневый и палевый цвета.Тона были ослепительно чисты. Слово " пустыня" часто употребляют как символ однообразия. Американскаяпустыня необычайно разнообразна. Через каждые два-три часа внешность пустыниизменялась. Пошли холмы и скалы, имеющие форму пирамид, башен, лежащихслонов, допотопных ящеров. Но впереди нас ожидало нечто еще более замечательное. Мы въезжали в огороженный колючей проволокой заповедник окаменевшеголеса. Сперва мы не заметили ничего особенного, но вглядевшись попристальнее, увидели, что в песке и щебне торчат пни и лежат стволы деревьев. Подойдяпоближе, мы рассмотрели, что и щебень представлял собою мелкие частицыокаменевшего леса. На этом месте несколько десятков миллионов лет тому назад рос лес. Не" так давно лес этот нашли в виде поваленных окаменевших стволов. Это порази-тельное зрелище - посреди пустыни в великой тишине лежат стволы деревьев, сохранившие внешность самых обыкновенных древесных стволовкрасно-коричневого цвета. Миллионы лет шел процесс замены частиц деревачастицами соли, извести, железа. Деревья приобрели твердость мрамора. В заповеднике выстроен маленький музей, где препарируют чурбанчикиокаменевшего дерева. Их распиливают, полируют. Поверхность среза, сохраняявсе линии дерева, начинает сверкать красными, синими и желтыми жилками. Неттаких мраморов и малахитов, которые могли бы соперничать по красоте сотполированным окаменевшим деревом. В музее нам сказали, что этим деревьям сто пятьдесят миллионов лет.Самому музею было, вероятно, не больше года. Это было маленькое, но вполнесовременное здание с металлическими рамами окон и дверей, с водопроводом, сгорячей и холодной водой. Выйдя из такого зданьица, ожидаешь найти здесьметрополитен, аэропорт и универсальный магазин, а находишь сразу же, безмалейшего перехода, пустыню на несколько сотен миль. Заповедник окаменевшего леса тщательно охраняется, с собою нельзя братьни одной песчинки. Но только мы выбрались за пределы заповедника, какувидели газолиновую станцию, обнесенную забором из наваленных кое-какокаменевших деревьев. Тут же шла бойкая торговля кусочками дерева попятнадцати центов и выше. Какой-то кустарь-одиночка с мотором (гудевшим навсю пустыню) лихорадочно выделывал сувениры - брошки и браслеты, пилил, точил и полировал. Стоило ли лежать столько миллионов лет, чтобыпревратиться в некрасивую брошку с надписью: " На добрую память". Мы уложили в автомобиль несколько кусочков дерева и, живо представляясебе, как в скором времени они поедут в чемоданах через океан, двинулись впуть. Неподалеку от заводика, у края дороги, подняв кверху большой палец, стоял человек с чемоданчиком. Мы уже говорили о том, что американцы очень общительны, доброжелательныи всегда готовы услужить. Когда вам оказывают помощь, ну, скажем, вытаскивают из канавы ваш автомобиль, то делается это просто, скромно, быстро, без расчета на благодарность, даже словесную. Помог, отпустил шуткуи отправился дальше. Поднятый большой палец, как известно, обозначает просьбу подвезти. Этотсигнал сделался такой же неотъемлемой частью американского автомобилизма, как дорожные знаки, указывающие поворот, или предел скорости, илипересечение с железной дорогой. Для писателя, ловца душ и сюжетов, такой обычай представляет большиеудобства. Герои сами лезут к вам в автомобиль и сразу же охотно выкладываютисторию своей жизни. Мы остановились. Человеку с чемоданчиком надо было попасть в Сан-Диэго, Калифорния. До Флагстафа нам было по пути. Новый спутник влез в машину, положил на колени свой багаж и, дождавшисьвопроса о том, кто он такой и откуда едет, принялся рассказывать. Он родом из штата Массачузетс. Там работал всю жизнь, был слесарем.Пять лет назад переехал в другой город, сразу потерял работу, и на этомкончилась его старая жизнь. Началась новая, к которой он никак не можетпривыкнуть. Все время он ездит в поисках какого-нибудь дела. Много раз онпересек страну от океана до океана, но работы не нашел. Иногда его берут вавтомобиль, однако чаще он ездит с бродягами в товарных вагонах. Этобыстрее. Но он сам не бродяга. Он несколько раз с упорством повторил это.Видимо, его уже не раз принимали за бродягу. Пособия ему не дают, потому что у него нет постоянного местажительства. - Я очень часто встречаю таких вот людей вроде меня, - сказал он, - исреди них есть даже люди с высшим образованием - доктора, юристы. С однимтаким доктором я очень подружился, и мы скитались вместе. Потом мы решилинаписать книгу. Мы хотели, чтобы весь мир узнал, как мы живем. Мы сталикаждый день записывать все, что видели. У нас было уже много написано. Яслышал, что если выпустить книгу, то за это хорошо заплатят. Однажды мыпопали в штат Небраска. Здесь нас поймали в вагоне, нашли у нас рукопись, разорвали ее, а нас побили и выбросили вон. Вот так я живу. Он не жаловался. Он просто рассказывал. С тою же простотой, с какоймолодой солдат морской пехоты рассказывал о том, как они с приятелемпознакомились в Чикаго с какими-то девушками и неожиданно застряли нанеделю. Моряк не хвастался, безработный не искал сочувствия. Человек выпал из общества. Естественно, он находит, что общественныйстрой надо изменить. Что же надо сделать? - Надо отобрать у богатых людей их богатства. Мы стали слушать его еще внимательней. Он сердито ударил большимгрязным кулаком по спинке сиденья и повторил: - Отобрать деньги! Да, да! Отобрать деньги и оставить им только по пятьмиллионов! Безработным дать по кусочку земли, чтоб они могли добывать хлеб иесть его, а им оставить только по пять миллионов. Мы спросили, не много ли это - по пять миллионов. Но он был тверд. - Нет, надо им все-таки оставить по пять миллионов. Меньше нельзя. - Кто же отберет эти богатства? - Отберут! Рузвельт отберет. Пусть только выберут второй разпрезидентом. Он это сделает. - А если конгресс не позволит? - Ну, конгресс согласится! Ведь это справедливая штука. Как же можно несогласиться? Тут дело ясное. Он был так увлечен этой примитивной идеей, ему так хотелось, чтобывдруг, сама собой, исчезла несправедливость, чтобы всем стало хорошо, чтодаже не желал думать о том, как все это может произойти. Это был настоящийребенок, которому хочется, чтобы все было сделано из шоколада. Ему кажется, что стоит только попросить доброго Санта Клауса, как все волшебно изменится.Санта Клаус примчится на своих картонных, посеребренных оленях, устроиттеплую снежную пургу - и все образуется. Конгресс согласится. Рузвельтвежливо отберет миллиарды, а богачи с кроткими улыбками эти миллиардыотдадут. Миллионы американцев находятся во власти таких детских идей. Как на веки вечные избавиться от кризиса? О, это совсем не так трудно. Государство должно давать каждому старику, достигшему шестидесяти лет, по двести долларов в месяц, с условием, чтобыэти деньги он обязательно тратил. Тогда покупательная способность населениявозрастет в неслыханных размерах и кризис немедленно кончится. Заодностарики будут замечательно хорошо жить. Все ясно и просто. Как все этосделается, - не так уж важно. Старикам до такой степени хочется получить подвести долларов в месяц, а молодым так хочется, чтобы кризис кончился и онинаконец получили бы работу, что они с удовольствием верят всему. Таунсенд, изобретатель этого чудодейственного средства, в самый короткий срок завоевалмиллионы горячих приверженцев. По всей стране созданы таунсендовские клубы и комитеты. И так каквыборы президента приближаются, то таунсендовская идея обогатилась новойпоправкой. Теперь предлагают выдавать по двести долларов каждому человеку, достигшему пятидесяти пяти лет. Гипноз простых цифр действует с невероятной силой. В самом деле, какойребенок не мечтал о том, как было бы хорошо, если бы каждый взрослый дал емупо копейке. Взрослым это ничего не стоит, а у него, ребенка, была бы кучаденег. Здесь не говорится ни о передовых американских рабочих, ни орадикальной интеллигенции. Речь идет о так называемом среднем американце -главном покупателе и главном избирателе. Это простой, чрезвычайнодемократический человек. Он умеет работать и работает много. Он любит своюжену и своих детей; слушает радио, часто ходит в кино и очень мало читает.Кроме того, он очень уважает деньги. Он не питает к ним страсти скупца, оних уважает, как уважают в семье дядю - известного профессора. И он хочет, чтобы в мире все было так же просто и понятно, как у него в доме. Когда ему продают комнатный рефрижератор, или электрическую плиту, илипылесос, то продавец никогда не пускается в отвлеченные рассуждения. Онточно и деловито объясняет, сколько центов в час будет стоить электрическаяэнергия, какой придется дать задаток и какая получится от всего этогоэкономия. Покупатель хочет знать цифры, выгоду, выраженную в долларах. Таким же способом ему продают политическую идею. Ничего отвлеченного, никакой философии. Он дает голос, а ему обещают двести долларов в месяц илиобещают уравнять богатства. Это - цифры. Это понятно. На это он пойдет. Он, конечно; будет очень удивлен, когда заметит, что эти идеи работают совсем нетак добросовестно, как рефрижератор или пылесос. Но сейчас он еще верит вних. Во Флагстафе мы попрощались с нашим попутчиком. Когда он вылез из автомобиля, мы увидели, до какой степени бедностидошел этот человек. Его дрянное пальто было в пуху, зеленоватые щеки былидавно не бриты, а в ушах скопилась пыль Пенсильвании, Канзаса, Оклахомы.Когда он прощался, на его скорбном лице появилась оптимистическая улыбка. - Скоро все пойдет хорошо, - сказал он. - А им - по пять миллионов, ини цента больше. Когда мы выезжали из Флагстафа, держа путь на Грэнд-кэньон, мистерАдамс сказал: - Ну, как вы думаете, почему этот несчастный человек все-таки хочетоставить миллионерам по пяти миллионов? Не знаете? Ну, так я вам скажу. Вглубине души он еще надеется, что сам когда-нибудь станет миллионером.Американское воспитание - это страшная вещь, сэры!
