Антропогенные сукцессии: лесопромысловая и пирогенная динамика лесных ландшафтов

⇐ ПредыдущаяСтр 21 из 25Следующая ⇒

До сих пор мы рассматривали только коренные урочища, однако в реальной жизни чаще всего приходится иметь дело с ландшафтами, свойства которых сильно изменены человеком. Каким образом эти изменения отразились на внешнем облике и внутренней структуре ландшафта, как это повлияло на биоразнообразие, в этом-то, как раз, нам и предстоит разобраться.

Заглядывая в историю освоения, мы уже могли убедиться, сколь разнообразным было вторжение человека в мир природы: коренные леса выжигались намеренно или уничтожались периодическими случайными пожарами, отдельные лесные массивы вырубались, участки ландшафтов превращались в пашню, а затем по мере запустения вновь могли возвратиться в лоно природы. В лесах пасли скот, косили сено, наконец, могли совершать и выборочные рубки с извлечением из древостоя той или иной породы, того или иного возраста. Такие приисковые рубки, повторяясь из года в год, способны сильно изменить характер древостоя. Например, продолжавшаяся столетиями активная выборка липы (которая шла на самые разные нужды: производство мебели, деревянной посуды, липовое корье — лыко, из которого плели короба и лапти, и т.д.) из хвойно-широколиственные лесов привела к доминированию дуба в сохранившихся массивах, который и выходит в первый ярус в качестве лесообразующей породы наравне с елью и сосной.

Но и оставшиеся массивы лесов подвергались постоянному воздействию человека, в результате чего коренные растительные сообщества были практически полностью заменены производными. Такие замены экологи называют антропогенными сукцессиями, т.е. сменами биоценозов естественных коренных урочищ. Измене-

ния могут идти по разным направлениям, они определяются характером воздействия.

Замечено, что неоднократно повторявшееся в прошлом воздействие формирует характерные типы антропогенных сукцессии. В этом плане воздействия можно сгруппировать:

• на пожары (палы);

• неоднократные рубки;

• выпас;

• сенокошение;

• рекреационное воздействие (использование ландшафтов для

отдыха).

Периодические повторяющееся воздействие на ландшафт приводит к последовательной смене биоценозов, преемственно возникающих из одного и того же экотопа (гетопа). При этом установление последовательности антропогенных сукцессионных смен затруднено тем обстоятельством, что на большей части территории при «накате» очередных волн освоения характер землепользования постоянно менялся.

Исторически первичным является пирогенное воздействие на ландшафт. Лесные пожары всегда сопровождали хозяйственную деятельность людей, населявших лес. Основным источником пожаров было подсечно-огневое земледелие, широко использовавшееся на Русской равнине уже финно-угорскими племенами, просуществовавшее в северных регионах Европейской России до

конца 1930-х годов.

Ландшафты, затронутые подсечно-огневым земледелием единовременно включали в себя участки нескольких типов [16]:

• вновь освобожденные с помощью подсеки и активно исполь
зуемые под пашню;

• освобожденные ранее, утратившие плодородие и использу
емые экстенсивно (как сенокосы или пастбища);

• заброшенные, находящиеся на начальных стадиях зарастания

вторичными лесами;

• заброшенные, находящиеся на финальных стадиях формиро
вания вторичных лесов с образованием под их пологом молодня
ка хвойных пород;

• участки восстановившихся «условно-коренных» лесов.

Известно, что площадь пожарищ порой во много раз превосходила предполагаемую подсеку. Основная часть лесов, существенно преобразованных подсечно-огневым земледелием, приходилась на случайно выжженные участки и вторичные леса, сформировавшиеся на их месте и на месте заброшенных подсек. За счет этого площадь таких лесов многократно (в десятки или сотни раз) превышала площадь единовременно использовавшихся подсек. Даже при небольшой плотности населения значительная доля удобных для земледелия земель в южной и средней тайге была так или

иначе вовлечена в подсечно-огневое земледелие. Тем не менее основная нагрузка приходилась именно на леса, удобные для земледелия (в том числе и с точки зрения доступности).

Характер лесов, формирующихся под воздействием часто и в течение длительного времени повторяющихся пожаров и единичных пожаров, разделенных многими веками естественной (оконной) динамики, существенно различается (рис. 8.2). Систематическое, продолжающееся в течение многих столетий воздействие пожаров приводит к формированию светлохвойных таежных лесов, в лесах которых преобладают «пирогенные» породы: сосна (повсеместно) и лиственница (на северо-востоке европейской России). Для сосны и лиственницы свежие гари или участки леса, пройденные низовыми пожарами, представляют оптимальные условия для возобновления и развития молодых поколений. Взрослые же деревья сосны и лиственницы способны переживать даже довольно сильные низовые пожары.

Однако семена сосны и лиственницы относительно тяжелы и распространяются ветром сравнительно на небольшие расстояния (в лучшем случае на сотни метров). В результате в условиях, когда пожары случаются крайне редко, а участки новых и старых гарей разнесены в пространстве на многие километры, господство на участках гарей получают другие пионерные породы, семена которых могут преодолевать значительные расстояния или которые входят в состав естественных лесов и в условиях отсутствия пожаров: береза и осина. Поэтому для обширных водораздельных пространств, где в прошлом воздействие пожаров было не столь частым, а большинство источников семян сосны и лиственницы (там, где они были) вырублено, в течение последних полутора столетий характерно зарастание гарей березой и осиной (рис. 8.3). Таким образом, под влиянием пирогенного фактора трансформации лесные ландшафты превращаются в сложную мозаику с разной частотой выгорающих участков, в которую, как правило, вкраплены пожарные рефугиумы — участки, в силу разных причин избежавшие пожара в течение последних нескольких столетий и характеризующиеся, как правило, оконной (вывальной) структурой древостоя. Поскольку воздействие огня определяет все основные особенности структуры и динамики конкретного участка леса (возрастной состав древостоя, интенсивность гибели деревьев, количество валежа и мертвой органики на поверхности почвы, состав и структуру нижних ярусов леса), постольку участки, испытавшие пожары разных типов (верховые, низовые) и интенсивности (сильные, слабые), различаются по этим параметрам и могут формироваться как одновозрастные, простые по структуре урочища, так и разновозрастные, состоящие из нескольких отдельных поколений (29].

При этом на наиболее часто выгорающих участках формируются сосновые леса (на северо-востоке Русской равнины — лиственничные), характеризующиеся преобладанием нескольких четко

выраженных поколений, образование каждого из которых связано с воздействием низового пожара. Для ели, образующей второй ярус древостоя на участках, длительное время не подвергавшихся воздействию огня, характерно преобладание группы близких поколений с разбросом возрастов в пределах 60 — 80 лет. Даже на участках леса, весьма длительное время не подвергавшихся воздействию огня (в течение 200 — 250 лет), где ель нередко господствует в древостое, возрастной спектр популяции ели не является непрерывным и характерным для устойчивой популяции; большинство таких еловых древостоев являются лишь условно-разновозрастными.

Входящие в состав таких лесов лиственные породы (береза, осина, ива козья) в большинстве случаев характеризуются также прерывистыми возрастными спектрами с наличием одного или нескольких четко выраженных поколений.

В лесных ландшафтах с пирогенной динамикой специфический почвенный микрорельеф, образующийся при вываливании деревьев с корнями, развит слабо, что связано с преобладанием усыха-ния деревьев на корню над вываливанием живых старых деревьев. Для них также характерно отсутствие мощных органогенных почвенных горизонтов на незаболоченных участках и относительно малое количество мертвого органического вещества на поверхности почвы на участках, не относящихся к пожарным рефугиумам. Поэтому влагоудерживающая способность этих лесов существенно меньше, чем у лесов с четко выраженной оконной динамикой.

Крайне неравномерный процесс гибели старых деревьев на различных участках леса регулируется здесь сразу несколькими факторами: воздействием пожаров (в том числе и низовых палов, вызывающих усыхание ослабленных и наиболее поврежденных огнем деревьев), гибелью старых и ослабленных деревьев от вредителей и болезней, воздействием экстремальных погодных условий (засух, особенно актуальных для участков с маломощными и бедными органическим веществом почвами).

Под воздействием современной хозяйственной деятельности леса с пирогенной динамикой существенно изменяются. Пожары, возникающие вокруг лесосек и дорог, коренным образом изменяют веками складывавшуюся структуру таежных ландшафтов: изменяется частота пожаров, исчезают пожарные рефугиумы, упрощается характер лесной мозаики.

Веками складывавшееся равновесие нарушается катастрофическим образом, и предсказать, к каким последствиям для биологического и ландшафтного разнообразия таежных лесов приведут такие последствия хозяйственной деятельности человека, не всегда представляется возможным.

Как мы уже могли убедиться, сосна обладает ярко выраженной устойчивостью к пожарам, ель, напротив, погибает сразу же по-

еле пожара, в том числе низового. Но, в отличие от сосны, ель обладает высокой теневыносливостью, она способна вырасти под древесным пологом самой высокой сомкнутости.

Эти биологические особенности двух основных лесообразующих пород центра и севера ЕТР вполне объясняют последовательность и характер сукцессии, определяющих динамику лесных ландшафтов. Сосна первой осваивает все незанятые местоположения (в особенности гари), но возможности закрепления этой породы на долгий срок ограничены экстремальными условиями (очень бедных экотопов). Под пологом сосны, а также сопутствующей ей березы начинает подрастать ель, которая постепенно осваивает второй ярус древостоя, а затем проникает и в первый (верхний) ярус. Сосна не выдерживает конкуренции с елью на почвах средней и повышенной трофности, поэтому подросту сосны здесь уже не вырасти (если только не пойдет очередной пожар). Такой режим существования сосняков назван пирогенной стабильностью [29]. О связи большинства типов сосняков с периодическими пожарами свидетельствует почти полное отсутствие данных о развитии таежных сосновых лесов ЕТР до стадии абсолютно разновозрастного древостоя.

В свете изложенного выше вопрос о коренных лесах ЕТР трансформируется в вопрос о том, какого возраста леса следует считать коренными, т.е. сформировавшимися без влияния человека, если первые следы подсечного земледелия относятся к началу нашей эры? С точки зрения естественной динамики ландшафта коренными следует считать леса, существование которых определяется господствующей тенденцией лесовосстановительных процессов — фитоценотических смен. В этом случае ельники следует признать коренными сообществами для большинства типов ландшафтов

региона.

Таким образом, подавляющее большинство лесов таежной зоны Европейской России характеризуется сильной преобразованно-стью в результате хозяйственной деятельности человека, они должны быть отнесены к вторичным лесам. Точную долю вторичных лесов в составе таежного лесного покрова оценить трудно, в первую очередь, из-за отсутствия общепризнанных критериев отнесения лесов к вторичным или первичным (коренным). Так, например, нет единого представления о том, до какой стадии восстановления естественной структуры леса после нарушения этот лес относится к вторичным лесам или в какой степени преобразованный выборочными рубками лес может считаться вторичным. Однако определенные категории лесов однозначно понимаются как вторичные практически во всех исследованиях (например, леса, образованные первым поколением деревьев на месте вырубок, заброшенных сельскохозяйственных угодий, карьеров и т.д.). Даже при самом «узком» определении вторичных лесов можно утверж-

дать, что вторичные леса в таежной зоне образуют общий фон, а первичные {коренные, старовозрастные) леса — вкрапления или отдельные массивы внутри этого фона.

Длительность сукцессии елового леса в южной тайги оценивается в 120—150 лет, причем этот период одинаков при восстановлении леса как после рубки, так и после пожара. По-видимому, указанные сроки можно считать характерным временем формирования темнохвойного таежного ельника со всеми присущими ему признаками: видовым составом, строением почвенного профиля, микрорельефом, мезоклиматом и т.п. Если же считать в качестве финальной стадии разновозрастный ельник, то для его формирования требуется не менее 300 лет [8], что практически исключено при современном характере освоения Европейской территории России. Следовательно, длительное естественное развитие лесов в регионе является скорее исключением, а не правилом, и наблюдаемое сегодня разнообразие лесных сообществ поддерживается за счет периодических и разновременных внешних воздействий, как правило, рубок различного вида. Ход следующих за ними лесовосста-новительных сукцессии во многом определяется соседством срубленных (сгоревших) участков леса с сохранившимися участками — источниками семян той или иной древесной породы. Так, ель не будет восстанавливаться даже в подходящих для нее ландшафтных условиях, если ельники в округе полностью отсутствуют в радиусе десятка километров.

В настоящее время практически во всей лесной зоне российского центра и севера преобладают березовые и осиновые леса, представляющие собой антропогенные варианты естественных сукцессии. При сведении хвойных пород осина и береза обычно обгоняют самосев других пород и со временем (через 25 — 30 лет) выходят в господствующий ярус. Осина благодаря корнеотпры-сковому образованию побегов получает особенное преимущество. Кроме того, береза и осина — деревья быстрорастущие, светолюбивые; они обладают огромной семенной продуктивностью, во много раз превосходящей продуктивность ели. Мелкие крылатые плодики березы и крохотные семена осины, снабженные длинными волосками, легко распространяются ветром на значительные расстояния.

Береза — порода, не требовательная к богатству почвы и умеренно требовательная к влаге, но избегающая очень сухих местообитаний. Осина развивается лучше на достаточно увлажненных и более богатых почвах. Благодаря этим экологическим особенностям береза и осина повсюду первыми появляются на открытых площадях, заселяют вырубки, гари, залежи и поляны. В настоящее время урочища мелколиственных лесов распространены в центре и на севере России по сравнению с другими лесами более широко. Наиболее характерны леса с абсолютным господством

мелколиственных пород для крупных массивов концентрированных вырубок 1950-х — 1980-х годов, где не только были максимально изменены условия жизни деревьев (микроклимат, почвенный покров и т.д.), но часто и вырублены практически все источники семян хвойных пород деревьев.

При всем разнообразии структуры вторичных лесов, связанном не только с разнообразием типов местообитаний, но и с разнообразием видов хозяйственных воздействий, можно выделить несколько основных характерных особенностей, отличающих такие леса от естественных лесных экосистем таежной зоны. Прежде всего, сильные антропогенные нарушения, приводящие к гибели всего древостоя или существенной его части, приводят к существенному упрощению пространственной структуры древостоя (и, как следствие, всех остальных ярусов леса). На наиболее нарушенных хозяйственным воздействием участках, прежде всего заброшенных сельскохозяйственных угодьях или сплошных вырубках, формируются наиболее простые по структуре леса с максимально выровненным древесным пологом из мелколиственных пород, обычно березы или серой ольхи. Любые сохранившиеся при нарушении фрагменты старых лесных экосистем (куртины подроста, тонкомерные деревья при сплошных рубках, случайно выжившие участки древостоя или деревья при пожарах) приводят к некоторому усложнению структуры и состава формирующегося древостоя. Выровненность и относительная одновозрастность древостоя часто сохраняется и в первом поколении «коренных» древесных пород, поселившемся под пологом пионерных мелколиственных (например, ели, замещающей распадающийся полог мелколиственных пород на месте зарастающих сельскохозяйственных угодий).

Интенсивные выборочные или условно-сплошные рубки, при которых выбираются все крупномерные деревья, а сохраняется в основном подрост (пусть и разновозрастный), в значительной мере также приводят к формированию упрощенной пространственной структуры древостоя (рис. 8.4). В таких лесах основные элементы пространственной неоднородности древостоя и других ярусов леса в пределах одного местообитания связаны не с проявлениями оконной динамики, а с техногенной структурой нарушения: волоками, погрузочными площадками, дорогами, скотопрогонами

и т.д. [29].

Упрощенная и однообразная структура древостоя во вторичных лесах приводит к существенным изменениям и других ярусов леса. Исчезают многие виды микроместообитаний под пологом леса: валеж (по крайней мере, крупный), бугры и западины, образующиеся при вываливании деревьев с корневыми системами; упрощается мозаика окон и световых пятен под пологом леса. Одновременно снижается и разнообразие экологичес-

ких условий под пологом леса, что приводит к обеднению флористического состава, постепенному исчезновению отдельных видов растений. Точно так же восстановление исходной структуры травяно-кустарничкового покрова происходит с существенной

задержкой по сравнению с восстановлением исходной структуры древесного яруса. Это позволяет утверждать, что многие леса, в которых уже произошло восстановление «коренной» структуры древостоя после сильных антропогенных нарушений, по характеру некоторых других компонентов леса (например, травя-но-кустарничкового покрова) могут быть аналогичны типичным вторичным лесам. Таким образом, учет только характера древесного яруса не позволяет однозначно оценить степень нарушенное™ леса хозяйственной деятельностью человека или степень восстановления естественной структурно-динамической организации лесных экосистем [28].

Вообще смена видового состава лесных сообществ при после-рубочных и послепожарных сукцессиях обнаруживает еще одну характерную закономерность, которую предложено называть правилом сдвига: любое сообщество лиственного леса, развивающееся после рубки хвойного древостоя, благодаря обогащению верхних горизонтов почвы будет обладать более богатым составом травяно-кустарничкового яруса по сравнению с исходным («коренным») сообществом. По мере взросления лиственного леса такое смещение будет увеличиваться, но только до того предела, пока естественное возобновление ели не прекратит этот процесс [16].

Многие антропогенные воздействия ведут в обогащению верхнего горизонта лесных почв (выпас, подсека), что в сочетании с общим осветлением определяет широкое распространение травянистых растений под пологом «бывшей» тайги: вейника лесного, ландыша, костяники, перелески, звездчатки, майника и др. Отсюда преобладание травяных инвариантов коренных лесных сообществ (сосняков, ельников) над моховыми и кустар-ничковыми. Именно такие леса, как правило, получают распространение в зоне экстенсивной промысловой нагрузки вокруг сельских населенных пунктов. В травянистых фитоценозах возобновление ели затруднено и лишь по прошествии длительного времени после смыкания полога подросших елей ель начинает проявлять себя как сильный эдификатор — виолент, жестко ограничивая (порой до четырех-пяти) число видов в напочвенном покрове. Однако после достижения перестойного возраста (свыше 150 лет) в связи с увеличением вывала в ельниках образуются многочисленные окна, где вновь поселяются виды, требовательные к свету.

Проникающие под прозрачный полог осины и березы ценные породы постоянно вырубаются, в результате общая эволюция лесов идет в крайне неблагоприятном направлении. Очевидно поэтому еще существующие остатки хвойно-широколиственных лесов должны стать предметом особой охраны, тем более что в последние годы климатические условия на территории центра и се-

вера европейской России благоприятствуют возобновлению широколиственных пород и свежие заростки дуба и липы отмечены даже на севере Заволжья.

Многие условно-коренные ландшафты Европейской России, в лесных массивах которых преобладает ель, на самом деле также являются производными и вторичными, поскольку интенсивные, подневольно-выборочные рубки могли серьезно изменять породный состав древостоев (рис. 8.5). Так, некоторые еловые массивы обязаны современным преобладанием ели именно целенаправленным рубкам сосны. Часто в таких лесах можно обнаружить оставленные при рубке фаутные — не имеющие товарной ценности — деревья сосны с различными пороками стволов.

Подобная история развития характерна для большой доли «коренных» таежных ельников севера Европейской России. В частности, подавляющее большинство старых еловых лесов бассейна Белого моря обязано своим формированием именно це-

1ЯЯ

ленаправленным рубкам сосны в прошлом с оставлением (за ненадобностью) входившей в состав древостоев ели или елового подроста.

8.3.2. Рекреационная трансформация ландшафтов

Наблюдения последних лет показали, что рекреация и туризм являются довольно значительным фактором трансформации ландшафтов, причем значение этого фактора возрастает экспоненциально, после того как плотность рекреантов на гектар территории превышает некую пороговую величину. Отдыхающие и занимающиеся туризмом люди оказывают воздействие практически на все компоненты ландшафта, при этом сам механизм не представляет собой чего-либо эксклюзивного и воздействие отдыхающих, например, на геоморфолитогенную основу ландшафта вполне аналогично воздействию стада коров, соответственно рекреа-ционно перегруженные угодья на первый взгляд не слишком отличаются от испытавших перевыпас пастбищных угодий.

Прокладывание пешеходных троп в пределах речных долин на всей равнинной территории России приводит к образованию таких же микротеррас на склонах, как и пастбищный перевыпас,

также нагружает пойменные бровки или уступы надпойменных террас, вызывая осыпи и обвалы блоков супесчаного грунта либо оползни блоков суглинистого грунта. На рекреационно освоенных участках долины реки можно наблюдать развитие классических суффозионных полуцирков со сползанием целых фрагментов высокой поймы в русло реки.

Распространенным видом нарушения природного рельефа в зонах самодеятельной рекреации являются многочисленные копани, которые оставляют после себя самодеятельные туристы. Ямы разных форм и конфигураций отрываются отдыхающими для различных целей: хранения продуктов «в тени», «захоронения отходов», прикапывания палаток и кемпингов, заглубления костров, наконец, устройства временных туалетов. Дальнейшая судьба этих «дыр в земле» определяется культурой рекреантов: в худшем случае их оставят, как есть (и тогда они кроме всего прочего представляют опасность для пасущихся коров); в лучшем — попытаются засыпать. При этом туристы сталкиваются с неизбежным разочарованием всех неопытных землекопов: объем вынутого грунта не укладывается в яму и на месте копани вырастает насыпь, вовсе не украшающая природный ландшафт.

Воздействие рекреантов и туристов на почвы сказывается, прежде всего, в уплотнении верхних (самых важных для растений) корнеобитаемых почвенных слоев. Здесь своего рода полигоном для мониторинга изменений могут служить леса, испытывающие значительные рекреационные воздействия.

За последние десятилетия многие близлежащие массивы лесов российского центра перешли из разряда «диких», посещаемых в ходе «тихой охоты за грибами», в категорию пригородных лесов уик-энда, а затем — и внутригородских лесов. Соответственно возрастала рекреационная нагрузка: из лесов кратковременного посещения и отдыха они превратились в угодья постоянного ежедневного пребывания горожан с плотностью, достигающей десятки человек на гектар, что теоретически должно было сопровождаться изменением правого статуса и градостроительного режима использования этих массивов.

К сожалению, соответствующие решения до сих пор не приняты, поэтому сосновые леса городов могут служить прекрасным полигоном для изучения различных стадий деградации лесных экосистем. Сначала происходит увеличение освещенности под пологом и образование световых окон в древесном пологе, дробление целостного массива тропами и отдельными вытоптанными пятнами-сбоями, уменьшение мощности подстилки вследствие вытаптывания. Затем нарушается целостность мохового покрова, начинается внедрение луговых и рудеральных видов, площадь троп возрастает до 30 %. В подросте начинают преобладать тонкомерные стволы, а в древостое первого яруса появляется большое количе-

ство больных и усыхающих деревьев — более половины древостоя. Посещая одни и те же участки из года в год, мы видим, как прогалины расширяются до полян, на которых лесная подстилка вытаптывается, разрушается. В таком лесу естественное возобновление уже невозможно.

Особенно неустойчивыми к вытаптыванию оказались ценнейшие биогеоценозы сухих лишайниковых боров на поверхности эоловых дюн долинных зандров центра Русской равнины; по нашим наблюдениям, в таких ландшафтах необратимые явления распада древостоя могут начаться уже при нагрузке 10 человек на

1 га в час.

В лиственных (дубовых, осиновых, березовых, тополевых) рощах повреждения почвы, связанные с «распылением» растительной подстилки, происходят обычно на тропинках и дорогах, а также на больших площадях в кемпингах. Исчезновение растительной подстилки из-за фрагментации (распада на части и последующей эрозии и выщелачивания) обычно происходит на ранних стадиях образования тропинок и дорог. Размельченная лиственная подстилка разносится ветром, усугубляя эффект от вытаптывания. Уплотнение оказывает отрицательное воздействие на способность почвы восстанавливать свой растительный покров, так как повреждаются корни растений. Следствием уплотнения также является нарушение дренажа (которое вызывает смыв почвы и эрозию), затрудняется доступ влаги и воздуха к корням растений и почвенным организмам (что ведет к сокращению их популяций и к гибели растений), уменьшается количество пор в почве (что приводит к сокращению популяций более крупных почвенных животных). На суглинистых грунтах в местах наиболее активной рекреационной деятельности, на дорогах и тропинках, а также в местах туристических стоянок уплотнение почвы может вызвать развитие глеевых процессов, что изменяет общий характер ландшафта.

Схожие процессы наблюдаются и в пределах луговых рекреационных ландшафтов, в тех местах, где, скажем, в течение длительного времени располагаются палаточные лагеря, или на участках рек, прилегающих к учреждениям организованной рекреации. Вслед за первой стадией переуплотнения почвенного покрова начинается деградация лугового биоценоза, которая различно проходит на лугах с супесчаными и суглинистыми почвами. В первом случае после единичных прорывов дернины появляются целые окна обнаженного грунта, который перевевается ветром или перемывается атмосферными осадками и паводковыми водами. На суглинках луговая дигрессия проходит иные стадии: изменяется микрорельеф поверхности, появляются кочки, меняется видовой состав трав, происходит общее «закисление луга», в крайнем варианте также появляются пространства голого грунта с характерным неровным микрорельефом.391

Таким образом, сама по себе рекреационная деятельность не является непосредственной эрозионной силой, она лишь создает условия, способствующие разрушительному воздействию ветра, воды и т.д. Наиболее распространенными результатами воздействия рекреации, содействующими эрозии, являются сокращение растительного покрова и уплотнение почвы, которые связаны между собой и обычно наблюдаются одновременно.

Систематическая рекреация является весьма мощным фактором трансформации ландшафтов и отдельных экосистем. Прежде всего, следует учитывать, что рекреация — вид деятельности, проявляющий известную избирательность по отношению к определенным ландшафтам и их свойствам, причем в процессе осуществления рекреационной деятельности эти свойства могут поддерживаться — осознанно или косвенно — достаточно длительное время. Возьмем классическую рекреационную экосистему — сосновый бор на надпойменной террасе средней реки. Длящаяся годами умеренная рекреация постепенно приводит к выборке сухостоя, уничтожению кустарникового яруса, значительному разреживанию подлеска, невозможности возобновления сосны как породы — доминанты первого яруса; в результате формируется «просветленный» сосновый лес, как бы «законсервированный» в субклимаксной стадии, весьма привлекательный для рекреанта. Срок такой консервации, разумеется, не бесконечен; он зависит от множества факторов, в первую очередь от интенсивности рекреационной нагрузки и ухода, но в идеале такой «звонкий» бор может существовать полвека и более. Таким образом, можно говорить о рекреации как факторе, способном пролонгировать чередование тех или иных сущессионных стадий существования природного биогеоценоза.

Замечено, что в окрестностях городов ЕТР классические сосняки-черничники, сосняки сфагновые и ельники-кисличники под воздействием умеренной рекреации трансформировались в сторону сосняков и ельников травяных, а также сосняков и ельников сложных. Такой характер трансформации объясняется, по-видимому, исчезновением неустойчивого к вытаптыванию наземного кустарничкового яруса и замене его на лесное разнотравье. Это особенно характерно для малых городов, где этапам рекреационного использования пригородных лесов всегда предшествовали этапы пастбищной эксплуатации и связанного с нею обогащения верхнего горизонта почв.

С рекреацией тесно связано обеднение видового состава лесных и луговых экосистем. Виды, устойчивые к вытаптыванию, со временем абсолютно преобладают в наземном покрове лесных ландшафтов, равно как и в травостоях пойменных и водораздельных лугов. Если говорить о долинных лугах малых и средних рек региона, то здесь рекреация приняла эстафетную палочку от не-

умеренного выпаса, господствовавшего на этих пространствах все послевоенное время вплоть до распада колхозно-совхозной системы, поэтому оценить удельный вес конкретно рекреационных видов воздействия пока не представляется возможным.

⇐ Предыдущая 16 17 18 19 202122 23 24 25 Следующая ⇒