Мелиоративная трансформация ландшафтов

Болота и заболоченные леса занимали немалую площадь в лан­дшафтной структуре центра и особенно севера ЕТР. Болота издав­на входили в «третий» круг» хозяйственной и скрыторекреацион-ной активности крестьян (рис. 8.6), представляя собой места, ко­торые пусть и не часто, но посещались человеком, как правило, с промысловыми целями: для сбора ягод, некоторых лекарствен­ных растений и заготовления мха. Судя по названиям северорус­ских болот, с ними не связывались какие-либо отчетливо нега­тивные переживания: ближнее к деревне клюквенное болотце стра­шило крестьянина не больше, чем лес. Косвенным тому доказа­тельством служат названия — имена собственные многих болот, которые весьма поэтичны: Журавлиное, Скоморошино, Долгий Мох, Великий Мох. Промысловое от века использование болот, по всей вероятности, определило достаточно тесное знакомство людей как с верховыми, так и с низинные болотными массива­ми.

Уже в конце средних веков славяне освоили и заболоченные моренные водоразделы, и водно-ледниковые равнины с обшир­ными болотными массивами, а также возвышенно-равнинные поймы тектонически обусловленных низин, где селения можно было ставить только на «сухих» местах — «островах», «горушках» (моренных и камовых холмах), «вереях» и «веретьях» (гривах и песчаных грядах среди болот). В ходе вторичного освоения терри­тории устройства сельхозугодий на болотных урочищах было уже делом обычным: пожни на болотах, осушенных копаницами, упо­минаются в описях уже с XV в.

С конца XIX в. мелиорация проводится на уже вполне научной основе специальной Северной экспедицией по осушению болот, отчеты которой по целому ряду губерний публикуются в Лесном журнале в течение почти 15 лет. Масштабными осушительными работами на протяжении последней четверти XIX в. были созданы многие тысячи десятин сенокосов, местами — пашен и огородов.

Мелиорации подвергались и заболоченные леса для улучшения лесорастительных условий и увеличения продуктивности леса, причем осушением были затронуты не только торфяники, но и залесенные равнины с маломощным торфом. Параллельно прово­дились работы по расчистке верховьев рек, которые сводились, как правило, к углублению и выпрямлению русел рек, служив­ших водоприемниками.

Оценить масштабы изменений болот и заболоченных лесов XIX в. достаточно сложно из-за низкой точности изображения болот даже на военно-топографических картах того времени. Кроме того, нет данных об исходной мощности торфа и в большинстве случаев нельзя сказать, осталось ли осушаемое болото торфяником или же оно перешли другой тип ландшафта. Нет сведений и о типоло­гии осушаемых болотных массивов, ясно только, что под сеноко­сы осушались травяные (мезотрофные и эвтрофные) болота, но отмечаются и случаи получения сенокосов на моховых мезолигот-рофных и олиготрофных торфяниках. Кроме того, многие масси-

вы были осушены вторично уже в XX в. в послевоенное время. Сколько-нибудь упорядоченные сведения о болотах ЕТР были собраны только в середине прошлого века в результате составле­ния систематических кадастров заболоченных земель в целях вы­явления запасов торфа как (топливного сырья), так как многие первые ТЭЦ социалистической России работали на торфах.

Вплоть до середины XX в. большинство работ по осушению лес­ных болот и лесов приходилось на густонаселенные территории, в основном в центральных и западных районах России. Активные ра­боты по осушению болот севера начинаются только после Великой Отечественной войны. Всего в пределах таежной части Европей­ской России за весь период работ было осушено около 5 млн га болот и переувлажненных лесов. Подавляющее большинство осу­шенных болот приходится на густонаселенные территории с раз­витой транспортной инфраструктурой, и лишь отдельные болота осушались в пределах удаленных лесных массивов [16].

Основным методом осушения болот в СССР был так называ­емый черный метод культуры болот. При таком осушении болот­ные воды сбрасывались через осушительную сеть дрен и магист­ральных каналов в ближайший водоприемник (как правило, ис­ток малой реки), затем производилась планировка поверхности и верхний слой торфа обрабатывали с полным оборотом пласта и последующей его разделкой дисковыми боронами или фрезобара-банами. Освоению подверглись как низинные торфяники, в ос­новном на возвышенно-равнинных поймах рек или в притеррась-ях речных долин, так и крупные верховые массивы в озерно-лед-никовых котловинах на сводовых частях слабодренированных во­доразделов. Часть болотных массивов осваивалась в течение десят­ков лет и осваивается до сих пор, многие болота осушалось по­вторно после периода забрасывания; наконец, значительная часть осушенных и выработанных торфяников была брошена десятки лет назад и подвергается спонтанным процессам зарастания и фор­мирования ювенильных ландшафтов.

Интересно, что многие заброшенные и осушенные торфяники в 1970-е годы в начале развития «садово-огородной» рекреации были переданы в пользование коллективным садам.

Траектории антропогенных сукцессии на подвергшихся осу­шению торфяных массивах различны, они определяются началь­ными природными условиями, а также назначением и масштаба­ми работ.

На олиготрофных верховых болотах осушение приводило к улу­чшению роста кустарничков, переходу сфагновых болот в кустар-ничковые сосняки-мелколесья. В первые годы после проложения дренажной сети увеличивался рост сосны и появлялась новая ее поросль. Замедление роста наблюдалось через 20 — 25 лет после мелиорации, при этом четко дифференцировались два поколения

сосен по морфологии — «болотное» и «лесное», причем у старых болотных сосен крона дифференцируется на нижнюю часть с близ­ко посаженными искривленными сучьями (выросшими до мели­орации) и верхнюю часть с относительно прямыми стволом и ветвями. Подрост лесной формы растет гораздо гуще, чем старые болотные формы, и имеет прямые стволы с нормально сформи­рованной «опушечной» кроной. На массивах, осушенных в после­военное время, сосны достигают высоты 10—16 м, в древостое участвует береза, впоследствии появляется подрост ели. Видовой состав травяно-кустарничкового яруса осушенных верховых тор­фяников меняется довольно медленно: десятки лет сохраняются и доминируют багульник, голубика, клюква, морошка, пушица влагалищная и другие типичные виды. Нередко кустарнички раз­растаются до очень крупных размеров, особенно вдоль дренажных канав (кустики голубики могут достигать высоты до 1 м). Через некоторое время в напочвенном покрове становится все больше и больше черники и брусники. Покров сфагновых мхов как основ­ной элемент сообщества верховых болот начинает деградировать через несколько лет после проведения осушительной сети, при­чем скорость и степень выраженности этого процесса определяет­ся дренирующей способностью канав [16]. Таким образом, осуше­ние по эффекту соответствует переходу биогеоценоза из древесно-моховой в древесно-кустарничковую группу с умеренным увлажнени­ем (см. табл. 3.1).

На осушенных верховых торфяниках из-за неравномерности оседания торфа на болотных кочках и в понижениях формируется бугристый микрорельеф, высота отдельных бугров может дости­гать 0, 5м.

Нередкое вмешательство пожаров в процесс осушения полно­стью меняет картину сукцессионных смен, поскольку выгорание слоя торфа понижает поверхность и по сути нивелирует дрениру­ющий эффект канав, в результате заболачивание может возобно­виться.

Кроме того, возвратные сукцессии возможны при естествен­ном прекращении действия дренажной сети (каналы, если их не прочищать, быстро заиливаются торфяной крошкой и затягива­ются сфагнами), в этом случае условия роста сосны опять ухуд­шаются и кроны деревьев вновь приобретают болотный облик.

Переходные мезотрофные (с маломощным торфом) болота осушались в советский период в основном под сельскохозяйствен­ные угодья. В первые же годы после прокладки сети здесь появля­ется обильный подрост, в котором на ряду с сосной участвует береза (встречаются также черная и серая ольха), дающий через 15 — 20 лет густой жердняк; позднее появляется подрост ели. Уве­личивается обилие кустарников — ивы, крушины. Видовой состав травяно-кустарничкового яруса проявляет большую консерватив-

ность, сохраняясь без особых изменений в течение 15 — 20 лет. Затем к типичным видам переходных болот (вахта, сабельник, бо­лотные кустарнички) примешиваются представители лесного раз­нотравья (майник, ожика волосистая, щитовник игольчатый) и луговые влаголюбивые виды (лабазник, щучка). Характерно также появление видов-пионеров зарастания (иван-чая и малины). В те­чение 20 — 40 лет по мере действия дренажной сети деградирует сфагновый покров, а сменяющий его покров с преобладанием зеленых мхов обычно имеет покрытие не более 30 %. Таким обра­зом, на финальной стадии сукцессионных смен осушаемых ме-зотрофных болот формируются березово-сосновые леса с разно­образным по составу напочвенным покровом (травяно-кустрани-чковым, влажнотравным, травяно-сфагновым, чернично-сфагно-вым) — в зависимости от исходных условий. Следовательно, здесь мы наблюдаем аналогичный переход из древесно-моховой в дре­весно-кустарничковую группу умеренного увлажнения.

Дальнейшая судьба таких лесов зависит от устойчивости пони­жения уровня болотно-грунтовых вод. Если уровень опущен более чем на 0, 5 м, то под пологом сосны и березы формируется под­рост ели, которая за 30 — 40 лет выходит во второй ярус древостоя и начинает вытеснять основные породы. В напочвенном покрове начинают преобладать бореальные лесные виды, включая кисли­цу, почти полностью исчезают сфагновые мхи.

Однако более распространен возвратный процесс, связанный со вторичным повышением уровня грунтовых вод после заиления и заплывания дренажной сети. При этом процесс разболачивания и минерализации торфа приостанавливается и происходит мед­ленное обеднение видового состава травяно-кустарничкового яруса и разрастание сфагнов [16].

Низинные эвтрофные торфяники осушались также под сель­скохозяйственные угодья. Крупноосоковые низинные болота при осушении переходят в луга с преобладанием щучки и мелких осок. Поскольку торфяная залежь эвтрофных болот маломощна, за не­сколько десятков лет окультуривания торф может полностью сра­ботаться (минерализоваться) и в этом случае происходит полная смена ландшафтов. Так, от многих существовавших 50—100 лет назад низинных болот к настоящему времени не осталось никаких

следов.

Характерные для низинных торфяников леса из черной ольхи при осушении обогащаются другими древесными породами (бе­резой, черемухой, ивой козьей, елью). В таких лесах в первые годы после осушения господствуют травы, требовательные к богатым почвам: таволга вязолистная, крапива, сныть, папоротники, дуд­ник. Травостой может достигать высоты 1, 5 м. Верхний горизонт почв под таким лесами — темно-бурый сильно минерализован­ный низинный торф мощностью до 0, 5 м с ясно выраженной

комковатой структурой, типичной для гумусового горизонта. При сработке торфа ель начинает пробиваться в первый ярус древо-стоев и постепенно вытесняет другие породы, в первую очередь черную ольху. Под влиянием ели как эдификатора и виолента про­исходит выщелачивание и обеднение минерализуемого низинно­го торфа, в напочвенном покрове появляются типичные таежные виды: кислица, костяника, черника. Пристволовые повышения заселяются зелеными лесными мхами.

Низкобонитетные березовые травостои с примесью сосны и серой ольхи высотой 10—15 м могут сохраняться на заброшен­ных окультуренных торфяниках до полувека при неглубокой торфяной залежи и возможности естественного дренажа. В на­почвенном покрове за первые десять лет растения влажных лугов сменяются типично болотными травами: сабельником, хвощом речным, вахтой камышом лесным и другими; развивается сплош­ной покров сфагнов и кукушкина льна. Однако при прогрессиру­ющем заболачивании окультуренных торфяников происходит почти полная гибель выросшего здесь древостоя, а иногда и ку­старников. В травяном покрове господствующими видами стано­вятся осоки (например, осока пузырчатая); такие вновь забола­чивающиеся торфяники обводнены большую часть года и в тече­ние 10 — 20 лет превращаются в осоковые и травяно-осоковые низинные болота [16].

Таким образом, необратимость процессам осушения болот при­дает сработка относительного маломощного торфяного горизон­та, в других случаях при сохранении торфяной толщи одно лишь проведение дренажной сети не обеспечивает необратимого пони­жения уровня болотно-грунтовых вод и последующего заболачи­вания. Особенно это касается олиготрофных торфяников: их бед­ный субстрат ограничивает экологическую емкость местоположе­ния.

Итак, осушение и окультуривание временно приостанавлива­ют эволюцию низинных и переходных торфяников в направлении олиготрофных болот, при этом верхний торфяной горизонт ча­стично минерализуется. При снятии дренирующего воздействия процесс заболачивания, как правило, возобновляется, нередко осложняясь облесением. Кроме того, предшествующее окультури­вание может обусловить сдвиг в сторону увеличения трофности болота — первоначально мезотрофное болото после использова­ния в качестве угодья и последующего забрасывания имеет черты эвтрофного.

В последнее десятилетие в связи массовым запустением дере­вень, забросом сельскохозяйственных угодий и общим «одичани­ем» сельской местности на периферии освоенного пространства появился еще один весьма значительный фактор вторичного за­болачивания уже освоенных земель — деятельность бобров. Оказа-

лось, что бобры, расселяясь по речным долинам, не игнорируют и русла дрен, магистральных каналов и водоприемников осушен­ных торфяных массивов. Искусственные каналы отработанных тор­фяников и осушенных участков леса с их трапециевидным пра­вильным поперечным сечением и медленным течением представ­ляют собой идеальные водотоки для запруживания. Известны слу­чаи, когда деятельность бобров, сооружавших плотину на магист­ральном канале или коллекторах, приводила к образованию на месте осушенного и выработанного торфяника обширного озера, а также к подтоплению и вторичному заболачиванию значитель­ных площадей лесных массивов.

Вообще, осушительная сеть на верховых и переходных болотах эффективно функционирует без ремонта не более 10 лет, а через 30 лет дренажные канавы могут полностью заплыть сфагновыми мхами. Если учесть, что большая часть осушенных торфяников центрального Нечерноземья приближается как раз к такому воз­расту (с момента проведения работ), то понятно что, такие учас­тки представляют собой готовый полигон для изучения процес­сов обратимых и необратимых сукцессионных смен и трансфор­маций ландшафта.

Однако мелиорация затрагивала не только собственно болот­ные ландшафты, но и переувлажненные земли с подзолистыми (либо дерновыми) почвами и в различной степени развитыми процессами оглеения. Мелиорации подверглись многие речные поймы, озерные террасы, просто плоские участки озерно-ледни-ковых и моренных равнин на почвах тяжелого механического со­става. Мелиорацию широко применяли для создания окультурен­ных пастбищ, сенокосов и пахотных полей. Суть мелиорации зак­лючалась в создании рабочих участков, пригодных для механизи­рованной обработки («трактороспособные земли»). Однако мели­орация сельхозугодий — вид работ, как никакой другой требу­ющий аккуратности и точности. В одних случаях ошибки допуска­лись уже на этапе проектирования, когда контур, размеры и очер­тания дренажной сети не согласовывались с пластикой природ­ного рельефа. В других — сказывались некачественно, наспех вы­полненные работы, поскольку всегда осушали одни, а пытались выращивать урожай — другие. Канавы закладывались с «обратным уклоном» (из-за чего не работали даже весной), часто не разров­ненные кавальеры (валы из вынутого грунта) вдоль канав задер­живали сток с межканавных клеток, что приводило к их обводне­нию. Происходило переувлажнение мелиорируемых угодий, со­провождавшееся процессами оглеения и закисления почв. Мок­рые тяжелые глины и суглинки высыхали на летнем солнце, пре­вращаясь в корку, которая после вспашки разбивалась на круп­ные глыбы. Быстрое заплывание канав в совокупности с описан­ными процессами превращало новые мелиорации в бедленды.

Особенно крупная мелиоративная кампания была проведена Министерством мелиорации и водного хозяйства СССР в 1970 — 1980 гг. в целях создания укрупненных сельскохозяйственных уго­дий.

Эта мелиорация именовалась комплексной, поскольку подра­зумевалось, что она будет включать в себя осушительные работы (прокладку и ремонт дренажной сети), «культуртехнические ра­боты» на землях, не требующих осушения (расчистку от мелколе­сий, кустарников, валунов и т.д.), в некоторых случаях — строи­тельство оросительных системы (дождевальных установок). Одна­ко в реальности господствовавший затратный механизм освоения капитальных вложений стимулировал проведение наиболее до­рогостоящих осушительных (землеройных работ), поэтому пло­щади осушенных, в том числе повторно, угодий в несколько раз превышали площади земель, на которых был и проведены куль­туртехнические работы.

Мелиорация существенно изменяла облик многих ландшаф­тов; в целом укрупнение угодьев, выравнивание их границ, зача­стую секущих характеристические линий рельефа, сделало ланд­шафт более монотонным. Объединяя рабочие контуры и укрупняя поля, мелиораторы «извели» все островки и куртины леса, кото­рые не только разнообразили ландшафт, но и служили прибежи­щем многих видов растений и животных. Повсеместное использо­вание тяжелой техники на гусеничном ходу не могло обеспечить бережное отношение к ландшафту. Глубокие дренажные канавы нередко прокладывались так, что усиливались эрозионные про­цессы и вынос твердого вещества в реки. Менялась и конфигура­ция локальных водотоков — вновь проложенные магистральные дрены, собирая сток с расчищенных угодьев, на выходе с них превращались в бурные ручьи, часть естественных водотоков при этом усыхала или укорачивалась.

Гидрографическая сеть устроена таким образом, что верховья многих речных систем привязаны к приподнятым котловинам озерного происхождения, которые в настоящее время представ­ляют собой обширные болотные массивы. При осушении этих бо­лот и последующем освоении торфяных залежей мелиораторам требовались так называемые водоприемники — водоемы, в кото­рые сбрасывалась отведенная с болота вода (рис. 8.7). В качестве таковых практически всегда используются верховья рек, однако вместе с водой в них поступало и огромное количество торфяной крошки. Небольшие русла истоков за несколько лет забивались наносами, поступающими из магистральных каналов, мелели и попросту прекращали свое существование. На месте бывших ру­сел в верхних течениях рек остается лишь увлажненная вдоль таль­вега заросшая ложбина, само же русло прослеживаются ныне толь­ко на расстоянии 7—15 км от своего бывшего истока. При этом

местным жителям казалось, что истоки рек укорачиваются, как бы отступают от водоразделов.

«Спрямленные» реки и искусственные водоприемники оказа­лись весьма нестабильными водотоками, их искусственные на­сыпные борта быстро разрушались боковой эрозией, плоское ко­рытообразное дно зарастало и забивалось аллювием; в результате через 6—10 лет вода, прорывая нарезанные отрезки, устремля-

лась в прежние старицы; туда же уходила и фауна: рыба, водопла­вающие и гнездящиеся у воды птицы и т.п. (рис. 8.8).

К периодическому заболачиванию относится и заболачивание лесных вырубок и гарей, происходящее в результате нарушения баланса влаги в верхних горизонтах почвы. Абсолютное количе­ство воды в почве с уничтожением леса — главного потребителя почвенной влаги — увеличивается. Происходит перераспределе­ние поверхностной воды по площади вырубки, и отрицательные элементы рельефа становятся очагами наибольшего скопления длительно застаивающейся воды, в результате чего здесь ухудша­ется воздушный режим почвы и меняется растительный покров. Появляется кукушкин лен, затягивающий постепенно лесосеку сплошным ковром. На третий-четверный год после вырубки к гип-новым мхам присоединяются сфагновые, отдельные подушки ко­торых с течением времени сливаются в сплошной сфагновый по­кров. Иногда лесосека зарастает вейником, за которым следует осока, сабельник и даже сфагнумы. Заболачивание вырубок длит­ся 20 — 30 лет и прекращается под влиянием усиленной транспи-рации влаги возобновившимся на вырубке молодым лесом.

8.4. Производные антропогенные ландшафты и природные восстановительные сукцессии

Подзоны южной тайги и хвойно-широколиственных лесов ЕТР представляют собой хороший «полигон» для изучения вертикаль­ной и плановой структуры ландшафтов, трансформированных столетиями антропогенного воздействия.

Среди различных групп производных урочищ ландшафтов ко­нечно-моренных возвышенностей и моренных равнин видное ме­сто занимают ельники неморальные, для которых характерно уча­стие во втором ярусе древостоя широколиственных пород, а в травяном покрове — требовательного к плодородию светолюби­вого разнотравья, совсем несвойственного настоящей тайге. Боль­шинство дренированных наклонных местоположений, к которым тяготеют неморальные ельники, освоены под пашню еще с сере­дины нашего тысячелетия. Многие освоенные участки зарастали вторично, поэтому в существующих ныне лесах можно наблюдать следы былых пашен — мелкие (пахотные) и более глубокие (ме­жевые) борозды.

Широкое распространение в таежной зоне получили также производные высокополнотные березняки и осинники, форми­рующиеся после рубок.

Процесс смены коренных ельников производными березняка­ми и осинниками в более густонаселенных, главным образом, южных районах начался много веков назад с приходом земледель­ческого населения. Он усилился в конце XIX в., когда вместо ма­лоинтенсивных приисковых рубок стали вырубаться сплошь неко­торые лесные массивы практически без применения каких-либо ограничений и мер восстановления лесов. Но до начала концент­рированных рубок (1940— 1950-е годы) сохранялись еще большие массивы условно-коренных и коренных ельников, главным обра­зом в северных частях Костромской, Ярославской, Кировской, Тверской областей. Сейчас они почти полностью вырублены и сменились мелколиственными лесами (рис. 8.9).

Состав травянистой растительности в производных мелколи­ственных лесах существенно отличается от ее состава в еловых лесах, особенно в кислично-щитовниковом типе. Папоротники обычно не образует здесь выраженного яруса, встречаются отдель­ными зарослями, зато усиливается роль злаков, особенно бора

развесистого.

В ландшафтах пологоволнистых моренных равнин преобладают производные от ельников-черничников березняки, имеющие раз-нотравно-долгомошный напочвенный покров. На вырубках гос­подство захватывают щучка, иван-чай, вейник Лангсдорфа.

В сырых местообитаниях с ухудшенной аэрацией в пределах мо­ренных равнин были широко распространены ельники сфагновые.

Коренные урочища этой группы — ельники сфагновые IV, V клас­сов бонитета, часто с единичной примесью сосны и березы пуши­стой, они почти не сохранились в южной тайге, встречаются лишь в более глухих районах; они повсюду замещены на производные березняки, возникающие после рубок и пожаров (рис. 8.10). Произ­водные березняки формируют негустой подлесок из ив ушастой и пепельной; в напочвенном покрове преобладают сфагновые мхи

Траектории (последовательности) сукцессионных смен опре­деляются и глубиной антропогенной трансформации существо­вавших угодий. Поскольку в условиях центра и севера ЕТР многие поля подверглись хотя бы частично мелиорации, заброс угодий сопровождается постепенным прекращением функционирования дрен и возвратом геотопов (или их наборов) в исходное по харак­теру дренированности состояние. Это обстоятельство определяет изменение почв по гидроморфному тренду.

 

Интересными являются и фитоценотические закономерности зарастания. Некоторые угодья зарастают от опушечной линии за счет способности ольхи серой, осины и ивы козьей размножатся корнеотпрысковым способом, другие — от ремизов, оставленных когда-то при распашке посередине крупного поля. В плане зара­стание может иметь куртинный, или сплошной, дисперсный, бо­лее-менее равномерный характер. Можно различать сукцессии по преобладающим средоформирующих породам, в роли последних выступают ольха, береза, осина, ивы. Роль последних, по нашим наблюдениям, особенно велика: ивы формируют уникальные «юве-нильные» ландшафты на зарастающих пастбищах, сенокосах и пашнях, образуя многочисленные куртины, в состав которых вхо­дят сразу несколько видов ив. Учитывая возможность межвидовой гибридизации внутри этого рода, можно предполагать, что фло­ристический состав таких сообществ весьма сложен. Кроме кур­тин, образующих «острова зарастания», вдоль опушечной линии широко распространяются кустарниковые виды ив, формирую­щие более или менее плотные заросли. Преобладание ивы как пионерной породы особенно заметно на всех более или менее переувлажненных угодьях, а таких в Нечерноземье абсолютное большинство.

Среди других вариантов пионерных формаций выделяются ювенильные березняки, развивающиеся на полях легкосуглини­стого и супесчаного составов, особенно среди контуров втори­чных лесов с преобладанием березы в первом ярусе.

На глинистых грунтах преобладают ольшаники с влаголюби­вым высокотравьем и смешанные мелколиственные (обычно с господством осины) травяные кисличники.

В условиях близкого присутствия коренных пород тайги стадия господства мелколиственных пород в траектории зарастания мо­жет и отсутствовать. Так, в лесах, формирующихся на окультурен­ных песчаных дренированных равнинах, заметное место сразу за­нимает сосна. На суглинках моренных равнин в полях окруженных стеной елового леса ель появляется и нередко господствует в под­росте и молодняке уже на первой стадии.

В целом данных, позволяющих установить длительность лесо-восстановительных сукцессии на заброшенных угодьях, пока не очень много. Период формирования на заброшенной пашне спело­го древостоя с господством ели сопоставим с периодом появления сходного древостоя на месте сплошной рубки либо верхового по­жара. В южной тайге, как мы уже упоминали, это 100—150 лет, однако в различных местоположениях этот срок может изменяться. Так, уже есть сведения о том, что на дренированных песчаных эко-топах Валдайской возвышенности злаково-разнотравные луга, про­ходя через стадии сосновых лесов, сменяются ельниками через 80 — 100 лет. При осложнении траектории зарастания низовыми пожа-

рами, уничтожающими еловый подрост, появление темнохвойной тайги может произойти спустя 150 —200 лет. В менее дренирован­ных ландшафтах ельники кислично-зеленомошные с участием бе­резы формируются на залежах в течение 100—120 лет.

Не всегда представляется возможным определить, является ли данная стадия финальной или же длится значительный отрезок времени в связи с обстоятельствами, поддерживающими конк­ретное состояние сообщества. Так, например, Г.А.Исаченко [16] приводит пример зарастания сенокосов на камовых холмах, заб­рошенных с 1930-х годов, закончившееся формированием мелко­лиственных (березовых, сероольховых и даже рябиновых) травя­ных лесов без каких-либо признаков возобновления хвойных по­род. Во многих (но не во всех) случаях такую ситуацию можно объяснить отсутствием деревьев-источников семян.

В целом сукцессионные смены на бывших пахотных угодьях можно определить как конвергенцию, так как несмотря на разли­чия в траекториях зарастания сообщества по мере смыкания по­лога стремятся к пределу — условно коренному урочищу. Однако леса, выросшие на длительно использовавшихся сельскохозяй­ственных угодьях, отличаются от «непашенных» лесов тех же ме­стоположений более богатым составом флоры, обилием разно­травья и присутствием видов, чувствительных к обогащению по­чвы азотом. Эти качества: богатый флористический состав и по­вышенную продуктивность — можно искусственно пролонгиро­вать, если сохранять некоторые виды воздействия, например вы­борочные рубки и рубки формирования, в противном случае вто­ричные леса на бывших пашнях трансформируются в чисто хвой­ные древостой обычной темнохвойной тайги.

Полевые наблюдения

Экскурсия 12. Изучаем производные мелколиственные леса. Из

схемы видно, что в производных урочищах большая роль принадлежит мелколиственные породам, которые могут формировать как смешанные с основными зональными, так и собственно мелколиственные леса.

При изучении мелколиственных лесов следует обратить внимание на освещенность в этих лесах, степень развития кустарникового яруса, тра­вяного и мохового покрова. Кроны березы и осины дают мало тени, и поэтому под пологом древостоя достаточно света для развития растений нижних ярусов. В кустарниковом ярусе произрастают: крушина, жимо­лость, лещина, можжевельник и др. Хорошо развит травяной покров. Травостой обычно густой, двух-, трехярусный, представлен большим чис­лом видов. Береза и осина не имеют из числа спутников характерных травянистых растений: они как бы наследуют напочвенный покров корен­ных урочищ: под их пологом произрастают лесных виды, оставшиеся от коренного типа леса, и некоторые луговые и опушечные виды (марьян­ник дубравный, манжетка, Черноголовка, душистый колосок и др.).

Степень развития мохового покрова в мелколиственных лесах разли­чна. В некоторых случаях в березняках моховой покров хорошо развит и они образуют сообщества, сходные по напочвенному покрову с соответ­ствующими сообществами коренных лесов, например березняки зелено-мошники, березняки-долгомошники и т.п.

Интересно и то, что под пологом мелколиственных пород нередко ин­тенсивно возобновляется ель. На примере различных участков березняков и осинников с разновозрастным подростом ели можно наблюдать разли­чные стадии смены березового леса еловым. Всходы теневыносливой ели превосходно развиваются под пологом березы, постепенно достигая вы­соты древесного яруса, создают сильного затенение и затрудняют разви­тие не только подроста светолюбивых пород, но и развитие взрослых де­ревьев. Испытывая недостаток света, береза выпадает из древостоя, ус­тупая место ели. Так ландшафт «восстанавливается в правах»: местооби­тания занимаются биотой, аналогичной коренному типу леса.

Итак, вторичные мелколиственные леса, возникшие на месте корен­ных лесов, недолговечны и являются временными сукцессионными сме­нами. В них создаются благоприятные условия для восстановления раз-нее существовавших коренных растительных сообществ.

Наряду с березой и осиной широко распространенной породой, фор­мирующей островные полосные (вдоль рек) и куртинные леса, является ольха серая — невысоко дерево, размножающееся не только семенами, но и корневой порослью. Порода влаголюбивая, она произрастает на хорошо увлажненных почвах с высоким уровняем почвенно-грунтовых вод, образует как смешанные, так и чистые насаждения на поймах рек по нижним частям склонов террас и речных долин, у выходов подземных ключей и по окраинам болот.

В травяном покрове ольшаников развитие получает влаголюбивое разнотравье (крапива, лабазник, гравилат, скерда болотная, борец и др.).

Рисунок освоения как итог пространственной дифференциации ландшафтной оболочки

Итак, мы уже достаточно полно ознакомились с историей вза­имодействия человека с ландшафтом, чтобы подвести некоторые итоги. Очевидно, что под воздействием можно понимать любое событие, обусловленное внешними по отношению к ландшафту факторами и вызывающее сравнительно быстрое и относительно заметное изменение состояния ландшафта. Воздействия ландшафта, вызванные деятельностью человека, постепенно с течением мно­гих веков приводили к трансформации его свойств и к антропоге-низации («очеловечиванию»). В результате возникает антропоген­ный ландшафт, который в ряде случаев сопоставляют с понятием «культурный» ландшафт. Однако у такого сопоставления есть и свои противники, утверждающие, что не всякий ландшафт, пе­реживший влияние хозяйственной деятельности, можно назвать культурным, ибо в этом понятии заключен позитивный смысл.

К сожалению, зачастую после человеческого хозяйствования или даже просто присутствия (на туристско-рекреационных террито­риях, например) возникают настоящие бедленды — «дурные зем­ли». Поэтому, наверное, резонно различать среди антропогенных ландшафтов ландшафты культурные и техногенные. Было бы ло­гичным далее полагать, что к культурным относятся ландшафты, свойства которых были изменены в ходе сознательного и длитель­ного воздействия, а к техногенным — любые последствия присут­ствия «человека машинного», в том числе и те, которых он, по выражению Ф.Энгельса, вообще-то «не ожидал», но получил от природы в результате действия неотвратимого «экологического бумеранга». Однако подобное разделение, безусловно, будет уп­рощением, поскольку, с одной стороны, и в культурных ланд­шафтах часто проявляются неожиданные для его создателей свой­ства, с другой — и создатели бедлендов порой первоначально пытались «помочь» природе из самых лучших побуждений. Другое дело, что недостаток знаний и (или) квалификации, а также свой­ственное всем преобразователям нетерпение, как правило, при­водили в неожиданному результату.

Классификация антропогенных ландшафтов — весьма слож­ное занятие, поскольку содержательно формализовать огромное разнообразие измененных человеком экосистем и согласовать спо­собы такой формализации с другими исследователями очень не­просто. Понятно, что исходными признаками для построения клас­сификации будут воздействия на ландшафт, которые, в свою оче­редь, также необходимо предварительно упорядочить и сгруппи­ровать, т. е. классифицировать.

Здесь выделяются следующие воздействия (или нагрузки на

ландшафт):

• механические — нарушение почвы; исторически первичны,
так как уже проход первобытного племени по речной террасе со­
здает тропы;

• биотические — рубка лесов, отчуждение биологической про­
дукции в результате охоты; также очень древнее воздействие;

• химические — связанные с выбросов отходов (начиная с пер­
вобытных стоянок) и вредных веществ (в индустриальную эпоху);

• физические — воздействия физических полей, возникшие

⇐ Предыдущая16171819202122232425Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. III.1. Методологические основы классификации ландшафтов
2. V.4. Принципы и правила создания культурных ландшафтов
3. Антропогенная динамика ландшафта. Пороговые нагрузки. Обратные связи. Цепная реакция различных ландшафтов.
4. Антропогенные сукцессии: лесопромысловая и пирогенная динамика лесных ландшафтов
5. Биогеохимический круговорот. Биопродуктивность и биомасса ландшафтов.
6. Биомасса и биопродуктивность ландшафтов; коэффициент Ж
7. Ведущие отечественные и зарубежные географы ландшафтоведы. Их роль в становлении и развитии ландшафтоведения
8. Внешние факторы пространственной дифференциации ландшафтов.
9. Генезис и классификация болотных ландшафтов
10. Географические районы и литогенная основа ландшафтов
11. Главные понятия классического ландшафтоведения: ландшафтная оболочка, природный территориальный комплекс, ландшафт
12. ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЧЕЛОВЕКА ПРИ ОСВОЕНИИ ЛАНДШАФТОВ