Концентрированные рубки и деградация лесов

В XX в.

Отношение Советской власти к сохранению лесов было отра­жено в «Основном законе о лесах» (1918 г.), отменявшем всякую, кроме государственной, собственность на леса. В 1923 г. вышел Лесной кодекс, который предусматривал выделение из единого государственного фона лесов местного значения, к последним относили и леса бывшего крестьянского владения. Кроме них ос­тавались леса государственного значения (гослесфонд), куда вхо­дили все бывшие казенные помещичьи и удельные леса. Особо выделялась так называемая категория «не лесов» — небольшие по площади рощи и перелески на основных наделах крестьян, судьба которых была тем самым предрешена: большая часть их выруба­лась.

Большие изменения произошли в лесных массивах в середине XX в., когда лесопользование вступило в следующий этап разви­тия концентрированных рубок и транспортного освоения таеж­ной территории. Начало этого этапа приходится на период восста­новления хозяйства после Гражданской войны и бурную индуст­риализацию хозяйства, а окончание — на Великую Отечествен­ную войну. В этот период лесная продукция, заготовленная и про­изведенная на европейском севере России, становится основой российского экспорта — на ее долю в 1930-е годы приходится около 30 % от всего объема экспорта (в денежном выражении). Достижение таких объемов лесозаготовки требовало отказа от норм «постоянства лесопользования» и перехода к нормативам хозяй-

ства, позволяющим вести заготовку древесины в соответствии с текущими задачами промышленности. Для «научного» обоснова­ния масштабов лесоистребления использовались различные фор­мулы определения расчетной лесосеки, некоторые из которых позволяли получить расчетную лесосеку, в 5 — 6 раз превышающую расчетную лесосеку равномерного пользования (например, так называемая расчетная лесосека «по спелости»). Часть подобных формул была впоследствии отменена, однако другие (так называ­емые 1-я и 2-я возрастные расчетные лесосеки, позволяющие обо­сновать объем пользования, в 2 — 2, 5 раза превышающий уровень равномерного пользования) существуют до настоящего времени. В тяжелый для страны период между двумя мировыми войнами получает широкое распространение практика перерубов расчет­ной лесосеки.

Интенсивность лесопользования, особенно на севере, достиг­ла своего максимума во второй половине 1930-х годов. К 1940 г. средняя интенсивность вывозки древесины в таежной зоне Евро­пейской России достигает примерно 2, 5 — 2, 7 кубометра с гекта­ра, что почти вдвое превышает современный прирост лесов этой территории. С учетом того, что потери древесины при рубках и вывозке были весьма значительными, реальная интенсивность рубок была еще выше (вплоть до трехкратного превышения при­роста лесов).

Господствующими видами рубок в этот период становятся сплошные и условно-сплошные рубки, обычно расположенные в виде гигантских массивов концентрированных рубок. Единственным смягчающим фактором можно считать абсолютное преобладание в довоенный период традиционной конной трелевки древесины, за счет чего на лесосеках сохранялась неповрежденной значитель­ная доля хвойного подроста и тонкомера, а также оставляемые за ненадобностью деревья лиственных пород. В результате этого на многих участках концентрированных условно-сплошных рубок того периода к нашему времени уже сформировались спелые или пе­рестойные насаждения, прошедшие последовательный ряд сук-цессий, с господством хвойных пород деревьев, как правило, от­носительно малопродуктивные, сформированные оставленными тонкомерными и поврежденными деревьями.

Послевоенное время (вторая половина XX в.) характеризуется развитием механизированных лесозаготовительных предприятий. Существенно выросшая потребность в низкокачественных и тон­комерных лесоматериалах, а также заметное истощение лесных ресурсов, привели к росту интенсивности рубок, а это означало, что даже при условно-сплошных рубках количество оставляемого тонкомера существенно уменьшается по сравнению с предыду­щим периодом. В некоторых регионах страны к концу этого этапа в рубку начинают поступать древостой, сформировавшиеся на 366

участках условно-сплошных рубок предыдущего периода из под­роста и тонкомера.

Роковая для лесных ландшафтов практика концентрированных рубок сохранялась до 1994 г., когда с введением новых «Правил рубок главного пользования в равнинных лесах европейской ча­сти Российской Федерации» был установлен предельный размер лесосеки в лесах третьей группы в 50 га. Однако зачастую практи­ка лесопользования обходит это ограничение, поскольку относи­тельно небольшие сроки примыкания лесосек (2 — 8 лет в зависи­мости от условий) и возможность углового примыкания лесосек позволяют вырубить практически неограниченную территорию в течение короткого времени, например за два приема, разделен­ных сроком примыкания. В конце 1980-х — начале 1990-х годов с внедрением сроков примыкания лесосек в практику лесопользо­вания «наступление на лес» стало проводиться в два приема: с вырубкой в первый прием лесосек, расположенных в шахматном порядке, и вырубкой остающихся участков во второй прием, после прохождения срока примыкания. Таким образом, последняя чет­верть XX в. ознаменовалась продвижением сплошного фронта ле­сосек вглубь таежных массивов — от мест расположения леспром­хозов ко все более и более удаленным участкам лесосырьевых баз. Тотальное наступление на лес, а также отставание реальных работ по лесовосстановлению и уходу за молодняками от объемов лесозаготовок привели к критическому истощению лесных ресур­сов; неудивительно поэтому, что с начала 1970-х годов наблюда­ется ежегодное снижение объемов заготовки древесины в лесах севера Европейской России, а также постепенное закрытие лесо­заготовительных предприятий.

В течение этого этапа были введены некоторые ограничения на объемы заготовки древесины. Самым важным ограничением было введение лесов первой группы, произошедшее еще в 1943 г.; к ле­сам первой группы были отнесены некоторые наиболее важные в средообразующем отношении леса. При этом в состав лесов пер­вой группы были включены и наиболее истощенные предыдущей хозяйственной деятельностью территории вдоль основных рек, железных и автомобильных магистралей, в окрестностях населен­ных пунктов. Так или иначе, введение и постепенное расширение лесов первой группы было и остается наиболее значимым лесоох-ранительным ограничением в практике лесного хозяйства. К со­жалению, впоследствии режим охраны лесов первой группы посте­пенно все более и более размывался и к настоящему времени пример­но половина лесов первой группы по условиям ведения хозяйства яв­ляется скорее эксплуатационной территорией.

Одновременно с этим до конца 1980-х годов продолжалась прак­тика переруба расчетных лесосек в границах целых регионов. Во­обще многие формы лесопользования, казавшиеся российским

лесоводам дикими и варварскими в первой трети XX в. и внедрен­ные в практику лесопользования во время предыдущего этапа, постепенно стали признаваться за норму управления лесами.

Характерной чертой этого этапа, усугубившей негативные по­следствия лесозаготовок для ландшафтов, является сильная меха­низация лесозаготовительного процесса. Тракторная трелевка с использованием тяжелых мощных тракторов на гусеничном ходу приводила к существенно большему нарушению почвенного по­крова на вырубках, повреждению значительной части подроста и тонкомера. В результате этого на участках условно-сплошных и выборочных рубок в течение первого десятилетия после рубки наблюдался интенсивный отпад оставленных деревьев и подрос­та, в значительной степени вследствие повреждения их при тре­левке древесины. После вывозки леса на делянках оставался пу­стынный ландшафт: кучи порубочных остатков, охлестанная вы­валом малоценная поросль и содранный гусеницами «скальп» уяз­вимых лесных почв.

Кажущийся (по отчетам лесного ведомства) быстрый рост ра­бот по искусственному лесовосстановлению не дал желаемого результата, поскольку уход за молодняками на большей части со­здаваемых лесных культур практически отсутствовал и большин­ство лесных культур того времени оказалось забитым пологом быстрорастущих пионерных пород — осины и березы. Развитие рубок промежуточного пользования происходило крайне медлен­но, и вплоть до 1990-х годов эти виды рубок не имели существен­ного промышленного значения. Фактически в течение всего этого периода продолжается пионерное освоение тайги и одновремен­но с этим рубка того, что «само наросло» в пройденных ранее рубками частях лесосырьевых баз. Система лесохозяйственных ме­роприятий и лесозаготовительная деятельность не успевают обра­зовать замкнутого цикла — основу лесозаготовок по-прежнему составляют леса естественного происхождения, минимально зат­ронутые какими-либо лесохозяйственными мероприятиями.

Важной особенностью данного периода является рост интен, сивности так называемых рубок дохода — рубок промежуточной пользования, ориентированных на получение органами лесного хозяйства дополнительного финансирования за счет продажи вы­рубленной древесины. Связано это с произошедшим в 1993 г. вы­делением государственных органов лесного хозяйства из состава единой лесной отрасли, в которой органы лесного хозяйства яв­лялись по сути подчиненным звеном в структуре лесопромыш­ленного комплекса. К сожалению, такое выделение было сделано «как всегда»: за органами лесного хозяйства закрепили большое количество хозяйственных функций (от отвода лесосек до лесо-восстановления и рубок ухода), не обеспечив выполнение этих хозяйственных функций необходимым бюджетным финансирова-

нием. Взамен этого лесхозам (местным органам лесного хозяй­ства) было дано право продавать древесину, полученную от всех видов рубок, кроме рубок главного пользования, и использовать полученные средства на собственные нужды («на нужды лесного хозяйства»). В результате этого многие лесхозы быстро преврати­лись в коммерческие лесозаготовительные предприятия, что при­вело к резкому увеличению количества рубок промежуточного пользования и обычно к столь же резкому снижению их качества. Подавляющее большинство выборочных рубок промежуточного пользования этого периода имели и имеют характер приисковых, подневольно-выборочных или условно-сплошных и приводят к резкому снижению качества и устойчивости остающегося после рубки насаждения. Необходимо отметить, что этот вид деятельно­сти лесхозов в первую очередь затронул леса наиболее густонасе­ленных территорий, в особенности леса, ранее исключенные из промышленной эксплуатации, соответствующие категории лесов

первой группы 128].

Таким образом, в XX в. промышленное освоение лесной зоны в основном имело ярко выраженный приисковый характер и было ориентировано на своеобразное «снятие сливок», т.е. использова­ние в данный конкретный момент времени тех ресурсов, которые имеют максимальную ценность и доступность, без серьезного учета долговременных перспектив ведения хозяйства. Так, практически на всех этапах промышленного «освоения» тайги для размещения лесосек использовались лучшие из имеющихся по качеству и до­ступности участки леса; точно так же практически при всех выбо­рочных рубках, как бы они не назывались, традиционно руби­лись лучшие по товарным свойствам деревья.

8.2. Трансформация агроландшафтов 8.2.1. Коллективизация и новое землеустройство

Ранее мы рассмотрели изменения, произошедшие в «диких» природных ландшафтах Европейской России в результате промыш­ленного лесопользования. Однако серьезным изменениям в XX в. подвергся и культурный ландшафт сельской России.

Массовая коллективизация, начавшаяся после 1929 г. и сопро­вождавшаяся созданием колхозов и совхозов, вылилась в боль­шой земельный «передел», коренным образом изменивший со­держание и организацию землеустройства. Практика нового зем­леустройства определялась циркуляром Наркозема РСФСР (ян­варь 1930 г.), предписывавшим:

• образование максимально больших и сверстанных массивов

земель для совхозов;

• установление в существующих и вновь организуемых колхозах
границ и полей севооборотов в порядке простейших землеуказа-
ний, т.е. без планирования и топогеодезических работ;

• максимальное вовлечение в колхозное движение бедняцких и
середняцких хозяйств.

Инструкция Наркомзема предписывала: «землеустройство в районах сплошной коллективизации должно быть ориентировано на подготовку территории для единого крупного обобществлен­ного хозяйства, основанного на механизации и индустриализа­ции, и органически увязано с построением в них энергетических центров, индустриальных установок, предприятий по переработ­ке сельскохозяйственного сырья, транспортных и складских баз и пр.». Партийные власти ориентировали колхозы на создание так называемых машино-тракторных станций (МТС), которые были объявлены организационно-техническими центрами нового со­циалистического сельскохозяйственного производства. Вся прак­тика землеустройства была увязана с МТС (которые поначалу на­считывали всего несколько тракторов для вспашки и посева) и предполагала:

• выбор участка под усадьбу МТС;

• проектирование дорожной сети для связи усадьбы с хозяй­
ствами;

• организацию укрупненных севооборотных массивов и разбивку
их на поля.

Для этих целей осуществлялось так называемое кустовое зем­леустройство — планирование земель хозяйств, которые могли пользоваться техникой МТС. В других колхозах при сплошной кол­лективизации проводили упрощенное землеустройство: прежде всего устанавливалась окружная граница территории, закрепля­емой за селом, а затем территория разбивалась на поля севообо­рота. На худших по качеству землях создавались «кулацкие высел­ки».

Широкое распространение получила теория «однократности землеустройства», сущность которой сводилась к тому, что земле­устройство предлагалась провести раз и навсегда, при этом широ­кое распространение имела универсальная схема разбивки терри­тории на стандартные клетки в 100 — 400 га в меридиональном и широтном направлении. Предполагалось, что границы хозяйств вообще не нужны, поскольку их заменят границы полей севообо­ротов, разбиваемых на упомянутые клетки. Созданные на основе такой схемы хозяйства оказались совершенно неработоспособны­ми, но сама идея укрупнения осталась незыблемой и с годами сдела­лась основой советской стратегии управления сельским хозяйством. Логичным продолжением идеи укрупнения стала тактика центра­лизации системы расселения, которая вылилась в уничтожение мел­ких населенных пунктов и создание новых центров сельхозпроиз-

водства. Только за два предвоенных года в колхозные центры с хуторов было переселено 792, 3 тыс. дворов. При этом под южно­российским термином «хутор» часто скрывались средне- и севе-ро-русские (а также сибирские) починки, новины и выставки, т.е. отдаленные элементарные единицы аграрного и аграрно-про-мыслового расселения, позволявшие удерживать в составе куль­турного ландшафта небольшие расчистки: поля и луга среди ле­сов и болот. Исчезновение этой сети усиливало пресс на природу в ядерных элементах системы расселения, которые пришлось пе­рестраивать или переобустраивать. Местами, там где старые цент­ры волостей чем-то не устраивали новых руководителей (часто по причинам идеологического характера, например из-за наличия в селе монастыря или богатого прихода), затрачивались силы и сред­ства для организации более новых крупных поселений; таких было построено в сельской местности более 2 тыс.

В целом сталинский период характеризовался резким антагониз­мом власти и крестьянства, на которое были возложены все тяготы обеспечения индустриализации и обороноспособности страны. В конце 1940-х годов государство провело очередное наступление на лич­ные подсобные хозяйства крестьян, обложив их очень высокими налогами. Это привело к вырубке значительной части фруктовых са­дов, сокращению поголовья скота в личных хозяйствах и общей дег­радации культурного ландшафта русской селитьбы.

Освоение целинных земель (1954— 1964 гг.) дало лишь времен­ный эффект, прибавка урожая оказалась непрочной, уже с 1958 г. естественное плодородие целинных почв было подорвано, а засу­ха 1963 г. привела к экологической катастрофе на целине и впер­вые разразившимся на всем юге СССР пыльным бурям.

Между тем в центральных областях старой России: Смолен­ской, Новгородской, Владимирской, Ярославской, Вологодской, Тверской, Костромской, Ивановской и других — состояние зе­мельного фонда непрерывно ухудшалось, в значительных масш­табах происходил перевод пашни в другие виды угодий, преиму­щественно в залежь. По данным земельных балансов, с 1954 по 1961 г. в Российской Федерации из хозяйственного использования по разным причинам выбыло около 7 млн га сельскохозяйствен­ных угодий.

Таким образом, если предшествующий процесс аграрного ос­воения, осуществлявшийся на протяжении многих веков, привел к накоплению довольно значительного земельного фонда, пред­ставленного совокупностью небольших обрабатываемых участков, сгруппированных вокруг столь же небольших деревень и сел, то начиная с 1930-х годов этот фонд постепенно перешел во владе­ние крупных механизированных хозяйств. Повсеместно земля была объединена в общие массивы, межи уничтожены. В личном пользо­вании колхозников было оставлено по 0, 5 га приусадебной земли.

При создании новых укрупненных полей игнорировалась пласти­ка рельефа и рисунок почвенного покрова, упрощалась мозаика различных элементов культурного ландшафта, тем самым скрыто подготавливался экологический кризис второй половины XX в.

Важнейшим событием послевоенного периода было принятие в 1960 г. решения об укреплении колхозов, что в очередной раз (третий за столетие, если считать с реформы 1861 г.) привело к переделу сложившегося землепользования. Поля укрупнялись, начала внедряться семипольная система земледелия. Централизо­ванное сельскохозяйственное производство потребовало соответ­ствующей системы расселения, в результате появилось разделе­ние населенных пунктов на перспективные (так называемые цен­тральные усадьбы) и неперспективные. В последнюю категорию были отнесены десятки тысяч деревень, из которых постепенно за полтора-два десятилетия ушла жизнь, дома были заброшены, проданы или разобраны «на дрова», а окружавшие их угодья запу­щены. При разбросанности и мелкоконтурности сельскохозяйствен­ных угодий, а также повсеместном бездорожье переселение кре­стьян в укрупненные поселки неизбежно означало забрасывание и последующее зарастание огромных площадей отдаленных полей и сенокосов. Таким образом разрушалась складывавшаяся веками природосообразная система расселения и хозяйствования, дефор­мировался и уничтожался культурный ландшафт страны.

8.2.2. Экологический кризис в сельской местности

Потребовалось несколько десятилетий хозяйствования в «но­вых социалистических условиях», чтобы понять: ландшафт не под­вержен идеологическому воздействию и политической воле. Же­лание партийных вождей увидеть на родной рязанщине или ярос-лавщине запряженные цугом комбайны, снимающие урожай на гигантских полях (как где-нибудь в зерновом поясе северных аме­риканских штатов) оказалось не выполнимым. И «виноваты» в этом российские ландшафты. Объединение в едином пахотном клине многих участков за счет распашки некогда залесенных лож­бин и лощин, местных водоразделов и уступов только на первый взгляд могло обеспечить появление большого «аэродромного» поля. Однако местообитания коренного ландшафта — экотопы —' упря­мо продолжали свое существования и после распашки, не позво­ляя осуществлять единые хозяйственные мероприятия на таком поле: разные его части по-разному накапливали зимой снежный покров, в разные сроки освобождались от него, по разному при­нимали талую воду, отогревались и обсыхали в лучах апрельского солнца, по разному высыхали в летнюю жару. Неудивительно, что с трудом засеянные семена давали всходы разной величины и в разные сроки, урожай поспевал повсюду неодинаковый и выез-

 

жавшие уборочные машины все равно оставляли колосья зерно­вых или клубни картофеля, застревая и ломаясь в понижениях между холмами, в складках ложбин, у подножья склонов.

Но недобор урожая, как оказалось, не главная беда. Невидан­ных доселе в лесной зоне России размеров достигла водная и вет­ровая эрозия. Водная эрозия (размывание, смыв) вызывается раз­рушающим действием дождевых капель и водного потока. Дожде­вые капли, попадая на незащищенную растительным покровом зернистую поверхность пашни, образуют своеобразные ударные «кратеры», при этом выбитые из углубления тонкие частицы грунта относятся брызгами вниз по склону. Процесс нарастает по мере того, как хорошенько смоченная поверхность насыщается и уже и перестает впитывать воду. Возникающие струйки воды образуют тонкий слой поверхностного стока, который подхватывает части­цы грунта и переносит их вниз по склону. При продолжении дож­дя микроручейки размывают на поверхности склона сначала не­большие бороздки, глубиной в несколько сантиметров, а затем и целые промоины, которые в свою очередь способны служить рус­лами для сбегающих со склона водотоков. Ручейки сливаются между собой, возрастает их размывающая сила, и тогда возникают более крупные промоины, глубиной в несколько десятков сантиметров и длиной более метра, которые и дают начала оврагам. Все эти процессы можно наблюдать на любом распаханном склоне во время сильного ливня или грозы, если пренебрегая опасностью «вы­мокнуть до нитки», задержаться хотя бы на 10—15 минут.

Последствия размыва, накапливаясь от ливня к ливню, от вес­ны к весне, приводят к появлению настоящих оврагов с V-образ-ным профилем, которые режут ровную поверхность склона на отдельные сегменты. Если проверить места их проявления по ста­рым картам, то выяснится что формы линейной эрозии появля­ются вдоль тальвегов бывших ложбин и лощин, некогда занятых межевыми, т.е. разделяющими, рощицами или зарослями кустар­ников, а ныне распаханных.

Единожды появившись, овраги начинают жить своей самосто­ятельной жизнью, врезаясь после каждого дождя своей вершиной еще выше по склону, углубляя дно, расширяя борта. Особенно интенсивно это происходит, если на дне оврага вскрывается бли­жайший к поверхности водоносный горизонт, тогда возникает постоянной действующий ручей и овраг, по сути, дает начало новому притоку ближайшей речки. При этом сам овраг еще более углубляется, обретает широкое плоское дно и превращается в балку. Понятно, что кроме утраты ценных гектаров сельскохозяйствен­ных земель происходит еще и вынос значительных объемов грун­та в речные русла, которые совсем не рассчитаны природой на дополнительный аллювий, не способны его переработать и укла­дывают в новые отмели.

• изменение качественного состава лесов (преобладание молод-
няков малоценных пород, разросшихся на заброшенных лугах и
пашнях, над зрелыми хвойными лесами);

• деградация почв в результате усиления плоскостной и линей­
ной эрозии, катастрофического падения плодородия и выхода на
дневную поверхность почвообразующих пород;

• обмеление и зарастание малых рек в результате реализации
механизма саморегуляции долинно-речной системы в ответ на
изменившиеся условия стока, увеличение шероховатости речного
ложа выразилось в прогрессирующем зарастании русел рек гид­
рофитами.

⇐ Предыдущая15161718192021222324Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. Биогеоценозы подзоны хвойно-широколиственных лесов
2. Будете как боги: Психокульты - деградация души в процессе «личностного роста»
3. Глава 10. Управление в области использования, охраны, защиты, воспроизводства лесов
4. Глава 11. Плата за использование лесов и оценка лесов
5. Глава 15. Защитные леса и особо защитные участки лесов
6. Глава 2. Использование лесов
7. Глава 3. Охрана и защита лесов
8. Глава 4. Воспроизводство лесов и лесоразведение
9. Для подлинного духовного роста надо делать все, что можно, для обеспечения комфортного расширения энергетической трубки.
10. Нервная система в виде трубки, двухкамерное сердце, лёгочное дыхание, роговая чешуя покровов тела, развитие детёныша в матке
11. Передающие трубки с внутренним фотоэффектом