История ораторского искусства

 

Красноречие в Древней Греции рассматривалось как один из видов искусства. Однако в его классификации непосредственная связь проводилась лишь между красноречием, с одной стороны, и поэзией и актерским творчеством – с другой. Показательна, например, книга “О возвышенном”, автор которой неизвестен. В ней риторика занимает преимущественное место и трактуется как наука о слове вообще и в первую очередь – о поэзии, прозе и красноречии. В трактовке анонимного автора, ритор – это и поэт, и мастер слова – оратор. Книга “О возвышенном” свидетельствует о том, что в античности риторике обучались как поэты, так и ораторы, Последние охотно прибегали к чисто поэтическим приемам, чтобы усилить выразительность своей речи.

В высказываниях других античных мыслителей можно встретить также уподобления риторики живописи, скульптуре и даже архитектуре. Но такие высказывания весьма редки и часто неубедительны. Чаще же всего ораторское искусство рассматривалось как родная сестра поэзии и сценического искусства. И если, например, Аристотель в “Риторике” и особенно в “Поэтике”, сравнивая красноречие и поэзию, находил нечто общее между ними, то Цицерон в своих публичных выступлениях прибегал к актерским приемам.

В позднейшие времена также устанавливались связи между ораторским искусством и поэзией, между красноречием и актерским творчеством. Например, М. В. Ломоносов в “Кратком руководстве к риторике на пользу любителей красноречия” первостепенное значение придавал именно художественным компонентам публичной речи. Красноречие, по определению Ломоносова, означает сладкоречие” (“красно говорить”). Этим оно “превышает многие искусства”, отличается чистотой “штиля”, великолепием и силой слова, живо представляющего описываемое, как бы изображающее и поэтому возбуждающее человеческие страсти. Возбуждать и утолять страсти – такова, по утверждению великого ученого, первейшая обязанность оратора. Сходные мысли содержит книга А. Ф. Мерзлякова “Об истинных качествах поэта и оратора”, изданная в 1824 г. Одно то, что поэт и оратор рассматриваются как люди одинакового творческого труда, уже свидетельствует о том, что автор названного сочинения не проводил резкой грани между стихотворцем и ритором. Об определенной связи поэзии и красноречия писал также В. Г. Белинский в рецензии “Общая риторика Кошанского”, где утверждал, что “поэзия входит в красноречие как элемент, является в нем не целью, а средством”.

Выдающийся русский судебный оратор и теоретик красноречия А. Ф. Кони (1844–1927) много писал об ораторском искусстве как истинном творчестве, не лишенном художественности и даже элементов поэзии. Всецело соглашаясь с толкованием красноречия П. С. Пороховщиковым, Кони писал: “Красноречие–это и литературное творчество, но, в устной форме. Оратор так же, как и поэт, обладает творческим воображением, и разница между ними та, что они к одной и той же действительности подходят с разных точек зрения”.

В современной литературе можно встретить сопоставления ораторской речи и поэзии ( Асеев “Кому и зачем нужна поэзия? ”, Афонин “Искусство художественного слова” и др.)

Что же дает основание для таких сопоставлений и аналогий?

Конечно, прежде всего то, что художественное творчество вообще, как и красноречие, будучи видом его, относится к сфере духовной жизни, являясь определенной формой идеологической и – шире – культурной деятельности. Как поэзия и театр, так и ораторское искусство есть созидание духовных ценностей. Все виды эстетического труда и красноречия по своему существу идеологичны, хотя, конечно, в разной степени и форме выражения. Как поэзия н театральное искусство, так и красноречие чутки к современности в своей исследовательской сущности и стремлении соответственно воздействовать на общественное мнение и психологию людей. Однако как раз это существенное обстоятельство, общее для этих видов искусства и красноречия, рассматривалось далеко не во всех исследованиях. Общее для поэзии и сценического искусства, а также красноречия большинство исследователей видели лишь в том,. что они оперируют словом. При этом фактически забывалось,. что живым, то есть устным и звучащим, словом пользуются только актер и оратор, а поэт (если он не ашуг) пишет и не всегда декламирует собственные творения точно так же, как драматург творит на основе и по нормам литературного языка, хотя и обязан подчиняться законам сценического искусства.

От связи разных видов искусства перейдем к рассмотрению различия между поэзией, театральным искусством, с одной стороны, и красноречием – с другой.

В художественном творчестве весьма существенное место занимают вымысел и домысливание. В красноречии применяется лишь домысливание, и то в сравнительно редких случаях, когда оратор говорит о возможном развитии освещаемого события или процесса. Конечно, талантливый оратор так же, как поэт или драматург, актер, одарен воображением, способностью к фантазии. Но вряд ли он может следовать, например, Пушкину и сказать:

Порой опять гармонией упьюсь,

Над вымыслом слезами обольюсь...

Если художественная фантазия вполне правомерно может творить на основе вымысла, то воображение оратора всецело опирается на данные действительности, на опыт II достижения науки. Ораторское воображение нередко проявляется в форме гипотезы, предположения или донаучного предвидения, но никогда не может быть плодом вымысла, воображения. Под художественным вымыслом, как известно, подразумевается то, чего никогда не было и даже не могло быть в жизни, но что тем не менее благодаря силе творческого дарования, талантливого созидания воспринимается как нечто реальное, могущее быть или даже будто бывшее.

Другое обстоятельство – условность. Она – исторически сложившаяся форма (способ) художественного отражения жизни, как правило, предельно дифференцирующаяся по видам и даже жанрам искусства. К тому же художественная условность всегда национальна, своеобразна и самобытна. Эстетика отличает условность в реалистическом искусстве, где она действует как форма правдивого воспроизведения действительности, условности формалистического искусства, так как здесь условность абсолютизируется, доводится до абсурда и поэтому ничего реального не отражает, кроме смутных представлений художника-модерниста. Стоит в связи с этим отметить, что эстетическая категория условности в искусстве имеет довольно богатую историю и видовое многообразие. Анализ, например, драматургии В. Маяковского, творчества А. Довженко или искусства московского театра “Современник”, не говоря уже о режиссерской практике и теории, был бы вполне достаточен, чтобы убедиться в том, насколько широко и разнообразно используется язык художественной условности в искусстве.

Что же касается красноречия, то условность в нем применяется опять-таки весьма ограниченно, и то исключительно в образности, стиле, манерах, а также жестах и мимике оратора. Предмет же красноречия, как и его конкретное содержание, всегда вполне реален. И говорится ли об этом предмете конкретно или в отвлеченной форме – все равно речь не может быть условной по существу.

Красноречие отличается от собственно искусства и тем, что в нем, как правило, не бывает художественного образа как основной формы воплощения ораторской мысли. В поэзии слово обязательно образно, метафорично и воплощает видимое или конкретно чувствуемое, так или иначе эмоционально переживаемое. В публичной речи мысль (идея) выражается в понятиях и определенных теоретических положениях, раскрываемых суждениями и доказательствами, умозаключениями и другими логическими категориями. Конечно, талантливый и опытный оратор всегда стремится пользоваться образностью речи, добивается ее наиболее яркой выразительности. Он стремится к живости описательной части своего публичного выступления, использует такие речевые средства, которые способны давать наглядное представление о вещах, разбираемых в лекции или обозрении. Но эти моменты в ораторском труде играют не главенствующую, а подчиненную роль, поэтому категория образа в красноречии не имеет того значения, которое она имеет в любом виде художественного творчества.

Еще одно обстоятельство – отношение к слову. В поэзии оно не только выразительное средство, но нередко и предмет поэтического обыгрывания в инструментовке стиха, в рифмованин – внутреннем и внешнем, в обеспечивании определенной образной повторности и музыкальности. Правда, не каждому поэту дается такое “обыгрывание”, но оно правомерно в лирическом творчестве, в искусстве поэтического слова. В красноречии такое обыгрывание исключается совершенно.

Обратимся еще к некоторым сравнениям, на этот раз между красноречием и актерским искусством.

Сценическое слово, повторим еще раз, порождает, говоря словами К. С. Станиславского, “физическое действие”: определяет поведение драматического или комедийного персонажа, его переживания и стремления. Речь оратора, хотя в отдельных своих частях и произносится не без эмоций и переживаний, не порождает разнообразных действий кроме того, что часто сопровождается жестами и сказывается в его мимике. Главное “действие”, которое он совершает по мере развертывания собственной речи, – это убедить своих слушателей в правдивости излагаемого, в истинности доказываемых им положений.

Далее, красноречие – такой же живой процесс, как и искусство театра. Зритель сценического искусства и слушатель лекции 'или доклада становятся соучастниками того, что совершает актер или оратор. Для театральных исполнителей вовсе не безразлично, полон или полупуст зрительный зал, для успеха спектакля существен также состав зрителей, их подготовленность к восприятию и пониманию разыгрываемой комедии или фарса, трагедий или драмы. Для лектора, политического обозревателя, докладчика или цехового агитатора также важно, кто и как, в каком настроении и с какой подготовленностью слушает произносимую в данный момент речь. Существенное значение для актера и оратора имеет также внешняя, как правило, эмоциональная выявленность мысли и переживаемых чувств. Красноречие отличается от актерского творчества своей самостоятельностью. Как известно, актерское исполнение есть труд, производный от сочинения драматурга. Есть пьеса – будет актерское искусство, нет ее – театр в целом вынужден молчать. Вообще говоря, всякое художественное исполнительство – будь то музыкальное или вокальное, художественное чтение или действие актера на сцене – есть творчество, вторичное по своей природе. Конечно, талантливый исполнитель выступает как самостоятельный художник, отличающийся своим “почерком”, стилем исполнения. Средствами своего искусства он не только раскрывает замысел драматурга или композитора, по нередко обнаруживает в исполнении музыкального произведения, чтении лирического стихотворения, басни или поэмы именно то, что не всегда “простым глазом” или слухом угадывается. История театра, например, изобилует гениальными прозрениями в актерском исполнении равными большому открытию в познании человеческой сущности. Актерское искусство есть сценическое воплощение замысла драматурга, образов и картин, созданных его воображением и талантом, к тому же по-своему трактуемых режиссером-постановщиком. Точно так же пианист, чтец-декламатор, какими бы талантливыми не самобытными они ни были, не могут целиком игнорировать не только содержание, но и форму исполняемого ими произведения, созданного композитором, писателем.

Иначе обстоит дело с ораторским трудом. Красноречие, будучи живым процессом, состоящим из двух стадий, едино по своему творческому характеру. Первая стадия может быть названа временем ораторского замысла, его вынашивания, продумывания идеи и темы, а тем более конкретного содержания предстоящего выступления, его конспектирования. Вторая стадия – это уже реальное воплощение замысла и темы ораторской речи – ее публичное исполнение. Как на первой, так и на второй стадиях оратор целиком предоставлен самому себе, и его труд составляет единство первичного и вторичного творчества. В своей работе истинный оратор самостоятелен и в известной мере оригинален от начала и до конца.

Правда, в античности были логографы – мастера писать тексты чужих речей. Они были сочинителями красноречия, с которым сами никогда не выступали. Логографы зарабатывали на том, что обеспечивали публичный успех и славу другим. В наше время не стало логографов, хотя “мастера” писать доклады или речи для.других, конечно, есть. Однако подобное творчество для них является побочным, не главным. Чтение подготовленных такими лицами текстов лишь в редчайших случаях бывает удачным и впечатляющим.

Действительный оратор всегда выступает в трех лицах: сочинителя (“драматурга”), постановщика (“режиссера”) и исполнителя своих лекций, бесед и других видов искусства публичного слова. При всем том оратор, в отличие от актера и режиссера, обходится без предварительных, тем более длительных и скрупулезных репетиций. Первое ораторское выступление по данной теме – это и репетиция, причем уже открытая, и вместе с тем публичное выступление. И если лектору или пропагандисту приходится вновь и вновь выступать по данной теме, то он имеет возможность совершенствовать свои выступления.

Другая особенность красноречия – полное отсутствие в нем игры или представления, а тем более перевоплощения в какой-либо образ. Яркая личность лектора, его очевидная одаренность, блеск и глубина его ума, манера говорить, его голос и эмоциональность, наконец, примечательная внешность в совокупности нередко воспринимаются слушателями как определенный образ, но не чужой, а образ самого оратора, счастливо одаренного природой множеством привлекательных качеств.

И еще одно сравнение. В отличие от актера оратор всегда один с аудиторией. Она может состоять из двух-трех десятков людей или сотни. Тем не менее лектор или докладчик должен одинаково свободно вести себя и с одинаковым успехом держать слушателей в “своей власти”. Конечно, актеру также приходится оставаться наедине со зрительным залом, но в редких, очень редких случаях и на считанные минуты заданного драматургом и режиссером монолога. Менять монолог, как и отказаться от намеченной и заранее отрепетированной мизансцены, он не может. Оратор же с самого начала и до конца своего выступления один перед массой людей. Он обязан приковать аудиторное внимание к себе, порою меняя какие-то частности в своем выступлении, импровизируя, повторяя трудные положения речи, прибегая к шуткам и т. д.

Однако сказанное не исчерпывает краткой характеристики основных особенностей красноречия. До сих пор оно рассматривалось главным образом в сопоставлении с искусством – такая аналогия стала традиционной. Любопытно, что “искусство”, в античности толковавшееся весьма широко и подразумевавшее всякое занятие, спустя столетия дифференцировалось на различные науки, ремесла, художественное творчество, медицину и даже военное дело, но за красноречием так и остался “титул” искусства. А ведь по своей сути красноречие если в целом и может назваться искусством, то в ряде своих аспектов и видов должно признаваться если не наукой, то непременно – орудием науки.

Если повнимательнее вчитаться в то, .что говорили или писали Платон и Аристотель в упоминавшихся трудах о риторике, то не так уж трудно будет заметить, что красноречие они рассматривали в системе знаний как способ познания и толкования сложных явлений жизни. В некоторых суждениях этих мыслителей даже исчезают грани между толкуемой риторикой и собственно наукой. Позднее, например, Френсис Бэкон (XVII в.) в работе “Опыты” риторику классифицировал как искусство “сообщения знаний”. Интересное положение сформулировал М. В. Ломоносов: “Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем преклонять других к своему об оной мнению. Преложенная по сему искусству материя называется речь или слово”. Эти мысли в разных вариациях развивали другие видные русские ораторы. Например, А. Ф. Мерзляков считал, что публичная речь – это прежде всего рассуждение в устном выступлении. Но оратор не просто рассуждает, его целью – убеждая разум, воздействовать на волю людей для достижения определенной цели. Книга Мерзлякова “Краткая риторика” фактически и обосновывала эту главную функцию красноречия, толкуя ее собственные научно-познавательные функции. В работе М. М. Сперанского “Правила высшего красноречия” разрабатываются основы ораторского искусства, призванного быть доказательным, рассудительным, несущего людям знания.

Короче говоря, традиционное понимание красноречия как вида искусства, а нередко и.словесности никого не должно вводить в заблуждение. Искусство и научность составляют сложный синтез двух относительно самостоятельных способов воздействия на людей. И если мы остановились на том, что дает основание характеризовать красноречие как искусство, то лишь потому, что это мнение весьма популярно, а главное, не одному современному слушателю, хочется в красноречии видеть прежде всего искусство – творчество в высшем его выражении, способное увлечь и заразить эмоционально любого слушателя.

В отличие от актера оратор всегда один с аудиторией. Она может состоять из двух – трех десятков людей, но в большом и переполненном зале могут находится сотни людей. Тем не менее лектор или докладчик должен одинаково свободно вести себя и с одинаковым успехом держать слушателей в своей власти. Конечно, актеру также приходится оставаться наедине со зрительным залом, но в редких случаях и на считанные минуты заданного драматургом и режиссером монолога. Менять монолог, как и отказаться от намеченной и заранее отрепетированной мизансцены, он не может. Оратор же с самого начала и до конца своего выступления один перед массой людей. Он обязан приковать аудиторное внимание к себе, порою меняя какие-то частности в своем выступлении, импровизируя мыслями и чувствами, повторяя трудные положения речи, прибегая к шуткам и т.д.

Отмечая основные отличия красноречия от поэтического и актерского творчества, мы вовсе не стремимся утверждать, что быть талантливым оратором труднее, чем одаренным поэтом и актером. Мы хотим лишь разобраться в основных особенностях красноречия как общественного явления, высказывая, может быть спорные мысли. Устанавливая сходные черты между поэзией и ораторским искусством, мы стремимся лишь доказать, что красноречие есть вполне самостоятельное творчество, имеющее свою специфику. Попытаемся охарактеризовать и оценить ее, рассматривая ораторское искусство дифференцировано.

Разнообразие риторики осознавалось еще в Древней Греции, где она различалась по видам. Основными из них считались:

· политическая или совещательная речь

· судебная речь

· торжественная или эпидектическая речь.

Кроме этого, в ораторском искусстве выделялось еще надгробное слово, посвященное памяти заслуженной личности, поэтому его произнесение поручалось лишь выдающемуся или хорошо известному оратору. Но, как показывает история древнегреческой риторики, наиболее широкое распространение и общественное влияние имело политическое и судебное красноречие. В нем чаще всего и отличались ораторы.

Такое видовое разделение риторики было чисто эмпирическим, пожалуй, даже эмоциональным, нежели вполне логически обоснованным. Даже гениальный Аристотель, в любом явлении доискивавшийся до самых глубин и узнанное обобщавший в определенных теоретических положениях, в своей " Риторике" также не дал глубокой классификации видов красноречия. Как уже отмечалось, он различал не виды а стили заранее написанной и произносимой (выученной наизусть) речи. Первое, писал он, точна, но суха, лишена аффектов, а вторая, то есть не писанная, о свободно исполненная речь- наиболее актерская, т.е. творческая. Причем о стиле этой речи Аристотель писал, что бывает два ее вида: " один передает характер, другой - аффекты..." Автор " Риторики" далее отмечал неуместность сценических приемов при чтении писанной речи, но они пригодны для живой речи. Аристотель не пояснял, что он подразумевал под " сценическими приемами", но можно допустить, что имелись в виду ораторский жест, мимика, интонация голоса. Действительно, как показывает опыт, внешнее, в том числе в какой-то мере изобразительные проявления ораторского состояния ( жестикуляция) естественными кажутся именно в развертывающейся речи, а не при чтении заранее написанного текста публичного выступления.

Дифференциацией античного красноречия занимался также Цицерон. В труде " Об ораторе" он писал, что " существует природа красноречия", и связывал их с типами самих ораторов. Какие же это роды? Прежде всего " ораторы велеречивые с возвышенной силой мысли и торжественностью выражений, решительные, разнообразные, неистощимые, могучие, во всеоружие готовые трогать и обращать сердца - и этого они достигали с помощью речи резкой, строгой, суровой, не отделанной и не закругленной, а иные, напротив, - речью гладкой, стройной, и законченной". Другой род " или группа" ораторов, писал Цицерон, это ораторы " сдержанные и проницательные, всему поучающие, все разъясняющие, а не возвеличивающие, отточенные в своей прозрачной, так сказать, и сжатой речи". Между этими двумя родами (группами) ораторов, утверждал Цицерон, есть еще один род - " средний и как бы умеренный род, не применяющий ни тонкой предусмотрительности последних, ни бурного натиска первых: он соприкасается с обоими, но не выдается ни в ту, ни в другую сторону, близок им обоим, или, вернее говоря, скорее не причастен ни тому, ни другому".

Далее Цицерон более подробно говорил об особенностях каждого из трех родов ораторов. Он высказывал немало любопытных соображений, помогающих разобраться в особенностях красноречия, которому он придавал весьма важное значение в общественной жизни. В частности, не безынтересно, что, по определению Цицерона " наилучший оратор тот, который своим словом научает слушателей и доставляет удовольствие, и производит на них сильное впечатление. Учить - обязанность оратора, доставлять удовольствие - честь, оказываемая слушателю, производить впечатление необходимо". Цицерон считал правомерной " украшательскую" речь, был убежден в том, что " истинно красноречив тот, кто умеет говорить о будничных делах просто, о великих делах величаво, о средних - стилем промежуточным между обоими". Иначе говоря, Цицерон требовал соответствия формы ( стиля, как он писал) и предмета, а значит, содержания - ораторской речи. И это положение, как это очевидно для непредубежденного человека, не противоречит научному подходу к сущности красноречия.

Однако цицероновская классификация ораторского искусства идеалистична, так как в ней фактически игнорируется предмет красноречия. Согласно цицероновской концепции, не предмет и тема публичной речи определяют ее характер, ее видовую особенность, а сама манера( стиль) этой речи играет решающую роль для ее предмета. Кроме того, Цицерон исходил не из объективно сложившихся форм и приемов риторики, а из личности оратора.

Какова личность оратора? Яркая, темпераментная, талантливая или малоодаренная, замкнутая? Эрудированная или дилетантская? Разумеется, успех любого публичного выступления определяется знаниями, талантом и мастерством оратора. Но в одном стиле он будет говорить, выступая с лекцией, например, о конституционном устройстве государства, в другом - в судебной речи или " надгробном слове", если иметь ввиду наиболее распространенные виды красноречия цицероновских времен. тема и назначение, форма и даже состав аудитории, а они - факты объективного характера - обязывали оратора не только в ту пору, но и намного раньше выступать по-разному, действовать в духе каждого вида красноречия. Талантливость и мастерство между прочим сказывались в том, что говорящий продумывал и затем произносил свою речь, во-первых, строго исходя из предмета: характера, объема, конкретного содержания и направленности темы; во-вторых, также строго учитывал состав аудитории, целевое назначение собрания, на котором он, оратор, держал речь.

Стоит также отметить неточность цицероновского толкования категории " рода" красноречия. То, что он подразумевал под ним, на самом деле относится к " видам" риторики, в совокупности своей составлявших род, то есть определенный класс искусства в риторики. Любопытно также, что в цицероновской, как и вообще в античной классификации ораторского искусства, не фигурирует " диалог" достигший высокой культуры в древнегреческих академиях, одним из первых мастеров которого показал себя, как уже отмечалось, Сократ.

Любопытно, что цицероновский принцип разделения красноречия по типам ораторов, по-видимому независимо от римских влияний (а может, и под их воздействием), в определенной степени сказался в Древней Грузии в том толковании, которое давал ораторскому искусству Фартадзе - видный деятель знаменитой Колхидской риторической школы и оратор IV века. В некоторых своих речах, тексты которых в довольно полном виде сохранились по сей день, грузинский ритор говорил об " искусно и пламенно произнесенном слове", о " соблазнительном и вкрадчивом изложении", то есть делил красноречие на виды примерно так, как это задолго до него делал Цицерон, исходя из стиля ораторской речи. Вместе с тем Фартадзе различал политическую и судебную речи. Первая, как он считал, рассчитана на то, чтобы убедив людей в верности развиваемых оратором положений, привести слушателей к правильному пониманию интересов государства и народа. Судебная же речь, пользуясь чисто риторическими средствами, должна быть строго аргументирована юридически. Однако и то истолкование видов красноречия, которое давал грузинский мыслитель было скорее описательным и эмпирическим, чем теоретическим, всерьез аргументированным.

Немало интересного содержат труды мыслителей и летописцев Армении V-VI столетий. Начиная уже с создателя армянской письменности и одного из выдающихся первых просветителей этой страны Месропа Маштоца деятели этой эпохи рассматривали красноречие в ряду других видов искусства, выделяя при этом силу слова, носителя мысли и красоты. В " Истории Армении" Фавстоса Бюзанда, " Истории Армении" Мовсеса Хоренаци и у других летописцев и ученых того времени приводятся образцы речей, в которых именно красота мысли и воплощающего ее слова выделяются как специфические признаки действительности ораторского искусства.

В древнеармянской классификации красноречия особый интерес представляет " Определения философии", труд выдающегося армянского философа VI века Давида Анахта (Непобедимого). Отражая достигнутый уровень философской мысли и логической культуры, это сочинение сыграло существенную роль в развитии любомудрия в Армении, ее теоретических знаний. Это сочинение в данном случае ценно тем, что содержит одну из самых ранних, наиболее полных и, главное, аргументированных классификаций познания: теоретического и опытного. Анахт писал - и это было серьезным достижением армянской философии, – что все существующее может быть разделено, определено, анализировано и доказано. Тем самым подводилась определенная методологическая база под классификацию теоретического знания и практики, выдвигались принципы в которых нетрудно усмотреть элементы материализма.

Обращаясь к ораторскому искусству, Давид Анахт рассматривал его как важный способ познания, как определенный вид искусства. Вместе с тем он и в данном случае применял принцип деления - классификации, различая виды красноречия. В " Определениях философии" он писал, что " ораторское искусство, являясь родом, делится на три вида: судебное, полемически-рассудочное, торжественно-праздничное". Порою мыслитель выражал свое несогласие с такой классификацией ораторского искусства, хотя и не объяснял сути своего несогласия. Но для нас в данном случае важна даже сама по себе констатация ученым древности красноречия как общественного явления и наличия его разделения. И, конечно, интересно суждение Давида Анахта о том, что полемически-рассудочное ораторское искусство " относится к будущему времени, так как когда кто-нибудь делится своими мыслями с кем-либо, то он думает о грядущем. А судебное относится к прошедшему времени, ибо всех, кого оно осуждает за то, что уже совершенно. Торжественно-праздничное же относится к настоящему, ибо имеет целью поднять настроение присутствующих".

Как видим Давид Анахт говорил прежде всего об определенном роде, подразумевая род познания или искусства. В пределах же этого рода он уже различал виды красноречия. В таком разделении сказался, во-первых, опыт классификации знания вообще; во-вторых, достижения античной риторики, а также того красноречия, которое развивалось в самой Армении. Сказался уровень самого теоретического осознания сути ораторского искусства и его видов. Что же касается характеристики особенностей каждого вида красноречия, то, конечно, вряд ли можно принять ее без серьезных оговорок. Мыслитель как бы отвлекался от конкретного предмета ораторского искусства в каждом отдельном его виде, рассматривая его по преимуществу в его отношении к трем временам: минувшему, настоящему и будущему. Кроме того, в самом таком разделении по временам обнаруживается элемент метафизики. Тем не менее классификация красноречия, данная в " Определениях философии", представляет интерес не только исторический, но и теоретический.

Не останавливаясь на других фактах античной и более поздней дифференциации ораторского искусства, следует отметить, что в ней, в частности в армянской классификации, не найти определения церковно-богословского красноречия, хотя, например, христианская проповедь к V-VI векам уже накопила порядочный опыт и выдвинула не одного видного ритора. Среди них первое место в Армении занимает воинствующий богослов, мыслитель и поэт, ставший католикосом, главой церкви, Иоанн Мандакуни. Его речи в свое время имели большое влияние на общественное сознание и оказывали сильное противодействие росту светской идеологии и материалистических тенденций.

В армянской классификации нет такого вида красноречия, как военно-патриотическая речь. Между тем образец такой речи, разумеется, в значительной мере домысленной, национального героя Вартана Мамиконяна, но очень характерной для V столетия, дан в книге одного из выдающихся летописцев и писателей Армении V столетняя Егише в его сочинении “История Вартана, и Армянской войны”.

Таким образом, та ранняя дифференциация красноречия, о которой говорится здесь, фактически не охватывала всех действительно существовавших видов риторики. Но тем не менее нельзя отрицать, что попытки классифицировать виды красноречия отражали движение к созданию оратороведения. Они имеют не только историческое значение. Некоторые суждения первых теоретиков риторики и в наше время не потеряли своего значения и способны содействовать развитию научного оратороведения.

⇐ Предыдущая3456789101112Следующая ⇒

Поделиться:

Популярное:

1. Cosa Nostra история сицилийской мафии
2. I) ГОРОДА ЗАПАДНОЙ СИБИРИ: ИСТОРИЯ ВОЗНИКНОВЕНИЯ И РАЗВИТИЯ (КОНЕЦ XVI – XVII ВВ.)
3. I. Введение. Краткая история лексикографии – (1 стр.)
4. I. Местное самоуправление в системе институтов конституционного строя. История местного самоуправления
5. I.История кодирования информации
6. II. Обзор среды и история болезни
7. V класс — история древнего мира до V века
8. VI класс — история средних веков до середины XVII века
9. VI. ИСТОЧНИКИ ВДОХНОВЕНИЯ ВОСТОЧНОГО ИСКУССТВА (1958г.)
10. А. ИСТОРИЯ И ЭВОЛЮЦИЯ ПАТЕНТОВ
11. Б1.В.03.01 История национальной государственности Удмуртии (очная форма обучения НОРМАТИВНЫЕ СРОКИ)
12. Блохин В. С. История поместных Православных Церквей: Учеб. пособие. - Екатеринбург: Рос. гос. проф.-пед. ун-т, 2004.- 244 с.