Архитектура Аудит Военная наука Иностранные языки Медицина Металлургия Метрология
Образование Политология Производство Психология Стандартизация Технологии


Молитва Преподобному Сергию Радонежскому



 

Бывают на свете люди, которые без конца суетятся. То они что-либо строят, то куда-либо едут, то что-либо планируют на будущее. Словом, никогда не имеют покоя для себя. Днем и ночью, во всякое время года, во всяком возрасте — в детстве, в юности, в зрелости, в старости — они живут какой-то стихийной жизнью, каким-то слу­чаем, мимолетной и временной идеей. Так и живут, так и проводят свою короткую земную жизнь, свои драгоцен­ные дни. Проводят мелко, неразумно — они, как будто дети, играют в игрушки.

А ведь время — это самое дорогое и ценное в жизни человека. Время — это такое сокровище, которое ничем не покупается. Всякие ценности: драгоценный металл, дорогие одежды, изящные предметы, ученость — всё это приобретается временем, а затем — усилием, трудом и разными другими путями. Одним словом, приобретает­ся во времени. А вот само время ничем не приобретается, а дается человеку Богом.

Все мы знаем, что дня человека самое ценное — это его жизнь, и эта жизнь дается человеку не кем иным, как толь­ко Богом. Говорят, что человеческая жизнь, да и вообще жизнь — случайное явление, стихийная вещь, но только это совсем не так. Господь Бог — Жизнодавец. Он дает дыхание и жизнь всему: и маленькой букашке, живущей инстинктом, и человеку как разумному, совершеннейше­му на земле существу.

Да, много на земле людей, которые живут без вели­кой идеи — вечного спасения. Живут, мыслят, трудятся, страдают, веселятся, а потом исчезают с земли, как будто их и не было, как будто они и не жили. И что их ожидает там? Какая участь?

Вот молодая девица ночей не спит, себя не жалеет, от­дает все свои силы, чтобы выучиться и стать человеком с высоким положением. Ну, например, стать доктором, или педагогом, или хорошим ученым. Но проходят годы, убывают силы, исчезают красота и прелесть юности. От­куда-то взялась болезнь, да такая, что и медицина не в си­лах справиться. А за болезнью явились немощь, упадок сил, постепенное увядание и... смерть.

Или вот человеческая жизнь, такая солидная жизнь, мудреная, отдана в жертву мамоне, то есть богатству. Че­ловек всю свою жизнь потратил на приобретение денег. Уж очень сильно он их полюбил. Даже ночами во сне ви­дит свежие пачки денег: собирает их и прячет подальше, чтобы не украли. Ведь это цена всей его жизни! Ему хочет­ся всё больше и больше скопить, и ему думается, что он очень разумно и предусмотрительно поступает. А вдруг он заболеет, вдруг останется без родных в старости? Кому он нужен будет? И вот он еще больше занимается стяжанием.

Однажды многодетная вдова, убитая нуждой и бо­лезнью, пришла к нему и упала в ноги: «Добрый человек, не дай погибнуть сироткам, помоги несчастной семье ку­сочком хлеба, пожалей нас, беспомощных и больных!..» «Добрый человек» грубо отказал бедняжке матери, и она ушла со слезами домой.

Ровно через неделю он заболел. И заболел-то не на шут­ку. Страшась за свое будущее, он всё-таки позвал свя­щенника. Последний пришел к нему. И что же увидел? О ужас! Больной лежал на своем смертном одре и жевал деньги. Полон рот денег, и в руках своих он крепко дер­жал пачки денег.

«Что ты делаешь, несчастный?! » — ужаснулся свя­щенник.

Тот молчал и только судорожно старался проглотить деньги. И на глазах священника умер.

Богатство, деньги — это жертва мамоне. Как это ужа­сно! Бессмысленно! Безумно! А ведь бывает и такое. О жизнь! Как ты разнообразна, разновидна и разнодель­на! Каждый человек живет по-своему и живет для чего-ли­бо. Подчас совершенно для пустого, бесценного, глупого и нелепого.

Иеромонах Арефа, насельник Троице-Сергиевой Лав­ры, жил совсем иначе. Он жил только для Бога. Как это разумно и ценно — жить для Бога и в Бога богатеть! Не со­бирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребля­ют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе... ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6, 19-21).

Отец Арефа, живя только для Бога, собирал себе со­кровища не на земле, а на небе, то есть в самом надеж­ном месте.

В миру его звали Афанасий Евстафьевич Синьков. Родился он в 1880 году. Место его рождения мы совсем не знаем, не знаем и его родителей. Кто они были? Ра­бочие, крестьяне, служащие или еще кто? Да это нам и знать не обязательно. Мы даже не знаем прежней жиз­ни отца Арефы. Где он жил, где служил, трудился, мо­лился? А вот знаем самое главное — последние годы его земной жизни. Сказано, что конец венчает дело. Вот этот конец земного бытия из жизни иеромонаха Арефы нам и хочется показать.

Прежде всего изобразим по возможности перед чита­телем внешний облик этого труженика святой обители Сергия Преподобного. С виду отец Арефа был похож на человека совсем не русского: смуглый, с густой черной бородой. Высокий ростом, стройный станом, крепкий те­лом, он представлял собой сильного и здорового мужчи­ну. Характером он был душа-человек: мягкий, кроткий, отзывчивый, внимательный, даже нежный в обращении с людьми. За эти качества души все в Лавре его любили. Почитали его как истинного монаха и ревностного труженика-отца.

Вот примерно таким мы знали отца Арефу, таким он запечатлелся в нашей памяти. Но хочется побольше рас­сказать об этом скромном ученике Преподобного Сер­гия, для того чтобы извлечь из его жизни поучительные для нас уроки, душевную пользу, назидание для нашего спасения.

Отец Арефа выполнял послушание у святых мощей Преподобного Сергия. Он очень аккуратно и благоговей­но служил молебны, читал акафисты, прочитывал все до одной записочки, которые подавали верующие о здра­вии своих сродников. Молиться он умел. Но, не обладая музыкальными способностями, пел и читал скорого­воркой, как будто с кем беседовал. Однако в его словах и молитве чувствовалось движение живого духа. Чувст­вовались сила, дерзновение, и всегда, когда он совершал молебны, бабоньки около него плакали, утирая слезы, и воздыхали. Очень уж он умел коснуться глубины сердца человеческого и понять все скорби человеческой души.

Особенным его качеством было памятование о Страш­ном Суде Божием. Вспоминая об этом неизбежном состо­янии, он всегда плакал сам и других побуждал к тому же.

Да, мой дорогой и милый друг! В нашей жизни есть мо­менты, о которых не следует никогда забывать... Страш­ный Суд Божий — это грозное событие, которое неизбеж­но для каждого человека. Рано ли, поздно ли, а человек непременно предстанет пред Страшным Судом Божиим, где должен будет дать ответ Богу за всю свою жизнь. Мно­гие задаются вопросом: когда будет Страшный Суд? И где он будет — на земле или на небе, днем или ночью? Мно­гие об этом думают. А иные совсем просто решают этот вопрос. Чтобы избавить себя от страха наказания за свои дела и избежать ответа на Страшном Суде, они просто говорят, что никакого Страшного Суда вообще не будет, что его выдумали попы и монахи, чтобы запугать про­стой народ... И ведь говорят же так! И не только говорят, но и другим внушают, других убеждают в этом.

Но Страшный Суд будет, и непременно. Он дол­жен быть. Справедливость и правосудие требуют этого. Как же, скажи ты мне на милость, может восторжество­вать правда, если не будет Страшного Суда? Ведь много на земле преступлений, которые избегают земного пра­восудия: порабощение и убийство слабых народов, убий­ство детей и матерей, невинных стариков, одиноких пут­ников, войны, насилие, кражи и прочее. Их скрывают, ухитряются уклониться от наказания земных судей, и они остаются ненаказанными. Как ни строго земное правосу­дие, а многие преступники избегают его. Для того чтобы правда восторжествовала, нужен Страшный Суд, где вся­кое зло, всякое беззаконие, всякое преступление должны быть наказаны и где должна правда иметь конечную по­беду как над частным, так и над мировым злом.

Это доводы здравого рассудка. Но есть прямые указа­ния слова Божия на то, что Страшный Суд непременно будет. Как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческо­го» (Мф. 24, 27), то есть день Страшного Суда Божия.

Но вот в чем наша беда, и беда большая. Чем ближе к нам это страшное событие, тем меньше мы о нем дума­ем. Даже удивительно! Или враг-диавол затмевает наше сознание, усыпляет наши чувства, чтобы Господь нас застал врасплох? Или такое уж время наше суетное, без­думное? Или мы сами такие беспечные, забывчивые, при­земленные, сонные? Чтобы нас разбудить от духовной спячки, нужен сильный голос, нужна забота о нас Мате­ри-Церкви. Но голос ее слаб, а подчас и совсем не слышен.

Аще они умолчат, то камни возопиют (Лк. 19, 40). И камни вопиют, природа возмущается. Вы слышите, как в одном краю земли свирепствуют бури и ураганы, в другом — землетрясения и пожары, в третьем — бур­ные воды поглощают сотни, тысячи человеческих жиз­ней. Природа, стихии возмущены до предела. А мы с тобой, мой дорогой и милый друг, дремлем, духовно спим, ничего не видим своими сонными очами, а если что и видим, то думаем: так и надо, так и должно быть. Говорим, что так было и раньше, ничего нового и осо­бенного в этом нет.

А вот отец Арефа своим духовным взором видел, что есть что-то особенное в нашей жизни, есть что-то новое и необыкновенное в мире, о чем предсказано в Писании и о чем надо серьезно подумать...

 

***

 

Два приятеля ночуют в одном городе, но в разных ме­стах. Один — в доме своего друга, а другой — в трактире, у совсем незнакомых людей. И вот первый приятель ви­дит ночью страшный сон. Он видит, как второй, что ночу­ет в трактире, просит скорее прийти к нему и помочь ему в беде, ибо трактирщик хочет ночью его убить. Первый приятель проснулся, быстро собрался и пошел. Но до­рогой подумал, не вздор ли это какой, и вернулся обрат­но. Только он лег в постель и заснул, как опять видит сон. Друг его лежит весь в крови и упрекает, почему же он не пришел на помощь. А теперь вот несчастный убит и вывезен за город, где зарыт там-то и там-то. Проснув­шись, приятель сильно перепугался. Берет с собой друго­го человека, и вдвоем они идут на указанное во сне место. Действительно, за городом они находят окровавленное тело второго приятеля, зарытое в землю...

Так и тебя успокаивает диавол и всё шепчет: «Ну чего ты волнуешься да выдумываешь? Всё это вздор. Успокой­ся. Ничего особенного и нет. Всё тихо, спокойно. Поспи еще...» А душа гибнет от злой и коварной руки, и твоя душа, и души твоих близких.

Но бывает и так.

 

***

 

...Враг рода человеческаго неустанно и настойчиво вну­шал одному пустыннику вот что: «Ну что ты всё мудришь да всё воюешь против меня? Ведь я сильнее тебя. Я всё время буду тебя беспокоить и искушать, если ты не послу­шаешь меня. Если хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, сделай что-нибудь одно: или убей человека, или сблуди с женщиной, или напейся допьяна вина, и вот тогда я сов­сем оставлю тебя в покое».

«Ах, коварный бес, — думает пустынник, — до чего же ты мне надоел! Когда только ты оставишь меня в покое?

Лучше уж и вправду что-нибудь сделать, лишь бы отвязал­ся от меня, окаянный». И думает: «Что же легче сделать? Убить человека — страшно. Сблудить с женщиной — мер­зко. Лучше напьюсь допьяна, а потом отосплюсь, и всё бу­дет хорошо. И сатана от меня отвяжется навсегда». И вот он идет, берет вина, напивается допьяна и собирается уже ложиться спать. Вдруг в дверь его келии постучали. Он открывает: женщина. «Раб Божий, — умоляет она, — я за­блудилась, не дай погибнуть в безлюдной пустыне, пусти переночевать». Пустынник борется с собой, но хмель берет свое. Он очарован женщиной, пускает ее в свою келию, но­чью блудит с ней, но когда немного протрезвился, то ужа­снулся от того, что наделал! Ведь теперь все пустынники уз­нают, что он блудник и пьяница! Стыд-то какой! Ужас-то!.. Что же делать теперь? А враг-то ему на ушко: «А ты убей эту женщину и зарой в песок. Ведь пустыня — кто узна­ет? » Пустынник убивает женщину, зарывает ее в песок, а когда наконец-то совсем опомнился, увидел, что кругом обманут, осмеян, жестоко оскорблен. Сделал уступку врагу в одном, будто в самом малом, а получилось, что соделал все преступления: и напился, и сблудил, и убил...

Да, так диавол проводит нас, слабых, малоопытных, а подчас уступчивых и непостоянных, и вроде бы на ма­лых делах, но жестоко губит наши неопытные души. Вот так же и птицелов ловит птицу. Довольно того, чтобы птичка зацепилась коготочком за сети, — она тут же ста­новится добычей птицелова. Довольно душе чуть-чуть зацепиться за диавольскую приманку, как вся она оказы­вается во власти сатаны и делает большие — смертные — преступления. «Блюди убо, душе моя, не сном отяготися, да не смерти предана будеши».

О, как страшна смерть вечная! С вечным тартаром, с вечным червием и невыносимым зловонием. Да мы

и представить себе не сможем те ужасы и муки гееннские, которые приготовлены для нас, нерадивых и нераскаян­ных грешников. «Блюди убо, душе моя... да не смерти пре­дана будеши, и Царствия вне затворишися».

Хочешь, мой милый друг, видеть наглядно, как страш­ны гееннские муки и как невыносим адский смрад?

 

***

 

Н. А. Мотовилову, почитателю преподобного Серафи­ма Саровского, пришлось заночевать на одной станции по дороге из Курска. После чая он взял свои рукописи и стал их разбирать. Ему попалась записка об исцеле­нии бесноватой девицы из дворян. Мотовилов подумал: как это может случиться, что православная христиан­ка приобщается Пречистых и Животворящих Таин Го­сподних и вдруг одержима бесом? Он сказал себе: «Это­го не может быть! Посмотрел бы я, как бы посмел в меня вселиться бес, раз я часто прибегаю к Таинству Святого Причащения! » И в это самое мгновение страшное, холод­ное, зловонное облако окружило его и стало входить в его судорожно сжатые уста.

Как ни бился несчастный Мотовилов, как ни старался защитить себя от льда и смрада вползающего в него обла­ка, оно вошло в него всё, несмотря на все его нечеловече­ские усилия. Руки были точно парализованы и не могли сотворить крестного знамения, застывшая от ужаса мысль не могла вспомнить спасительного имени Иисусова.

После вселения в него этого смрадного тумана ему пришлось испытать три ужасные гееннские муки: гееннский огонь, гееннский холод и гееннского червя.

В течение трех дней он чувствовал, как сжигается, но не сгорал. По шестнадцать-семнадцать раз в сутки снима­ли с него гееннскую сажу, что было видимо для всех. Да­лее геенский огонь сменился страшным холодом, и в те­чение двух суток огонь его не только не жег, но и согреть не мог. Он держал руку над горящим пламенем свечи, она покрывалась копотью, но даже не согревалась.

Третья мука продолжалась только полтора дня, но ка­кой это был ужас и какое страдание от неописуемого и не­постижимого!

Неусыпаемый гееннский червь грыз все его внутрен­ности. Он выползал через уста, нос, уши и снова возвра­щался внутрь. Мотовилов мог брать его в руки и растя­гивать. И червь этот никому, кроме самого Мотовилова и архиепископа Антония, не был виден.

Муки эти ослабевали и прекращались только лишь после исповеди и Причащения Святых Христовых Таин по молитвам высокопреосвященнейшего Антония.

И только по обещанию и молитвам Преподобного Се­рафима Мотовилов дождался исцеления...

Есть среди нас и такие, которые, не подумав, скажут: «Ну что это? Сказка, да и всё. Нет здесь ни капли правды. Всё вы­думка полная. И ничего путного нет». Можно говорить и так. Можно что угодно говорить, и даже посмеяться можно, что выдумали так ловко и искусно. А всё-таки гееннские муки существуют, и они нисколько от наших суждений не умень­шаются, а даже еще более воспламеняются и разгораются.

Помнил отец Арефа о Страшном Суде Божием и о том, что неизменно предшествует этому Страшному Суду: помнил о неизбежной смерти своей. Ведь Страшный-то Суд и правда — когда он будет? Скоро, а может быть, и не очень скоро. А вот смерть-то может быть прямо за­втра, а то и сейчас. Пошел человек, споткнулся, неловко упал и умер. А может быть, и совсем не пошел, а сидел на месте, и с ним неожиданно произошел приступ. Сер­дечник он. И вот приступ — и человека нет.

Тут уже никто не скажет, что смерти нет, что человек вечно будет жить и никогда не умрет. А впрочем, говорить всё можно. Язык без костей. И пока мы живы — мы сво­бодны: один говорит то, другой — другое, третий — тре­тье. Ведь люди мы. Как мухи, жужжим каждый по-своему и летим, куда хотим, особенно по ветру — куда он дует.

Но закон Божий неизменен, непреложен. Нерушим и... неотвратим. Есть Страшный Суд и есть страшная смерть. Отец Арефа помнил и о том, и о другом и особенно ждал последнюю — смерть. Она всегда рядом с человеком, как в народной пословице говорится: «Смерть не за гора­ми, а за плечами...»

А ты, мой дорогой и милый читатель, как относишься к этим великим вещам — смерти, Страшному Суду и веч­ным мукам? Может быть, и в твоем уме тоже копошится недоумение и, как червь, подтачивает твою веру? Может быть, и ты незаметно для себя думаешь: где там Страш­ный Суд и где там вечные муки? Может, совсем о смерти своей забываешь? А она так за тобой и ходит, так и тя­нется, как нитка за иголкой. Смерть-то мы в себе носим, в своем грешном и бренном теле. «Беззаконие рождает грех, а грех рождает смерть».

Примерно за год до смерти с отцом Арефой произо­шел удар на нервной почве. Когда пришли в его келию, он лежал совсем недвижим и не подавал никаких признаков жизни. Доктор поставил диагноз — двусторонний пара­лич и сказал, что старец вряд ли теперь выживет. Совсем его собрались хоронить, а он неожиданно стал вставать с постели, с палочкой передвигался из угла в угол, но на улицу не выходил. Правда, он долго не мог говорить, а всё чего-то «брюмчал». Смотрит на тебя и пытается что-то сказать. А понять его совершенно было невозмож­но. Лаврский духовник каждую неделю причащал его Святых Христовых Таин.

Всем показалось, что отец Арефа чуть ли не выздоро­вел. Он стал веселенький, светленький, выбирался поси­деть на скамеечке, погреться под теплыми лучами солнца. Говорил совсем мало, всё больше молчал. Когда с ним за­говаривал кто из братии, он в ответ только как-то по-дет­ски улыбался. И больше ничего. А о своей-то смерти он ни на минутку не забывал. Он ждал ее, как неизбежную гостью, не смущаясь и не ужасаясь.

Да, есть такая наука, которая выше всех земных наук. Это наука хорошо умереть. Умереть так, как бы встретить светлый праздник, ну например Пасху — светлый радост­ный день. Много людей ученых, много людей славных, много богатых, много знатных — всяких много. А вот людей, которые умели бы правильно умереть, мужествен­но и бесстрашно встретиться со смертью, — таких очень и очень мало.

 

***

 

В бедной деревенской избушке сидит на скамейке ста­рик и гребешком расчесывает волосы и бороду.

— Мать, — обращается он к своей старухе, — дай-ка мне новую холщевую рубаху, что на смерть-то пригото­вила, да лапти новые принеси. — А сам сидит и всё чешет свою бороду гребенкой, на которой прядут лен.

В хату вбегает маленькая девочка, она зарумянилась от зимнего мороза. Девочка бросается прямо к деду и кри­чит ему в ухо:

— Деда, а деда, куда ты так принарядился, или на празд­ник?

— На праздник, милая, на большой праздник, — и дед нежно ласкает малютку.

Потом лицо его немного темнеет, становится скор­бным, и, обращаясь к девочке, старик ласково говорит:

— Вот, моя крошка, когда бабынька уйдет к соседке, ты с улицы прибеги ко мне: возьмешь на подоконнике два медных пятака и положишь мне их вот сюда, — и дед по­казал на свои глаза.

— А зачем так, дедуня? — смеясь, спрашивает дев­чушка.

— Да так положено, милая, так уж ведется испокон ве­ков, — будто про себя отвечает старик.

Она убежала на улицу играть, резвая, радостная, счаст­ливая. А дед тихо поднялся со скамьи, взял восковую свечку у святых образов, зажег ее, прилепил к одному концу лавки. Потом положил в изголовье старый пиджак и лег, растя­нувшись во весь свой могучий рост на лавке. В хате никого не было. Старик лежал и широко крестился. Вдруг он нем­ножко вздрогнул, будто испугался, но потом лицо его снова приняло прежнее спокойное и даже торжественное выраже­ние. Он еще раз перекрестился, потянулся и... почил.

В изголовье у него горела, тихо потрескивая, свеча. А он лежал на лавке, одетый в белую холщовую рубаху и обутый в новые лычные лапти. Всё на нем было новень­кое... В это время, играя и резвясь, вбежала девчушка. Она схватила на подоконнике два медных пятака, подбежала к деду и положила ему на глаза.

— Вот так, дедулька, — как бы играя с дедом, сказала она, — как ты велел, так я и сделала. — И снова убежала на улицу.

А он лежал спокойный, светлый. Свеча в изголовье до­горела и угасла...

Так честные люди встречают смерть. Так просто, безбо­язненно они умирают.

 

***

 

А вот другая картина. В большом доме много-много света. Все комнаты наполнены людьми. Во всем видны тревога и смятение. Умирает хозяин дома, богатый и знат­ный человек. Он мечется из стороны в сторону на ши­роком и мягком ложе. Его лицо выражает неописуемый страх и ужас. Доктора, родные не знают, чем ему помочь. Вот он на мгновение очнулся, к нему вернулось сознание. Осмысленным взором он посмотрел на книги, написан­ные им самим и ровными стопами лежащие на полках. Печальными глазами он обвел присутствующих. А по­том с чувством крайнего отчаяния спросил: «Неужели никто из вас не может мне помочь? » — и вновь потерял сознание. Вокруг стояли знаменитые доктора, писатели, военные чины, родные — все беспомощно пожимали пле­чами. Ни ученость, ни богатство, ни знатность, ни вели­чие — ничто не могло помочь ему в этот страшный час смерти. Как ему не хотелось умирать! Как ему трудно было расстаться с жизнью! Как он много собрал богатст­ва, как много он написал, много-много учился, а научить­ся умирать — не мог. Смерть грешников люта (Пс. 33, 22).

Для того чтобы нам научиться легко и радостно уми­рать, надо чаще думать о смерти, вспоминать о ней, не страшиться ее. Еще надо крепко верить в Бога, лю­бовно, по-детски стремиться к Нему, как ребенок к своей матери. И побольше, побольше иметь за душой своей до­брых дел. Да поменьше суетиться, поменьше прилеплять­ся к земным вещам. Да смотреть подальше вперед очами веры и искать себе счастье на небесах.

Отец Арефа всё отдал для Бога: и всю жизнь, и свои силы и способности, и все свои думы. Для Него он жил, для Него трудился, Ему служил. И не прогадал. Не ошибся...

Отец Арефа лежал в своем новом гробике. Смуглое чернобородое лицо его сияло светлой, ясной улыбкой. Он даже как-то помолодел, стал красивее. Торжественное спо­койствие запечатлелось на его кротком лице. Казалось, что светлый ангел принес ему с неба самую радостную весть. Старца звали туда, где были все его мысли и чая­ния. Туда, где успокаиваются самые смелые мечты. Его звал к Себе Тот, для Кого он трудился, жил, страдал. Его звал к Себе Бог. Звал для того, чтобы наградить.

Любезный и милый мой друг, живи и ты для Бога. По­святи Ему свою жизнь: детство, цветущую юность, зре­лость, старость — всю жизнь целиком, без остатка. Когда ты это сделаешь, тогда и усвоишь себе великую науку — помнить всегда о своей смерти, о Страшном Суде и веч­ных муках. И не только помнить, но и научиться тихо, светло, спокойно умирать.

Будем стараться и просить Бога, чтобы Господь помог нам в этом великом, важном деле. «Христианския кончи­ны живота нашего безболезненной, непостыдной, мир­ной... у Господа просим». Аминь.

 

СМИРЕНИЕ ПРЕД БОГОМ

 


Поделиться:



Последнее изменение этой страницы: 2019-06-19; Просмотров: 164; Нарушение авторского права страницы


lektsia.com 2007 - 2024 год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! (0.042 с.)
Главная | Случайная страница | Обратная связь