Стихира Преподобному Сергию Радонежскому

 

Есть такие страны прекрасные, куда люди всегда стремят­ся. Эти страны изобилуют сокровищами, богатствами, цен­ными материалами, самыми лучшими условиями жизни.

В Библии говорится, что еще в глубокой древности бо­гоизбранный народ стремился в обетованную землю, ко­торая течет медом и млеком. К этой земле израильский народ шел сорок лет. Шел через большие трудности и опа­сности. На его пути стояло множество врагов. Разные на­роды — моавитяне, филистимляне, египтяне и многие другие — яростно заграждали ему путь к обетованной земле, воевали огнем и мечом, днем и ночью, во всякое время года. Сотни, тысячи врагов стояли на пути.

Но богоизбранный народ всё равно шел к своей цели. Он вступал в смертельную борьбу, лилась кровь рекой, гибли тысячи людей, но народ шел вперед. С помощью живого Бога израильтяне побеждали врагов, сметали их со своего пути и шли дальше. И так целых сорок лет. Надо еще упомянуть, что во время этого пути, проходя знойные безводные пустыни, народ переносил ужасные страдания, жажду и голод, недомогание и недоедание, моры и много-много других злостраданий и испытаний. Но народ израильский все-таки достиг своей цели. Он дошел до обетованной земли, текущей медом и млеком, и навсегда в ней поселился.

Это было давно, в древние времена. Так написано в Библии.

Есть и теперь дивные страны. Есть и теперь обетован­ная земля. Есть и теперь страна, в которую стремятся тыся­чи, миллионы людей, стремятся неустанно, денно и нощ­но, в солнце и непогоду, стремятся всю жизнь. Только эта страна не близко. Она очень далеко. Если даже и залезть на самую высокую-высокую гору, то и тогда мы эту стра­ну не увидим. Она не за горами, не за долами, не за мо­рями и океанами — она на небе. И как прекрасна эта страна! Как великолепна! Как дивна и неописуема! Их же око не виде и ухо не слыша, что приготовил Бог любящим Его (ср. 1 Кор. 2, 9). Но как на пути в обетованную землю были многие препятствия для идущих, так и на пути в эту высокую страну — Царство Небесное — много-много ле­жит препятствий.

Первое препятствие, и самое тяжелое, — это неведе­ние, когда люди говорят, будто на небе нет никакой жиз­ни, нет никакого рая, нет никакого Царства Небесного. Это первое — самое большое и тяжелое препятствие. А когда говорят, что нет Царства Небесного, то еще добав­ляют, что нет и души в человеке, которой бы он стремился к невидимому Небесному Царству. Ведь вот говорят так, и говорят серьезно, как разумные, как ученые, как будто они и вправду знают об этом, будто не ошибаются. А ка­кая в этом роковая ошибка!

 

***

 

Девушка умирала от тяжелого недуга. Совсем еще юная и нежная душа. Ей было всего только двад­цать лет. Это ранний цветочек, вышедший из земли и тянущийся к солнцу, к теплу, к жизни. Как она хотела жить, радоваться и любить! Но жизнь ее неожиданно обрывалась. И всё это против желания, против воли. И кто мог бы избавить ее от этого трагического конца, от этой неминуемой смерти?..

Умирая, она не роптала. Но мучило другое: однажды, во время Крещения, ей сказали, что у нее есть душа и что эта душа живет вечно. Вот об этом-то она теперь и дума­ла. Если она имеет бессмертную душу, то это значит, что она будет жить и после смерти. Там, за гробом, уже была ее горячо любимая мать. Находясь теперь на смертном одре, эта юная крошка сильно боялась вечной разлуки со своей любимой матерью. Она металась в горячке. Ее бед­ная головка вся пылала. Мысль, страшная мысль прон­зала ее мозг: «А если нет души, а если только говорят, что она есть, а на самом-то деле ее нет? Тогда что? Тогда веч­ная разлука, и любимого человека не увидеть никогда...» От этой мысли умирающая страдала, как от острого ору­жия, вонзенного в сердце.

К девушке подошла почтенная старушка. Это была ее кормилица и воспитательница с детства. Старая женщина нежно положила свою руку на пылающее чело страдали­цы и, нагнувшись над ней, тихо спросила: «Что с тобой, милая моя малютка, почему так смущена в этот страш­ный час? » — «Скажи мне, тетя, — простонала еле слыш­но девушка, — есть ли у меня душа? » Старая женщина поняла всё. Она знала, что это самый страшный вопрос для умирающего человека. Достав платочек, она утирала слезы. А в это время глаза больной, как две горящие зве­зды, впились в ее старческое лицо. Утерев слезы, старая женщина низко наклонилась над умирающей, поцелова­ла ее нежно в горящую голову и тихо, но твердо ответи­ла: «Милое мое дитя, у тебя душа есть, раз она так сильно страдает...»

Девушка разом вся опустилась, напряжение ее осла­бло, она тихо прошептала: «Больше мне ничего не надо, теперь я знаю, что буду жить и встречу там свою маму». Две крупных слезы, как две жемчужины, выкатились из ее закрытых глаз. Она тихо угасла, как потушенный огонек, как сорванный цветочек, чтобы там жить и цве­сти вечно.

 

***

 

О мой дорогой и милый друг! Ведь в тебе есть живая бес­смертная душа! Душа, которую ты не видишь телесными глазами, но которую можешь ты чувствовать, ощущать. Откуда у тебя высокие стремления, благородные порывы, творческие идеи, жажда истины и красоты? Ведь у кого нет вечной души, как, например, у животных, у того нет и этих высоких качеств. А у тебя всё это есть. Значит, ты не живот­ное бессмысленное, а разумный и мыслящий человек.

И как это гордо и высоко звучит: человек с разумной и бессмертной душой! А без живой души может ли суще­ствовать человек в полном смысле этого слова?

Я думаю, что многим из нас всё-таки хотелось бы уви­деть человеческую душу. Ведь слова мало убеждают, а вот если бы увидеть своими собственными глазами — это другое дело.

 

***

 

В детской кроватке умирал малютка. Мать, вся в слезах, стояла рядом и помочь своей милой детке ничем не могла. «Господи, хоть бы увидеть душу моего милого ребенка», — взмолилась несчастная. Малютка вздрогнул, немножко потянулся и... затих навеки. В этот миг мать ясно увиде­ла, что от головки умершего ребенка потянулось как бы белое облачко и, приняв форму младенца, остановилось в воздухе. Мать в страхе и удивлении вскрикнула. Прямо на нее живыми глазами смотрело родное детское личико. «Душа», — прошептала женщина и упала без чувств.

 

***

 

В день своего Ангела отец Василий пошел на родную могилку жены, чтобы послужить панихидку. Оканчивая ее, он запел последние трогательные слова: «Со святыми упокой, Христе, душу усопшия рабы Твоея...» В это самое мгновение около могилки заколебался воздух, даже трава, цветочки низко погнулись. Отец Василий ясно услышал знакомый голос жены: «А я тебя, друг мой, поздравляю с днем твоего Ангела».

 

***

 

В глубокую ночь на Алтае в доме одного христианина было неспокойно. Вся семья была напугана какими-то странными криками. Пришедший с озера отец видел на кладбище две тени, которые встали из земли и двину­лись к дому. И вот теперь в доме полное смятение. Через минуту все увидели, как два призрака пронеслись мимо окон, издав при этом крик о помощи. «Это души покой­ников, которых похоронили вчера», — сказал отец, и вся семья встала на молитву.

Душа есть, мой дорогой читатель. Душа живая, бес­смертная. Настанет час, и ты увидишь ее своими глазами.

Вторым препятствием на пути к вечной жизни и Цар­ству Небесному является враг рода человеческого — диавол. Вот он-то уж сильно старается, чтобы заградить нам путь к Горнему Иерусалиму. Господь по Своему правосу­дию прогнал его с неба за гордость и ожесточение. А мы с тобой, мой милый друг, стремимся на небо. И это диаволу противно. Вот он и старается, вот и изворачивается, чтоб только устрашить нас всякими кознями, опорочить нас всякими грехами и не допустить до небесного рая, от­куда он низринут.

Если ты горячо возлюбила Господа, если ты решилась во что бы то ни стало пробиться к вечной жизни, то воору­жись против невидимого врага молитвой, терпением, зна­мением креста. Гони диавола прочь с твоего пути. Не бой­ся его козней. Не страшись его страхований. Он от тебя не отступит: или он тебя погубит, или ты его должна по­бедить. Какая это страшная борьба! Какая мучительная и продолжительная... Но делать нечего, другого пути нет.

И преподобные отцы, и святые жены, и юные девы шли этим путем. «Идите сквозь тесные врата, — слышится го­лос Спасителя, — ибо широкие врата и просторный путь ведут к погибели, а узкий путь ведет к жизни вечной» (см. Мф. 7, 13-14). Пойдем и мы с тобой этим путем через все трудности и скорби и будем верить, что мы достигнем цели — вечной жизни.

К обетованной земле, в страну лучей — в Царство Не­бесное шел и наш дорогой собрат и отец иеромонах Пахо­мий (в миру Серафим Павлович Уржумецкий). Он пришел в Лавру Преподобного Сергия мирским человеком. С виду почтенный, солидный, средних лет мужчина, он был при­нят с любовью. Что привело его сюда? Может быть, утрата любимой жены? Может быть, желание загладить покаяни­ем свою прежнюю жизнь? Или полная потеря материаль­ного состояния? Не думаю. Он пришел спасать свою душу. Еще с детских лет в нем горела жажда монашеской жизни, но только в средних летах он смог попасть в монастырь. Враг не пускал. Препятствия строил. Но всё-таки настал час, Господь привел к желанному месту.

Послушание Серафим Павлович нес в монастыре ка­кое-то такое «интеллигентное». То ли он был инженер (ведь в монастыре и инженерные дела бывают), то ли про­раб на восстановительных работах при монастыре. Пра­во, не поймешь, кем он был в обители, какое он нес там послушание. Но, будучи всегда серьезным, скромным, де­ликатным, он вызвал к себе уважение начальства и вскоре был пострижен в монашество с именем Пахомий. Монах он был неплохой. Обеты свои, послушание и прочее вы­полнял аккуратно. Имея образование, авторитет, строгое монашеское поведение, он скоро получил ходатайство о рукоположении в иеродиакона, а потом и в иеромонаха. Помню, когда я был еще иеродиаконом, то служил с ним литургию, и даже не одну литургию, а много. Не забыть мне той глубокой сосредоточенности и молитвенной бла­годатной собранности, которая отражалась на лице отца Пахомия при совершении им Божественной литургии. Особенно всегда удивляло меня его исключительное мол­чание. Казалось, что он забывал всё окружающее и ухо­дил в молитву.

В своей келии он занимался чтением душеполезных книг и неопустительно при этом выполнял свое монаше­ское правило. Особенное его качество заключалось в его тактичности со всеми: с начальством, с равными себе, с подчиненными и даже с детьми. Со всеми он был ровен, мягок и искренне любезен.

Как всё-таки поучительно для нас, мой любезный чи­татель, видеть эти качества в образованном священнослу­жителе! Не относимся ли мы грубо и дерзко к окружаю­щим нас людям, даже родным и близким, чем порочим себя и оскорбляем Бога? И я должен сказать тебе, моя ми­лая душа, что это немаловажная вещь. Это не мелкий грех обыденной нашей жизни. Это грубый проступок, страш­ный грех и большое беззаконие. Посмотрите на эту мило­видную девушку, которая даже мечтает чуть ли не о мо­нашестве, — как она на вид скромна и смиренна, точно ангел Божий слетел с неба на нашу грешную землю, даже и крылышки еще не обсохли от полета. А попробуйте троньте этого «ангела»! Скажите ей какое-нибудь слово не по ней, даже и не очень обидное слово, как увидите нечто ужасное! Вы увидите, что это совсем и не ангел, а прямо демон в образе ангела света, да какой злой-презлой демон! Увидите, как она резко сбросит личину лож­ного смирения и ответит вам такими словами, что вам и в страшном сне-то не снились. Или устроит такое, чего вы и не ожидали от нее.

Вы скажете, что это нервы у всех расшатаны да развин­чены, даже у молодых. Конечно, нервы-то нервами — мы всегда найдем на что сослаться. Но главное здесь совсем и не нервы, а распущенность, развязность, несмиренная душа. Вот и выходит всё это наружу.

Мне приходилось слышать на исповеди, как иные де­вушки с легким сердцем каялись в том, что они подни­мали руки на своих родителей! А ведь это же ужасно! Ко­щунственно, преступно! Как огонь с неба не попаляет нас за такие дела?

И не думай, мой милый друг, что здесь осуждается только прямое буйство. Нет. Совсем нет. А даже и рез­кое неприличное слово, сказанное в порыве гнева в адрес старших или равных себе и даже детям — тяжелый грех. И что нам тогда делать, спросите? Одно: смиряться ду­шою. Ломать свою гордыню и стремиться изо всех сил украшать себя истинным смирением.

Особенно же, мое дорогое дитя, страшно безобра­зят, прямо уродуют юную душу гордость, гнев и ярость. Ярость, гнев, буйство в юной душе — это аспид, скорпи­он, который забрался в нежный благоухающий цветок, это рак смертоносный на здоровом юном теле. Как боять­ся надо этого чудовища, этой страшной беспорядочности чувств и следовать почтенному нашему отцу Пахомию! Степенность, выдержанность, скромность, деликат­ность — вот была его стихия жизни.

Покажу тебе, мое милое чадо, еще один светлый луч добродетели в жизни отца Пахомия. Иеромонах Пахо­мий как зеницу ока хранил целомудрие своего тела и сво­ей души. Он не допускал и помысла скверного до своего сердца, гнал от себя всякую блудную и грязную мысль. Он хорошо знал, что блудная мысль подобна грязной свинье. Если грязная свинья прорвется в двери и вбежит в чистую комнату, то ее не вдруг выгонишь оттуда. Она будет бегать из угла в угол, пачкать чистый пол, вопить по-свински, а обратно в двери не захочет выбежать. Всё испачкает в комнате, перевернет, разобьет посуду, кое-что поломает, поколет, и чего только она, эта свинья грязная, не наделает в чистой комнате! Хаос, грязь, беспорядок! И всё оттого, что хозяин просмотрел, прозевал, и свинья проскочила в двери. Если бы он задержал свинью сразу

в дверях, отогнал бы ее хорошей палкой подальше, комна­та была бы чистой. А если уж прозевал или просто сказал: «Ну ладно, пусть пройдет, она плохого ничего не сдела­ет», — вот тут-то он и ошибется сильно. Свинья — пусть она будет самая тихая, спокойная, будто кроткая, — всег­да свое грязное дело сделает.

Вот так же, мой милый друг, и грязный блудный по­мысел. Если бы ты бодрствовала и не впустила его в две­ри сердца своего, то он бы не забрался к тебе в душу, не осквернил бы ее чистоту. А раз ты живешь невнима­тельно и не следишь, кто лезет в двери твоего сердца, в ум твой — хороший или плохой помысел, — то вот так и по­лучается. Нечистый помысел заходит в ум (двери сердца), а ты его не останавливаешь. Он лезет дальше, в сердце твое, и начинает всё осквернять, пачкать. Ты хватишь­ся — и давай с молитвой гнать помысел нечистый из сер­дца, да не тут-то было! Он уворачивается, бегает туда и сюда. Вот тогда и мучишься, пока не заплачешь и сле­зами и воплем к Богу не избавишься от мерзкой блудной нечистоты.

Даже если с помощью Божией и прогонишь нечисто­ту из сердца, то после долго остается какое-то нехорошее чувство. Точно так и после свиньи остается плохой запах в комнате.

О мой милый друг, стой, стой неустанно у дверей сво­его сердца, храни ум и не давай грязной мысли пролезть в душу. И святые наши богоносные отцы учат этому, и слово Божие к этому нас призывает. Особенно страш­но, когда человек скверной мыслию услаждается, то есть удерживает эту мысль, она ему нравится, доставляет ка­кую-то сладость, удовольствие его сердцу. Это уже страш­ный грех, который ведет к смерти души. Как яд прислащен, чтобы обмануть человека, и когда он выпьет этот яд, то немедленно умирает, — так и блудная страсть: она до­ставляет человеку плотскую сладость, но потом приносит душе смерть.

Чтобы избавиться от блудной страсти, следует чаще ис­поведоваться духовнику. Да не стыдиться, не запираться и не скрывать того змия, который хочет свить себе гнездо в твоем сердце, а поплакать и рассказать батюшке всё, как Са­мому Богу. И чем чаще будешь так исповедоваться, тем бы­стрее враг отстанет от тебя. А мы вот стыдимся говорить о блудной страсти на исповеди. Это самое страшное дело. Это бесовский стыд, гибельный. А чего бы бояться-то да стыдиться-то? Ведь батюшка свой, он тебя не просмеет, тем бо­лее не прогонит тебя за это, а, наоборот, за твою искренность будет больше тебя любить, больше за тебя молиться.

Да, для молодых девиц, юношей самое мучитель­ное откровение на исповеди — это в блудных помыслах или блудных делах. Это самое страшное для них. Но ведь и самое спасительное! Ведь если ты, девушка или юноша, не откроешь своевременно своих помыслов, то они зара­зят всю твою душу.

Вот у тебя на руке неожиданно появилась злокачест­венная опухоль. Если ты своевременно не покажешь ее врачу и с болью и кровью не удалишь — она разовьется и заразит всё тело, и ты умрешь. Так и всякий грех, и осо­бенно блудный.

Покаяние и смирение — самое страшное оружие про­тив змия — блуда. Пишу я об этом, мой милый друг, для того, чтобы тебе запомнить, что нечистый не войдет в жизнь вечную. А я очень хочу, чтобы ты был участни­ком этой вечной радости, чтобы тебе иметь удел со свя­тыми и чистыми ангелами и святыми людьми. Очень я этого хочу и об этом молю Господа. И знаю хорошо, что этот грех — нечистота — в наше время особенно силен. Он, как дракон ужасный, обвил своим гнусным телом всю молодежь, всю вселенную, всех людей.

В страну лучей, к вечной жизни и Горнему Иерусалиму устремлялся иеромонах Пахомий. Он знал, что доступна эта вечная жизнь только для смиренных и чистых сер­дцем, душой и телом.

И если тебя, моя милая душа, неослабно обуревают волны блудных страстей, если они рвутся и заливают твой малый челн, если ты изнемогаешь с ними в борь­бе, — не унывай, тем более не отчаивайся. Есть еще спа­сение и для тебя...

Вот апостолы плывут по бурному морю. Волны зали­вают их лодку. Гребцы борются с волнами, противятся им. Они употребляют всё свое искусство моряков, но улучшения нет — близится гибель. Когда же апосто­лы поняли, какие они беспомощные, какие они слабые в этой борьбе и что морское искусство не приносит им спасения и они всё равно гибнут, — они обратились к Иисусу Христу. «Господи, — взмолились они, — неу­жели Тебе нужды нет? Ведь мы погибаем! » Иисус встал (пока они Его не просили, Он не проявлял Себя, спал), запретил ветру, и на море сделалась тишина. А потом, обращаясь к апостолам, сказал: Маловерные, где ваша вера? (см. Мф. 8, 23-26; Мк. 4, 36-40; Лк. 8, 22-25).

Не справишься с помыслами — блудными, хульны- ми, суетными, всякими-всякими — не надейся на свои силы, а смирись и скажи: «Господи мой, Господи, Ты уж Сам утиши бурю в моей душе. А я совсем-совсем сла­бая и немощная, а буря-то жестокая... Вручаю всю себя Тебе...»

Отец Пахомий по каким-то причинам должен был по­кинуть Святую Лавру Преподобного Сергия и выехать на приходскую службу. Не без боли в сердце он расстался со святой обителью. И расстался... навсегда.

Помню, как он в последний раз прощался с любимой им братией в трапезе, после обеда. Выйдя на середину, он сквозь слезы сказал собравшейся братии: «Простите меня, отцы и братья мои милые, если чем вас обидел, оскорбил, укорил. Не поминайте меня лихом и не забывайте в своих молитвах», — и сам повалился в ноги.

Потом слышно было, что отец Пахомий служит где-то около Москвы, что народ его уважает, любит. Он и там оставался монахом и верным пастырем словесных овец. Сам стремясь постоянно ввысь, к вечной жизни, в стра­ну вечных лучей и негасимых сияний, он и других вел туда же. Он нисколько не изменился на приходе. Буду­чи хорошим монахом в монастыре, он таким же остался и в миру: тихим, скромным, целеустремленным, целому­дренным, молитвенным.

Как часто мы оправдываем себя условиями жизни! «О, если бы я жила в монастыре где-нибудь, — как и ты говоришь, дитя мое, — то тогда бы спасалась по-насто­ящему. А то живу в миру, да на мирской службе, среди стольких соблазнов, искушений! Возможно ли тут спа­саться, да и спасусь ли вообще? » Так вот мы и говорим. Так себя и выгораживаем.

Конечно, в миру гораздо труднее спасаться, да еще в сов­ременном мире. О Господи, да ведь Ты всё это видишь и знаешь. Знаешь и... снова нам говоришь: Маловерные, ну где же ваша вера? » С твердой верой, где бы мы только ни были — в море ли, в океане ли, в самой ли геенне — не погибнем. А если вера слабая или совсем пропала (буря жизни выдула незаметно), тогда что? Опять, как апостолы, взывать: Господи, умножь в нас веру... (Лк. 17, 5). Молиться, просить — и непременно будет.

В одно зимнее утро 1960 года захожу в Трапезную церковь. Служат раннюю литургию. На солею выхо­дит, как обычно, иеродиакон и провозглашает ектении: «...Еще молимся о упокоении души усопшего раба Божия новопреставленного иеромонаха Пахомия». Боже Ты мой, да какая же это жизнь наша земная?.. Почти в расцвете сил, шестидесяти лет! Крепкий, сильный, деятельный...

Так мы похоронили нашего бывшего брата по обители иеромонаха Пахомия. И нет его могилки около нас. Где-то она на сельских кладбищах, но иноческая душа его всегда с нами, в нашей родной святой обители. Здесь он окры­лился в мужа совершенна. Здесь достиг определенной вы­соты нравственной жизни. Отсюда Преподобный Сергий отправил его на новое послушание в мир, где отец Пахомий и довершил свой жизненный путь.

Вечная тебе память, наш дорогой друг, и брат, и отец. Ты от юности устремился к лучшему. Ты сладость вре­менную отнюдь возненавидел, а монашеское житие паче возлюбил... Не ошибся ты в своем выборе между миром и Богом. Не пропала напрасно твоя земная жизнь; добрые стремления, воздержание, молитвы подняли твою душу на высоту духовной жизни, и унеслась она на крыльях веры в бескрайнюю высь, в страну лучей — Небесное Царство, где вечное сияние света негасимого, красоты не­изреченной, где жизнь так хороша и возвышенна, ангелы и люди так прекрасны и чисты, где вечно царствует Все­могущий Бог. Ему слава, держава во веки веков. Аминь.

 

ОН ЖИВ

 

⇐ Предыдущая9101112131415161718Следующая ⇒

Поделиться: