Развитие славянского языкознания в трудах И.И. Срезневского и Ф.М. Буслаева

⇐ ПредыдущаяСтр 11 из 29Следующая ⇒

После трудов А.Х. Востокова в России быстро развивается славянская филология, представленная именами О.М. Бодянского (1808–1877), П.И. Прейса (1810–1846), В.И. Григоровича (1815–1876) и целого ряда других выдающихся ученых. Однако говоря о развитии в рассматриваемый период лингвистики в целом, выделяют прежде всего деятельность И.И. Срезневского и Ф.М. Буслаева.

Измаил Иванович Срезневский (1812–1880) оставил после себя более 800 печатных трудов, посвященных различным вопросам славянской и русской филологии, истории культуры, археологии, педагогики, методики преподавания и др. Важнейшей заслугой ученого перед отечественной наукой стала подготовка «Материалов для словаря древнерусского языка по письменным памятникам», которые были завершены и изданы уже после его смерти в 1893–1911 гг. Первым в России в 1849/50 учебном году он стал читать курс лекций по истории русского языка (сохранилась его запись, сделанная будущим вождем «революционных демократов» Н.Г. Чернышевским). Однако для развития теории языкознания особенно важна произнесенная им в 1849 г. на торжественном акте Санкт-Петербургского университета речь, опубликованная под заглавием «Мысли об истории русского языка».

В этой работе Срезневский подчеркивает тесную связь между языком и говорящим на нем народом: «Народ выражает себя всего полнее и вернее в языке своем. Народ и язык, один без другого представлен быть не может». Вместе с тем, перекликаясь в определенной степени с формировавшимся в середине XIX в. натуралистическим направлением, автор «Мыслей» подчеркивает: все, что есть в языке, «и сущность его, и изменяемость, все законно, как и во всяком произведении природы». При этом необходимо принимать во внимание как внешние, так и внутренние обстоятельства, обусловливающие эволюцию языка. К первым относятся «связи народа промышленные, умственные, политические, религиозные, кровнородственные с другими народами». Определенную роль могут сыграть и контакты с другими языками, в результате которых «может образоваться новый язык, по формам своим и похожий и не похожий на те, из которых он произошел. Ко вторым принадлежат действующие в языке противоречия, выявление того, какие явления и формы языка обязательны и необходимы, а без каких можно обойтись, установление в нем разновременно образованных слоев, древних и новых».

Важнейшими задачами истории языка, по мнению Срезневского, должны стать ответы на два вопроса: «Что был язык народа в то время, когда народ, как часть племени, отделился сначала вместе со всем племенем своим от семьи племен, и потом, когда как отдельный народ отделился от других народов своего племени? » и «Как изменялся язык в народе? » При этом ученый указывает, что «язык племени нельзя объяснить исторически без знания языка семьи племен, из которых он произошел», т. е. ставит вопрос о включении славистики в общую сферу индоевропейского языкознания. Однако вместе с тем он считает необходимым до сравнения русского языка с родственными ему «славянскими наречиями» провести подготовительную работу по описанию древних письменных памятников, диалектов, современного литературного языка в его отношении к народному и т. п. Основная часть «Мыслей», по существу, представляет собой программу всестороннего исторического изучения русского языка.

Подобно своему старшему современнику Срезневскому Федор Иванович Буслаев (1818–1897) отличался широтой и разнообразием научных интересов, создав ряд работ по древней и новой русской и славянской литературе, фольклору, искусствознанию и др. Однако для истории языкознания особенно важны его работы «О преподавании отечественного языка» (1844), «О влиянии христианства на славянский язык» (1848) и книга «Опыт исторической грамматики русского языка» (1858), впоследствии неоднократно переиздававшаяся под заглавием «Историческая грамматика русского языка».

На лингвистические взгляды Буслаева в достаточно большой степени повлияли концепции современных ему западных ученых, в частности, В. фон Гумбольдта и особенно Я. Гримма, многие положения которого отразились в его трудах. Вслед за своим немецким коллегой Буслаев считал, что «язык есть выражение не только мыслительности народной, но и всего быта, нравов и поверий, страны и истории народа». Причем все части – от звуков до предложений и их сочетаний – дополняют друг друга и образуют «одно целое, которое, в свою очередь, дает смысл и значение каждому из этих членов». При этом в языке могут быть представлены хронологически различные явления, образуя одновременное сосуществование старого и нового.

Как и большинство современных ему лингвистов, Буслаев (подобно Срезневскому) говорил о двух периодах существования языка – древнейшем и позднейшем. В первом периоде, который он считал самым интересным, «выражение мысли наиболее подчиняется живости впечатления и свойствам разговорной речи», наблюдается «сознательность в употреблении грамматических форм», тогда как во втором творчество завершается и словам «дается смысл общих отвлеченных понятий», происходит разрушение форм языка, которые начинают употребляться бессознательно^[47]. Отсюда вытекает необходимость сравнительно-исторического подхода, поскольку «только сравнительное изучение языков дает истинное и ясное понятие о законах языка, и только историческое исследование генетически объясняет, почему так, а не иначе употребляем мы ту или другую форму».

Говоря о принципах такого изучения применительно к русскому языку Буслаев (первый в России начавший преподавать сравнительную грамматику индоевропейских языков, хотя и не создавший в этой области оригинальных исследований) подчеркивал, что понять его как живое целое можно только в связи с другими славянскими и индоевропейскими языками. Поскольку каждый из них в процессе развития многое терял, а многое и сохранял из своих первичных свойств, постольку сравнительная грамматика, воссоздавая доисторическую жизнь индоевропейских языков, позволит восстановить и организм самого праязыка. С другой стороны, при объяснении фактов собственно русского языка Буслаев использовал данные немецкого, готского, латинского, санскрита, отмечая даже наличие в русском более древних явлений, чем в санскрите. Как и Срезневский (на работу которого он откликнулся небольшой рецензией), Буслаев отмечал, что «сравнительная часть истории русского языка должна решить, во-первых, чем отделился язык русский от прочих славянских наречий – именно, какие удержал древнейшие свойства, общие всем славянским наречиям, и какие изменил или вовсе утратил; во-вторых, чем отделился славянский язык вообще от прочих языков индоевропейских, какие свойства, общие им всем, удержал и какие изменил либо утратил». Отмечал он и практическое значение истории языка применительно к современности, поскольку, «чтобы отчетливо объяснить себе грамматические формы современного русского языка, необходимо исторически рассматривать их первоначальные и позднейшие изменения, подводя и то и другое под общие законы».

Важное место в концепции Буслаева занимали проблемы грамматической теории, в решении которых у него наблюдалась определенная двойственность. С одной стороны, он явно отмежевывается от «старинных так называемых общих грамматик, имевших целью решение весьма странной задачи оправдать язык логически, т. е. доказать, что параграфы схоластической логики удобно применяются к грамматическим фактам», в связи с чем достаточно критически оценивает воззрения К. Беккера, который, по его словам, «не умел определить настоящих границ между грамматикою и логикою». С другой стороны, подход к центральному понятию синтаксиса – предложению у Буслаева вполне логистичен: «Присоединение сказуемого к подлежащему именуется суждением. Суждение, выраженное словами, есть предложение». Подобные высказывания, естественно, делали ученого своеобразным символом логико-грамматического направления, а в последующие десятилетия – основным объектом критики его противников.

С такими результатами русская наука о языке подошла ко второй половине XIX в., ознаменовавшейся появлением целой плеяды выдающихся лингвистов.

⇐ Предыдущая 6 7 8 9 101112 13 14 15 Следующая ⇒