Н. Я. МЯСКОВСКИЙ — С. С. ПРОКОФЬЕВУ. Апреля 1929 г., Москва

Апреля 1929 г., Москва

Дорогой Сергей Сергеевич, письмо Ваше получил в тот самый миг, как ввалился домой из Ленинграда, куда ездил в качестве спасательного круга для 9-й симфонии моей, игравшейся Малько ¹. В итоге: 1) спас симфонию, которая определенно тонула (вышло очень недурно и с хорошим успехом), 2) видел Асафьева, который хотя и сконфужен за «Игрока», но все же Вам совсем недавно писал и даже не уговаривал Вас приезжать (как и я), 3) похитил у последнего его экземпляр «Игрока». Что же касается лета, то, как Вы знаете, за упразднением у нас божественного промысла, в свое время очень помогавшего разным людским делишкам, рассчитывать сделать такой тур-дефорс *, как выезд на прогулку за границу, при помощи одних лишь человеческих сил, — бесполезно. Об этом не стоит даже думать. Тем более, что мне изо всех сил надо копить деньги на переезд в новую квартиру, которая должна быть готова осенью. Впрочем, я стараюсь не огорчаться. Буду этим летом утешаться своими «Развлечениями», оркестровка которых еще не почата, затем буду делать клавир Вашей симфоний 4-й (если не нужно Пайчадзе, — который, конечно, дурак, — то для себя), ... скерцо 3-й... (где оно?!!!). Вы думаете, что 2-й никто не интересуется? Нет, ее боятся, я в том числе. Мне она показалась совсем не изложимой на фортепиано даже в 8 рук. Но я еще раз посмотрю, если удастся достать партитуру. Что касается Вашего «Дивертисмента», то мы с Вами не столкнемся; я на свои «Развлечения» смотрю более легковесно и думаю их переводить через «Amusements» **.

Не сердитесь на меня за следующий пункт письма.

Я хочу Вас попросить позондировать почву в Вашем издательстве: не смогут ли они взяться перегравировать 13 моих романсов на слова Гиппиус, которые я должен был изъять из здешнего издательства. Это я сделал давно и передал все романсы в Univ[ersal] Edit[ion]. Последняя фирма за 3 года выпустила только одну тетрадку в 6 штук², а остальные 2 тетради ор. 2 (8 пьес) и ор. 5 (5 пьес) лежат у них без движения, и они все время кормят меня завтраками. Здесь издание это

 

* tour de force ( франц .) — бросок.

** «Забавы» (франц.).

 

<стр. 306>

уже разошлось, а за границей как раз эти пьесы начинают петься (какая-то Нина Карпус, говорят, великолепно поет целую тетрадь из них и т. д.). Мне Univ[ersal] Edit[ion] надоело, я хочу им натянуть нос. Перевод пьес на немецкий мне сделают здесь (добавить надо будет только французский), гравировать будет не трудно, так как не с рукописи, а с печатных экземпляров, хотя и с исправлениями. Я могу за них ничего не взять! Если можно, узнайте это, не откладывая в долгий ящик. Мое письмо Вы получите, верно, уже после возвращения из Брюсселя, поэтому не с терпением буду ждать отчета о впечатлении от «Игрока». А уж «Блудного сына» жду прямо-таки с жадностью. Мне это кажется до нельзя оригинальным и, если не ошибаюсь, для Вас новым, а потому особенно интересным, тем более, что Вы сами находите, что музыка Вам удалась.

Желаю Вам всего лучшего. Обнимаю Вас крепко. Лине Ивановне мой сердечный привет.

Ваш Н. Мясковский

16/IV 1929. Москва

С. С. ПРОКОФЬЕВ — Н. Я. МЯСКОВСКОМУ

Апреля 1929 г., Париж

1, Rue Obligado, Paris XVI, France.

22 апреля 1929

Дорогой Николай Яковлевич.

Ваше письмо пришло как раз перед самым моим отъездом в Брюссель. Но все-таки выяснить с издательством вопрос о Ваших романсах до отъезда не удалось: поговорю с Пайчадзе, с величайшим удовольствием, немедленно по возвращении, или даже еще раньше, в Брюсселе, куда он приедет на премьеру.

Но вот странность: передо мною Ваша первая соната, на обложке которой написано, что ор. 2 состоит из трех пьес: «Противоречия», «Однообразие» и «Круги», а Вы пишете о восьми пьесах; точно так же ор.5 состоит из двух пьес («Луна и туманы» и «Кровь»), а по Вашему письму их пять¹. В конце концов, это неважно, так как опусы с тех пор могли припухнуть. Но важно следующее: каким образом три пьесы из ор. 2, изданные в Российском музыкальном издательстве, и красующиеся у них на парижской витрине, были предложены Вами Универсалю? Или просто на обложке первой сонаты показаны неверные опусы, и романсы, о которых Вы говорите, совсем не те? В таком случае, пожалуйста, сообщите мне названия их, а также,— где они были до сих пор изданы: только в Музсекторе, или же достались ему по наследству? В последнем случае, свободны ли они для заграницы? (заграничные права на некоторые издания, например Юргенсона, кажется, были переуступлены до Советской революции, и потому за границей такие сочинения не свободны).

<стр. 307>

Мне очень грустно, что Вы с такою простотой отмахнулись от заграничной прогулки. Но не думайте, что от меня столь легко отделаться. Я считаю, что для осуществления этой поездки Вам надо преодолеть лишь следующее: 1) получить заграничный паспорт и 2) иметь возможность истратить деньги на этот паспорт, на билет от Москвы до Берлина, который можно, кажется, оплатить весь в червонцах, и на обратный билет от польской границы до Москвы. [...] Пребывание же во Франции Вам не будет стоить ни копейки, так как, черт возьми, смею же я, наконец, после двадцатитрехлетней дружбы с Вами пригласить Вас погостить у меня месяц-другой летом в деревне! Если Вам покажется, что это «неловко», то я Вам с бешенством возражу, что в тысячу раз более неловко от этого отказаться. Французскую визу я Вам достану. Подумайте об этом, пожалуйста, и не пытайтесь находить возражения. В деревню мы собираемся переехать в первой половине июля, но не следует, чтобы Вы слишком откладывали хлопоты о заграничном паспорте, а также заявление о французской визе.

Чрезвычайно приятно, что Ваша девятая симфония имела успех в Ленинграде². Мне очень хочется поиграть ее в 4 руки, равно как и Десятую. А как Вы нашли Асафьева? Письмо, о котором он Вам говорил, я получил, но оно было такое ноющее, что я совершенно растерялся. Вторая корректура «Блудного сына» будет готова к моему возвращению из Брюсселя, то есть к началу мая; тогда я Вам немедленно вышлю первую.

Крепко обнимаю Вас.

Ваш С. Пркфв

⇐ Предыдущая79808182838485868788Следующая ⇒

Поделиться: