Глава 5. Апогей фанатизма.

 В это же время.

 Было около десяти часов дня. На улице стояла прекрасная осенняя погода: солнце светило на лазурном небе, но не было не слишком жарко. Лёгкий ветерок всё так же продолжал гулять по городу, даря простую свежесть.

 На улицах Милана сегодня было оживлённо и шумно. Все люди вышли на улицы праздновать фестиваль под названием «День сердечного соглашения».

 Все в городе: от верховных городских служителей Имперор Магистратос и Империал Экклесиас до студентов и школьников вышли на улицы славного города.

 Люди текли по улочкам подобно тому, как бурная река текла в море. Бурные и шумные потоки людей стекались на городскую Канцлерскую Площадь – самое огромное и фанатично почитаемое место в городе.

 Площадь действительно была неимоверно огромна, она занимала место нескольких кварталов. Когда первый канцлер занял город, он приказал сравнять с землей несколько кварталов и возвести площадь его имени. И это беспрекословно выполнили с должной бескомпромиссностью и фундаментализмом. Дома просто взрывали вместе с жителями, которые не хотели из них выезжать, а потом бульдозерами равняли землю, затем заложили всё это массивными огромными бетонными плитами. А в самом центре площади возвели двухсот метровый мемориал–храм, посвященный первому Канцлеру, возле которого ежедневно происходили таинства церкви. На этой площади могли спокойно уместиться несколько тысяч человек.

 И сейчас на этой площади развернулся концерт бесконечного почитания – начало празднования фестиваля, который, можно сказать был актом, фанатичного культа личности и бесконечной похвальбы своему правителю.

 Второй Канцлер в бытность свою был далеко не примечательной политической фигурой, но как показывает история только те и побеждают. Что б человеку в Рейхе начать политическую карьеру в высших кругах ему надо поступить «Политика Схолум», а потом пойти на службу имперскому правительству – стержню всей бюрократии в рейхе. Именно выходцы из Имперор Магистратос и составляли весь государственный костяк, на котором и держался весь Рейх. И будущий правитель империей был всего лишь заместителем одного человека из Капитула. Но на одном из выступлений первый Канцлер его приметил, потом частые разговоры, политические поручения, а заместителем его назначили заместителем первого, а после его смерти занял место Канцлера.

 Из всех граммофонов и колонок, расставленных по всему городу, лились нескончаемые волны похвальбы и мантры Канцлеру. Всюду были вздеты стяги и плакаты с его лицом и изречениями, холодно озиравшие всех ликующих. Из всех звукоусиливающих средств без конца лились поздравительные речи. На площади играли песни, пелись гимны посвящённые Рейху и Канцлеру.

 И Габриель был в толпе идущих людей на эту площадь. Он старался идти за всеми, но, не теряя из виду своих друзей и тем более – Элен, особенно ревностно следя за ней, стараясь как меньше отверзать от неё свой влюблённый взор. И он, вместе с толпой, постепенно подходил к Канцлерской Площади.

 Юноша помимо толпы ликующих людей заметил слуг министерств, что шныряли среди рядов и временами то и дело подлавливали одного человека, у которого могла быть недостаточно широкая улыбка, и устраивая ему допрос.

 Все люди тянулись к огромной сцене, на которой должны были объявить начало фестиваля.

От всего этого концерта бесконечной похвалы и мистического вождизма у Габриеля начало постепенно закладывать уши. Возле парня собрались тысячи людей, что, будучи под действием некого подобия религиозного экстаза вопили и гудели, чуть ли не молитвенным тоном выговаривая лозунги. Но на собранную сцену, что стояла почти посередине всей площади, окружённой фанатично настроенными людьми, вышел человек.

Это был выходец из структур Имперор Магистратос, а именно представитель министерства Праздников. На нём были: чёрное пальто из ткани, бесцветные брюки и начищенные классические ботинки чёрного цвета. Он вышел к микрофону, который стоял на сцене и заговорил. Тут же из всех колонок и граммофонов полился его пламенный голос:  

 – Дорогие братья и сёстры, соотечественники. Сегодня мы празднуем день вступления нашего дорого, великого и всеми любимого Канцлера, да будет имя его восславлено всеми. Но кто он для нас? Кто–то скажет, что он великий вождь, кто то, что он гений управления нашим великим Рейхом, а кто то, что он великий отец своего народа! И все вы будете правы! Все до единого! Ведь, если один единственный человек держит в своих руках несколько тысяч городов, если его дети населяют все эти города, если он почти силой мысли повелевает столь огромной империей и держит её в полном порядке, если он лишь одним своим видом устрашает врагов за стеной, то кто он? Он наш великий отец и пророк, посланник божий, которого мы должны славить, как славим Господа Бога нашего!

 Эффект был такой, будто у уха Габриеля выстрелили из акустического оружия. Толпа просто взревела и дикий оглушающий рёв, людей впавших в фанатичный раж, полностью накрыл площадь.

 Ор был настолько силён, что многих стоящих на площади просто оглушило, послышался гул и писк в ушах, будто рядом свой залп дала артиллерийская батарея.

 Через некоторое время многие люди начали впадать в какое–то подобие экстаза, они начали качаться, плакать, смеяться и наконец, вся толпа стала с дикостью скандировать имя канцлера.

 Габриель был в смятении, которое стремился скрыть от слуг министерств и последователей Культа Государства. «Как»? Это был его единственный вопрос. Как человек, унаследовавший место убийцы, человек, который был сам как палач столь любим своими гражданами. Нет, не любим. Толпа и люди одержимы им до мозга костей. Люди его считают, чуть ли не богом. Габриель оглянулся, но далось ему это трудно, он был как пьяный. Руки и ноги не слушались, он просто хотел влиться в толпу и реветь с ними, но здравый смыл и разум взяли верх над телом.

 Парень всё же смог оглянуться. Его покачивало как пьяного, а всё вокруг казалось размытым. Он мельком увидел бесконечное количество плакатов с лицом Канцлера и его изречениями, возведённых в ранг молитв. От их количества Габриеля стало подташнивать.

 Убрав свой взгляд от плакатов, он заглянул в лица людей. Парень посмотрел в лицо рядом стоящей женщины. И там он увидел лицо, искажённое в гримасе смеха и дикого слезливого рёва. Она потеряла всякое человеческое лицо, осталась лишь гримаса одержимости и безумного подобострастия. Потом он заглянул в лицо рядом стоящего мужчины. У него вместо лица была маска безумного ликования и полностью рабского подражания. Его лицо напоминало парню гримасу безумного дикаря, из варварских времён, который впал в боевой раж.

 Он попытался найти своих друзей, беспокойно начав осматриваться по сторонам. Но он не мог найти лица своих товарищей, как, ни стараясь выискать их среди этого всего одержимого каскада искажённых гримас.

 Но все, же… к его великой радости он нашёл лицо Элен. И, ведомый чувством, он стал смотреть в него. Юноша сумел немного успокоиться, ведь в её лице его успокаивало всё. И овальные черты, но полной она не была, совсем наоборот, очень стройной. И глубокие карие глаза, длинные шатеновые волосы, которые были, чуть ли не до пояса. Когда Габриель рассказывал своему другу Алехандро про Элен, то слушатель всегда демонстративно заявлял, что от подобной слащавости его просто стошнит. «Как можно быть таким мягким? » – Алехандро заявлял Габриелю…

 Посреди всего этого океана одержимости он продолжал смотреть в лицо девушки, но, что–то было не так, будто её ликование было наполнено фальшью и лицемерием. Складывалось ощущение, будто она делала вид, что радуется.

 Как ни странно, но жители Рейха, так же как и Габриель знали, что на празднествах просто необходимо радоваться во имя Канцлера. На каждом празднике, посвящённому Рейху, присутствовало министерство Ликования и Радости, которое неустанно следило за тем, как люди веселятся и какую силу эмоций они испытывают на празднике. Если же веселья будет мало, а эмоции не столь сильные, то в этом регионе усиливалась пропаганда Культа Государства, учащаются проповеди Империал Экклесиас во имя Канцлера и увеличиваются комиссарские проверки и политические аресты с показательными казнями.

 Но тут на сценку вышел ещё один человек, на нём был серый пиджак, бесцветные брюки и чёрные туфли. Он подошёл к микрофону и резким жестом руки призвал к молчанию. Толпа ещё минуту неистово ликовала, и только потом гул, подобный молитвенному шёпоту, начал стихать. Через пять минут на площади наступила полнейшая густая тишина, ничем не прерываемая. Человек сглотнул, подошёл к микрофону и заговорил:

 – Славные жители прекрасного города Милана, укрытого светом Канцлера, вот и подходит к концу наш момент искреннейшего и чистого ликования на этой площади.

 Фестиваль ещё будет продолжаться целый день, так что веселитесь и восхваляйте Канцлера, ибо завтра он нам дал день выходной. А перед тем как вы уйдёте, прозвучит гимн нашего славного и великого государства, что вселяет в нас надежду и дарует защиту, кров, еду и жизнь каждый день.

 После того как диктор сказал, на площади воцарилась полнейшая тишина. Люди сложили обе руки на сердце и склонили головы. Габриель поступил так, же, чтобы не привлекать ненужное внимание. Музыка заиграла, и зазвучали слова гимна:

«Десятки лет позади, мрак покрывает года,

Славы великие дни скрыты во тьме навсегда.

Свет человеческих душ средь Европейской ночи,

В вихрях воин штормов, гас, словно пламя свечи.

 

Но не остыли сердца, что еще бьются в груди,

Предназначенье своё помнят дети Империи.

И Европа вновь встретит их новый восход,

Пламя зальёт небеса и Канцлер придёт.

 

Мир горит в огне, мерцают звезды в вышине.

Рейх куёт свой мир в святой войне.

Огнем вновь вспыхнет небосвод, и Канцлер поведет людей вперед,

Небесный Божий глас, что позовет нас в великий европейский поход.

 

Вестники Рейха–Империи слово несут и новый закон,

Каждый потерянный град будет назад возвращен.

Истинной правды завет разум холодный хранит,

Бред суеверных глупцов ныне давно позабыт.

 

Слуги ложных богов, свободы верные псы,

Те, кто не смог уберечь дух свой от пагубной лжи.

Только огнём и мечом можно глаза им открыть,

Прах, разметав на ветру, скверну искоренить.

 

Мир горит в огне, мерцают звезды в вышине.

Рейх куёт свой мир в святой войне.

Огнем вновь вспыхнет небосвод и Канцлер поведет людей вперед,

Небесный Божий глас, что позовет нас в великий европейский поход.

 

Наперекор всем врагам, следуя нитям судьбы,

К цели великой ведет путь сквозь горнило войны.

И хоть грядущие дни скрыла коварная мгла,

Но распахнутся Рейха два чёрных крыла».

 

Мир горит в огне, мерцают звезды в вышине.

Рейх куёт свой мир в святой войне.

Огнем вновь вспыхнет небосвод, и Канцлер поведет людей вперед,

Небесный Божий глас, что позовет нас в великий европейский поход»

 

Когда гимн стих, толпа ещё раз попыталась заликовать, пытаясь как можно больше усладить взор министерства Ликования и Радости. Но веселье уже было слабым, постэкстазным, оно было несравнимо с первой волной, захлестнувшей разум и вывернувшей душу, это было всё равно, что сравнивать свет пламени свечи с горением маяка. Но министерству было и этого достаточно.

 Постепенно ликования толпы стали стихать, из граммофонов вновь полились мантры и песенные гимны.

 Габриель стоял и раздумывал над тем, что сейчас произошло, его мозг был немного затуманен, как к нему подошли его товарищи. У его друзей тоже был разбитый и опустошённый вид, как у людей с похмелья.

– Габриель, мы собираемся пройтись, ты с нами? – Тяжёлой подачей вопросил Давиан.

 – Да, с вами. – Сухо и смотрев опустошенными глазами в одну сторону ответил Габриель.

– Ребят, никто не видел Элен? – Задала вопрос Камилла.

– А она пошла с отцом домой. – Тут же ответила Понтия.

 – Ладно, пойдёмте уже. – Сказал Давиан, с небольшой ноткой требовательности в голосе.

 – Ох. – Сокрушённо начала одна из знакомых. – Так, а куда мы пойдём?

 – О, ребят, давайте сходим в «Канцлер Плаза»? – Предложила Камилла.

 – Ой. – С неким отвращением, исказив лицо в гримасе начала Понтия. – Да там народу сегодня. – Недовольно закончила девушка.

– А давайте пройдёмся просто по городу. – Сказал Габриель, не особо хотя посещать сегодня разные заведения, которые по праздникам непреклонно стараются следовать Культу Государства и максимально ублажить министерство Ликования и Радости.

 Так как все варианты казались менее привлекательными, то все приняли предложение Габриеля и пошли гулять по городу, который медленно, но всё же потонул в фестивале.

 Город в это время предстал в новом амплуа. На улицах были тысячи людей, которые, не снимая улыбок с лиц, и фальшивого ликования в душе, бесконечно ходили и радовались происходящему, чуть ли, не хлопая в ладоши. Ведь если не радоваться в этот день, то к человеку могли запросто подойти не только слуги министерств, но полиция и спросить, почему он не радуется. Если причина окажется не столь значимой, то его могли оштрафовать или арестовать на пять суток за «Акт неуважения к Рейху».

 Дома были богато украшены плакатами и флагами, посвящённые хвалению государства и Канцлера. На улицах разворачивались различные выставки и выступления. И всё это было посвящено Канцлеру. Все выставки – его имени, плакаты – с его лицами и афоризмами, выступления – главный герой это канцлер. Если и была другая тематика, то она посвящалась славе Рейха, восхвалению государства и ничему более.

 И друзья, не найдя более лучшего выхода, стали просто гуляли по городу.

 Они ходили, болтали, рассуждали, смеялись и просто шли, куда глаза глядят. Заходили в несколько магазинов и галантерей. Но там продавались вещи, сувениры, мелочи, посвящённые этому культу личности и государства.

 То и дело на их пути встречались бесконечные чиновники, ведущие за собой скоп более незначительных служащих. Временами, чиновник указывал на человека и слуги министерств начинали роиться вокруг жертвы, задавая ему россыпь вопросов. Если гражданин хоть где–нибудь проколется или ошибётся, то его ставили в очередь на «понижение Гражданского Рейтинга.

 Ребята встретили несколько человек в длинных рясах из мешковины, выкрашенной в коричневый цвет, делала странной действие. Они возле статуи, символизирующей Рейх, встали кругом и читали что–то схожее с молитвой, а один из них ходил и размахивал кадилом, от которого густой массой валил дым с благовониями. И тут же начали монотонно скандировать:

 – Сила в праведности… Сила в сдержанности.… Отриньте похоть и развращение.… Отдайте всё государству… Сила в Рейхе.

 Друзьям было понятно, что это фанатичные служители Культа Государства, проводящие своё незамудрённое таинство. Ребята поспешили как можно дальше от этой картины, стараясь так же уйти от роя бюрократов, стоявших возле таинства.

 – Ох, ребят! – Внезапно воскликнула Камилла. – Я знаю одну книжную лавку. Нам следует зайти туда? – Спросила девушка, обратив свой взгляд на Давиана, в глазах которого вспыхнуло лёгкое недовольство.

 И не долго колебавшись, друзья решили зайти в эту книжную лавку, потому что в этом городе сегодня не было места, куда можно было пойти.

 Проходя сквозь Милан, полностью утонувший в фестивале и бесконечном почитании всего «сакрального» ребята медленно, но верно продвигались к книжному магазину.

 Он не был чем–либо примечательным. Обычная старая книжная лавка, каких было сотни в Милане. Лавка располагалась в одном из немногих старых домов, сохранившихся во время Европейской Ночи и великой перестройки самого города.

 Старая деревянная дверь, которую со скрипом открыли ребята, напоминала о тех временах, когда Милан был поистине свободным городом, не зная железного хлыста Рейха.

 Внутри лавка была самой обычной: стены, сделанные из дерева, эпохальные полки с массой книг, второй этаж отсутствовал, помещение было прямоугольного типа, а в углу, перед дверью, наверное, в подвал, стоял стол, за которым и находился продавец.

Навстречу друзьям вышел владелец лавки. На нём были: белая шерстяная рубашка, с синими клетками, обычные серые брюки с коричневыми чёрными и коричневая жилетка. Продавец был довольно пожилым человеком: об этом говорили: седые кучерявые волосы, белая короткая борода, добродушное морщинистое лицо и уставшие синие глаза.

 – Приветствую Да…

 – Здравствуйте, а какие книги у вас есть? – Давиан резко перебил продавца, подавляюще задав вопрос.

 Владелец книжной лавки оглянулся и увидел Габриеля. Лицо хозяина выразило лёгкое удивление.

 – Здравствуйте ребята, я хотел сказать. – Спокойно, несколько с темпераментом машины, сказал продавец.

Несколько мгновений подумав и осмотрев ребят, причём пристально разглядывая Габриеля, он продолжил:

– Книги… мне привезли пару новых книг, не хотели бы вы взглянуть, молодой человек? – С практически неуловимо наигранностью сказал продавец.

– Да, было бы отлично. – Сказал Давиан.

 Продавец и Давиан вместе отошли в сторону и продолжили не слышимую беседу, будто стараясь, чтобы суть беседы не была уловлена.

 Габриель со своими друзьями стали разглядывать полки с книгами. Он подошёл к полке, с наименованием «Политика», и стал рассматривать их названия: «Возвышение Канцлера или путь к процветанию народа», «Главный праведник государства», «Правильный курс для страны» и тому подобное. Вся полка изобилировала книгами с подобными названиями.

Юноша решил подойти к полке с названием «Наука». Там тоже книги не особо отличались идеологическим изобилием: «Основы науки Рейха», «История империи» и ничего идейно отличающегося.

 Габриель подошёл к полке с наименованием «Драмы и любовные истории»: «Имперская любовь», «Ромео и Джульетта в новой версии или любовь сына министра Обороны и дочери министра Нападения», «Драма в политических тонах или в кого не следует влюбляться».

 Парень развернулся к полке «Для малышей»: «Учим азбуку вместе с Канцлером», «Папа Канцлер рекомендует».

 Все полки были забиты политическими «верными» книгами, которые пропускало министерство Идеологической Чистоты, Культ Государства и министерство Книжных Товаров.

«Как это мог допустить народ, его запугали. Как некогда свободный город стал оплотом Рейха? А может Министерство Агитации и Пропаганды даёт плоды? » – Задал себе вопрос Габриель.

 Внезапно рассуждение и осмотр полок парнем прервал приятный голос лавочника, который уже поговорил с Давианом:

– Ну, ребят, выбрали, что ни будь?

Друзья переглянулись меж собой.

– Оу, к сожалению, нет. – Ответила Камилла.

– Ну, тогда пошли отсюда. – В своей любимой возмущённой манере сказала Понтия.

 Все тут же засобирались и пошли к выходу, как на плечо Габриеля легко и мягко легла рука лавочника.

 – Постой, парень, у меня для тебя кое–что есть, вот держи. – Добродушно сказал продавец и протянул парню книгу в чёрной, кожаной обложке.

 – Эта очень хорошая книга, пришедшая ещё с доканцлнровских времён, и лучше тебе не говорить о ней с кем либо. – Похлопывая по плечу парня, сказал хозяин лавки.

 Габриель немного засмущался такого подарка, но все, же чувство любопытства взяло верх над страхом, и он решил взять её с собой.

 – Да, спасибо вам. – Вымолвил он владельцу книжной лавки.

 – Да не за что, ну а теперь ступай. – Последний раз, хлопнув по плечу парня, добрым приятным голосом произнёс лавочник.

 Габриель вышел из магазина, будучи в некотором смятении от такого подарка и подошёл к своим товарищам.

 – Ребят, уже около шести часов вечера, может по домам? – С усталостью в голосе спросила Камилла.

 – Знаете, было бы хорошо. – Поддержал девушку Давиан.

 – Ну, тогда пойдемте, до остановки. – Сказал Габриель.

 И друзья пошли, бурно разговаривая, прямо к остановке. У остановки они ещё долго разговаривали, обсуждая самые разные темы, но вот настал момент расставания – подъехал автобус. И друзья, нежно попрощавшись, сели в машину. Все, кроме одного. Давиан остался на остановке.

 – Мне тут не далеко, проводишь? – Несколько с вызовом в голосе спросил юноша, смотря вдаль на уезжающий автобус.

 – Да, давай. – Ответил Габриель и оба друзей пошли прочь от остановки.

 Город постепенно собирался ко сну, а поэтому людей на улице становилось всё меньше. Уже не шныряли тучи проверяющих, в поисках слабо радующихся граждан. Совсем не попадались «монахи» из Культа Государства. Но так же, как ночь сменяет ночь, также стражи порядка и режима меняли друг друга. На улице появлялось всё больше полицейских. По углам могли ожидать банды комиссаров. А свой праведный гнев любому нарушителю ночного спокойствия могли вознести храмовники – боевые соединения Империал Экклесиас. Славный город Милан ни на секунду не уходил от всевидящего взора Рейха. Каждый день, час или минуту соблюдался извечный идеал – тотальный контроль и стабильность.

 Оба друга шли по улице. На них холодно с плакатов взирали взгляды знаменитых и видных государственных служащих. Под каждым лицом были однотипные по смыслу лозунги, ни на йоту не отличавшиеся друг от друга. Воздух переполнял постепенно слабеющий запах благовоний, что сегодня разжигались целыми тоннами. Они долгое время шли, просто молча, но все, же Давиан начал разговор:

 – Послушай, а как тебе сегодняшнее шествие? – Аккуратно начал Давиан.

 – О–о–о, не знаю даже, что сказать, оно было довольно…

 – Безумно. – Как бы угадывая, добавил парень.

 – Да, может и так, но будь осторожнее с этим словом.

 – Да, а то, что? – Напористо и несколько мятежно спросил Давиан.

 – Просто, осторожнее.

Они зашли в безлюдную улочку, которая по какому–то недоразумению осталась без своего комиссара, полицейского, чиновника или храмовника.  Давиан с опаской и осторожностью оглянулся по сторонам и заговорил:

 – Я хочу спросить тебя об очень важной вещи, которую надеюсь, останется между нами. Как тебе правление Канцлера?

 Этот вопрос очень сильно смутил Габриеля. Сердце в его груди забилось сильнее, а дыхание участилось. Парень глубоко в душе ненавидел всё, что связано с Рейхом и тем более с Канцлером. Но эту пламенную ненависть он тщательно скрывал, ибо даже если человек без должного почтения и благоговения смотрит на портрет правителя, обычно выполнявшийся в стиле иконы, то гражданина могли оштрафовать, понизить в «гражданском рейтинге» или приговорить к общественным работам, которые, по мнению министерства Наказания, повышали в человеке духовность и смирение.

 – Даже не знаю, что ответить. – Растеряно начал Габриель.

После сказанного другом Давиан изрядно напрягся, явно пожалев, что начал этот разговор.

– Не нахожу его правление справедливым или достойным. – Пытаясь сгладить напряжение, сказал Габриель.

 Послышался лёгкий выдох Давиана, выдавая явное облегчение, после чего уже более лёгким тоном он продолжил:

 – Слушай, мы уже почти пришли. Дальше я думаю сам дойду до дома, и, кстати. – Неожиданно оборвалась дрожащая речь Давиана. Но внезапно он направил свой взгляд в глаза Габриеля, и он высказал последнее предложение, стараясь как можно быстрее его выдать. – Габриель, приходи, завтра, в десять, к книжной лавке, у которой мы сегодня были, тебе будет интересно.

– Хорошо. – Спокойно промолвил Габриель.

 Друзья пожали друг другу руки и разошлись. Габриель быстро, стараясь не попасться в лапы какому–нибудь комиссару, пошёл к ближайшей остановке.

 И встретив автобус, уже через полчаса юноша был дома.

  Он зашёл в свою квартиру, кинул сумку в ближайший удобный угол, включил телевизор и улёгся на диван.

 В его руках была та самая чёрная книга. Так как по телевизору, в связи с фестивалем, ничего интересного не шло, любое юмористическое шоу во время праздников строго запрещалось, а любые новости не выходившее за рамки цензуры, то Габриель открыл эту книгу и стал в неё вчитываться читать, буквально исследуя каждую строчку.

 Через пять минут чтения парень провалился в удивительный мир справедливых режимов и милосердных правителей, беспристрастных судов и свободных государств. Рассмотрение трудов Маркса и Локка, обзор программ либеральных европейских партий двухвековой, вековой или полувековой давности, рассказ о самых древних, так называемых демократиях – союза греческих городов и римской республики: всё это и многое другое уносило Габриеля в далёкий и эфемерный мир нерассказанной справедливости. И он стал страстно поедать эти самые знания и рассказы. Поедать их без остатка, провалившись в этот мир мечтаний.

 

 За несколько кварталов отсюда.

 

  Это была самая обычная квартира, каких было миллионы в новых городских районах. Обычная ничем непримечательная серая жутко прямоугольная двух комнатная квартира, построенная по идеологическим лекалам Рейха.

 Женщина что–то готовила на кухне, отчего по всей квартире разносился приятный запах, мужчина лежал на диване и смотрел документальный фильм, а молодой парень сидел за компьютером и переписывался с кем–то в социальной сети «Общение в Рейхе». Он сидел и что–то лихорадочно строчил на старой клавиатуре. Ничего не предвещало беды.

 В подъезде раздавался звук тяжёлых военных берец, сопровождаемый бряцаньем оружия. Прозвучал звонок в дверь.

 Мужчина встал с дивана и направился к двери. Открыв, её, он обомлел от увиденного.

В двери появились три человека: Квартальный Комиссар, облачённый в кожаное пальто, тычущий в лицо своим удостоверением, и два бойца спецназа в полной боевой форме.

– Что вам нужно? – Со страхом в глазах и дрожащим голосом спросил мужчина.

– Я квартальный комиссар Маркус, здесь проживает Алехандро Фальконе, я пришёл за ним.

 – Что он натворил? – Уже еле шевеля языком, говорил мужчина.

 На что комиссар надменным голосом ответил:

 – Ему вменяются статьи: «Оскорбление Канцлера», «Усомнение в курсе Рейха», что ведёт к государственной измене. У нас в доказательство имеются: распечатки переписок в сети и анонимное письмо. А теперь вы пропустите нас. – Требовательно заявил комиссар.

 – Нет. – Тихо, как бы неуверенно, ответил отец.

 В глазах матери, которая стояла в проходе, схватившись за стену худощавыми руками, на кухню, читался ужас.

 – Что ж вы все такие тупые. – Грубо сказал Комиссар и началось.

 Стоявший Комиссар ударил по печени отца семейства. Тот, жутко постанывая и задыхаясь, загнулся, держась за место удара. Потом последовал удар коленом в лицо и мужчина упал. Женщина неистово закричала, но быстрая оплеуха от спецназовца заставила её замолчать. Комиссар ворвался в комнату и направился к парню, но тот попытался убежать. Праведным служитель Рейха быстрым ударом ногой в живот заставил остановиться Алехандро. Юноша от боли упал и один из спецназовцев его повязал и повёл к выходу. Женщина стояла у стены и тихо всхлипывала, держась за щёку, а неугомонный отец тем временем сумел очнуться и прокрасться на кухню за ножом. Он выбежал из кухни с тупым кухонным ножом и, крича, ринулся на обидчиков, в надежде хоть что–то сделать. Один из бойцов быстро вынул пистолет и выстрелил. Пуля попала в голову, смерть была мгновенная, его безжизненное тело упало на пол, распластав конечности.

 Женщина просто заревела, из её глаз градом потекли слёзы. Она медленно сползла по стене, захлёбываясь собственными слезами. Юный парень потерял к этому времени сознание.

 – Вызовите уборную команду! – Громким голосом приказал комиссар.

 – Да, сэр. – Ответил спецназовец и активировал рацию.

 Устройство на шее  заработало, и прихожая наполнилась статическим треском. Сказав пару слов в неё, передав приказ, он дезактивировал её и характерный треск спал.

 Комиссар, глядя на женщину, жестоко ухмыльнувшись, подошёл к матери.

 – Ты хочешь остаться с сыном? – Со зловещей улыбкой задал он свой вопрос.

Женщина, будучи полностью в слезах, покорно кивнула головой.

 – Хорошо, вяжите и её. – Надменно приказал он, а потом добавил. – Впишем ей: «Препятствие аресту политического преступника»

 Плачущую и всхлипывающую женщину быстро заковали в стальные наручники и вывели из квартиры. 

Комиссар, перед тем как выйти из квартиры, оглянулся и сказал:

– Ох, славный сегодня день, ещё одно убийство и арест для нашего славного будущего. Никто не смеет думать иначе, чем наше идеальное государство.

 Потом он вытащил пару купюр, заплаченных за арест, сложил их вдвое, положил во  внутренний карман, затем подошёл к мёртвому отцу и снял с его руки золотой обручальное кольцо и сунул в карман.

 – Славный день. – С кривой улыбкой на довольном лице произнёс комиссар и вышел из комнаты.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться: