Глава тридцатая. РЕКОРД МИССИС АДАМС
На границе Калифорнии нас остановили у инспекторской станции, обсаженной небольшими кактусами, и обыскали автомобиль. В Калифорнию нельзя провозить ни фруктов, ни цветов. Калифорнийцыбоятся, что в их штат могут занести бактерии, вызывающие болезни растений.Инспектор наклеил на ветровое стекло нашего кара ярлык с изображениемнеестественно синих далей и зеленых пальм, и мы очутились в Калифорнии, в" Золотом штате". Однако, проехав инспекторский домик, никаких пальм мы не нашли.Продолжалась пустыня, такая же величественная и прекрасная, как в Аризоне, Неваде и Нью-Мексико. Только солнце стало горячей и появилось многокактусов. Целый лес кактусов торчал из песка по обе стороны дороги. Кактусыбыли большие, величиной с яблоню. Их ветви, такие же толстые, как самыйствол, казались искалеченными в пытке, как бы обрубленными до локтя, растопыренными руками. Так прошло полдня. Мы позавтракали бананами и орехами, как обезьяны.Дорога переходила с плато на плато, неуклонно повышаясь. Кактусы исчезли также внезапно, как и появились. На горизонте показалась решетчатая башня. Заней - вторая, потом третья. Они походили на боевые машины марсианскихвоинов. Мы пересекли линию высокого напряжения, построенную для передачитока со станции Боулдер-дам в Калифорнию. Электричество мерно шагало черезпески и холмы пустыни. - Сэры, - спросил мистер Адамс, - у вас звенит в ушах? Признавайтесь. Мы прислушались. В ушах действительно звенело. Мистер Адамс оченьобрадовался. - Это разреженный воздух, - сказал он. - Пусть это вас не поражает, мистеры. О, но! Мы незаметно забрались на довольно большую высоту. Но ядумаю, что это последний наш перевал. Мистер Адамс, как и всегда, оказался прав. Вскоре мы стали спускаться по красивой извилистой дороге вниз - в новуюпустыню. Мы увидели ее с очень большой высоты. Она была совсем не похожа нате пустыни, к которым мы успели привыкнуть за неделю. Окутанная легкимтуманом испарений, она проявлялась постепенно, с каждым новым витком дороги.Мы осторожно съезжали все ниже и ниже. После большого перерыва снованачалась жизнь: вспаханные поля, оросительные каналы, зеленая озимь, длинные, уходящие в туманный горизонт коричневые виноградники и нефтяныевышки города Бекерсфильда. Был декабрь. Появились пальмы, деревья, девушки вюбках и девушки в брюках. Девушки в своих длинных широких брюках из тонкойшерсти и с легким платочком на шее были признаком того, что близок Голливуд.Это кинематографический стиль - ходить в таких брюках. В них - просторно иудобно. Эта часть Калифорнии - орошенная пустыня. Если Калифорнию лишитьорошения на одну лишь неделю, она превратится в то, чем была, - в пустыню.Если не полить цветов один день, они пропадут. - Нет, серьезно, сэры! - вскричал мистер Адамс. - Калифорния - этозамечательный штат! Здесь принципиально не бывает дождя. Да, да, да - именнопринципиально. Вы просто оскорбите калифорнийца, если скажете ему, что здесьвозможен дождь. Если же в день вашего приезда дождь все-таки идет, -калифорниец страшно сердится, пожимает плечами и говорит: " Это что-тонепонятное. Живу здесь двадцать лет, здесь у меня одна жена умерла, а другаязаболела, здесь у меня дети выросли и кончили гай-скул, а дождь вижу впервый раз! " Нет, правда, сэры. Вы не хотите понять, что, такое Калифорния.Уверяю вас - дождь здесь все-таки бывает! Бекерсфильдские нефтяные вышки, в отличие от оклахомских, металлических, были сделаны из дерева. Здесь более старые месторождения нефти. И опять, рядом с вышками, мыувидели жалкие лачуги. Таков закон американской жизни: чем богаче место, чембольше миллионов высасывают или выкапывают там из земли, тем беднее инепригляднее хибарки людей, выкапывающих или высасывающих эти миллионы. Впрочем, сосут нефть не только крупные компании. Сосут - так сказать, виндивидуальном порядке - и местные жители, владельцы домиков и фордиков. Ониделают скважину рядом с нефтеносными землями компаний прямо в своем садике, в гараже или гостиной и сосут себе полегоньку несколько галлонов в день.Такой способ добычи американцы называют почему-то " дикой кошкой". Бекерсфильд отличается от сотни виденных нами Галлопов только пальмами.Но это довольно существенная разница: Галлоп с пальмами гораздо приятнееГаллопа без пальм. Торговля и реклама носят здесь более оживленный характер, чем впустыне. После бесконечных и однообразных " Пей Кока-кола" здесьчувствовалась нью-йоркская лихость в заботах о потребителе. Хозяин маленькойгазолиновой станции при выезде из Бекерсфильда повесил над своим заведениемкомического человечка, составленного из пустых банок от автомобильногомасла. Человечек раскачивался по ветру, гремел и стонал, как одинокое, всемизабытое привидение. И в его стонах явственно слышалось: " Покупайте толькопенсильванское масло. Это масло из квакерского штата. Квакеры - хорошиелюди, у них не может быть плохого масла! " А еще дальше, над ремонтной автомобильной станцией (" сервис-стейшен" ), висел такой залихватский плакат, что мистер Адамс, заметивший его первым, громко забил в ладоши и крикнул: - Бекки! Стоп здесь!.. Да, да, сэры, - сказал он, - вы должны вдуматьсяв этот плакат, если хотите понять американскую душу. На плакате значилось: " Автомобильный сервис. Здесь вас всегда встретят с дружеским смехом! " Мы живо представили себе бытовую картинку: изуродованного пассажира наисковерканной машине, вроде той, которую мы видели в гараже Грэнд-кэньона, встречают хихиканьем. - Нет, нет, мистеры, серьезно, смех-это стиль американской жизни. Это правильно. Американский смех, в общем, хороший, громкий ижизнерадостный смех, иногда все-таки раздражает. Предположим, встречаются два американца. J-й американец (улыбаясь). How do you do! 2-й американец (показывая часть зубов). How do you do! 1-й. Как поживаете? (Смеется.) 2-й. Очень хорошо. Спасибо! (Показывает все тридцать два зуба, средикоторых видны три золотых.) А вы как поживаете? 1-й. Вери найс! Прекрасно! (Громко смеется.) Как идут ваши дела? 2-й. Найс! (Хохочет.) А ваши? 1-й. Великолепно! (Бешено хохочет.) Ну, до свиданья, кланяйтесь жене! 2-й. Спасибо. Ха-ха-ха! Вы тоже кланяйтесь! (Извергая целый водопадсмеха, изо всей силы хлопает первого по плечу.) Гуд бай! 1-й (покачивается от хохота и хлопает по плечу второго). Гуд бай! (Садятся в свои автомобили и разъезжаются в разные стороны с огромнойскоростью.) В таком разговоре возможен еще один вариант, который, в общем, почти неменяет дела: 1-й американец (улыбаясь). Как идет ваш бизнес? 2-й американец (смеется). Очень плохо, Верн бед. А ваш? 1-й (хохочет). Омерзительно! Вчера вылетел со службы. 2-й (надрываясь от смеха). Как поживает ваша жена? 1-й. Она довольно опасно заболела. (Пытается сделать серьезное лицо, нободрый, жизнерадостный смех вырывается наружу.) Вчера был... ха-ха-ха...Вчера... ах, не могу!.. Вчера был доктор. 2-й. Риали? Правда? Ах, как жалко! Я вам сочувствую, дружище! (С бодрымсмехом хлопает первого по плечу.) Американцы смеются и беспрерывно показывают зубы не потому, чтопроизошло что-то смешное, а потому, что смеяться - это их стиль. Америка-страна, которая любит примитивную ясность во всех своих делах иидеях. Быть богатым лучше, чем быть бедным. И человек, вместо того чтобытерять время на обдумывание причин, которые породили бедность, и уничтожитьэти причины, старается всеми возможными способами добыть миллион. Миллиард лучше, чем миллион. И человек, вместо того чтобы бросить вседела и наслаждаться своим миллионом, о котором мечтал, сидит в офисе, потный, без пиджака, и делает миллиард. Заниматься спортом полезнее для здоровья, чем читать книги. И человеквсе свое свободное время отдает спорту. Человеку необходимо иногда развлекаться, чтобы отдохнуть от дел, и онидет в кино или бурлеск, где его не заставят думать над каким-нибудьжизненным вопросом, так как это помешало бы ему отдыхать. Смеяться лучше, чем плакать. И человек смеется. Вероятно, в свое времяон принуждал себя смеяться, как принуждал себя спать при открытой форточке, заниматься по утрам гимнастикой и чистить зубы. А потом - ничего, привык. Итеперь смех вырывается из его горла непроизвольно, независимо от егожелания. Если вы видите смеющегося американца, это не значит, что емусмешно. Он смеется только по той причине, что американец должен смеяться. Аскулят и тоскуют пусть мексиканцы, славяне, евреи и негры. Мы выехали на прекрасную четырехполосную дорогуЛос-Анжелос-Сан-Франциско и снова попали в автомобильный вихрь, от которогостали было отвыкать в пустыне. Дорога, разделенная белыми полосами, былачерная - цвета смолы, она жирно блестела. Мимо, сверкнув стеклами, сосвистом проносились автомобили. Издали они казались очень высокими, так какдорога отражала их колеса. Мчались " бьюики", " форды", " крайслеры", " паккарды", ревели и фыркали, как коты, бесчисленные машины. Вечное движениеидет на американских дорогах. Калифорния славится автомобильными катастрофами. Вдоль дороги все чащестали попадаться большие плакаты, увещевавшие шоферов ехать поосторожнее.Они были превосходно выполнены, лаконичны и страшны. Огромный полисмен, держа труп девочки в левой руке, правой указывал прямо на нас. Внизу былаподпись: " Прекратите эти убийства! " На другом плакате был изображенобезумевший, всклокоченный человек с детским трупом на руках. И подпись: " Что я наделал! " - Нет, Бекки, я не хочу, чтобы нас встречали дружеским смехом, -говорил мистер Адамс. - Сэры, вы хотите, чтобы наш разбитый кар встретилидружеским смехом? Бекки, ты должна держаться сорока миль. Миссис Адамс попыталась было возражать, но плакаты произвели на настакое сильное впечатление, что мы присоединились к мистеру Адамсу, и нашавантюристически настроенный драйвер покорился. - Бекки, - восклицал мистер Адамс, - неужели ты хочешь, с трудом держамой тяжелый труп, кричать на всю Калифорнию: " Что я наделала! " Потом мистер Адамс углубился в карту и, сосредоточенно ворча, сталпроводить по ней какие-то прямые и кривые линии. - Сэры! - сказал он наконец. - Мы должны заехать в Секвойя-парк. Этотут недалеко. У города Делано надо будет свернуть направо. Крюк небольшой -миль шестьдесят, не больше. Заедем на пять минут, а потом снова на дорогу, ипрямо в Сан-Франциско. Нет, сэры, не говорите мне ничего. Будет просто глупоне заехать в Секвойя-парк. Нет, правда, мы должны быть настоящимипутешественниками. Сейчас мы очень благодарны мистеру Адамсу за то, что он затащил нас вСеквойя-парк; но тогда мы были слишком утомлены путешествием через пустыню, слишком переполнены впечатлениями и слишком сильно стремились вСан-Франциско, чтобы сразу согласиться на этот шаг. Состоялся летучий совет, на котором мистер Адамс, всегда такойосторожный, держал себя, как Суворов. Было принято решение - заехать в Секвойя-парк на пять минут. Покуда мы доехали до Делано, прошло часа два. Справа показались горы.Мы свернули к ним. Это была Сиерра-Невада, горная цепь, протянувшаяся напятьсот миль между плоскогорьем Колорадо и Калифорнийской долиной. Снова перед нами были суровые горные виды, снова миссис Адамс, ввосторге подымая обе руки и высовываясь из окна, кричала: " Смотрите, смотрите! " - и мы умоляли ее положить руки обратно на рулевое колесо иобратить глаза на дорогу, клятвенно обещая, что за обедом мы опишем ей всекрасоты в художественной форме. Но до обеда было еще далеко. Начался подъем по живописной дороге среди мелких скал, ручейков игустой, сверкающей на солнце хвои. Как радостно было с каждым поворотомвозноситься все выше к голубому небу, туда, где на недосягаемой для насвысоте виднелась снежная вершина. Внизу, в почти отвесных зеленых склонахпросвечивали узкие полоски дороги, по которой мы проехали уже час назад, аручейков и вовсе не стало видно. Скоро солнце тоже оказалось внизу. - Где же секвойи? - тоскливо спрашивали мы. - Нет, не говорите мне - " где секвойи? " - довольно растерянно отвечалмистер Адамс. - Секвойи скоро будут, - Но уже время обеда, - заметила миссис Адамс, поглядев на часы иодновременно с этим проделывая новый головокружительный поворот. - Нет, Бекки, серьезно, нельзя так рассуждать - " уже время обеда! ".Нет, правда, мне больно слушать, когда ты так рассуждаешь. - Мы думали, что заедем на пять минут, а уже прошло часа четыре. Но вот показалась входная будочка национального парка, и мы, облегченновздохнув, отдали по доллару. Однако прошло еще около часа пути, прежде чеммы увидели первую секвойю. - Смотрите, смотрите! - крикнула миссис Адамс, останавливая автомобиль. Сперва мы ничего не могли заметить. Вровень с дорогой неподвижно стоялцелый лес хвойных вершин, стволы которых росли из склонов под нашими ногами.Но одна вершина, смешавшись с прочими, чем-то отличалась от них.Приглядевшись, мы заметили, что ее хвоя темнее и имеет несколько другуюформу. Мы осторожно посмотрели вниз. В то время как стволы других деревьевоканчивались совсем близко, косо врастая в склоны, - этот ствол, толстый, как башня, шел прямо в бездну, и невозможно было проследить, где онначинается. - Ну, что вы скажете, сэры! - ликовал мистер Адамс. - Вы, кажется, спрашивали, где секвойи? - Смотрите, смотрите! - снова крикнула миссис Адамс. На этот раз пришлось посмотреть не вниз, а вверх. Рядом с намиподымался из земли ствол другого гигантского дерева. Не удивительно, что мыне сразу его заметили. Он был слишком велик, слишком ненормален средиобычных стволов окружавших его елей и сосен, чтобы глаз, воспитанный наестественной разнице между маленьким и большим, мог бы сразу отметить этотфеномен. Мы медленно поехали дальше, от дерева к дереву. Оказалось, что первыедва, перед которыми мы остановились в изумлении, были самыми маленькимиэкземплярами. Теперь мы ехали по древнему сумрачному лесу, фантастическомулесу, где слово " человек" перестает звучать гордо, а гордо звучит лишь однослово - " дерево". Секвойи, принадлежащие, по мирному выражению ученых, " ксемейству хвойных", растут по соседству с обыкновенными елями и соснами ипоражают человека так, будто он увидел среди кур и поросят живогоптеродактиля или мамонта. Самому большому дереву четыре тысячи лет. Называется оно " ГенералШерман". Американцы - люди чрезвычайно практичные. Возле " Шермана" виситтабличка, где с величайшей точностью сообщается, что из одного этого дереваможно построить сорок домов, по пяти комнат в каждом доме, и что если этодерево положить рядом с поездом " Юнион Пасифик", то оно окажется длиннеепоезда. А глядя на дерево, на весь этот прозрачный и темный лес, не хотелосьдумать о пятикомнатных квартирах и поездах " Юнион Пасифик". Хотелосьмечтательно произносить слова Пастернака: " В лесу клубился кафедральныймрак" - и стараться как можно спокойней представить себе, что это " семействохвойных" мирно росло, когда на свете не было не только Колумба, но и Цезаря, и Александра Македонского, и даже египетского царя Тутанхаммона. Вместо пяти минут мы пробыли в лесу часа два, пока сумрак не сгустилсяеще больше. Об обеде нельзя было и думать до возвращения в долину. И. мыпоступили бы лучше всего, если б, не медля ни минуты, отправились обратно.Но тут вдруг супруги Адамс переглянулись, и на их лицах появились двесовершенно одинаковых зловещих улыбки. Нам стало ясно, что задумали наши-милые друзья. Тщетно мы умоляли их опомниться, подумать о беби. Супругибыли непреклонны. Взявшись за ручки, они отправились " брать информацию". Ксчастью, они вернулись очень быстро, так как " брать информацию" былорешительно негде, разве что у " Генерала Шермана". Лес давно уже опустел.Стало очень холодно. - Ну, вот и прекрасно. Едем обратно старой дорогой. - Придется ехать, - со вздохом сказала миссис Адамс, запуская мотор. - Нет, серьезно, сэры, - сказал мистер Адамс, - хорошо было быразузнать, нет ли какой-нибудь другой дороги в долину. - Зачем же нам другая дорога? Есть прекрасная дорога, по которой мыехали. - Сэры! Лишняя информация никогда не помешает. И тут, к нашему ужасу, мы увидели фигуру сторожа. Делать ему былонечего, настроение у него было прекрасное, и он что-то весело насвистывал.Супруги Адамс набросились на него, как вурдалаки. - How do you do! - сказала миссис Адамс. - How do you do! - ответил сторож. И пошли расспросы. Не менее пятидесяти раз сторож сказал " иэс, мэм! " -и такое же количество раз " но, мэм! " - Сэры! - воскликнул мистер Адамс, усаживаясь в машину. - Есть новаядорога. Мимо дерева " Генерал Грант". Оно тут близко, в пятнадцати милях. - Но уже темно. Мы все равно ничего не увидим. - Да, да, да, сэры! О, но! Не говорите так - " мы ничего не увидим". Ненадо так говорить. Перед тем как окончательно двинуться в путь, миссис Адамс решила ещераз удостовериться в правильности полученной информации и снова подозваласторожа. - Значит, ехать прямо? - спросила она. - Иэс, мэм. - Пока не доедем до " Генерала Гранта"? - Иэс, мэм. - А потом направо? - Но, мэм. Налево. - Значит, налево? - Иэс, мэм. - А не направо? - Но, мэм. - До третьего перекрестка? - Но, мэм. До второго перекрестка. - Тэнк ю вери мач! - крикнул мистер Адамс. И начался великий ночной поход с вершин Сиерра-Невады в Калифорнийскуюдолину. Около двух часов мы ехали в полной тьме. Что росло вокруг, мы невидели и больше, вероятно, никогда не увидим. Возможно, что был там игенерал Грант, и генерал Ли, и еще десяток южных и северных генералов. Наповоротах свет наших фар скользил по ровным меловым скалам. Слева была глубочайшая черная пропасть, очень далеко внизу елесветились несколько огоньков. Вдруг наша машина дернулась, задние колесастало заносить. Мы сразу же вспомнили день несчастий, Скалистые горы, Галлоп- и замерли. Автомобиль, потерявший управление, косо стал поперек дороги, метров десять скользил задом и наконец остановился в нескольких сантиметрахот края бездны. - Нет, нет, сэры, - забормотал мистер Адамс, силясь выйти из машины иударяя локтем в стекло, - спокойней, спокойней... Да, да, да... Это ужасно! Все пропало! Выйдя на дорогу, мы увидели, что стоим на льду. Одна цепь была в порядке. Мы ее надели и стали осторожно толкатьмашину. Миссис Адамс ловко развернулась, и автомобиль осторожно двинулсядальше. У нас вошло в традицию во время тяжелых дорожных переживанийсохранять горделивое молчание. Молчали мы и сейчас. Только мистер Адамсгорячо шептал: - Бекки! Бекки! Не больше пяти миль в час! Нет, серьезно. Ты должнапонимать, что такое падение с высоты Сиерра-Невады. Между вершинами нависших над бездной елей показался очень большойчервонный месяц. Спуск по обледеневшей дороге совершался долго. Мы потеряли всякоепредставление о времени, а наши желудки всякое представление о еде. Наконецледяной наст окончился, но прибавилась новая беда. Красный столбик прибора, показывающего уровень бензина в баке, опустился почти до предела и был елезаметен. - Наш газолин к черту пошел! - с восторгом и ужасом крикнул мистерАдамс. Мы проехали еще некоторое время, прислушиваясь к работе мотора исоображая, как мы устроимся на ночь, когда бензин иссякнет и машинаостановится. И тут произошло то, что должно было произойти в Америке, странеавтомобильных чудес. Показалась газолиновая станция, маленькая станция, всего с одной колонкой. Но как мы ей обрадовались! Снова начинался сервис! Начиналась жизнь! Заспанный человек, бормоча " иэс, мэм" и " но, мэм", налилполный бак бензина. Проехав миль двадцать, мы заметили, что он забылпривернуть пробку. Мы до самого города Фрезно ехали без пробки, боясьвыбрасывать из окна окурки, так как решили, что открытый бензин можетвоспламениться и наш кар " к черту пойдет", а вместе с ним, естественно, кчерту пойдем и мы. Долгое время мы ехали по дороге, с двух сторон обсаженной пальмами. Город Фрезно, знаменитый, как объяснил нам мистер Адамс, тем, что в немживет много греков, спал. На улицах не было ни души. Только один полисменогромного роста медленно обходил магазины и возле каждого из нихостанавливался, чтобы посмотреть, цел ли замок. Американские греки моглиспать спокойно. Когда мы подъехали к гостинице, было двенадцать часов ночи. Спидометрпоказывал, что в этот день мы проехали триста семьдесят пять миль. МиссисАдамс просидела за рулем шестнадцать часов подряд. Это был настоящий рекорд.Мы хотели крикнуть " ура", но не смогли. Не было голоса.
