Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии |
H. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ. Дорогой Сергей Сергеевич, вчера получил остатки «Огн[енного] ангела»
Мая 1928 г., Москва 30/V 1928. Москва
Дорогой Сергей Сергеевич, вчера получил остатки «Огн[енного] ангела». К сожалению, вечером ко мне зашел переплетчик, и я поспешил ему все отдать (у меня открылась целая запись на «Анг[ела]»), так что еще не успел посмотреть даже мельком. Сейчас я принялся за него уже второй раз и основательно, и успел проштудировать 1-й и 3-й акты до вчерашнего дня. Хотя продолжение еще будет, но кое-чем хочу с Вами поделиться. В прежнем письме к Вам я впал в восторженную истерику, главным образом, из-за 5-го действия, поразившего меня своей силой в целом и невероятной яркостью отдельных моментов (последний вопль Ренаты, когда солнце!), но остальное я скорей предчувствовал, чем уже ощутил и осознал. Меня несколько сбивали Ваши очень необычно резкие и часто запутанные гармонии и порядочная сложность изложения. Пройдя эту музыку вторично, я изумился, до чего все это уместно и убедительно. Знаете, что меня особенно поражает? — Невероятная, если так можно выразиться, человечность Вашей музыки и восстающих из нее образов. Фигуры Рупрехта и Ренаты — это не театр, еще менее опера, а совершенно живые люди, до того глубоки и подлинны все их интонации. Первый их разговор в комнате, рассказ Ренаты — до чего все это характерно и по существу, а в то же время как закончено по чисто музыкальной структуре и тонко по ткани, какая выразительная, гибкая и притом практичная вокальная линия. Не меньшее, если не большее, восхищение, вызвал во мне весь 3-й акт, такой же сильный по своей внутренней убедительности. Необыкновенно ярко сделана интонационно картина одержимости Ренаты, ее истеричность (то убей Генриха, то не смей убивать), недоумения простого Рупрехта и пр., и весь конец акта! Чисто музыкально меня восхищают все темы: они или лапидарны, как тема Рупрехта (начало), как истерия Ренаты: или пластичны, богаты и беспредельно выразительны, как тема (любви — что ли?): <стр. 279> Потом Мадиеля (или Генриха?), которую Вы так великолепно используете в центре цвишеншпиля* 3-го действия. Это я указал наиболее действенное, а сколько там еще тематических и гармонических штрихов! Я боюсь только одного: исполнение потребует первоклассных артистов не только в вокальном смысле, а еще и в драматическом, кроме того, изложение материала у Вас очень сжатое и плотное, потому неизбежно и безэффектное (в банальном смысле), а приняв во внимание богатство и чисто музыкальную сложность материала, можно ожила и. что опера будет «доходить» очень долго, первое время держась, быть может, на таком боевом акте, как 5-й. Но я все-таки думаю, что не ошибусь, если буду считать «Огн[енного] а[нгела]» сочинением, где Вы встали во весь рост как музыкант и как художник, ибо для того, чтобы дать такие образы, как Рупрехта и Ренаты во всей их глубине и невероятно человечной сложности, надо созреть до полной гениальности. Ведь Ваша Рената живет даже на бумаге, ее музыка вызывает ярчайший зрительный образ. Да так и все остальное — и хозяйка, и Глок, и т. д. Теперь дальше. Пойду уже Вас огорчать. «Стальной скок» все же сыграли1. Под управлением очень способного (у нас говорят гениального) американца Вл. Савича. К сожалению, я не был на репетициях, так как был вне Москвы и не могу судить вполне о качестве исполнения. Успех был средний. Все поголовно — злятся и ворчат. На Вашей стороне только часть старых друзей: я, Держановский. В.В.Яковлев и еще кое-кто из моих учеников и зеленой молодежи (последний пункт меня особенно удивил и обрадовал). Все противники в один голос кричат, что здесь нет ничего нового, что все это уже было, что все слишком шумно, что слишком много «белых клавишей», «слишком уже фальшиво» и т. д. Но у меня такое впечатление, что все разочарованы как раз другим, — что Вы дали слишком много нового, а не дали себя приятного, любезно-хлёсткого и... знакомого; все словно ждали 3-го концерта, марша из «Апельсинов» и т. д. А когда Вы им преподнесли циклопические глыбы, страшные полифонические и гармонические наслоения, когда стали забивать сваи совершенно небывалых, жутких в своей грандиозности и мощи построек, все растерялись и, услыхав все же кое-что знакомое, а от всего прочего заткнув уши, провозгласили, что это старо и неинтересно. Я боюсь, что Вы сделали ошибку, позволив играть балет не полностью2. Первый раз его надо было сыграть именно целиком, а потом уж делать отбор, как это было и с «Шутом» (в конце концов, Персимфанс очень хорошо его стабилизовал). А то вышло так, что кроме одного лишь Матроса с браслетом, все остальные номера были грохочущие и несколько однообразные ритмически. Савич еще со страху сократил всю Фабрику, оставив только начало и сразу погнав на Заключение. Не знаю, что из этого полу- * интермедия — от der Zwischenspiel (нем.). <стр. 280> чилось. Лично на меня, если отбросить полученные неприятности от слишком упорного шума меди и ударных, музыка произвела очень сильное впечатление как раз своим своеобразием и совершенно необыкновенной мощью. Что-то гигантское чувствуется как в концепции, так и в гармонической смелости и особенно в тематике, которая меня поразила своей яркостью, выпуклостью, своеобразием оборотов, огромным масштабом мелодических линий, их выразительностью и личной отточенностью. В оркестровке мне показалось тоже много нового и ошеломляющего. Но, правда, судить очень не могу, так как с одного раза все не ухватишь. Откровенно скажу, меня больше всего поразила и как-то целиком захватила мелодика необыкновенным масштабом своих линий и жутким своеобразием изломов, затем уже гармоническая дерзость и общая циклопичность всех замыслов. Уверен, что со сценой это может быть чем-нибудь необыкновенным. Но для меня музыка жива и так. Когда будет клавир? Вообще, что-то Вы очень уж запустили печатание своих сочинений! Между прочим, Класс[ическая] симфония обязательно должна быть сделана в карманном виде! А где ее клавир?1 Одним словом, я жду Ваших нот. О скандале с 8-й симфонией я знал уже давно, возмутительнее всего, что они меня пытались обвинить, что я будто поздно прислал им материал. Но тут уж я вскипел и пропел им, да еще с документами. К сожалению, у меня нет никаких средств бить их по карману, а так ругань вся только впустую. Писал я Вам об исполнении 9-й симфонии или нет? Совсем не помню. Ее играл Сараджев3 и, сознаюсь, неважно. Сперва я пробовал ему указывать, но от репетиции к репетиции шло все хуже и хуже, я и бросил. Сыграли гладко, но не вкусно, а между тем, могло бы выйти отлично, так как это, кажется, первое мое сочинение, написанное практично и легко для оркестра. Все звучало, притом колоритно и очень приятно для слуха. Хотя музыка этой симфонии очень незатейливая, но я своими «достижениями» остался даже доволен. Повезло мне с 3-й симфонией, — ее экспромтом (вместо 8-й, материал которой не попал и сюда) сыграл венгерский дирижер Ст. Штрассер — и сыграл очень хорошо: музыкально и эмоционально4. Я удивился, что старушка прозвучала еще очень свежо и впечатлительно. Между прочим, я Вам не писал, что получил Сонатину Лопатникова? Она мне понравилась. В ней есть размах, определенность намерений, приятность, немножко только сразу отталкивает нарочитость, темообразований и приемов, но хлесткость и темперамент потом мирят. Оригинальности не чувствую. В Дукельском больше. Обнимаю Вас крепко. Извините, если задел как-нибудь описанием «Стального скока». Сердечный привет Лине Ивановне.
Ваш всегда Н. Мясковский <стр. 281> |
Последнее изменение этой страницы: 2019-06-10; Просмотров: 157; Нарушение авторского права страницы