Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Глава 9. Зажженный в безумии.



 

 Через час. Рим.

Было около одиннадцати часов дня. На улице стояла тёплая и хорошая погода, только белоснежные облака рассекали голубую лазурь. Солнце медленно восходило в зенит, заботливо прогревая землю и воздух. Голубое небо светло простиралось над Римом, даря людям свою не забываемую красоту и прекрасное великолепие.

 В одной из частей старых частей города, которые чудом не были тронуты ни временем, ни перестройкой, на семи холмах стоял старый католический храм, сделанный в готическом стиле в ту эпоху, когда ещё начинал править первый канцлер. Его острые шпили уходили высоко в небо, витражи были самым настоящим произведением искусства, отливаясь на солнечном свете сотнями ярких цветов, а золотые купола блестели и слепили своим сиянием тех, кто поднимал на них свой взгляд.

 Внутри храм источал величие былых времён и показывал всё своё великолепие: золотые оклады икон, мраморно–гранитовые полы и украшенные драгоценными каменьями стены. Всё это разило и пленяло своей красотой, показывая прихожанам истинную силу церкви Рейха и доказывая, что это один из самых могущественных Департаментов Власти, определяющий жизнь сотен миллион человек во всём государстве. Великолепие каждой церкви и часовни только доказывало правоту Империал Экклесиас и призывало к преклонению перед Богом, Канцлером и Рейхом, вечно доказывая, что «Смирение и покорность Господу своему, его посланнику на земле и государству есть высший идеал и благо».

 Храм был похож на тысячи своих собратьев по всему Рейху, но была в нём одна особенность, известная лишь узкому кругу лиц, этакая своя потаённая изюминка – дополнительная комната, спрятанная за самым тёмным и неприметным углом в строении.

 Комната была самой обычной: мраморный пол, в котором можно было увидеть собственное отражение, одно витражное окно, хрустальная люстра, диван, книжный шкаф, забитый разными книгами, в углу стол и два стула, а в центре простенький алтарь. Помещение, как и весь храм, было наполнено запахом приятных и настоящих благовоний, а не тех дурманов, что разжигают на праздники.

 У окна стоял высокий человек в кожаном пальто и светлыми волосами, ниспадающих до плеч. Его вид весьма удручал: повисшие синеватые веки, уставшие глаза, в которых сиял больной блеск, покрывшиеся сетью лопнувших капилляров, дрожащие руки и некоторая потерянность. В это время на стуле сидел лысый человек в приличном классическом костюме. Лицо его было изрядно помято и покрыто шрамами, отражая те битвы, что он сумел пройти. Вид у этого человека вызывал уважение, ибо от него так и исходила надёжность. Это был Верховный Мортиарий – глава личной Гранд–Гвардии Канцлера.

  Канцлер был вечно благодарен этому человеку и считал его практически как за друга, несмотря на кажущийся формализм и холод в их общении. Правитель всегда помнил, как помог ему этот человек. После выхода из психиатрии Канцлер постоянно искал поддержку. Он не мог в одиночку справиться с Верховными Лордами, ибо их власть и контроль над ним была практически безгранична. И практический отчаявшийся Канцлер обратился к тем, кто всегда шёл на острие революций и переворотов – элитным войскам. Канцлер пошёл на отчаянный шаг – он всё рассказал им, полностью раскрылся тем, кому доверился. И они ответили ему. Никто не посчитал диктатуру Лордов справедливой и отвечающей благу народа, таким, каким его видели солдаты. Два полка дворцовых войск – элитных спецназовцев негласно встали на сторону Канцлера, а во главе их стоял ветеран многих войн и тайных спецопераций, разумный политик и неумолимый боец – Теренций. И именно эти умелые бойцы стали исполнителями в операции по устранению олигархов.

 Внезапно, нависшую тишину прервал вопрос Верховного Мортиария:

 – Господин Канцлер, что скажите по нашей последней операции? – Вопросил Теренций, ожидая для себя похвалы.

 – Теренций, ты ж знаешь, что смерть этих червей хоть и была мне приятна, но не сделала меня счастливым. Кстати, что с двадцатым?

 – Мы продолжаем его поиски, но пока безрезультатно.

 – Так ищите! – Яростно, брызжа слюной, крикнул Канцлер, не сдерживая своего безумия.

 Теренций не опустил голову, он твёрдо и достойно вымолвил:

 – Так точно.

 Канцлер слабо выдохнул, потом он подошёл к столу и взял из вазы, стоящей на нём, яблоко зелёного цвета.

 – Скажи мне Теренций, что ты думаешь насчёт моего плана? Поделись своими мудрыми мыслями, ведь не даром ты носишь звание Верховного Мортиария?

 Теренций немного призадумался, но уже через пару мгновений дал точный и внятный ответ:

 – Я считаю, что ваш план недостаточно проработан и в нём есть тактические ошибки.

Канцлер был немного ошеломлён подобным ответом, а поэтому спросил:

 – О–о–о, и какие же просчёты в моём плане?

 Мортиарий с осторожностью продолжил:

 – Ваш план слишком эмоционален. Во–первых, не рекомендую уничтожать полк–орден сейчас, пока идёт война на Иберии, он там сослужит отличную службу. Во–вторых, атаковать его подразделения, не ликвидировав его командование, это всё значит, что выбросить тысячи солдат на верную смерть.

 Канцлер посмотрел на Теренция, его взгляд полнился лёгким постоянным безумием, наподобие того, как у маньяка.

 – Так, у тебя есть план лучше? – Вызывающе спросил правитель.

 Теренций залез во внутренний карман своего пиджака и достал оттуда лист, сложенный вчетверо и подал его Канцлеру. Правитель судорожно дёрнул за листок, вырвав его из рук Верховного Мортиария, неспокойно дрожащими руками развернул его и начал водить глазами по бумаге, читая:

 «Предлагается сначала уничтожить верховное командование полк–ордена, но после того как будут уничтожены сепаратисты. Так же, предлагается нанести внезапный удар по всем аванпостам и сразу, что б дезориентировать и полностью уничтожить все подразделения не дав им соединиться и скоординироваться в едином месте, чтобы нанести контрудар. Так же в малолюдных местах рекомендуется нанести удар ракетным вооружением, что б минимизировать потери со стороны армии Рейха».

 После чего Канцлер спрятал эту бумажонку в пальто и снова пошёл к окну. В его руках было яблоко, которое он начал судорожно поглощать, с его губ, сначала по подбородку, а потом и по шее потекла густая слюна.

 Теренций холодным взглядом окинул комнату, отвернув взгляд от своего правителя, ибо такой вид Канцлера просто был тошнотворен ему. В его глазах читалось смущение и того, что он видит, и он с толикой удивления, желая сменить тему, всё же спросил:

 – Господин Канцлер, а почему мы собрались именно в этой комнате? Почему не в вашем великолепном дворце?

 Канцлер пленным взором оглядел всю комнату. Вдруг из его глаз на долю секунды выветрилось всё безумие, и его взгляд приобрёл здоровый вид, он утёр слюну. Правитель Рейха утёр капающую с подбородка слюну, на его безжизненных тонких губах расцвела улыбка и послышался спокойный рассказ:

 – Ностальгия, знаешь ли… ох, это было больше года назад, но хотя кажется, прошла целая вечность. Тогда был прекрасный солнечный день. Солнце было в зените, и оно приятно грело, а не палило. – Уточнив, заявил Канцлер. –  О–о–ох, Калья не любила роскошных церемоний, и поэтому мы провели свадьбу в этой маленькой комнатушке. Ты бы видел, какое у неё было красивое платье, и как она светилась от счастья. Её глаза были преисполнены радости, она была подобна ангелу, спустившемуся с небес. Пока священник читал молитву, она смотрела мне в глаза. Её глаза источали неистовый свет.…Но теперь я не вижу этого света, я не вижу её прекрасного лица, я не слышу её голоса, подобному свирели, я не могу обнять её и почувствовать бархатной кожи,  и всему виноваты эти твари из полк–ордена! – Внезапно, сменив свою улыбку и милость на неистовый гнев, стал кричать правитель. – Именно они рассказали всё про неё тем червивым свиньям! Они выдали про неё всё! Именно они повинны в её гибели! Я уничтожу их!

 После этих слов Канцлер, брызжа слюной во все стороны, швырнул погрызенное яблоко в стену, оно разлетелось на куски. Он резко развернулся к Теренцию. Верховный Мортиарий увидел всю бездну безумия и отчаяния, которое можно было увидеть в одном человеке. Он уже пожалел что спросил. Верховный Мортираий и ещё несколько лиц в Рейхе знали, что их Канцлер болен психическим расстройством. Что любой неосторожный вопрос способен его вывести из себя и бросить в пучины паранойи, застлав разум правителю багровым туманом. И Теренций решил попытаться сменить тему.

 – Простите, Господин Канцлер. Я не хотел.

 Канцлер стоял ещё примерно полминуты, будто находясь в ступоре, и только потом, подняв свой опустошённый взгляд, продолжил:

 – Ничего…. Бывает… – Тяжело выдыхая, вымолвил Канцлер.

 – Кстати, как вам, теперь, новые бразды правления? – Пытаясь сгладить обстановку о приятном, как ему казалось, спросил Верховный Мортиарий.

 После этого вопроса на лице Канцлера взошла улыбка, схожая с т тем как улыбается безумец, опьянённый безграничным влиянием. И он стал говорить, довольным и глубоким голосом.

 – Ты не представляешь как это прекрасно, как прекрасно ощущать все потоки власти, ощущать её теплое прикосновение, воспринимать её всей своей сущностью. Как прекрасно воспринимать, то, что от тебя и твоих решений зависят судьбы миллионов людей, то, что по одному повелению и взмаху руки их можно отправить чуть ли не на костёр. Что каждый готов преклонить пред тобой колени, что каждый готов плакаться мне в одежду, что б его не казнили. Но так же приятно ощущать ответственность за каждого подданного. Ты заботишься о них, подобно тому, как отец заботиться о своих детях. Мне становится приятно от одной мысли, что я хоть чем–то могу помочь бедствующим и накормить голодающих… Это всё так прекрасно.

 Теренция переполняла масса чувств. Он одновременно  иступлено, с восхищением, испуганно и с нотками некого отвращения смотрел на рассказчика, но покорно дослушав, спросил:

 – А как же Сенатариум? Каковы его полномочия, если всю полноту власти вы берёте в свои руки?

 В глазах Канцлера всё ещё горел тот неистовый и безумный огнь, но он всё же пошёл на убыль, открывая здорового человека.

 – Сенатариум? Вся власть и так в моих руках. Мне всего лишь были пятнадцать человек, которые помогали бы мне увидеть всю картину в целом, этакие советники и дополнительные глаза, которые смогут рассказать, что происходит в «буле». Ну и к тому же когда мне надоедает заниматься государственными делами, я всю работу теперь буду скидывать на них. Они всего лишь будут приносить мне решения свои, на одобрение, а инструкции «как нужно» я им потом напишу.

 Теренций смотрел на Канцлера, он видел, что безумие начинало отпускать его. И он решил, что б ещё понизить градус безумия, спросить об одной, интересовавшей его, странности в политике:

 – Господин Канцлер, не примите за дерзость, но я хотел бы спросить об одной деликатной вещи?

 Канцлер направил на него свой, ещё не остывший от безумия, взгляд:

 – Конечно, спрашивай.

 Теренций сглотнул, а потом продолжил:

 – Господин Канцлер, я всегда хотел спросить: почему мы на некоторых участках стены, которая ограждает нас от вражеских держав, имеем дыры и пропускные пункты, через которые нам приходиться поддерживать некоторое сотрудничество с названными врагами? Почему мы не воюем с ними, хотя постоянно в новостях, газетах объявляем их главными врагами? Почему так?

 Канцлер немного поводил головой, как бы осматриваясь или всматриваясь в пустоту и выискивая что–то, одному ему известное. Он несколько мгновений молчал, но всё же потом решил удостоить ответом своего собеседника:

 – Понимаешь, мой дорогой Теренций, хоть у нас и идеи на устройство мира и разные, но мир… мир, то один. Им нужна наша защита от африканских варваров, наше попечительское плечо и опора, что сохранит на их землях спокойствие и благоденствие, а нам нужны ресурсы. Нам нужен залог того, что они не предадут нас в своём стремлении распространить свои больные воззрения…. Да, хоть идеи наши и высокие, но цели куда прозаичнее, а средства… ну скажем, они довольно жестоки… вообще, всем этим должен заниматься полк–орден, по заветам первого канцлера, но эта задача скоро перейдёт к вам…

 После этих слов в душе канцлера снова грозил вспыхнуть огонёк безумия, он продолжил свой рассказ, медленно перебирая не связанный по смыслу порядок слов:

 – Первый Канцлер… полк–орден…. Наследие… Теренций! – Вдруг вскрикнул Канцлер, так громко, что, наверное, даже в храме раздалось эхо.

 – Да, мой господин? – С дрожью и опаской в голосе спросил Верховный Мортиарий.

 – Ты хочешь знать, как я встретил первого канцлера?

 Теренций смотрел на своего правителя, он видел в его глазах огонь, но это было не пламя безумия, а огонь подобный подростковому, когда ребёнок неистово спешит рассказать чего он достиг, спешит похвастаться или поведать новую интересную историю.

 – Да, мой господин.

 Канцлер подошёл к окну и стал всматриваться в витраж, после чего резко развернулся, облокотившись на подоконник начал рассказ:

– Когда мы встретились…. Это было давно, я был в делегации  первого Лорд–Магистрариуса на посту обычного рассказчика докладов. И в этот день он меня решил взять зачитывать доклад, связанный с увеличением сепаратистских настроений в регионах. И тогда я увидел его. Высокий, с гордым лицом, с пламенными речами. Его пальто всегда касалось пола, он так же всегда носил перчатки. Он был подобен гордой птице, что взирает на всех острым взглядом. Когда Лорд–Магистрариус вызвал меня зачитывать доклад, не знаю почему, но меня пробрал душевный холод, а под взором его у меня даже задрожали колени. Но я быстро взял себя в руки, унял дрожь, взял верх над собой. Мне пришлось взобраться на трибуну и зачитывать свой доклад. Канцлер, своим пронзительным, чуть ли не бездушным и ледяным взглядом, взглядом, смотрел на меня, такое ощущение, что постепенно изучая меня. Но заседание закончилось. Тогда было принято решение усилить территориальный контроль и кару за сепаратизм, вплоть до смертной казни всей семьи бунтовщика, но не об этом. После заседания он подошёл ко мне. Его взгляд был холоден как старая русская зима и пронзителен как стрела, выпущенная из лука гунна. Его лицо выражало остроту и жестокость. Его волосы, уже в то время, были с просединами. Он подошёл ко мне, его острые губы зашевелились: «Юноша, ты произвёл на меня некоторое впечатление. Из молодых служителей нашего великого Рейха ты единственный сумел себя взять в руки в моём присутствии, хотя многие из высших чинов до сих пор не могут на меня даже взгляда поднять… В тебе что–то есть… Ты не хочешь ли стать моим помощником? ». Он довольно остро поставил вопрос, но я, ни секунды не мешкался, я сразу ответил согласием. Да, вот так вот я встал на путь наследника великой империи.

 Теренций сидел, внимательно слушая, и в это время в его голове созрел один вопрос, и он, не опасаясь, задать его:

 – Господин Канцлер, а почему вы хотите уничтожить наследие первого канцлера? По крайней мере, так поговаривают в народе. – В лоб, не юля, задал свой вопрос Верховный Мортиарий.

 Канцлер кинул на него ошеломлённый взгляд, наполненный глубочайшим непониманием и полыхающий огнём негодованием. Взгляд был такой выразительный, что у бывалого солдата и ветерана не одной войны пробежал жуткий холодок по спине.

 – Я не стремлюсь разрушать наследие первого канцлера! – Воскликнул правитель, но увидев взгляд собеседника он сменил тон на более спокойный и мягкий. – Не то что бы я хотел уничтожить его наследие и память в него. Понимаешь, я тоже хочу стать любимым собственным народом. Мне хочется быть для них духовно–политическим отцом, которому можно довериться. Пока в их душах зиждется память и светлая вера в старого правителя, я для них не могу стать настоящем отцом государства. Поэтому я порой, немного принижаю значимость фигуры моего любимого всеми предшественника. Я хочу, что б для народа я стал единственным отцом. Ты меня понимаешь?

 – Да, мой Канцлер. Но у меня ещё один вопрос.

 Канцлер неодобрительно посмотрел на Верховного Мортиария и слегка, будто слегка, улыбнулся:

 – Ты решил меня сегодня завалить вопросами?

 Теренций был рад, что безумие хоть на немного отпустило Канцлера, но он символически повинно пропустил голову к полу, как бы в покорность.

 – Ну, ладно, прошу, задай мне свой вопрос. – Ласково–змеинно попросил Канцлер.

 – Господин Канцлер, а когда будут уничтожены сепаратисты и полк–орден, когда вся полнота власти перейдёт к вам, когда всё будет в ваших руках и под вашим контролем, когда к вашим ногам падут все диссиденты, отступники и еретики будут повержены, когда в Рейх установится мир, то, что тогда?

 На лице Канцлера внезапно вновь расцвела безумная улыбка, а глаза загорелись тем ярким и безумным пламенем, готовым прожечь всё его естество.

 – Тогда? Хороший вопрос.… Тогда я продолжу править, я продолжу властвовать. Ибо только власть никогда не заканчивается, её может быть больше, или меньше, но если она есть, она не закончится. Да, её могут отобрать или даровать, но если она есть, то она будет. А, что касается врагов, предателей и еретиков: они найдутся всегда, а если их нет, то их можно найти. – Канцлер ответил с заметным сладострастием, он будто смаковал, каждое слово он говорил с несоизмеримым удовольствием, отчего складывалось ощущение, что он говорил, предвкушая каждое слово.

 Теренций испуганно смотрел, взглядом полным страха и некоторого отвращения на Канцлера. Он боялся его неожиданных и абсолютно непредсказуемых перепадов настроения. Но он и почувствовал гордость. Верховный Мортиарий был военным и свято чтил порядок. А с этим Канцлером, несмотря даже на неспокойное состояние души его, в Рейхе порядок всегда будет.

 И за всё время, то, что он расспрашивал и слушал Канцлера, в его голову прокралась мысль: а не зря ли тот, кто планировал, великие перемены и обещался дать свободу всем, воспитывал ярость, безумие и злобу в том бедняге, который вышел из психиатрии. Но он сразу отринул эту мысль, ведь цель того стоила.

 – Господин Канцлер, разрешите идти.

 Канцлер кинул свой безумный взгляд на Теренция, но все, же смягчил его.

 – Конечно, можешь идти. – Опустошённым голосом ответил душой вымотавшийся правитель.

 Верховный Мортиарий поспешно встал со стула и пошёл в сторону двери. Он её легко приоткрыл её и юркнул за дверь, стараясь быть как можно незаметнее. Когда Теренций вышел из комнаты, его накрыла волна облегчения и некоторой освобождённости, ибо он покинул комнату с безумцем, который был способен практически на любое сумасшествие. Он легким шагом направился к выходу, оставляя позади великолепный, но такой обыденный храм. Его ждала ещё «великая цель».

 В храме было довольно спокойно: священник с благоговением читал молитву, одна из послушниц протирала оклады икон, другая собирала погасшие свечи, а немногочисленные прихожане про себя читали псалмы. Солнечные лучи спокойно проникали через окна, падая на золотые оклады, даря золотистое мистическое освещение. В той комнате тоже был свет. Туда тоже проникали массы солнечного света, но все, же там было темно. Ненадолго. Тот, кто носил звание Канцлера достал из пальто старый кулон и открыл его. Его глаза по–человечески заслезились, а в самих глазах были и радость ушедших дней и глубочайшая горесть потерь. Эта фотография в кулоне была единственной, что могло спасти Рейх, когда Канцлер очередной раз проваливался в бездну собственного безумия. Из глаз градом потекли горячие слёзы. И эти слёзы отмывали человека от безумия, даря миру здорового правителя. Здорового, но очень бедного и несчастного человека.

 

Глава 10. Сердце Ереси.

 

 Через час. Где–то в Великой Пустоши.

Было около полудня. Небольшой городок нового типа прибывал в полном спокойствии, не зная бедствий столичной суеты. Налитые свинцом небеса, закрывали солнце, даря здешним людям мир бесконечной серости и уныния. Грозил пойти ещё один кислотный дождь. Впрочем, этот край практически никогда не радовал хорошей погодой.

 В больничном боксе, в палате стояла полная и нерушимая тишина, только слышен был звук работающей медицинской аппаратуры. Вся палата была белоснежной и стерильной. Единственное окно, в небольшой палате, было слегка приоткрыто, чтобы в помещение поступал тяжёлый, густой, но освежающий воздух.

 На единственной кровати лежала женщина. Её вид весьма удручал, и даже мог привести в ужас: ссадины и синяки по всему телу, бледная как мертвечина кожа, сальные и грязные волосы, иссохшее тело, синюшные впавшие глаза в глазницы, посохшие и потрескавшиеся губы, изнеможенное лицо и всё это на фоне страшного диагноза.

 Девушка совсем не спала или была в коме. Она, закрыв глаза, пыталась вспомнить, как сюда попала, но ничего не выходило. Последнее, что она сумела чётко запечатлеть в памяти, это как несколько воинов вели неутомимый бой против орд сектантов, как высокий мужчина в странной броне вёл под руку старого знакомого, как они все садились с бронетранспортёр, а после всего этого её сознание просто решило взять покой. 

 Тут дверь в палату открывается и туда легко и, боясь нарушить покой входят несколько человек: две медсестры, доктор и с полностью перебинтованным торсом Командор. Женщина мгновенно открыла свои зелёно–серые глаза, тут же бросив взгляд на Командора, пропуская всех остальных. И на её песочных губах начала рассветать слабая, натужная сквозь боль, но все, же улыбка. Медсёстры быстро готовились исполнять свои обязанности. Командор потянулся к уху доктора и шепнул ему пару слов. Доктор посмотрел на Командора с неодобрением, но все, же отдал указания медсёстрам:

 – Медсёстры, на выход, потом всё сделаете!

 Две медсестры с удивлением взглянули на доктора, но ослушаться не посмели и через мгновение быстро вынырнули из палаты, а за ними вышел и доктор, кинув неодобрительный взгляд напоследок.

 Командор медленно подошёл к постели и аккуратно присел и взял её за руку. Они могли бы долго смотреть друг на друга, но женщина первой начала разговор, прорезав эту тёплую тишину:

 – Эстебано. – Это имя прозвучало в ушах Командора буквально звону. Этим именем его уже довольно давно не называли. Оно звучало странно, непривычно, будто пришло прямиком из старой жизни. – Как я долго тебя не видела. Сколько же времени прошло… – Сказала женщина хриплым, тихим и сиплым голосом, но с неподдельной радостью.

 – Спокойней, поменьше говори, тебе нужно меньше напрягаться. – С заботливостью промолвил Командор. – А времени действительно прошло много.

 Взгляд женщины внезапно сделался печальным, а на глазах навернулись слёзы.

 – У меня всего один вопрос к тебе: как Габриель? – Дрожащим голосом вымолвила девушка.

 – Всё хорошо. Он здоров и учится, а об его безопасности мы заботимся.

 После этих слов улыбка женщины стала шире. Её иссохшие губы полопались в нескольких местах, и на устах показалось пара капель алой крови. Но Командор заботливо утёр кровь и женщина все, же задала свой вопрос:

 – А кто об его безопасности заботится?

 – Мой друг, ты должна его помнить. – Немного улыбаясь ответил Эстебано.

 – Проходяга Цирус?

 – Он самый.

 Женщина попыталась даже засмеяться, но горло её не было способно к этому. Похоже, она недавно надорвала свои связки. Смотря на её раны и ссадины, Эстебано старался не думать, что с ней могли сделать.

 – Ох, Эстебано, а ты ранен. – Тяжело оторвав свою костлявую руку от кровати и указав на торс, вымолвила Сцилла.

 Командор бросил взгляд на свою перебинтованную грудь.

 – Да, не беспокойся, царапины. – Слегка натужно ответил Эстебано.

 – Как кстати твоя служба в полк–ордене? – Тяжело поинтересовалась Сцилла.

 – Всё хорошо, меня значительно повысили с того момента как мы. – Внезапно оборвал Командор, нехотя вспоминать тот день.

 – Не беспокойся, сил на переживания и злобу у меня нет. – И после не долгой паузы продолжила: – Вы хоть Марка по–человечески похороните?

 Эстебано опешил от такой просьбы, и тут он задумался, какие муки пришлось пережить Сцилле, что б потерять всякое чувство в той слабой радости, которая её приковывала к постели, ибо Командор видел, что женщина пытается усидеть из последних сил.

 – Да, Сцилла, похороним. – И тут же с горечью добавил. – По–человечески.

 – Спасибо, Эстебано. – Проронив пару слёз надрываясь вымолвила девушка.

 – Это вам спасибо, за всё, что вы тогда сделали.

 Сцилла тогда хотела, что сказать, но вдруг в палату зашёл врач. Он сказал Командору, что больной нужен покой, и попросил его выйти. Парню было не охота, оставлять Сциллу, но грозный вид врача, заставил его подчиниться. Эстебано мягко попрощался со Сциллой, поцеловав её в лоб. Он отправился с доктором из кабинета. Сцилла вслед ему кинула последний тяжёлый взгляд, мысленно прощаясь с ней. С мануфактория живым ещё никто не уходил…

 Они оба вышли из палаты и остановились у двери. Доктор глядел на Командора, в его руках сжимался листок с анализами, а на лице читалась некоторая печаль.

 – Командор, у меня для вас плохая новость.

 – Что случилось? – С волнением спросил Командор. Доктор после некоторой паузы, решил продолжить, выдавив сочувствие в голосе:

 – Понимаете, помимо множественных ушибов, переломов, побоев, в общем говоря, пищевого отравления, истощения у неё, на фоне всего этого, ещё и лейкемия, а так же воспаление лёгких и эпилепсия. Ещё и подозрения на инсульт. – Туго произнёс Доктор. Ему не каждый день приходится говорить, что человек на грани смерти.

 Командор сразу поник, на его лице расцвела невообразимая печаль. А в глазах появилась глубокая пустота, угрожающая поглотить всю душу. Но все, же он задал вопрос, который был стар как мир, но всегда звучал как нельзя по ужасающему:

 – Сколько осталось?

 – Не знаю, может и сегодня, а теперь всё же простите, но мне пора. – Как–то нехотя и елозя, быстро ответил доктор, который уже развернулся и собирался ещё быстрее улизнуть.

 Командор резко и с силой схватил доктора за руку. В его глазах читалось глубокое отчаяние. И судорожно спросил:

 – Можно что ни будь сделать?

 Доктор выдохнул и ответил:

 – Мы не в центре, это Пустошь, простите, здесь мы ничего не сможем сделать.

 После чего врач отдёрнул руку и пошёл вдаль. Командор остался в одиночестве, глубоко погрузившись в печаль и сонм раздумий. Он не знал, что сейчас ему делать. Но он так стоял недолго.

 – Командор, есть разговор.

 Эстебано быстрым шагом направился к источнику звука. Перед выходом из местного госпиталя стоял высокий человек. Глаза его были голубого цвета, лицо имело острые очертания, а волосы были коротко подстрижены. Одет он был в боевую броню: практически облегающую одежду, укреплённую листами титановольфрамового сплава.

 – Да, Верховный Инквизитор, вы что–то хотели?

 Неизвестно почему, Карамазов был довольно мрачен.

 – Пойдём, нам нужно поговорить. – Грузно вымолвил инквизитор.

 – Подожди, оденусь во что–нибудь.

После этих слов два человека поспешили выйти из госпиталя. Выйдя из огромного здания, которое представляло собой белое здание правильной геометрической формы, они поспешили в здание через дорогу.

 Командор спешил за инквизитором, но всё же немного отставал, ранение давало о себе знать. Идя, он старался оглядываться по сторонам, стараясь запечатлеть в памяти этот город. Городок, в котором они были, размерами своими был довольно мал, но довольно хорошо организован. В этом городке было всё, вплоть до церкви Империал Экклесиас и часовни Культа Государства. Даже в этом богом забытом месте продолжал гореть огонёк идеалов Рейха, охраняемый полицией и Трибуналом. Даже в этой глуши люди должны были свято чтить постулаты своего государства, либо их постигнет ужасающая кара.

 Твердь под ногами была представлена каменной плиткой, а все здания представлялись безвкусными и серыми или жутко прямыми и правильными.

 Пока Командор шёл он успел заметить яро проповедующего сторонника Культа, рассказывающего о благе Рейха. Повсюду висели плакаты с лицами и под ними уже наизусть заученные лозунги. Даже в этой радиоактивной пустыне пахло дешёвыми благовониями. Несмотря на все невзгоды десятки служащих министерств выполняли свою работу на всех уровнях в городке, не теряя контроля над людьми и обстановкой не на секунду.

 Но Эстебано решил не замечать сегодня слуг Рейха, он погрузился в собственные размышления. Но вот они дошли до огромного здания, бывшее значительно больше остальных, которое всё же имело некоторые отличия: чёрный фасад, окна, оформленные в готическом стиле и основное здание посередине, выступающее назад.

 Инквизитор поднялся по ступеням и открыл массивную железную дверь, и встал, придерживая её, будто приглашая Командора. Эстебано прошёл в здание, и Карамазов последовал прямо за ним.

 – Это резиденция областного губернатора, так, что со своими словами тебе нужно быть осторожней. – Приостановившись ещё на входе, бросил инквизитор в сторону Командора.

 – Постараюсь, инквизитор.

 И они оба понеслись по этажам и коридорам, в бесконечном лабиринте. Командор ничего не сумел разглядеть, так как они спешили на встречу с губернатором, и каждый этаж или коридор пролетали подобно вихрю, но все, же Эстебаноу удалось уяснить одно: здание было, что снаружи серым, так и внутри. Убранство было серым и невзрачным: бетонные стены, у кабинетов по несколько стульев, а из плакатов, только образцы заполнения документов или хваления режиму или Канцлеру. Где–то попадались служителя Культа государства, ведущие просветительские беседы с теми, кто пришёл в этот оплот Имперор Магистратос.

 Они довольно быстро преодолели все этажи и коридоры и буквально через пять минут стояли в кабинете губернатора.

 Правитель этой области пригласил их в свой кабинет и все заняли места в его кабинете, не проронив ни слова. Губернатор формулировал мысли, инквизитор про себя шептал молитву, а Командор осматривал кабинет. Кабинет Губернатора был довольно разнообразен, по сравнению с тем, что увидел ранее Эстебано: полки с книгами, красный махровый ковёр под ногами, стол с резьбой из дуба, а на нём компьютер и стопки бумаг. В углу столик с несколькими стульями, тканевый диван, стены, выкрашенные в изумрудный цвет, у двери стоял большой декоративный цветок, а у единственного окна стоял Губернатор, сложив руки за спиной и всматриваясь, куда–то вдаль. Командор рассматривал его: чёрный порченый кафтан, схожий с камзолом, кожаные сапоги до колен, тёмно–зелёные штаны и зализанный назад светлые волосы. И тут неожиданно заговорил губернатор.

 – Командор, у нас к вам есть одно дело, очень важное дело, которое пойдёт на пользу всему Рейху. – Обратился правитель области к гостю.

 – Я уже послужил Рейху. – Держась за торс, грубо ответил парень.

 Губернатор резко развернулся и заглянул своими серыми глазами в глаза Командору, а потом продолжил:

 – Прошу не перебивать. По законам Рейха я мог ваш ответ за неуважение к региональному служащему Рейха. – Надменно и угрожающе упрекнул областной губернатор Командора, отчего вызвал на себя гневный взгляд Карамазова. – Дело касается той секты, которую вы уничтожили в пределе одного завода. Нам нужна ваша помощь в ещё одном деле, связанным с ней. – После недолгой паузы он добавил. – Верховный Инквизитор, вы можете разъяснить ту ситуацию по мятежникам.

 – Да, господин Региональный Губернатор. Те отступника именуют себя «Ревнители Изначальной Истины». И тогда на Мануфактории мы встретили их самый большой нецентральный состав. В остальных местах они исчислялись не больше сотни. Те еретики исповедает многобожие, да, у неё насчитывается несколько, так называемых богов. У них очень интересное и нечестивое представление о политическом устройстве, которого они и придерживаются: все территории делятся на свободные коммуны. Во главе каждой стоит Лидер Веры, вроде того, что был убит Командором у Мануфактория, а во главе всех коммун стоит Великий Апостол, и якобы во всех коммунах должно быть: равенство, солидарность, взаимопомощь и прочее, в том же стиле этой ереси. А порядок в коммунах будет поддерживаться верой и отрядами экзекуторов. Конечно, всю идеологию я вам не расскажу, ибо эта нечестивая мысль не заслуживает того, что б её даже произносили. Но, суть здесь в другом. После нескольких чисток, за ночь, было ликвидировано около трёх тысяч пятисот сто одного человека, во всех местах, где мы побывали, не считая нашего ночного налёта на Мануфакторий, и как сообщает моя сеть, эта ересь распространилась и за пределы Великой Пустоши. Но, самое главное: я поднял многие документы за десять лет, и обнаружил множественные пропажи людей и их недостачи различного рода. По общим моим подсчётам «недостаёт» тридцать одна тысяча пятьдесят восемь человек. – Внезапно оборвался Карамазов, внимательно посмотрев на правителя области, а потом выпалив. –  Губернатор, как вы это объясните?

 Правитель области некоторое время молчал, но потом как повинный школьник, стал отвечать:  

 – Господин Верховный Инквизитор, здесь не слишком благополучный регион, у нас перебои с коммуникациями и сообщениями, но всё же, здесь проживает больше миллиона человек и нам приходиться им обеспечивать, на разные «помехи», мы не предпочитаем обращать внимания. – Оправдываясь, стал отвечать губернатор.

 – Помехи! Да, вы знаете, сколько сейчас еретиков на свободе! А!? Это некомпетентность, губернатор… ладно, мы с вами позже поговорим, а теперь к делу. – С театральной наигранностью заявил Карамазов. – Я узнал, что их центр находится в разрушенном городе, к ста двадцати четырёх километрах к юго–востоку отсюда.  

 – А откуда вы всё это узнали? – Спросил Губернатор.

 – Мы допросили одного еретика, пообещав, что если, он что–то скажет, то мы его отпустим.

 – Он казнён? – Спросил вновь губернатор.

 – А как может быть иначе. – С удивлением ответил инквизитор.

 – Вернёмся к делу, но сначала я задам вопрос. Командору, нам нужны все воины в предстоящем сражении. Нам нужен каждый солдат. Ты готов обрушиться на врагов?

 Командор, молча, стоял. В нём не было сомнений, и он даже не думал отказываться. Он крутил в голове мысли о том, что делали эти гнусные отступники со Сциллой и Марком, его сердце пылало огнём и жаждой мщения.

 – Я готов. – Практически прорычав, дал свой ответ Эстебано.

 Губернатор немного нахмурился, показал пальцем в место перебинтовки, которая просвечивалась под футболкой и с толикой удивления и надменности в голосе спросил:

 – А вот это вот не помешает.

 – Нет. – Быстро и жёстко ответил Командор.

 – Вот и хорошо, а теперь давайте обсудим план наступления. – Бровадно начал губернатор. – Мы решили привлечь силы по максимуму, в том числе и армию и Трибунал, ибо военных соединений Империал Экклесиас не хватит для штурма их оплота. Всё, что будет происходить при штурме, строго засекречено. И никто из жителей Рейха не узнает об этой операции. Все вы, и из тех, кто будет участвовать в штурме, подпишут специальную бумагу. Любое разглашение даже незначительных деталей будет караться смертной казнью. А сейчас о стратегии. Наша боевая группа делится на четыре наступательных части, что б было проще окружить их нечестивый оплот и не дать уйти не одному врагу Рейха. Перед наступлением следует артподготовка, в пределах пятнадцати минут, а потом наш выход. Первую группу «Очищение», в которую входят: Храмовая Стража и Церковное ополчение. Эту группу насколько я помню, будет возглавлять наш Территориальный Инквизитор. – Смотря на Карамазова, говорил Губернатор, но Верховный Инквизитор не выдал не единой эмоции. – Вторую группу «Свет Закона», состоящий из соединений Трибунала, возглавляет Критарх–майор. Третью группу, состоящей из отрядов армии Рейха, возглавляет наш полковник. И Четвёртую группу, сводный штурмовой отряд, состоящий из комиссаров, полицейских и сил местной самообороны возглавляет Провинциальный Комиссар. План прост: первой атаку начинает сводный штурмовой отряд, на него стягиваются все мятежники, потом замыкают кольцо остальные группы. Архиеретик находится в самом высоком здании города, и он наша цель. После штурма и вывода войск наш концерт завершает авионалёт. Авиация залёт всё священным напалмом, выжигая ересь. План понятен?

 Командор понимал, что стратегический гений Областного Губернатора оставляет желать лучшего, а его план банален и прост. Правитель области делал ставку на плохую оснащённость и организованность врага. Типичная ошибка. Если бы губернатора услышали те, кого он собирался привлечь к битве, то его самого бы осудили как отступника. Но Эстебаноу это было не и интересно. У него своя цель.

 Правитель области, смотря на Карамазова, вопросил:

 – Господин Верховный Инквизитор, а какое место займёт Командор? Вы о нём ни слова, ни сказали.

 – Да, кстати, что со мной? – Вторя губернатору, спросил Эстебано.

 – Я ещё не определился, ты сможешь занять место в любой группе.

 

Через два часа. Оплот ереси.

Некоторое время город стоял в гордом одиночестве, возвышаясь над пустошью, подобно великану. Его главное здание, самое высокое, возвышалось, упираясь в небеса, над всем городом. Это был истерзанный временем и войной высокий чёрный шпиль.

 Со стороны город выглядел безжизненным и мёртвым. Разрушенные здания, покосившийся ландшафт и абсолютный ореол тишины вокруг, только дождь разбавлял мрачную тишь: всё это делало город подобно призраку из давно минувших времён, что умерли с падением свободы в этих краях. Но это была ошибка.

 Выстрелы из крупнокалиберной артиллерии разорвали тишину. Город озарился вспышками разрываемых снарядов. Внутри города прогремели звуки взрывов. Это артиллерийское крещендо ознаменовало начало кровавого концерта, которому ещё стоит развернуться на древних улицах.

 Командор пробирался под пролетающими снарядами. Их свист раздавался над головой и отражался в ней, подобно бесконечной монотонной песни. Эстебано решил пойти один, после долгого и личного разговора с Карамазовым, не присоединившись, к какой либо наступательной группе, хотя получил цели от губернатора, на которые успешно плевал.

 И он выбрал это время, когда союзники ещё не начали наступление, а враг уже прижат огнём. Ему нужно было как можно скорее достигнуть главного шпиля, именно там его цель. А артподготовка загнала и прижала к земле многих противников, что давало преимущество в скрытности. Командор бежал, сохраняя темп, что б ни израсходовать все силы уже на марш броске. Но всё равно бег давался крайне тяжело, на парне была полная экипировка полк–ордена вместе с автоматической винтовкой.

 Он почти добежал до первых развалин города, уже виднелись первые развалившиеся дома. Эстебано быстро нырнул за песчаную насыпь, пытаясь скрыться за ней, а потом и оценить ситуацию.

 Командор выглянул из–за укрытия, то, что он увидел, его весьма изумило. Укреплённая линия обороны: сотни метров колючей проволоки, укреплённые прямо в руинах огневые точки с пулемётами, окопы, противотанковые пушки и ежи. Эстебано покрутил визор на маске, и изображение увеличилось, он заглянул вглубь города: танки, грубо склёпанные из металлома, пулемётные точки. Это была не толпа еретиков, а мощная и натренированная армия религиозных фанатиков. Командор посмотрел немного в другую сторону и увидел небольшой прорыв цепи: уничтоженный дзот и разорванная колючая проволока. Он быстрым бегом рванул туда. Во время бега в его голову пришла одна мысль: почему на линии обороны никого не было? Почему он увидел только танки? Он не стал сейчас отвечать на этот вопрос. Он быстро пробежал через прорванную линию и поспешил укрыться, скоро начнётся штурм. Командор добежал до одного развалившегося дома и забрался в него.

 Артиллерийский дождь стих. На улочках города стало тихо, только ливень барабанил по руинам. Ненадолго. У домов зашевелились люки и оттуда стали выбираться люди в самых разных одеждах, но у каждого было какое либо стрелковое оружие, причём самое разное, от самодельных пистолетов до современных гранатометов. Командор попытался рассмотреть их всех. Одежды отступников были самые разные – от военной и полицейской, до арестантской и гражданской. И все они под монотонный напев своих литаний стали занимать свои места на линии обороны.

 Они встали у линии обороны и стали распевать свои молитвы и нечестивые псалмы. Из глубин города стали выезжать грубые танки, похоже, что материалы на их сборку поставлялись из мануфакториев. От их гула стало закладывать уши, а из труб танков вываливались массы чёрного дыма, будто он работал на угле. Все они тянулись занять своё место на линии обороны, чтобы защитить свою веру и как им казалось свободу.

 «Штурм будет кровавым» – подумал про себя Командор. Но ему некогда было смотреть на начало наступления, ему следовало пробираться через развалины к шпилю, если он хотел добраться до своей цели первым.

 Эстебано проверил оружие, протёр боевой нож и пистолет, встал и двинулся к выходу. Он незаметной тенью пополз по городу, пробираясь через мёртвый, но всё ещё живой город.

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-08; Просмотров: 188; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.106 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь