Канон Преподобному Сергию Радонежскому. Был жаркий летний день. Солнце пекло немилосердно, будто было оскорблено

 

Был жаркий летний день. Солнце пекло немилосердно, будто было оскорблено, рассержено за что-то на людей. Пламенные лучи его жестоко палили жителей Иерусали­ма. Священный город был чем-то взволнован, возмущен. Улицы его были полны народа. Как бурный поток несет свои воды в море, сметая всё на своем пути, так несметные толпы народа бушевали в узких улицах, устремлялись за город, на вершину горы...

В одной из улиц было особенно тесно и многолюдно. Здесь происходило главное: вели на казнь галилейского Учителя, чтобы всенародно и позорно распять на Голго­фе. Он шел, смиренно склонив Свою голову и весь стан под тяжестью большого креста. Лик Христа настолько из­мучен, что трудно узнать прежнего молодого и красивого Назарянина, Который ходил по городам и селам Галилеи, призывая людей ко спасению, к вечной блаженной жизни. Очень уж Учитель озлобил начальников иудейских, назы­вая их слепыми вождями, лицемерами, лжецами, поедаю­щими дома вдов и грабящими сирот. Вот они и решили Его убить, да самой страшной и позорной смертью — рас­пять на кресте, как злодея и разбойника, возмущающего будто народ. И удивительно: ночью в саду Гефсиманском Он Сам отдал Себя им в руки, сказав, чтобы не трогали только Его учеников. И вот теперь Учителя ведут на казнь. Многотысячная толпа бурлит, шумит, клокочет. Начальники злорадствуют, воины бьют Его плетками, подгоняют. А Он — Он один спокоен. Но как Он устал, измучился, обессилел! Вот Он упал под тяжестью креста и долго не встает. Послышались проклятья, крики, угро­зы, засвистели бичи воинов, и удары, озлобленные удары обрушились на Осужденного. Он лежит на мостовой, тя­жело дыша... Вот к Нему подходит здоровый и крепкий человек, берет Его крест, поднимает себе на плечи. Тогда, тихо шатаясь, поднимается и Учитель. Медленно обе­рнувшись назад, Он говорит плачущим женам: «Что вы о Мне плачете? Плачьте не о Мне, а о детях ваших, ибо на­ступают дни...» (см. Лк. 23, 28-29). Затем снова тихо идет за Своим крестом, который несет впереди Него Симон Киринейский.

Но как сильно печет солнце, как оно жжет огнем своим землю! Проходя мимо одного из домов, Страдалец снова падает, томимый жаждой и бессилием.

«Воды, каплю воды», — раздается из толпы сочувст­венный женский голос.

У дверей дома стоит мужчина. К самому порогу упал Христос, и глава Его, увенчанная колючим тернием, со сбив­шимися, смоченными потом и кровью волосами, легла к но­гам старого иудея. Тот, не подав воды, ударил Осужденного ногой. «Вон отсюда, обманщик», — послышался его грубый голос. И Христос, медленно поднявшись, пошел дальше...

С той страшной минуты прошло почти две тысячи лет. На крыльце одной крестьянской хаты стояла молодая женщина. К ней подошел незнакомец и попросил пить. Это был измученный многолетней тоской старик, веч­ный скиталец, оскорбивший и ударивший Христа, когда Тот шел на Голгофу. «Воды, каплю воды», — шептали его бледные уста. Крестьянка быстро побежала в хату и выне­сла кружку свежей живительной влаги. Он жадно выпил, потом утер пот с бледного лица рукавом старой своей одежды и сказал: «Люди, люди, страшитесь оскорбить своего Творца, ибо мучениям вашим не будет конца...»

«Вечный жид! » — в страхе воскликнула крестьянка, и ей всё стало ясно.

Этот человек отказал в милосердии Страждущему и с тех пор скитается по земле вечным странником, не имея никакого покоя. Ей стало жалко старика, и она печально смотрела ему вслед. А он, изветшалый, измученный, со­гбенный, гонимый страхом и тоской, устремился дальше, в свое вечное бесконечное скитание. И долго-долго после этой встречи в ушах крестьянки звучали страшные слова: «Люди, люди, страшитесь оскорбить Творца своего, ибо мучениям вашим не будет конца...»

Да, на земле много всяких несчастий, но самое страш­ное из них — это оскорбить Бога. Большего несчастья, чем это, у людей нет и быть не может.

Вот обидел или оскорбил ты человека — сослуживца, начальника, любимого друга. Как ты об этом сожалеешь, как скорбишь! Как хочется тебе вновь с ним примирить­ся, сделать ему что-либо приятное, хочется загладить свою вину!

Но какое чувство волнует тебя, когда ты грешишь и оскорбляешь своего Творца? Почти никакое. Ты бес­страшно нарушаешь одну заповедь Божию за другой и нимало не смущаешься этим. Что это за состояние та­кое? И где твоя совесть? Где страх перед Богом?..

О мой милый и дорогой друг, знай и хорошо помни, что, согрешая, оскорбляя Господа, ты не только наруша­ешь Его святые заповеди, не только глумишься над любо­вью Божией, но ты бесконечно вредишь своей душе, ты ранишь свою душу, ты калечишь и безобразишь ее.

Во всей вселенной нет ничего дороже и красивее души человеческой. Недаром Сам Сын Божий приходил на зем­лю страдать и умирать на Кресте, чтобы только исцелить и спасти человеческую душу. Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою? (Мф. 16, 26). Так высоко оценил душу человеческую Сам Господь Спаситель наш Иисус Христос.

Да, много на земле всяких ценностей, сокровищ, драго­ценных камней. Но дороже всех их вместе взятых — душа человеческая. Как она прекрасна, как изумительно чиста, как драгоценна! Только вот грех ее уродует, безобразит, и она делается самой несчастной из всего живого на земле.

Думал ли ты когда, мой милый друг, брат ты или сестра, юноша ты или девушка, инок ты или мирянин, верующий ты человек или неверующий, думал ли ты когда о том, что носишь в себе дивное Божие творение — прекрасную душу, душу, которая дороже всех земных сокровищ? И вот теперь сам посуди, как бесконечно возвышается достоин­ство человека при наличии у него души. И как он делается ничтожен и плох без души и вечной жизни.

Святые отцы Церкви говорят, что достоинство нашей души — в ее неизменной и вечной красоте. Как отраже­ние образа Божия душа наша прекрасна своей чистотой.

Красота и чистота тесно связаны между собой. Если ты чист душой и телом, то ты и красив. А если ты намазал свой нос грязью и душу грехами, то ты не просто некрасив, ты — безобразен. Бывают люди, которые годами не умываются и носят рваную одежду, а душой своей — ангелы, например, несущие подвиг странничества или юродства. Но это свя­тые Божии люди, избранники Божии, достигшие в подвигах поста и молитвы такой внутренней чистоты, что она как бы подавляет собой внешнюю нечистоту. У нас же, людей об­ычных, рядовых, мирских, бывает иначе. Мы стараемся кра­сить свои щеки, глаза, уста — всё что ни попало, только бы быть красивыми. А в душе у нас — грязь грехов: гордость, самомнение, блудная похоть, нерадение и чего только там нет! Как в сыром подземелье: и гады, и змеи, и скорпионы.

Когда однажды большой грешник каялся пред духовни­ком, то святой Павел Препростый видел своими духовны­ми очами, как из уст кающегося выползали всякие гады — грехи, которые с каждым искренним признанием не могли оставаться внутри человека, а выходили наружу и погибали.

А какое же диво бывает с нами! Как мы стремимся, как стараемся украшать свое грешное тело, всё думаем: «На люди иду. Надо одеться получше, почище, а то ска­жут: вот какая она неряха да замарашка». Следовательно, в нас живет жажда красоты и чистоты. Но, как ни стран­но, о главном — о красоте своей души — мы не печемся.

А хочешь знать, чем особенно украшается твоя душа? Ведь ты уже знаешь, что душа обезображивается грехами, а вот чем она украшается? Чистотой, и более душевной, чем телесной, то есть когда человек, особенно девушка или юно­ша, а еще больше инокиня, монахиня, хранит свою душу от блудных помыслов и дел. Это чистота. Это украшение души воздержанием, целомудрием. Святые мученики, му­ченицы, великомученицы умирали в страшных страданиях, но сохраняли свою душу и тело в целомудрии и чистоте.

Вот это и есть первый цветочек, украшающий душу человеческую лучше бриллиантов.

Второй, такой же прекрасный, — смиренная простота. Посмотрите, пожалуйста, на эту девушку. Как она сми­ренно идет, будто по воздуху. И головку-то вниз, и руками-то не размахивает, и взор-то у нее только долу, долу. Знать, она часто ездит к Преподобному Сергию, думаете вы, вот здесь и научилась смирению. Только вы подумали так, как совершилось нечто невыразимое, неописуемое. Вы не верите своим глазам! Девушка уже с кем-то схва­тилась; думаете — лобзается? Нет. Она яростно дерется, ладно хоть не кричит, не ругается, не бранится, а молча, по-культурному. Но как она озлобилась, с какой ненави­стью бьет старушку!.. Что же произошло? Да почти пу­стяк. Старушка укорила девушку, что она-де ходит в Лав­ру не молиться, а будто только покрасоваться. Девушка, как спичка, мигом вспыхнула и давай драться... А ведь она, кажется, еще и о монашестве мечтает!

Какой грязный поступок, какая некрасивая душа!

А вот другая девушка, да такая видная, красивая; ее, ка­жется, ударили по лицу, да еще оскорбили. Да, да, но что она делает? Утирается платочком, да как-то мило, по-мла­денчески улыбается. Может быть, она виновата в чем, раз не защищается? Нисколько. Но с каким смирением и кро­тостью переносит она клевету и нападки!

О тихая, смиренная, незлобная простота, как ты пре­красна, как высока пред Богом! Как ты украшаешь душу человеческую! А третий драгоценный цветочек — мило­сердие и воздержание.

...Как спешит богомолка в Лавру Сергия Преподоб­ного! Как торопится! Смотрите, всё бегом, всё бегом и не пообедает как следует дома-то. И что же она делает дорогой? То схватит, другое схватит. А тут еще подвез­ли сласти и мороженое на тележке. «Свежее, свежее», — кричит румяная продавщица. И наша богомолка давай покупать, и тут же без молитвы, без крестного знамения всё это есть. Вот она уже в Лавре, подходит к церковным дверям. «Ради Христа, подайте», — слышится жалобный вопль калеки. «О, эти нищие да безногие, — бурчит не­довольная «молитвенница», — все вы пьяницы да кутяги». Вот идет она вглубь храма, чтобы у Бога испросить себе милости и прощения грехов. «Да ведь надо свечечку взять», — думает она. Но в кармане пусто. Всё проела, всё потратила на сладости, и на свечку маленькую-пре- маленькую не осталось.

Спрашивается, могут такие поступки украсить душу? Нет. Не могут. А только обезобразят еще больше.

Кротость и молчание — четвертый цветочек, украша­ющий душу.

Вспомни, милый мой друг, о Матери Божией. Первы­ми же благодатными качествами, какими украшалась Ее пресвятая душа, были кротость и молчание. Какое это дивное сокровище для всякой христианской души, и осо­бенно для души юной! Юности подобает молчание — го­ворит древняя народная пословица.

Но вот посмотрите вы на эту юную девицу. Она и красива, и образованна, и даже талантлива, прекрасно поет и читает церковное. Но как она болтлива! Она, ка­жется, и минуты помолчать не может или не хочет. Всё у нее хорошо, всё прекрасно, а кротости и молчания нет. Как малые капли дегтя портят целую бочку меда, так и болтливость портит все добродетели. Посмотрите вы, ведь эта талантливая певица даже на клиросе — во свя­том месте! — и там не может вести себя прилично. Она улыбается, крутится туда и сюда, как вертушка, а глав­ное — нисколько, нисколько не молчит. Она знает, что молчание — золото. Она и желает, и хочет быть молча­ливой, и даже дала на исповеди батюшке обещание, что будет стараться молчать. А вот на деле болтливость снова прорывается. И уж если кто делает ей замечание, так она готова вспылить и наговорить тысячу грубостей. Какой ужасный грех — многословие; какое прекрасное и благо­датное украшение для души — кротость и молчание!

И терпение украшает душу. И рассуждение, и трудо­любие, и много-много других добродетелей христиан­ских, которые, как живые цветы, вплетенные в венок до­бродетельной рукой, являются украшением души нашей. Как мы должны, мой милый друг, стараться, чтобы душа наша была красива, чтобы одежда ее сияла девственной белизной и не было бы на ней грязных и темных пятен.

Когда ты была совсем еще крошкой, то в водах таин­ства Крещения твоя милая душа омылась от первород­ного греха. О, как тогда ты была хороша, как прекрасна и чиста!

Но вот жизнь! Как она уродует наши души, как кале­чит! Оставляет на них пятна греха, язвы порока и всяких душевных болезней. И тем не менее мы должны всег­да стремиться к лучшему — к истинному покаянию — и в слезах этого второго крещения очищать душу и укра­шать ее цветами добродетелей.

Монах Венедикт, в миру Василий Михайлович Залеткин, от юности своей стремился украшать свою душу до­бродетелями, хранил себя от всяких нечистых помыслов и недобрых дел. Вся его жизнь была постоянной борьбой с гордостью, высокоумием, стяжанием, нецеломудрием и всеми другими страстями. И в Лавру Преподобного Сергия он пришел с этой же целью.

Какой это был дивный монах! Настоящий, не то что мы теперь — только носим название монахов, а по делам своим совсем не монахи. А он был истинный монах.

Весь восемьдесят один год своей жизни он только и стремился к тому, чтобы исполнить свои монашеские обеты и угодить Христу.

Помню, что отец Венедикт в первое время исполнял послушание «за ящиком». Продавал свечи, просфоры богомольцам. Отвечал на разные вопросы. Ну, напри­мер, когда Пасха будет, сколько мясоеда в этом году. Но слышал он плохо и, когда совсем оглох, стал отве­чать невпопад. Спросят его, когда Пасха, а он говорит про Рождество. Спросят у него просфорочку, а он под­ает самую большую свечку. Ему и денег-то не давали, а он дает сдачи. Вскоре отца Венедикта освободили от этого послушания. Он просто стоял за ящиком в уго­лочке, ничего не слышал, да и видел-то очень плохо, хотя очки у него были самые-самые сильные, с толсты­ми линзами.

Старец Венедикт с виду был худенький-прехуденький старчик, весь белый как лунь. Но в у нем, в этом измо­жденном постом и молитвою теле, горела пламенная лю­бовь ко Христу Спасителю. Он сильно любил Господа и всегда носил Его в своем сердце. Он всё отдал для Него: детство, и юность, и все свои чувства и мысли и теперь не разлучался с Ним ни на одну минуту. Житейское море, бурное и опасное, он переплывал со Христом. Он знал, как страшно плыть без Христа Господа! Даже ученики Христовы, и те погибали без Христа в волнах бушующего моря. Но как только они приняли Господа в свою лодку, море утихло, водворилась тишина.

Как страшно жить без Христа! Как опасно! Отец Вене­дикт знал это, и потому он никогда не разлучался с Госпо­дом, безгранично был предан Ему, любил Его и всё был готов отдать Ему. Старец Венедикт очень напоминал мне того мудреца, который тридцать три года искал Христа Спасителя, чтобы принести Ему свои дары — три драго­ценных камня.

 

***

 

Это было в дни земной жизни Спасителя. Мудрец и звездочет Артабан угадал по звездам, что на Востоке ро­дился новый Царь, Который должен принести спасение всему миру.

Артабан продал всё свое имущество и приобрел три драгоценных камня: рубин, смарагд и жемчуг. Затем он сел на коня и поспешил к условленному месту, чтобы вме­сте с другими мудрецами (волхвами) отправиться на Вос­ток, так как звезда таинственная влекла их туда. Но вот в глухом лесу он почти наехал на человека, который ле­жал на дороге без сознания. Это был старый еврей, пора­женный горячкой. Артабан сошел с коня и оказал старику помощь. Пока он приводил больного в чувство, рассвело. Артабан опоздал к месту сбора, волхвы уехали без него.

Старый еврей сказал ему: «Не скорби, сын мой, я чи­тал, что новый Царь родится в Вифлееме; поезжай туда — и ты Его найдешь».

Артабан вернулся домой. Он продал один драгоцен­ный камень и снарядил караван. Преодолев долгий путь по безводным пустыням, ранним утром он достиг Вифле­ема. Слезы радости сияли в очах Артабана: сейчас он уви­дит новорожденного Царя и оставшиеся два драгоценных камня принесет Ему в дар.

Но что это за крики и вопли разносятся по Вифлеему и его окрестностям? Женщины с распущенными волоса­ ми, прижав к груди своих детей, бегут по улицам города. Суровые воины, настигая их, хватают младенцев и раз­бивают о камни. Артабан вбежал в один домик и уви­дел женщину с ребенком на руках. Она в ужасе и стра­хе за своего малютку закричала, обращаясь к мудрецу: «Спаси ребенка, и Бог тебя не оставит! » Волхв рванулся к двери — там уже стоял отряд воинов. Мудрец достал хранившийся у него на груди второй драгоценный ка­мень и сунул начальнику. Тот, увидев сокровище, ув­лек своих воинов в другое место. Малютка остался жив, а мать упала к ногам Артабана и плакала от радости. Затем она рассказала мудрецу, что Мать нового Царя, недавно родившегося в Вифлееме, вместе с Ним бежала в Египет. Артабан зарыдал: «Опять я опоздал, — сказал он. — Вновь пойду искать Его».

Он долго-долго бродил по разным странам, ища Царя мира, но нигде не находил Его. За многие годы мудрец состарился. Волосы его побелели. Блеск очей потух. Стан его склонился к земле. Он всё искал и искал своего Царя, чтобы последний драгоценный камень отдать Ему.

Вот Артабан на улицах Иерусалима. Но куда сегодня спешит народ? Отчего все так возбуждены? Люди бегут за город смотреть на казнь. Там на Голгофе распинают Учителя из Вифлеема. И Артабан понял, что опять он опоздал. Он не мог дальше идти, сел на камень и горько заплакал. Всю жизнь он искал Его. Великое свое сокро­вище — три драгоценных камня — он готовил для Него, и вот теперь оставшийся, так долго хранимый камень Ар­табан не может принести Ему в дар.

Вдруг мудрец и волхв услышал крик о помощи. Вои­ны вели молодую женщину-персиянку. Узнав по одежде земляка, она упала к ногам волхва и просила о помощи. Артабан достал последний камень и отдал воинам, выку­пив пленницу.

В этот момент вокруг стало темно, как ночью. Солнце по­меркло среди белого дня, земля задрожала, камни полетели из стен домов. Один из камней ударил Артабана по голове, и тот, обливаясь кровью, упал на землю. Освобожденная персиянка склонилась над ним. Луч солнца, пробивший­ся сквозь тучи, осветил лицо несчастного. Вдруг Артабан весь просиял, и уста его, запекшиеся кровью, произнесли: «Господи, когда же это я видел Тебя алчущим и жаждущим или в темнице и помог Тебе? » — «Что ты сделал малым сим, то сделал и Мне», — послышался тихий голос Спаси­теля. Лицо Артабана приняло блаженное выражение, он просветлел, последний раз вздохнул и... замер навеки.

Так дары, приготовленные Господу, отданные бедным и неимущим, принимает Сам Господь.

Подобно этому персидскому мудрецу, отец Венедикт все сокровища своей души отдал в жертву Господу. Он искал Его всю жизнь и нашел в Лавре Преподобного Сергия.

Любовь к Господу была главным качеством души отца Венедикта, а вторым его качеством была любовь к Препо­добному Сергию. Сильно он любил авву Сергия и восхи­щался дивными чудесами и исцелениями, которые прои­стекали от святых его мощей.

 

***

 

Одна христианка, Ирина Жаринова, двадцать пять лет страдала параличом. Ноги ее совсем высохли, и муж оставил ее, немощную. На руках приползла она к Препо­добному Сергию и здесь две недели молилась со слезами о помощи. 20 марта 1909 года у святой раки Преподобно­го Сергия она стала подниматься на руках, чтобы прило­житься к святым мощам. В это время кости ее ног затре­щали, жилы выровнялись, оживились, и она на глазах у народа свободно приложилась к святым мощам...

 

***

 

Параскева страдала мучительными болями в желудке и пояснице. Доктора признали Параскеву неисцелимой.

Она пишет открытку в Лавру Преподобного Сергия и про­сит за нее помолиться: «Прочтите мою открытку у Препо­добного». И когда ее открытку получили и прочли и помо­лились, ей стало лучше. «Спасибо Сергию Преподобному и всем вам», — пишет она в благодарственном письме.

 

***

 

Девица Екатерина Грезенкова сильно заболела: свело ноги. Страдания были ужасные. Она молилась о помощи Преподобному Сергию. Во сне явился ей святой старец и говорит: «Будешь здорова, но не скоро, иначе скоро за­будешь. Поезжай в мою Лавру». Однако родные не пове­рили Екатерине. Преподобный снова явился ей с Матерью Божией. «Жаль, что ты так страдаешь. Поезжай к Препо­добному в Лавру, он исцелит тебя», — сказала Пречистая Дева. На этот раз поехали и несколько раз носили Екате­рину в собор на доске. И вот последний молебен. Читают молитву Преподобному. Екатерина всё плачет. Вдруг она вздрогнула, ноги ее стали выправляться. «Я сама прило­жусь к Преподобному», — сказала она. На своих ногах по­дошла к раке и приложилась и плакала от радости, и на­род, который здесь был, плакал.

 

***

 

Монах Иона пять лет молился об исцелении своей сухой руки и ставил свечи у раки Преподобного. В ка­нун праздника обретения мощей Преподобного Сергия (5 июля ст. ст.) он особенно плакал и молился об исцеле­нии. Придя в келию, заснул. Неожиданно проснулся и уви­дел, будто молния в окне засияла. Подошел к окну — небо чистое, ясное. Снова лег. Вдруг в келии воссиял яркий свет: стоит в ней сам Преподобный и смотрит на Иону. «Слышу, слышу, — сказал Преподобный, — твою молитву-то, вот и пришел к тебе». Затем он положил свою руку на плечо сухой руки и сказал: «Вот и всё, трудись». И стал невидим. Будто какая-то теплая струя потекла по сухим тканям, и рука задвигалась и пополнела. Иона рассказал о своем чудесном исцелении наместнику архимандриту Антонию, а тот — митрополиту Филарету.

 

***

 

Девятнадцатилетняя девушка К. неловко упала с лест­ницы: сильное повреждение левого бедра. Операция не­удачная. За ней вторая, третья, четвертая. Долгое время К. безвыходно пролежала в больнице, и наконец ее вы­писали как безнадежную. «Нет, я хочу жить», — сказала девица и поехала в Лавру Преподобного Сергия. Она по­молилась у раки со святыми мощами. На двух костылях она прошла весь путь к источнику Преподобного Сергия, искупалась и вернулась домой. «Мама, ты мне дай палоч­ку, а костыли-то возьми, я с палочкой пойду». Поставив костыль в угол, она потихоньку с одной палочкой стала ходить по хате. Через неделю она пришла к своему ле­чащему врачу. «Кто это вам такую успешную операцию сделал? » — воскликнул удивленный профессор. Девушка рассказала всё по порядку, как было. Профессор подумал, а потом сказал: «Если так, то иди и молись».

Ее видели недавно в святой обители. Она ходит свобод­но, без костылей и без палочки, только чуть-чуть прихра­мывая на одну ногу (при операции эту ногу укоротили). Теперь болей никаких нет.

 

***

 

Высокий и худой мужчина на двух костылях прибли­жался к Лавре. Это был отставной протоиерей, страдав­ший неизлечимой болезнью — туберкулезом костей. Он прожил в Лавре несколько суток. Его часто видели у мо­щей Преподобного, он молился, спрятавшись за колон­ну. Через четыре дня встречает его один знакомый брат из Лавры и удивляется, что священник совсем изменился. Радостный и восторженный, он говорит брату: «Мне ста­ло значительно лучше». А через два дня он, простившись с Лаврой, совершенно здоровый, уезжал домой, оставив в монастыре свои костыли.

 

***

 

Иустин был в обители Преподобного хорошим чте­цом и певцом, но жил худо. Братия увещевали его испра­виться, он обещал и никак не исправлялся. Да и сам он скорбел об этом. Однажды вечером он усердно помолился Преподобному Сергию и лег спать. В полночь проснулся от сильного света, который резал ему глаза. Открыв их, Иустин замер: пред ним стоял сам Преподобный! «Иус­тин, — сказал явившийся, — ты своим дарованием меня утешаешь, а поведением сильно оскорбляешь. Исправься, и если не сладишь с собой, то читай Царице Небесной ака­фист ежедневно», — сказал и скрылся. Заплакал Иустин, как ребенок, ведь сам Преподобный заботился о нем. Стал ежедневно читать акафист Матери Божией и исправился.

 

***

 

Возвратившись домой в Новочеркасск, Елизавета при­везла с собой от Преподобного пузыречек масла. В Новочер­касске в храме подходит к ней болезненного вида женщи­на. «Нет ли чего у тебя от Преподобного? » — спрашивает она. — «Есть, вот маслице». Больная взяла, перекрестилась и всё сразу выпила, поблагодарила и ушла. Елизавета не ви­дела эту женщину около двух месяцев. «Умерла, навер­ное, — думает Елисавета. — Целый пузыречек масла выпи­ла натощак, знамо, умерла». В храме к ней снова подходит женщина — полная, солидная. «Спасибо вам», — кланяется она. — «За что? » — «Вы меня не узнаете? А помните, вы дали мне масло-то от Преподобного Сергия, я выпила, и вот...»

 

***

 

Дмитрий Иванович Королев болен: беснование.

Однажды ночью он слышит голос: «Ты уже был у Пре­подобного Сергия, поезжай еще и получишь помощь».

Дмитрий Иванович усомнился в пользе: два раза был, а толку мало, почти никакого, а тут еще ехать. Но всё-таки снова поехал, поисповедовался, причастился. Домой вер­нулся сияющим и больше никогда не болел.

 

***

 

У Анны Д. из Кисловодска заболела голова. Боль с ка­ждым днем усиливалась. Лечили, предлагали операцию — отказалась. Ее охватило отчаяние при мысли о близости смерти. В Лавру поехал помолиться ее знакомый священник отец Петр. Анна собиралась с ним, но по болезни не смогла. Он вернулся и привез ей маслица. Помолилась, помазала го­лову и почувствовала облегчение — «как бы кто с усилием передвинул болезнь со лба вверх» (ее слова). Теперь она рабо­тает уже несколько лет, никакой боли в голове не чувствует.

 

***

 

«Преподобный Сергий, помоги», — плакала ночью мо­лодая женщина. Утомившись, она заснула. Вот видит, что подходит к ней старец, знакомый-презнакомый. «Что, детка, трудно тебе? Я всё знаю, еще потерпи». Ей стало необыкно­венно легко, она проснулась с облегченным сердцем.

В другой раз ночью ее сильно бил диавол, бил по все­му телу. От ударов она проснулась. Когда хотела прочесть молитву, он ударил ее по устам. И потом несколько дней она чувствовала боль в передних зубах. Стала класть под голову Святое Евангелие — враг мудровать перестал.

 

***

 

Старушка приехала в Лавру и привезла кусок домотка­ного холста. «Это Преподобному», — подавая, сказала она служащему иеромонаху. «Зачем ему такое? » — грубо отве­тил тот и не взял. Старушка вышла из собора и плачет. Ткала-ткала, везла-везла, а он не берет. Подходит к ней стар- чик и говорит: «Не плачь, бабуся, он не берет — я возьму». Взяв полотно, он дал ей деньги. Утром игумен на братском молебне стал открывать мощи. Крышка не открывалась. Подошли двое, трое, — как прибитая! Стали молиться, просить самого Преподобного. Открыли, а там что? На мо­щах — кусок холста, который старушка ткала, ткала и Пре­подобному отдала. Монах не взял — Преподобный взял.

 

***

 

Девятнадцать лет юноша ползал на коленях. Юноша — и всю жизнь на коленях! Какой ужас! Он плакал у раки Пре­подобного Сергия. Подняли его приложиться, а он вдруг встал на свои ноги и пошел, и кожи бросил, на которых прежде ползал. Мужчина и женщина из его деревни заве­ряли, что он действительно всю жизнь так ползал, а как те­перь ходит, они не знают. Это было в Великую Пятницу. А в другую Великую Пятницу — другой безногий получил исцеление. Накануне, в четверг, ему стало полегче, а в Ве­ликую Пятницу он уже бегал на своих ногах.

 

***

 

Юноша-раскольник каждый день делал по шестисот поклонов. Он болел непонятной болезнью, никто не мог его исцелить. «Даром что ты много молишься, а всё без толку, — говорили ему. — Ходи лучше в православные церкви, к Сергию Преподобному...» Юноша-раскольник приехал в Лавру, исповедовался, причастился, выучился Символу веры, сложению перстов по-православному. Те­перь он здоров и благодарит Бога и Сергия Преподобного.

 

***

 

Иеродиакон Варлаам ходит как в каком-то забвении. «Од­нажды, — говорит, — я побывал в вечности. Был в небесной обители Преподобного Сергия и снова туда собираюсь. Там видел церковь, а в ней братию. Но Преподобного не ви­дел. Нельзя. Пели очень хорошо. Хотел узнать кого-нибудь из братии, но все они по виду были одних лет, и лица не раз­ные. Мне сказали: “По земным приметам здесь не узнают.

Впрочем, мы жили, — сказали они, — в одно время с Пре­подобным. Это, по-вашему, четыреста лет назад”. Ангел вострубил к службе, да так шумно, что сильнее в несколько раз царя-колокола, что самый большой в Лавре. На вопрос, почему в церкви нет оконец, мне сказали: “Здесь ни ветра, ни стужи, ни тьмы нет, и оконец не нужно”».

Как звездочки, сияющие на высоком небе, так чудеса Преподобного Сергия неисчислимы.

Отец Венедикт, пока его глаза еще видели, всегда с глу­боким увлечением читал про чудеса Сергия Преподобно­го. Читает и плачет, а потом расскажет другим. В послед­ние свои дни он совсем стал плох: ходил, еле двигаясь, и всё натыкался на углы и заборы. Жил он один в малень­кой келейке. По ночам он не спал и очень беспокоил своих братий, блуждая темной тенью по коридору, шаркая бо­сыми ногами и шаря руками по стенам и дверям, или шу­мел в своей келии, не давая спать другим. Старчик ниче­го не ел и был худенький, щупленький. Причащали его Святых Таин — он только этим и жил. После Причастия всегда успокаивался, был тихий, светлый, радостный.

Пока образ его жив в нашей памяти, мне хочется вспомнить об одном его хорошем качестве: он очень лю­бил молиться об усопших. И какая это великая доброде­тель! Какое спасительное дело для каждого христианина!

Игумен Сергий умер в 1963 году молодым, всего трид­цати двух лет. Раньше учился в Московской духовной ака­демии, был ризничим, потом заболел, поехал в один город к знакомым, там лечился разными лекарствами, а вскоре и умер. И вот видит одна монахиня страшный сон: буд­то черные кошки с красными глазами скребут большими когтями ноги игумена. В другой раз видит: он во мраке непроницаемом страдает. Стали сильно за него молиться, подавать милостыню, поминать на проскомидии. Спустя небольшое время знавшая его старушка видит сон: отец Сергий служит. На нем сияющая одежда. Вот он повер­нулся к народу, на его руках дивный образ Матери Бо­жией. Кругом — свет, сияние, благоухание...

 

***

 

В шесть часов утра в двери комнаты, где жила одна женщина-врач, постучали. Вошла незнакомка в черном платье. Вся фигура ее была точно окутана вуалью. Кош­ка, что сидела на стуле, грозно заворчала, выгнула спину, и шерсть на ней поднялась. Через некоторое время доктор узнала, что ее близкая подруга в ту минуту скоропостиж­но скончалась далеко в Индии, и вот теперь пришла на­помнить о себе, чтобы за нее помолились.

 

***

 

Старая монахиня вернулась с Пасхальной заутрени и легла немного отдохнуть. В комнате никого не было, дверь — на крючке. Вдруг у самого изголовья постели раз­дался женский плач. Монахиня вздрогнула; боясь открыть глаза и пошевелиться, она спросила: «Кто здесь и что вам нужно? Это ты, Екатерина? » Монахиня подумала, что это призрак сестры, недавно погибшей при железнодорож­ном крушении. «Нет, я не Екатерина, а Мария, — раздал­ся ответный голос. — Помолись за меня на Божественной службе». И плач еще более усилился. Монахиня обещала, после чего в комнате водворилась тишина.

Сколько история знает подобных поразительных случаев, когда души умерших, возвращаясь на землю, просят у нас, живущих, помощи! И скажи, мой милый друг, как за них не помолиться? Как за них не поплакать пред Богом?

Отец Венедикт до самой последней минуты своей зем­ной жизни молился об усопших. Он их поминал на про­скомидии, а когда была копеечка в кармане, подавал ни­щим. За это Господь удостоил его тихой блаженной кон­чины, вечного покоя в небесной обители Преподобного Сергия. Прекрасная его душа, как благоухающий цветок, нашла себе место в горнем вертограде небесного рая.

За его простоту, постоянную борьбу с грехами, за его це­ломудрие и чистоту, за его милосердие к живым и мертвым Господь удостоил его безболезненного перехода в вечность. Тихая смерть была наградой за святую жизнь отца Венедик­та. В памяти братии святой Лавры он живет и поныне. И мы верим, что старец Венедикт и там, в горних обителях Сергия Преподобного, еще более украшает свою бессмертную душу.

Не забудь же нас, тихий и кроткий наш брат и отец. Молись за нас пред престолом Святой Троицы, чтобы нам в нашем земном странствии с каждым днем и часом укра­шать свою душу, очищать ее от грехов. Дабы и мы под молитвенным кровом Преподобного Сергия окрылились духом, возмужали сердцем и уготовили себя к переходу в иную — вечную — жизнь.

Вот и всё, конец, и слава Богу.

 

ПОД БЛАГОДАТЬЮ

 

Монах Мелетий (Михаил Кириллович Рукосуев) (1884-1959)

 

Духа Пресвятаго храм, отче, был

еси, и жизненных вод река исполняема.

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться: