Языковые и речевые особенности публицистического стиля

⇐ ПредыдущаяСтр 5 из 14Следующая ⇒

Цели субъекта, акты его взаимодействия с адресатом в средствах массовой коммуникации часто реализуются в оценке; ее прагматический

смысл заключается в том, что субъект, выражая свое отношение к какому-либо явлению, осознанно или неосознанно пытается вызвать адекватное отношение у адресата.

Не требует особых доказательств утверждение, что оценка, выражаемая в текстах средств массовой информации, во многих случаях определяется социальными и идеологическими факторами: она обусловливается задачами политической борьбы, противостоянием идеологий, потребностями позитивной идейной и моральной самопрезентации, часто связанной со стремлением к компрометации оппонента. Оценки нередко заменяют в прессе логическую аргументацию, точнее, будучи рассчитанными на эмоциональное восприятие читателем, сами приобретают характер аргументов (или псевдоаргументов). Известной уловкой, позволяющей побеждать противника в споре, является «готтентотская мораль»: одни и те же поступки «своих» и «чужих» меряются разными мерками. Субъективное ограничение объема понятий, их оценочная переориентация издревле является важным приемом аргументации.

Оценка может выражаться как открыто – словами «плохо», «хорошо» и их синонимами, оценочными суффиксами. Прямые, резко аффективные оценки, которые во многих случаях представляют собой оскорбительные выпады, чаще всего выражаются пейоративной (отрицательно-оценочной) лексикой и фразеологией, используемой в качестве названий, определений и предикатов. Но возможны и иные способы выражения:

1. Навешивание ярлыков, то есть сведение политической позиции
адресата к тому или иному политическому направлению, вызывающему
активное неприятие со стороны общества или каких-либо социальных
групп: «Сталинист Зюганов является антикоммунистом национал-
социалистической ориентации» (МК, 1996).

Действенность таких выпадов подкрепляется использованием имен собственных, которые, как известно, обладают сильным ассоциативным потенциалом: «Но Зюганов восхваляет именно ту сторону учения того же Шпенглера, которую активно использовали в своих пропагандистских целях кадры Геббельса» (там-же).

2. Употребление метафоры, несущей в себе отрицательную оценку,
а также близких к ней сравнения и фразеологического оборота (в том
числе и трасформированного) в качестве номинации адресата
«ряженые» (Изв. 1996); «раковая опухоль»; «исчадие, возникшее из
«черной дыры» истории» (3. 1996).

Благодаря своей образности метафора обладает высокой эмотивностью: она ранит больнее, чем прямая номинация, и лучше запоминается.

3. Упоминание табуированных частей тела в сочетании с именами
собственными.

4.Упоминание физических недостатков оппонента или его идейных учителей:

· «Ходят слухи, что Борис Николаевич сам пытался подсчитать результаты референдума, да пальцев на руке не хватило — поручил Черномырдину» (М. 1993);

· «Беспалый у меченого отобрал жилплощадь»;

· «А то был, если помните, один коммунистический вождь, который непростительно не выговаривал «р» в слове «расстреливать» (Изв. 1996).

Ясно, что многие из таких оценок, особенно наподобие тех, что приведены в последних двух пунктах, будучи прямыми оскорблениями, находятся за пределами рамок культурного общения, нарушают нормы не только речевого этикета, но и нравственности.

В языке прессы, радио и телепередач встречаются и особые оценочные конструкции. Так, автор одной из публикаций, резко критикуя главного редактора другого печатного издания, заканчивает свою статью следующим образом: «Так что все, о В. Т. (в тексте имя и фамилия указаны полностью. — Авт.) больше не пишу <...> Но все же я В. Т. несказанно благодарен. Он поставил передо мной исключительно сложную творческую задачу: написать о главном редакторе, не употребляя слова «гнида». Получилось»(Минкин А. «Из носков Ельцина в портянки Руцкого» // МК. 1993. 19 окт.). Хотя оценка и не выражена здесь в форме прямой предикации, ее оскорбительный характер сохраняется, поскольку из общего контекста совершенно ясно, к кому именно она относится.

Как уже отмечалось выше, многие «прямые» оценки могут быть восприняты как оскорбления (и по существу являются ими). Поэтому часто авторы стремятся к косвенному, как бы «смягченному» выражению оценки, совершенно отчетливо при этом, однако, заявляя свое отношение к ее объекту. Одним из наиболее распространенных и эффективных способов непрямого выражения оценки является ирония, на основе которой нередко создаются целые тексты или, по крайней мере, их значительные фрагменты, ср.: «Едва ли не все беды нашей страны проистекают оттого, что мы не умеем электронными средствами показывать свой парламент. Показывать доброжелательно, взволнованно, проникновенно, подчеркивая его интеллектуальную мощь, демократическую наступательность и чисто душевное, человеческое великолепие. Сделать это чрезвычайно сложно, потому что, как известно, наши средства массовой информации оккупированы откровенными врагами народовластия, жалкими марионетками в лапищах г-на Полторанина и других прихвостней президентской команды. И все-таки... Все-таки правда по золотым крупицам, по родниковым капелькам прорывается в радиоэфир и на телеэкран. То выступит в рубрике «Герой недели» несгибаемая Сажи Умалатова, объявившая себя пожизненным депутатом Верховного Совета СССР. То сам Руслан Имранович или товарищ Зорькин из телеящика задушевно побеседуют с народом о текущем моменте в жизни страны и о продвижении демократии... (Зоркий А. Прелестные картинки / Кур. 1993. 8 июня). Очевидно, эффект заключается в том, что, проигрывая в резкости и прямоте, эта оценка выигрывает в остроумии и культуре.

Один из распространенных приемов косвенной оценки — создание контекстов самодискредитации «фигурантов» описываемой ситуации. Обычно они создаются путем цитирования высказываний какого-либо человека, которые отрицательно характеризуют его личность или деятельность, например, свидетельствуют о его непрофессионализме, грубости, малообразованности, низком уровне коммуникативной компетенции и речевой культуры. Так, в одной из газет было опубликовано следующее сообщение: «В конце февраля представители шахтеров сами приехали в Москву и добились встречи с вице-президентом СССР Геннадием Янаевым. Второй человек в государстве, по рассказу председателя воркутинского стачкома Виктора Колесникова, сказал следующее: «Если я до 26 февраля (с. г.) не дам ответа о готовности правительства СССР подписать генеральное типовое соглашение, то назовите меня козлом». Ответа в срок он не дал. Шахтеры решили бастовать» (Белочкин Д. Как вас теперь называть? // ЛГ. 1991. 20 марта). Через несколько дней другая газета опубликовала (разумеется, не без умысла) заметку под заголовком «Гнусная инсинуация», содержащую некое псевдоопровержение, способное лишь усилить компрометирующий эффект: в ней было полностью перепечатано приведенное выше сообщение, и, хотя со ссылками на самого бывшего вице-президента и одного из участников встречи информация о злополучной фразе, казалось бы, опровергалась, был создан такой контекст, который лишь, напротив, привлекал к ней внимание: «Понятное дело, в разговоре с разгоряченными шахтерами всякое могло быть... Но чтобы сам вице-президент... Не иначе как газета досрочно встретила первое апреля этого года, носящего, как известно, имя овцы» (КП. 1991. 22 марта). Создание контекста самокомпрометации - достаточно эффективный прием воздействия на читателя, так как он как бы устраняет посредника между объектом и адресатом оценки. Однако именно в подобных случаях приходится сталкиваться с достаточно большим числом журналистских мистификаций и неточностей, когда высказывания либо искажаются, либо приписываются лицам, никогда их не произносившим.

Говоря о приемах «смягчения» или «маскировки» оценки, следует принимать во внимание, что российскую печать сегодняшнего дня все же отличает стремление не столько к вуализации оценочного отношения, сколько к предельной открытости его выражения. Отсутствие цензуры и идеологического воздействия на печать позволяют авторам газетных материалов выбирать в качестве объекта оценки любой доступный их вниманию факт (или лицо), формировать оценку в соответствии с собственными взглядами, облекать ее в приемлемую для самих журналистов форму, ср.: «К тому времени, когда я ушел в «КоммерсантЪ», цензура поослабла в принципе. Мы как-то с моим другом писали статью для «Ъ», 1/1 нам надо было сказать, что Рыжков не очень умно себя повел.

Я говорю: «Хорошо бы сейчас написать, что Рыжков как-то по-дурацки себя повел». А потом вдруг мы поймали себя на мысли: а что, собственно, мешает нам так написать? » (Рогожников М. Интервью // МК. 1993. 13 окт.).

Однако свобода слова, оказалось, имеет и свою обратную сторону: выход из идеологии порой оборачивается выходом из культуры, разрушение окостеневших стереотипов понимается как отказ от следования любым, и в том числе нравственно-этическим, нормам.

Риторическое усиление речи путем использования тропов и фигур является одним из важнейших средств изложения с целью эмоционального и эстетического воздействия. Стандартизованность изложения обеспечивается воспроизводимостью фигур речи: в их основе лежат определенные схемы, которые могут наполняться каждый раз новыми словами. Эффект экспрессии достигается в результате операций сближения-противопоставления, либо в результате разрушения привычных стереотипов, либо благодаря изменениям речевой тактики, В публицистике встречаются практически все фигуры речи, однако доминируют следующие: вопросы различных типов; повторы, создаваемые средствами различных уровней; структурно-графические выделения.

С первых же строк статьи читатель часто встречается с такими разновидностями вопросов, как дубитация и объективизация. Дубитация – это ряд вопросов к воображаемому собеседнику, 'служащих для постановки проблемы и обоснования формы рассуждения, например: «Все чаще в средствах массовой информации публикуются социологические данные о популярности претендентов на высокую должность и прогнозы о вероятном победителе. Но насколько надежны эти данные? Можно ли им доверять? ». По сформулированным в начале статьи вопросам читатель судит и о проницательности журналиста, и о сходствах и различиях между собственной и авторской точкой зрения. Дубитация – это своего рода план дальнейшего изложения, а также способ установления контакта с читателем. Вопрос всегда обращен к собеседнику и требует от него ответной реакции. Таким образом, высвечивание тех или иных граней проблемы происходит как бы на глазах у читателя и при его участии. От этого возрастает убедительность выводов. Дубитация является важным композиционным приемом: она выполняет роль зачина, который может находиться как перед, так и после краткого изложения сути дела. Благодаря своим интонационным особенностям – изменение ритма текста – дубитация формирует динамичное вступление.

Объективизация - это вопрос, на который автор отвечает сам; это языковое средство, служащее для высвечивания отдельных сторон вопроса по мере развертывания текста, например: «Какие претензии предъявляются к переселенцам? Утверждают, что они опустошают пенсионную кассу и поглощают основные средства, выделяемые на пособия по безработице». Фигуры этого типа обычно располагаются в начале абзацев, они не только фиксируют повороты мысли, но и продвигают рассуждение вперед. К тому же, смена вопросительной и утвердительной интонации оживляет внимание читателя, помогает восстановить контакт с ним, внести разнообразие в авторский монолог.

Важным приемом организации публицистического текста является риторический вопрос – экспрессивное утверждение или отрицание, сформулированное в виде вопроса. «Станет ли связываться со Сбербанком человек, чьи сбережения в нем погорели? ». Риторический вопрос интонационно и структурно выделяется на фоне повествовательных предложений, что вносит в речь элемент неожиданности и тем самым усиливает ее выразительность. Некая театральность этого приема повышает стилистический статус текста, поднимает его над обыденной речью, делает эмоционально насыщенным. Открытый вопрос побуждает читателя к ответу, провоцирует его высказать собственное мнение, выявляет диалогическую природу публицистики.

Речевыми средствами поддержания контакта с читателем являются коммуникация, парантеза, риторическое восклицание и умолчание. Коммуникация – это мнимая передача трудной проблемы на рассмотрение слушателя, например: «В немецком городе Фрайбурге на 170 тыс. жителей 40 действующих храмов - и они еще плачутся на упадок религиозности; а в Новгороде на 220 тыс. жителей - всего два храма!.. Вот и считайте!..» Коммуникация бывает двух видов: один, подобно обсуждению, приглашает читателя к вдумчивому анализу уже сделанного автором вывода; другой останавливает рассуждение перед напрашивающимся выводом. Коммуникация служит средством убедительности рассуждения, поскольку читатель в них участвует сам.

Парантеза – самостоятельное, интонационно и графически выделенное высказывание, вставленное в основной текст и имеющее значение добавочного сообщения, разъяснения или авторской оценки: «В США от сальмонеллы (это вам не куриная слепота! ) ежегодно умирает 4000 человек и болеют около 5000 миллионов». Эта стилистическая фигура внутренне противоречива, так как, с одной стороны, она разрушает барьер между автором и читателем, создает ощущение взаимного доверия и понимания, порождает иллюзию перехода от подготовленной речи к неподготовленной, живой, но, с другой стороны, она вносит элемент нарочитости, поэтому нередко служит средством иронического, отстраненного изложения.

Умолчание – указание в письменном тексте графическими средствами (многоточием) на невысказанность части мысли: «Хотелось, как лучше, а получилось... как всегда-».

Повторы занимают чрезвычайно важное место в публицистике. Повторяющиеся сегменты речи фиксируются памятью и влияют на формирование отношения к соответствующей проблеме. Повторы могут

создаваться средствами любого языкового уровня:

– на лексическом уровне это может быть буквальный повтор одного и того же слова; столкновение паронимов (слов, близких по звучанию, но различных по значению); повтор антонимов или многозначного слова, выступающего в различных значениях; повтор синонимов: «Поэте Чечне

– он больше, чем поэт»; «Артур - начинающий бизнесмен и, возможно, в жизни руководствуется не столько классовыми соображениями, сколько кассовыми»; «Выборы в отсутствии выбора»; «Жертвы беззакония стали жертвами закона»;

– на синтаксическом уровне повтор может затрагивать структуру
предложения: Не ожидает от меня читатель описания плана к
завершающему этапу - новому социализму, я не собираюсь заниматься
разоблачениями в стиле генералов Калугина или Судоплатова, законы
конспирации остались для меня святыми. Не хочу я соревноваться и с
классиками антиутопий вроде Замятина, Оруэлла и Кабакова - моя задача
реализовать до конца «Голгофу» (М.Любимов).

Еще одним средством повышения выразительности высказывания является аппликация - вкрапление общеизвестных выражений -фразеологических оборотов, пословиц, поговорок, газетных штампов

– в несколько видоизмененном виде. «Требовали дать Горбачеву 10 лет
без права переписки с Маргарет Тэтчер»; «Из «Интернационала» слова не
выкинешь» и т.п. Аппликация совмещает два вида речевого поведения

– механическое, представляющее собой воспроизводство готовых
речевых формул и выражений, и творческое, экспериментаторское: «Чем
дальше влез, тем ближе вылез». Использованием аппликации
достигается сразу несколько целей: создается иллюзия живого
общения, автор демонстрирует свое остроумие, оживляется «стершийся»
от многократного употребления устойчивого выражения образ, текст
украшается еще одной фигурой.

Для обращения внимания читателя на какой-либо фрагмент текста в языке газет и журналов используются структурно-графические выделения, к которым относится сегментация, парцелляция и эпифраз.

Сегментация - это вынесение важного для автора компонента высказывания в начало фразы и превращение его в самостоятельное предложение, а затем дублирование его местоимением в оставшейся части фразы: «Обмен купюр: неужели все напрасно? ».

Парцелляция - в письменном тексте отделение точкой одного или нескольких элементов высказывания для привлечения к ним внимания читателя и придания им нового звучания. «Процесс пошел. Вспять? »

Эпифраз, или присоединение - добавочное уточняющее предложение или словосочетание, присоединяемое к уже законченному предложению: «Кто бы мог подумать, что вопрос об этом поставят боннские политики, да еще социал-демократы? ».

Все фигуры речи благодаря их формульной отточенности и завершенности прекрасно подходят для газетных заголовков, однако наиболее часто в них, как и в текстах используются различные виды тропов.

Троп – это любая языковая единица, имеющая смещенное значение, то есть второй план, просвечивающийся за буквальным значением. Самыми распространенными видами тропов являются метафоры и сравнения. Однако еще античные логики строжайше запрещали их использование для доказательства, так как считалось, что они искажают мысль, ибо выдают за тождественные предметы те, которые отличаются лишь подобием. «Б древние времена на Руси относились к бороде так же фанатично, как большевики к партбилету».

Метафора – это перенос имени с одной реалии на другую на основании замеченного между ними сходства. Способность создавать метафоры -фундаментальное свойство человеческого сознания, поскольку человек познает мир, сопоставляя новое с уже известным, открывая в них общее и объединяя под общим именем. С метафорой связаны многие операции по обработке знаний - их усвоение, преобразование, хранение и передача. Кроме того, метафора служит одним из средств выражения оценки, а нередко приобретает и статус аргумента в споре с оппонентами или при их обличении. Негативная оценка при использовании метафоры формируется за счет тех неблагоприятных для объекта метафоризации ассоциаций, которые сопровождают восприятие созданного автором образа: «Надо признать, что в общественном смысле деятельность «Правды», и «СР», и «Завтра» не совсем бесполезны: она канализирует накопившиеся в стране эмоциональные нечистоты. Конечно же, такая односторонность сантехнического сервиса возможна до определенной поры. Использование этой системы для подачи питьевой воды и позитивных идей не подходит».

Широко распространен в языке газеты каламбур, или игра слов,

– остроумное высказывание, основанное на одновременной реализации
в слове (словосочетании) прямого и переносного значений или на
совпадении звучания слов (словосочетаний) с различными значениями:
«Коммунистам в Татарстане ничего не светит, даже полумесяц».

Из устной речи в письменную публицистику проникает аллегория – такой способ повествования, при котором буквальный смысл целого
текста служит для того, чтобы указать на переносный смысл, передача
которого является подлинной целью повествования: «Ельцин бросал
вызов судьбе. А она его вызов не принимала – такая капризная дама
уступала ему без боя. Может, не хотела связываться».

Метонимия – перенос имени с одной реалии на другую по логической смежности также является одним из самых употребительных тропов: «Как сообщил в понедельник офис вице-президента Альберта Гора...».

К метонимии очень близка синекдоха - перенос имени с целого на его часть: « Над нашей территорией может беспрепятственно летать любой, кто достал «борт» и горючее».

В последнее время авторизация текста и прием иронического повествования стали чуть ли не основным в газетной публицистике. Во главе угла стал образ независимого наблюдателя, не принимающего старой системы ценностей и не навязывающего своей, все подвергающего непредвзятому критическому анализу. В связи с этим важную роль играет антифразис – употребление слова или выражения, несущего в себе оценку, противоположную той, которая явствует из контекста.

Антифразис имеет две разновидности: иронию – завышение оценки с целью ее понижения и мейозис – занижение оценки с целью ее повышения. «Короче, налицо некоторый повод для ликования крестьянства», «Эквадор чувствует свою вину за то, что банановая кожура часто появляется на московских улицах». Первая фраза явно иронична, так как слово «ликование» относится к высокому стилю и содержит завышенную оценку того бытового явления, которое оно называет; во второй фразе притворно занижена оценка, то есть налицо мейозис.

Предельным, наиболее резким выражением иронии является сарказм: «Затем новенький кандидат в президенты вышел на улицу пообщаться в капелистный апрельский день с народом, часть которого охраняли спецслужбы, да так бдительно, что улица Куйбышева (Ильинка) была запружена спецмашинами и людьми в добротных черных пальто».

Не является тропом в строгом смысле слова аллюзия, она представляет собой прием текстообразования, заключающийся в соотнесении создаваемого текста с каким-либо прецедентным фактом – литературным или историческим.

Аллюзия – это намек на известные исторические обстоятельства текста. Содержащие аллюзию высказывания помимо буквального смысла имеют второй план, заставляющий слушателя обратиться к тем или иным воспоминаниям, ощущениям, обстоятельствам, ассоциациям.

По содержанию аллюзии подразделяются на исторические и литературные. Первые строятся на упоминании исторического события или лица, вторые основаны на включении цитат из прецедентных литературных текстов (часто в измененном виде), а также упоминании эпизода, названия, персонажа какого-либо литературного произведения. Встречаются и смешанные аллюзии, обладающие признаками как литературной, так и исторической аллюзии: «После августа девяносто первого года в одно мгновение не стало трех китов, на которых все держалось: рухнула партия, развалилось союзное государство, приказала долго жить социалистическая ориентация. Все смешалось в России».

В газетных текстах используются следующие виды аллюзии:

- литературные цитаты и реминисценции, имена персонажей и
названия произведений - «Человек - это звучит горько»;

- видоизмененные высказывания известных деятелей науки,
политики, культуры: «Возникла почти революционная ситуация, когда низы
не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять никак. Ни по-старому,

ни по-новому»;

- библеизмы: «Служба воздушного движения грубо нарушила
наставления по производству полетов – своего рода «Отче наш» авиаторов»;

- цитаты из популярных песен, фразы из популярных фильмов,
названия теле- и видеофильмов: «Любимый урка может спать спокойно»;
«Внимание: всем послам! »;

- крылатые выражения: «Теперь все будет просто: пришел, увидел,
поменял».

Как видим, используемые в газетных текстах, заголовках, особенно в рекламных текстах виды аллюзии основываются на компонентах массовой культуры, так как данная сфера ориентирована на массового читателя и слушателя. «Явным отличием газетного языка служит то, что вследствие высокой и интенсивной воспроизводимости отдельных вырабатываемых средств языка он как раз не претендует на их закрепление, и напротив, императивно тяготеет к их непрерывному обновлению» (Костомаров В.Г. Русский язык на газетной полосе. – М., 1971. – С. 257).

Действие в средствах массовой информации двух тенденций – к стандартизованности и экспрессивности – не ограничивается использованием тропов и фигур речи. Например, стремление к речевой выразительности нередко проявляется в создании окказионализмов -слов-однодневок, которых нет в словарях, но которые способны ярко выразить оценку явления, создать интересный образ: съезданутый, рублепад, отрублились.

Стремление к экспрессии приводит к противоположному результату – к созданию штампа. Штамп представляет собой изначально образное, но в силу своего постоянного употребления утратившее свою экспрессию выражение, например: черное золото, флагман индустрии, труженики полей, эстафета поколений.

Штампы не следует смешивать с клише – положительными конструктивными единицами, которые представляют собой не претендующие на образность и экспрессивность обороты, служащие для экономии мыслительных усилий: мирное сосуществование, государственное регулирование, понижение уровня жизни.

Одной из характерных черт языка периодической печати является и полистилизм- возможность использования языковых средств, различных по стилевой принадлежности и нормативному статусу, книжных и разговорных, пафосных и сниженных, терминов и жаргонизмов. Однако, сочетая разностилевые элементы, журналист должен следовать требованиям уместности и целесообразности.

На морфологическом уровне публицистически окрашенных средств совсем немного. Здесь можно отметить стилистически значимые морфологические формы различных частей речи. Например, для публицистического стиля характерно употребление единственного числа существительного в обобщенном, собирательном значении: русский человек всегда отличался своей понятливостью и выносливостью; это оказалось разорительным для британского налогоплательщика. Частной особенностью является употребление несчитаемых существительных в форме множественного числа: свободы, настроения, круги, власти – в особом значении.

К числу языковых особенностей публицистики следует отнести частотность форм повелительного наклонения, которое используется как средство активизации внимания: судите сами, давайте подумаем. Публицистически окрашенными считаются риторически-возвышенные формы существительных 3 склонения (властию, кровию), причастные образования на -омый (ведомый, влекомый, искомый).

Исследования частотности употребления глагольных временных форм показывают, что для публицистического стиля характерно настоящее и прошедшее время; причем формы прошедшего времени здесь гораздо более частотны, чем в научных и деловых текстах, где доминирует настоящее время.

Высока употребительность в публицистических текстах различного рода частиц, в особенности отрицательных и усилительных (не, ни, же, ведь, даже, лишь, вот); производных предлогов (в области, на основе, в качестве, на базе, в свете, входе).

Синтаксис публицистики существенно отличается тем, что в нем много экспрессивных конструкций, не свойственных другим стилям: риторические вопросы; повторы, восклицания; сегментация и парцелляция. Также для данного стиля характерно частое использование обратного порядка слов. В стилистической системе современного русского языка публицистический стиль занимает промежуточное положение между разговорным, с одной стороны, и официально-деловым и научным – с другой.

⇐ Предыдущая 1 2 3 456 7 8 9 10 Следующая ⇒