Синкретичность сознания индивида

Синкретичность сознания позволяет индивиду сочетать в своей ментальности  противоречивые картины мира, не обращая внимания на закон исключенного третьего и прочие постулаты формальной логики ( Тема V. 3 ). Оппозиции имеют лишь локальное значение ( Тема VI. 10 ). Отдельное, единичное воспринимается в бессознательных (Тема VII. 1B) или замещенных формах. Однако предел этих возможностей - ощущение хаоса, тогда индивид начинает бунтовать, стремясь упростить картину мира, избавив ее от лишних лоскутков ( Тема XXI. 7 ).

Крайне затруднена способность индивида упорядочивать смыслы на основе принципа иерархии, за исключением иерархии патриархальной, формирование которой и является первым шагом отпадения от синкрезиса ( Тема II. 5 )

Основным инструментом блокировки противоречий выступает традиция. Любая противоречивая ситуация гасится коннотативным мышлением и пралогическими операциями, огромное значение имеет сакральный прецедент. Структурно прецедент - это сильнейшая связка конкретной ситуации с глубочайшей партиципацией, которая в данном случае переживалась ( Тема III. 2 ). Это случай полного единства формы и содержания. Любые ситуации «подзаряжаются» от него.

Луна может одновременно быть божеством, героем мифа и космическим объектом ( Тема IV. 3 Mc; Тема V. 3 B; Тема X ). Синкретизм сознания не дает индивиду почувствовать трагизм бытия.

Ему и в значительной мере его постархаической версии чужда жесткая семантика (конкретные значения) ( Тема XV. 1 ). Для партиципации ему необходимо облако оттенков, окружающее каждый единичный смысл. Таковыми вещи в принципе предстают, когда рушится структура культуры, раскрывая весь потенциал возможных смыслов ( Тема II. 3; Тема XX. 1 A).

Коннотативное мышление обеспечивает чувство принадлежности коллективу и вообще чувство связи с универсумом. Так устроено мифологическое мышление ( Тема V. 3 Ba).

Для индивида культура - просто подпорка для возвращения в синкрезис ( Тема II. 3 ). Дуализм существует лишь как потенциальная направленность.

«Универсальный дуальный принцип смыслообразования в МРС был отчасти завуалирован перманентным дрейфом сознания по семантическим рядам и рассредоточением его (сознания) партиципационной устремленности по коннотациям и коррелятам всякой ситуационно проявляющейся дуальной оппозиции»^[277] ( Тема VI. 10 )

В изобразительном искусстве не отчуждается объект, не отчуждаются работа, ее создатель и коллектив - все касается древнего индивида.

«в ментальности человека мифо-ритуальной эпохи еще не проявились во всей их обособленности полюса основных смыслообразующих оппозиций, в их числе и оппозиция имманентное/трансцендентное, а потому граница между аспектами и модусами феномена, попавшими в зону осмысления и кодификации, и теми, что остались в зоне трансцендентного, была эластичная и проницаемая. Трансцендентные смысловые возможности мерцали на размытой, «разряженной» периферии коннотативного облака вокруг относительно определённой семантико-семиотической связки. Поэтому семантические ряды выстраиваются сразу во всех направлениях от определившейся семантемы, а эмпатическая связь всего со всем сама по себе экзистенциально важнее разъединяющего взаимоопределения значений»^[278] ( Тема II. 3; Тема VIII. 1 )

Оппозии тонули в боковых значениях, хотя и были немного упорядочены

«Доличностная эпоха постигала тайны Бытия в режиме максимального сохранения синкрезиса. Тогда Культура могла себе это позволить. Тогда вещь не отделялась и не отчуждалась от смысла, модус от субстанции, сущность от явления и т.д. Стихийную мудрость такого ментального режима еще предстоит оценить. Впрочем, эта установка отнюдь не являлась результатом свободного выбора»^[279]

«Архаический человек такое знание имеет благодаря тому, что его сознание еще причастно природной по генезису эмпатической связи всего со всем, еще вхоже во всеобщий некодифицируемый информационный поток, откуда на него «накатывает» интуитивное и безошибочно-императивное предзнание, точнее, узнавание природы вещей»^[280]

Во многом так воспринимают мир дети, ведь у многих народов они считаются способными легко входить в контакт с запредельным миром, общение с ними строго регламентировалось(-уется).

Синкретическое мышление не знает отчуждения и даже не нуждается в самой концептуализации единства ( Тема II. 1; Тема III. 10 )

«мифоритуальное мышление приводило наличные феномены в соответствие с психическим образом, переживая их в единой онтологической модальности (вот почему синкретическое мышление не знает идеи сверхъестественного)»^[281] ( Тема IV. 3 I)

Это мышление определялось преимущественно правым полушарием, оно формирует абсолютную, императивную, самоочевидную убежденность. Так и в детском мышлении любая идея - это верование^[282] ( Тема II. 3 )

«Магемный аспект смысла в раннем культурогенезе несомненно преобладал по своему значению над семантическим. Первичные знаковые конструкции служили ключом к актуализации переживания смысла. Причём не единичного смысла и единичной семантемы, а сложных смысловых построений, окружённых коннотативно взаимосвязанными семантическими полями. Артикуляция слова (хотя речь идёт не об одних лишь вербальных формах) есть совершение магического акта, вызывающего переживание, а стало быть, вводящего в присутствие те или иные блоки культурного опыта. Искажённым отголоском этих когнитивных практик является многократно наблюдаемое у детей «зацикливание» на той или иной вербальной конструкции – слове или фразе, семантика которой, если и осознавалась первоначально – полностью стирается, будучи обращена не к семантическому тезаурусу, а к неким тайным кладовым подсознания, ожидающим магического ключа для раскрепощения спрятанных в них первозданных энергий смыслообразования»^[283] ( Тема IV. 3 G)

«Ребёнок как бы методом проб и ошибок подбирает вербальный ключ-заклинание, на ходу переделывая, переиначивая исходную форму. И когда код находится, происходит «зацикливание» – погружение в партиципационную ситуацию, которую сознание стремится продлить путём бесконечных повторов ключевого слова»^[284] ( 5; Тема VII. 1Bc1))

Дискурс трансцендентного появляется тогда, когда культура начинает развивать чисто посюсторонние, утилитарные практики, формируя дуализм трансцендентного и имманентного (Тема VIII. 1, 2).

 

5. Рутинная деятельность ( Тема VII. 1Bc1) )

Индивид - субъект, занятый исключительно рутинной деятельностью по воспроизводству культурного ресурса (Тема VII. 1Cd). Воспроизводящая деятельность всегда базовая. Она еще очень близка к природе. Она пронизана циклизмом и традиционализмом. В большой степени это относится к аграрной крестьянской культуре. В ней вся жизнь подчинена служению трансцендентной субстанции Рода, которая актуализуется в цепи рождений и смертей ( 6; Тема VIII. 1). Репродуцирующий культурный субъект составляет большинство любого общества.

Программа воспроизводства действует в сознании индивида с непреложной императивностью. Выбор заключается лишь в плане того, что именно воспроизводить, касается чисто прагматичных, бытовых ситуаций, в остальном за него выбирает традиция (Тема VII. 3).

Стратегия рутинизации отражает стремление назад к природе.

«Сознание… склонное к рутинизации, рассредоточивает партиципационное переживание между дискретизованными феноменами и связующими их паузами, лакунами, пустотами. При этом задержки сознания максимально сглаживаются, психический поток выравнивается и глубоко «врастает» обратно в животную инстинктивность»^[285]

Человек пребывает в полуосознанном состоянии, в мире без противоречий. Подобная деятельность - труд, вязание, даже просто включенные фоном радио и телевизор. В крайних формах рутинизация способна довести до отупения

«Эта стратегия ближе всего к природным основаниям, а выходить из природы и удаляться от неё архаический человек вовсе не стремился. В партиципации он настроен, прежде всего, на ритмическое узнавание чего-либо однажды природнённого, признанного «своим». При этом партиципапция осуществляется в предельно синкретизованном режиме: объект переживаемого экзистенциального единения ещё не есть ставший объект в собственном смысле. Дело в том, что партиципация «адресована» не только самому объекту в его онтологических границах, но и широкому облаку окружающих его смысловых интенций, возможностей и отношений. Ментальная активность индивида гипнотизируется ритмическим алгоритмом, продуцируемым ситуацией сходства, подобия, повторения»^[286]

( Тема III. 2, 6 )

«Суть этого непосредственного трансцендирования та, что некий конечный феномен как бы становится бесконечным за счет отражений, повторений в другом посредством простейших симметрийно-ритмических связей»^[287] (Тема VIII. 4)

Для этой формы партиципации не важен сам смысл, только принцип традиционности.

«для сознания такого типа всякий конечный и единичный феномен есть в некотором смысле место фокусировки нескольких коннотативных полей, что и позволяет сознанию легко дрейфовать между вещами, ни на чём глубоко не фиксируясь и ничего глубоко не переживая, а растворяясь в абстрактном слабо семантизованном ритме, вызывающем комфортное ощущение слияния с континуумом»^[288]

В принципе рутинизируюшая стратегия - признак незрелости сознания.

В древности это была единственно допустимая стратегия жизнедеятельности. Образование новых смыслов блокировалось и допускалось только в обертке возвращения к традициям. Это отношение еще долго сохраняется, и иногда может быть свойственно даже личности. Еще Лютер говорил, что он не столько создает, сколько возрождает ( Тема XVII. 3, 5 E).

Согласно СТК, рутинизирующая стратегия ближе женскому началу, но она не привязана к нему намертво в реальности культурного обихода.

«Сознание, стихийно выбирающее стратегию рутинизации, рассредоточивает партиципационное переживание между дискретизированными феноменами и связующими их паузами, лакунами, пустотами. При этом задержки сознания максимально сглаживаются, психический поток выравнивается и возвращается в животную автоматичность. Деятельность, прежде всего умственная, становится предельно автоматичной, партиципационное переживание направляется не на осмысление дискретизированного феномена, а на слияние с континуумом посредством растворения сознания в ритмических структурах, приближающихся в идеале к ритмам природным. Расфокусированность, «размазанность» сознания, пребывание его в полурасслабленном тонусе роднит стратегию рутинизации с ИСС, но в отличие от последних отклонения от нормального «собранного» состояния здесь выражены не так сильно. Сознание обнаруживает себя в мире, где однажды возникшие противоречия уже сняты, и противополагания ощущаются в ослабленном виде, как смутный след, шлейф когда-то имевшего место переживания»^[289]

Эта стратегия спасительна для сознания, сильно привязанного к природным основаниям, хотя для сознания личностного она представляет собой редукцию, близкую к отупению.

Внешние феномены мало осмыслены, а ключевую роль играет ритм ( Тема VI. 9 ), который, если он совпадает с биоритмами, сознание успокаивает. Иначе происходит социальный взрыв. Ментальность, склонная к рутинизации - легкий объект для манипуляций.

 

Родовые ценности

«Род - безусловная ценность. Его сакральность беспредпосылочна и аксиоматична... Последние фазы антропогенеза сформировали почти неразложимую даже в нашу эпоху связку природно-виталистических функций рода с социальной активностью коллектива, обеспечивающей его выживание»^[290] (Тема IX. 1, 2)

Родовое сознание породило идею уробороса, хотя ее корни еще в палеолите. Комплекс уробороса связан «со значениями и переживанием изначальной, бесконечной и беспредельной синкретичности, заключающий в себе лишь потенцию различения противоположностей»^[291] ( Тема II. 3 )

Родовая культура возникла, потому что разрослась сфера отчуждения, и человеку было необходимо углубить партиципацию, свернув весь объем того, на что она была направлена, до идеи Рода, сузить ее спектр ( Тема III. 2, 10 ).

Род и родовые отношения - сфера перехода от животных программ к относительно осознанному культурному поведению. Иерархические модели отношений у животных структурно воспроизводятся в человеческих коллективах, хотя это не просто копирование.

Дуально-родовая организация в принципе известна еще с олдувая. В эпоху верхнего палеолита родовой комплекс стал практически всеохватным. В первую очередь в плане партиципации, основанной на различных отношениях родства, хоть и осмыслявшихся в замещенных синкретических формах. Полностью родоцентричным общество стало в эпоху мезолита.

И сейчас для среднего, традиционно ориентированного субъекта нет ничего важнее сверхзначимой задачи заботы о роде. Все, что связано с его сохранением и продолжением привязывает субъекта мощнейшим партиципационным переживанием. У всех есть родовые привязки, но у индивида они императивны и неотменяемы. Сам факт продолжения рода для индивида важнее судьбы детей.

В период распада государства родовые ценности - единственное, что может иметь для индивида значение, в спокойную эпоху они могут быть под слоем внешней вписанности в государственный менталитет ( Тема XXI. 7 ).

Одно из объяснений современного патриархального рабства в некоторых культурах - обнажение более ранних ментальных слоев (предел раскультуривания индивида - родовые ценности) после ухода из регионов большого общества ( Тема XX. 1 Aa). Связана с этим и актуализация в современную эпоху неоязычества.

Родовые отношения являются системообразующими в цивилизации индивида, генетически они восходят к архаической племенной организации. Это последняя неразложимая основа цивилизационной и социальной организации. Цивилизация индивидов состояла из одних индивидов только до появления последующих ментальных субъектов ( Тема XV. 1; Тема XVII. 1 ). Субстанция Рода задает базовые поля мотивации, это основной объект партиципации ( Тема III. 4 ). Партиципация происходит на основе животной виталистической связи, воспоминание о которой наиболее глубоко засело в человеческой ментальности ( Тема V. 2 A). Также это и архаическая форма трансцендирования (Тема VIII. 4) - способ связать актуальное настоящее с мифическим временем первопредков.

Осознано все, что связано с Родом, все остальное вязнет в синкретизме^[292]. При этом, Род совершенно недифференцируем в системе индивида ( Тема II. 3; Тема XVI. 6 ).

Род является основным субъектом в системе индивидов, отдельный индивид скорее объект. Родовая организация универсальна для древних культур. Отдельный человек вообще имеет в них значение лишь как часть Рода. Родовое целое оформляет патриархальная организация (Тема VII. 3).

Вокруг родового комплекса формируются статические элементы культуры

Род связывает мифическое и актуальное социальное время.

Он – «проекция всеобщей космической связи»^[293]. Причем, эта связь едва затронута центробежным распадом

Идея Рода создает иллюзию снятия дискретного - континуального.

Род стал моделью для любых иерархических отношений.

Как такового не существовало матриархата, но было большое влияние женских жреческих корпораций, установление родства и наследования имущества по женской линии. Эти правила более древние и долго сохранялись в культурах с длинной историей (Египет)

Почему-то именно патриархальный род стал первым собственно культурным саморегулятором. К отцовскому роду была более глубокая партиципация.

Род актуализует в себе переживание ВЭС и устанавливает степень силы этого переживания ( Тема II. 2, 3; Тема III. 5 ).

 

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться: