Русское языкознание первой половины XIX века

⇐ ПредыдущаяСтр 10 из 29Следующая ⇒

Начиная с XVIII в. можно говорить о включении русской лингвистической традиции в европейскую в двух отношениях. Во-первых, работы, созданные в странах Западной Европы, достаточно быстро становятся известны русским ученым и используются ими при разработке собственных концепций. Во-вторых, основные тенденции развития науки о языке в самой России во многом перекликаются с европейскими, хотя отнюдь не просто механически повторяют их. Так, говоря о первых десятилетиях XIX в., можно констатировать, что в России, как и за ее пределами, отмечают несколько направлений, по которым шло изучение языка.

Прежде всего, конечно, продолжалась разработка норм русского литературного языка, которая приобрела особую актуальность в связи с реформаторской деятельностью Н.М. Карамзина и его продолжателей, с одной стороны, и противодействием ей со стороны «архаистов», ведомых адмиралом А.С. Шишковым, возглавлявшим Российскую академию, – с другой. Эта полемика, как известно, сыграла важную роль в истории русской культуры, однако к собственно лингвистической проблематике ее обычно не относят.

Во-вторых, в рассматриваемый период появляется ряд работ, представлявших собой попытку применить к русскому языку принципы философской грамматики. В первую очередь здесь называют вышедший в 1806 г. в Харькове труд Ивана Степановича Рижского (1759 или 1761–1811) «Введение в круг словесности», представлявший собой, как отмечается в специальной литературе, первый в России опыт создания логико-грамматической концепции. В частности, И.С. Рижский подчеркивал, что «есть некоторые общие всем языкам законы, имеющие основание не на изволении народов, но на существенных и неизменяемых человеческого слова качествах, кои, делая оное всегда и везде с сей стороны единообразным, служат к тому, что люди разных веков и стран могут разуметь друг друга». Определяя слова как «знаки наших мыслей», автор делает вывод, согласно которому «свойства означаемой вещи должны находиться в ее изображении, если оно точно может их выражать. Следовательно, все, что существенно и всегда принадлежит нашим мыслям, должно быть существенно и непременно в наших словах». Вместе с тем И.С. Рижский отмечает и присущую каждому языку специфику: «…Как в чертах лица каждого не только народа, но и человека бывает нечто особенное, так и во всяком языке находится что-нибудь ему одному принадлежащее». Связано это с тем, что один и тот же предмет «иного народа поражает таким, другого другим качеством. От сего происходит, что понятие разных народов об одной и той же вещи бывают различны в рассуждении…»^[42]Указывает Рижский также на наличие понятий «о тех предметах, которые у него токмо одного находятся» и тем самым определяют «физиономию» каждого языка.

Говоря о самом предмете философской грамматики, автор отмечает, что человек, «переходя от слов к мыслям, а от сих к вещам» и по рассмотрении последних обратным путем доходя до слов, открыл существенные и повсеместные их принадлежности. Наконец, приведши все свое познание о сих общих качествах слова в непрерывную связь, составил из того особливую философскую науку, которая называется всеобщею или философскою грамматикою».

В работе Ивана Орнатовского «Новейшее начертание правил российской грамматики, на началах всеобщей основанное», вышедшей в свет в Харькове в 1811 г., также отмечается, что грамматика может быть «всеобщей, или философской», когда рассматривается состав речи в ее отношении к «понятиям, изображаемым членораздельными звуками», и частной, подчиненной первому виду и трактующей о правилах какого-либо конкретного языка. В самой грамматике им выделяется четыре раздела: словосоставление(словопроизведение, или этимология), словосочинение (синтаксис), словопроизношение (слогоударение, или просодия) и правописание (орфография). Говоря о взглядах Орнатовского, обращают также внимание на различение им языка как речевой деятельности вообще (общий и необходимый для всех людей естественный дар) и конкретного воплощения этого дара «принятыми в каждом народе особливо разнообразными звукоизменениями». При этом Орнатовский отмечал, что язык, первоначально представлявший собой звукоподражательные элементы, выражавшие те или иные чувства человека, постепенно эволюционирует и совершенствуется.

Почти одновременно с сочинением Орнатовского вышла и книга Ильи Федоровича Тимковского (1772–1853) «Опытный способ к философическому познанию российского языка» (Харьков, 1811), в которой подчеркивается, что «правила всеобщей грамматики, изъясняя употребление российского слова, приводят к познанию его состава, свойства и силы». Одновременно Тимковский подчеркивает связь истории языка с историей народа, отмечая внешние (например, взаимодействие с другими народами) и внутренние факторы, влияющие на язык. В работе рассматриваются также вопросы русской лексикологии (в частности, говорится об устаревших словах и заимствованиях), развивается ломоносовская теория «трех штилей» и т. д.

Особое место в русской лингвистической литературе занимает вышедшая в 1812 г. (по другим данным – в 1814) книга «Начертание всеобщей грамматики для гимназий Российской империи». Ее автор – немецкий ученый Людвиг Генрих ^[43] Якоб (1759–1827), с 1806 по 1816 г. живший и работавший в России, предпринял попытку проанализировать основные проблемы общего и русского языкознания с позиций знаковой теории. Согласно Якобу, язык представляет собой «систему таких знаков, которые можно по произволу употреблять для сообщения мыслей». Сам знак определяется как «каждый чувственный предмет, служащий средством к возбуждению другого определенного понятия в душе нашей и притом правильным образом». Различаются знаки естественные (телодвижения, взгляды) и искусственные (изображения, символы, слова). Понятия могут передаваться именно при помощи искусственных словесных знаков, преимущество которых перед прочими заключается в следующем:

– будучи относительно немногочисленными, они могут сочетаться друг с другом, что позволяет «составить большую разнообразность других знаков»;

– ограниченное число словесных знаков дает возможность легче удержать их в памяти;

– «искусственность» позволяет использовать их для целей общения;

– в отличие от всех других знаков словесные знаки можно использовать в самых разных ситуациях;

– будучи абстрактными, словесные знаки представляют однородные предметы обобщенно.

Л. Якоб особенно подчеркивает ту роль, которую выполняют словесные знаки в процессе мышления, «поелику без оных не можно никакой мысли в отвлеченности составить, а тем паче удержать».

Заслуживает внимания и проводившееся Якобом различие между языком как совокупностью словесных знаков и речью – их последовательностью для выражения связных мыслей и понятий. Поскольку словесные знаки объединены в язык по определенным законам, постольку задачей языкознания следует признавать выявление этих законов построения языка из присущих последнему форм и элементов. Предложение же понималось Якобом как выражение логического суждения, хотя большое внимание уделялось им и анализу собственно языковых структур.

Таким образом, можно констатировать, что уже в первые десятилетия XIX в. в России складывается логико-грамматическое направление, продолженное впоследствии трудами Н.И. Греча, П.М. Перевлесского, И.И. Давыдова и нашедшее наиболее выдающееся воплощение в концепции Ф.И. Буслаева, которая будет рассмотрена ниже.

В-третьих, как и в Западной Европе, начало XIX в. в России ознаменовалось формированием сравнительно-исторического языкознания. В той или иной степени проблемы языкового родства, которыми занимался еще М.В. Ломоносов, затрагивались и в рассмотренных выше трудах. Так, И. Орнатовский пытался классифицировать языки на древние и новые, коренные и производные, восточные и западные, отмечая близость славянского языка к латинскому и греческому.

И.Ф. Тимковский стремился обосновать родство русского языка с другими индоевропейскими (греческим, латинским, немецким и др.), сравнивая коренные числительные, термины родства, названия частей тела и т. п., с одной стороны, и указывая на фонетические, грамматические, семантические отличия русского языка от других славянских – с другой. Однако основоположником этого направления в России суждено было стать А.Х. Востокову.

Деятельность А.Х. Востокова

Александр Христофорович Востоков (Остенек)^[44] (1781–1864) внес огромный вклад в самые разные области славянской филологии. Он занимался описанием и изданием древних рукописей (в частности, знаменитого Остромирова Евангелия), лексикографией (одним из главных его научных достижений считается двухтомный «Словарь церковнославянского языка», изданный в 1859–1861 гг. в Петербурге), написал «Грамматику церковнославянского языка» (СПб, 1863), а также труды по поэтике и теории стихосложения. В последние десятилетия своей жизни ученый уделял много внимания разработке проблем русистики, выпустив в свет в 1831 г. неоднократно затем переиздававшиеся «Сокращенную русскую грамматику для употребления в высших учебных заведениях» и «Русскую грамматику А.Х. Востокова, по начертанию его сокращенной грамматики полнее изложенную». Эти работы, с одной стороны, продолжавшие и развивавшие ломоносовскую традицию, а с другой – содержавшие ряд интересных наблюдений над фактами русского языка, сыграли важную роль в развитии отечественного языкознания. Однако, говоря о вкладе А.Х. Востокова в науку, называют прежде всего относящийся к 1820 г. труд «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка, составляемой по древнейшим оного письменным памятникам», с которого и принято начинать историю сравнительно-исторического метода в России, а также принадлежащие ему исследования по славянской этимологии.

Характернейшей особенностью деятельности Востокова, свойственной в значительной степени всему русскому языкознанию первой половины XIX в., является то обстоятельство, что хотя ученый и высказывал уже в начале 1810-х гг. мысль о родстве европейских языков с санскритом, но сам занимался почти исключительно славянскими языками, устанавливая их отношение друг к другу, причем основным объектом его изучения был старославянский язык. Таким образом, в отличие от Западной Европы, где применительно к рассматриваемому периоду можно говорить о двух направлениях формирования компаративистики: с одной стороны, как индоевропеистики в целом, а с другой – как разработки истории тех или иных отдельных языков и их групп – германской, романской и т. п. (условно их иногда называют «линией Боппа» и «линией Гримма»), в России отмечалось бесспорное доминирование второй, что, конечно, не исключало привлечение данных индоевропеистики во вспомогательных целях.

Суммируя выдвинутые А.Х. Востоковым принципы сравнительно-исторического исследования, их можно представить в следующем виде:

1. Все славянские языки восходят к одному общему источнику, который нельзя отождествлять с церковнославянским (старославянским) языком^[45]. Вместе с тем «древний» славянский язык (IX–XIII вв.), отраженный в ранних письменных памятниках, позволяет сделать вывод, что «чем глубже в древность идут письменные памятники разных славянских диалектов, тем сходнее они между собой… Разность диалектов, существовавшая, без сомнения, в самой глубокой уже древности у разных поколений славянских, не касалась в то время еще до склонений, спряжений и других грамматических форм, а состояла большею частью только в различии выговора и в употреблении некоторых особенных слов».

2. При употреблении лексического материала с целью установления языкового родства, надлежит различать слова «первоклассные» и «второклассные» («первенствующие» и «второстепенные»). К первым относятся слова, обозначающие части тела, родственные связи, главные объекты окружающей природы и их качества, некоторые глаголы и служебные слова. Этот пласт лексики является наиболее древним и, как правило, в нем отсутствуют заимствования. Именно входящие в него слова служат в первую очередь базой для установления генетической связи между языками. Напротив, «второклассные слова» (названия орудий, ремесел, искусств и т. п.) в результате контактов между народами часто заимствуются; поэтому их сходство в сравниваемых языках само по себе «не составляет еще доказательства о единоплеменности народов или о сродстве языков».

3. Важнейшую роль при установлении языкового родства играет наличие звуковых соответствий в словах первого типа: «…Если такие первоклассные слова при тождестве значения в двух, трех или множайших языках имеют тот же или подобный звук, то сие может служить верным доказательством, что языки сим одного происхождения и корени».

4. Для восстановления исходного состояния родственных языков (праязыка)^[46] необходимо сопоставлять данные живых языков и диалектов с сохранившимися письменными памятниками, поскольку «каждый из новославянских языков и диалектов сохранил какие-нибудь особенные, потерянные другими слова, окончания и звуки общего их прародителя, древнего словенского, как сие можно видеть, сличая их грамматики и словари с памятниками, от древнего языка оставшимися».

Руководствуясь этими принципами, Востоков сделал ряд открытий, вошедших в арсенал славистики. Особое место среди них занимает разгадка так называемой «тайны юсов» – специфических букв славянского алфавита, называвшихся «юс большой» и «юс малый». Отмечая, что русские не имели соответствующих звуков, а выговаривали вместо них у и я, Востоков, привлекая данные польского языка, установил, что эти буквы должны были обозначать носовые гласные: юс большой – носовое « о », юс малый – носовое « е ». Востокову принадлежит и периодизация истории старославянского языка, который он подразделял на древний (IX–XIII вв.), средний (XV–XVI вв.) и новый (язык печатных церковных книг), отмечая, что последний «утратил многие формы грамматические, которые обогащали древний славянский и которые открываются еще и в среднем языке; но принял зато другие, заимствованные частью из образовавшихся между тем живых языков – русского, сербского, польского, коим говорили переписчики книг, часто же изобретенные позднейшими грамматиками».

Таким образом, труды А.Х. Востокова заложили в России надежные основы сравнительно-исторического изучения славянских языков, получившие в последующие десятилетия дальнейшее продолжение.

⇐ Предыдущая 5 6 7 8 91011 12 13 14 Следующая ⇒